В том же 1895 г. по всей Японии праздновалось 1100-летие переноса столицы в Хэйан (Киото). В память о правлении основателя древнего города императора Камму было решено вновь, по примеру одноименного древнего зала, располагавшегося на территории императорского дворца, построить в Киото Бутокудэн, но уже на новом месте. Выбор пал на святилище Хэйан-дзингу — огромный синтоистский храм, посвящённый памяти императора Камму и выполненный в виде уменьшенной на треть копии старого императорского дворца, в центре которого был возведён главный павильон — Дайкёкудэн. Вот как описывал это событие его очевидец — европейский журналист и истовый японофил Лафкадио Хэрн: «Город великих храмов обогатился двумя зданиями, которые, наверное, никогда еще не были превзойдены за всё тысячелетнее существование города… Произведение, призванное к жизни правительством, называется Дай-Кёку-Дэн и построено в память восшествия на престол Камму-Тэнно, пятьдесят первого императора Японии и основателя святого города. Духу этого императора и посвящено Дай-Кёку-Дэн: таким образом, это синтоистский храм и самый прекрасный из всех них. Но, несмотря на это, его архитектура совсем не синтоистская, это скорее точная копия первоначального дворца Камму-Тэнно… Возвышенный дух Камму-Тэнно мог бы порадоваться таким восхитительным воскрешениям прошлого при помощи архитектурной магии». На обширной территории «фантастического храма» и нашлось место для размещения весьма комфортабельного по тем временам «многофункционального центра» боевых искусств с залами для занятий дзюдзюцу, кэнддзюцу и галереей для кюдзюцу.

17 апреля 1895 г. в Киото по поручению императора Мэйдзи было официально объявлено о создании Общества Воинской добродетели Великой Японии — Дай Ниппон Бутокукай — со штаб-квартирой организации в Хэйан-дзингу. Решение было поддержано выдающимися наставниками боевых искусств Японии, ведущими социально-политическими деятелями страны, а также, что было особенно важно, Министерством образования. Несмотря на свое вполне «гуманитарное» название, это ведомство стало одним из ключевых в эпоху Мэйдзи и распространило свое влияние на все сферы японского общества. В его недрах в значительной мере определялась внутренняя, а в определённом смысле и внешняя, политика государства.

В том, что именно образование помогает эффективно строить будущее, японцы никогда не сомневались, а потому соответствующее ведомство стало важнейшим проводником в жизнь новой идеологии Японии. Первое десятилетие после Реставрации Мэйдзи власти вырабатывали свой взгляд на систему воспитания подрастающего поколения, тщательно увязывая его со строящейся государственной политикой, религией, создаваемой на базе синто новой национальной идеей, базирующейся на принципах кокутай, божественного происхождения Японии. Что это значит? Кокутай (буквально «государственный организм») называлось учение, разработанное в первой половине XIX в. так называемой «школой Мито» — группой националистически настроенных ученых, и очень скоро ставшее официальной идеологической и правовой доктриной мэйдзийской Японии. В соответствии с ней существует специфически японская национально-государственная общность — кокутай, объединяющая в единое живое целое на первом уровне — мир богов коми и императора, как первосвященника синто, на втором — японский народ (потомков богов), и на третьем — Японские острова (творение богов).

Теория кокутай утверждала существование исключительного японского феномена — уникального и неповторимого, тем самым одновременно как бы отказывая другим государствам в праве на «органичность» и видя в них лишь «механизмы». Уникальность кокутай и мнимая необходимость его распространения в Азии стали основой японской националистической идеологии в первой половине XX в. В качестве главных доказательств этой уникальности использовались такие популярные еще с XIV в. аргументы, как существование «непрерывной в веках» династии императоров божественного происхождения, и то, что территория Японии никогда никем не завоевывалась, — в этом она решительно противопоставлялась остальному миру. Например, в 1941 г. правовед и видный идеолог национализма Хиранума Киитиро (1867–1952), бывший в то время министром внутренних дел, заявлял: «Японское государственное устройство не имеет аналогов в мире… В других странах династии основывались людьми. <.. > И лишь в Японии престол унаследован от божественных предков. Династии, созданные людьми, могут погибнуть, но трон, основанный богами, неподвластен воле людей». Богоизбранность, непогрешимость и уникальный дух стали идеологией японской нации на долгие десятилетия. Идеи кокутай нашли воплощение и в новой трактовке бусидо. Видный современный политолог и японовед, профессор университета Такусёку (об этом вузе ещё пойдет речь в дальнейшем) В.Э. Молодяков, размышляя о идеологии кокутай, точно подметил, имея в виду именно мэйдзийские времена: «В этике бусидо воплотились те же принципы, что и в учении о кокутай: единство божественного императора и его богоизбранных подданных; священный характер связывающих их семейных и “более-чем-семейных” уз; безграничная доброта императора к подданным и их безграничная ответственность перед ним; “небесное предназначение” или “небесная миссия” (тэммэй) японской нации в следовании “путем богов” (синто) и “императорским путем” (кодо) (это понятие приобрело особое значение в 30-е годы XX в.). Кульминационным моментом жизни японца в соответствии и с кокутай и с бусидо провозглашалось принесение своей жизни в жертву императору и богам, в чем проявлялись и долг, и любовь, и ответственность, и верность».

В эпоху Мэйдзи, да и позже, «на острие атаки», в авангарде насаждения кокутай находилось Министерство образования Японии. По оценке Донна Дрэгера, к середине 1880-х гг. система просвещения в этой стране превратилась «из разрозненно существовавших отдельных программ обучения, направленных на воспитание всесторонне образованных граждан, в стандартную национальную систему, поставляющую умелых работников для нужд армии, флота, промышленности и сельского хозяйства. Особое внимание уделялось нравственному воспитанию, что, как ожидалось, должно оградить японских граждан от влияния западной культуры и заменить ее тлетворное влияние благотворно воздействующей на них собственной, японской культурой. Эти изменения свое высшее выражение нашли в императорском рескрипте по образованию, изданном в 1890 г., где особо говорится о социальной гармонии, а преданность императору преподносится как добродетель».

Зная всё это, совсем не удивительным, а, наоборот, абсолютно закономерным представляется тот факт, что министром образования в эту критическую для Японии эпоху стал бывший самурай из воинственной Сацумы— княжества, давшего стране главных героев той поры, Мори Аринори (1847–1889). Кто еще мог так уверенно и точно связать этику бусидо с философией ёмэйгаку, концепцией кокутай и воспитанием нации, как не бывший сацумский буси\ Это ему принадлежат и сегодня еще актуальные слова о том, что «японские школы созданы на благо нации, а не учащихся». Естественно, что для самурая в душе и по воспитанию, каковым, безусловно, оставался Мори Аринори и на своем гуманитарном посту, важнейшей частью взращивания идеального человека как элемента кокутай являлась физическая подготовка в уникальных японских традициях. Эта идея стала мощным толчком для развития популярности будзюцу у молодёжи: сумо, кэндзюцу, дзюд-зюцу и нагината-дзюцу вошли в программу обучения в средних школах по всей стране. И не только в школах: в 1877 г. в японской столице распахнул свои двери первый и до сих пор самый престижный в Японии университет — Токийский императорский. В течение следующих 25–30 лет университеты были открыты по всей стране, и вскоре именно они стали основной «кузницей кадров» для подготовки будущих и любителей, и профессионалов будо в Японии. Позже, когда особую популярность в Японии набрало каратэ, его оплотом стали именно университеты. Появился даже особый его вид — так называемое «студенческое каратэ» Вадо-рю. А один из университетов — Колониальная школа Тайваньского общества, ныне университет Такусёку (Такусёку дайгаку), выпустил из своих стен едва ли не всех сегодняшних гранд-мастеров будо. Ректором же Такусёку дайгаку на рубеже веков — как раз в эпоху формирования всех современных школ будо — был доктор Нитобэ Инадзо, автор классического трактата о самурайской душе «Бусидо. Дух Японии». Большинство питомцев доктора Нитобэ трудились на оккупированных территориях — на Тайване, в Корее и Маньчжурии, и, естественно, именно они являлись главными выразителями идей кокутай, по сути — проводниками японского национализма.

Элитарный же Токийский императорский университет окончил в свое время будущий основатель дзюдо Кано Дзигоро (1860–1938). Нет никаких сомнений в том, что во многом влияние молодого и талантливого преподавателя, выпускника Токийского императорского университета, на историю будо было так велико и потому, что в 1885 г. он занимал важное положение в университете Гакусюин — «школе пэров» Японии, в котором учились, да, кстати, и сегодня учатся, отпрыски высшей знати, включая всех представителей императорской фамилии. Развивая карьерный успех и грамотно выстраивая отношения с Министерством образования, используя свои педагогические и организационные таланты и умело сочетая стремление к западничеству и тягу «к корням» у японской элиты, либерал-западник Кано основал также привилегированный лицей для тяготеющих к прогрессу детей мэйдзийской аристократии, что не могло не сказаться на отношении к нему, например, полицейского начальства при выборе базовой школы дзюдзюцу для преподавания в полиции.

Мы сознательно уделили так много внимания роли Министерства образования и идеологии кокутай, как историческим реалиям эпохи зарождения будо. Без понимания влияния этой роли на жизнь японского общества трудно осмыслить масштабы того события, которое произошло в 1895 г. в Киото. Под держка Министерства образования гарантировала особый, государственный статус Дай Ниппон Бутокукай, способствовала проникновению идеологии организации, а по сути, фило-

Софии будо, в общую идеологию мэйдзийской Японии и наоборот. Кстати, именно в тот период японцы начали официально называть свою страну не просто Японией — Нихон, но Великой Японией — Дай Ниппон. Сегодня этот фразеологизм практически забыт в живом японском языке и сохранился только в истории, да среди живых ее коллективных носителей — организаций, сохранивших отчасти дух ушедшей эпохи. Таков «орден последних самураев» — Дай Ниппон Бутокукай.