Глава девятая
Патриарх Алексий Первый

15 мая 1944 года умер патриарх Сергий, а 19 мая 1944 года Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Ленинградский Алексий писал И. В. Сталину:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Нашу Православную Церковь внезапно постигло тяжёлое испытание: скончался Патриарх Сергий, 18 лет управляющий Церковью.

Вам хорошо известно, с какой мудростью он нёс это трудное послушание; вам известна и его любовь к Родине, его патриотизм, который воодушевлял его в переживаемую эпоху военных испытаний. А нам, его ближайшим помощникам, близко известно и его чувство самой искренней любви к Вам и преданности Вам, как мудрому, Богопоставленному Вождю народов нашего великого Союза. Это чувство проявлялось в нём с особой силой после личного его знакомства с Вами, после нашего незабвенного для нас свидания с Вами 4 сентября минувшего года. Не раз приходилось мне слышать от него, с каким тёплым чувством он вспоминал об этом свидании и какое высокое, историческое значение он придавал Вашему ценнейшему для нас, вниманию к церковным нуждам.

С его кончиною Церковь наша осиротела. По завещанию почившего Патриарха мне судил Бог принять на себя должность Патриаршего Местоблюстителя.

В этот ответственнейший для меня момент жизни и служения Церкви я ощущаю потребность выразить Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, и мои личные чувства.

В предстоящей мне деятельности я буду неизменно и неуклонно руководиться теми принципами, которыми отмечена была церковная деятельность почившего Патриарха: следование канонам и установлениям церковным — с одной стороны, — и неизменная верность Родине и возглавляемому Вами Правительству нашему, — с другой.

Действуя в полном единении с Советом по делам Русской православной церкви, я вместе с учреждённым покойным Патриархом Священным Синодом буду гарантирован от ошибок и неверных шагов.

Прошу Вас, глубокочтимый и дорогой Иосиф Виссарионович, принять эти мои заверения с такою же доверенностью, с какою они от меня исходят, и верить чувствам глубокой к Вам любви и благодарности, какими одушевлены все, отныне мною руководимые, церковные работники».

«Прошло полгода после кончины Патриарха Сергия, и священноначалие Русской Церкви уже имело возможность вести подготовку Поместного Собора, которому предстояло избрать нового Патриарха, — пишет историк Владислав Цыпин. — С этой целью 21–23 ноября 1944 г. в здании Патриархии в Чистом переулке состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовало 50 епископов Русской Православной Церкви. Местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Алексий в приветственном слове к архиереям отметил, что им предстоит «тщательно подготовить и разработать все вопросы, связанные с предстоящим Поместным Собором Русской Православной Церкви».

Митрополит Алексий в своём выступлении к насущным церковным делам сказал:

— Условия для развития церковной жизни — благоприятны, со стороны правительства нашего мы видим полную поддержку в наших церковных и патриотических начинаниях. За последний год по всему нашему Союзу открыто сверх имеющихся более 200 церквей; все ходатайства об открытии храмов тщательно рассматриваются; дело это продолжается и будет продолжаться и впредь. Открыт в Москве Богословский институт и Богословско-пастырские курсы; такие же курсы могут быть открываемы и в епархиях, и, таким образом, можно надеяться, что у нас постепенно пополнятся кадры пастырей, которые пойдут на это служение не по принуждению, не по необходимости, а по искреннему влечению к работе на церковной ниве. Издаётся Патриархией журнал, отражающий церковную жизнь в нашем Союзе. К сожалению, мы ещё не видим со стороны многих из наших собратий архипастырей широкого сотрудничества в этом нашем духовном органе… Предложено расширить издательское дело Патриархии и постепенно печатать богослужебные книги и издавать труды церковных деятелей.

«В заключение своей речи митрополит Алексий говорил о предстоящем Поместном Соборе, о его программе и главном деле Собора — избрании Патриарха. По докладу митрополита Крутицкого Николая архиерейским Собором был принят в общение с Московской Патриархией архиепископ православных карпатороссов в Америке Адам (Филипповский) лишённый сана за непослушание Патриархии в 1939 г.

На вечернем заседании 22 ноября архиерейский Собор первым заслушал доклад архиепископа Псковского Григория (Чукова) по проекту «Положения об управлении Русской Православной Церковью». Затем митрополит Алексий сделал доклад о патриотическом служении Церкви в войну. С сообщением о состоянии дел, связанных с подготовкой к открытию духовных школ, выступил назначенный ректором Богословского института протоиерей Тихон Попов. Отчёт о деятельности редакции «Журнала Московской Патриархии» представил её ответственный секретарь протоиерей Александр Смирнов.

На третий день заседания архиереи утвердили программу предстоящего Поместного Собора. Затем управляющий делами Патриархии протоиерей Николай Колчицкий в докладе о порядке избрания Патриарха на Поместном Соборе предложил следующую процедуру голосования: каждый преосвященный, начиная с младшего по хиротонии, на вопрос, кого он с клиром и паствою своей епархии избирает Патриархом, будет отвечать: «Патриархом Московским и всея Руси мы избираем преосвященнейшего (титул, епархия, имя)». После окончания опроса председатель Собора объявит имя архипастыря, избранного Патриархом. Против такого порядка избрания возражал архиепископ Тамбовский Лука (Войно-Ясенецкий), предлагая повторить опыт Поместного Собора 1917–1918 гг., когда окончательное избрание Патриарха совершалось по жребию из трёх кандидатов, выбранных тайным голосованием на Соборе. Предложение архиепископа Луки не могло понравиться представителям государственной власти, контролировавшим действия церковного управления. Большинство архиереев это хорошо понимали, тем более что с канонической точки зрения вполне правомерно избрание предстоятеля Церкви голосами епископов, подаваемыми открыто. Архиерейский Собор утвердил порядок избрания Патриарха, предложенный протоиереем Николаем Колчицким».

24 ноября председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпов взял, наконец, и своё слово:

— Русская Православная Церковь в период Великой Отечественной войны показала, как она вместе со всем народом любит свою Родину и защищает её всеми доступными для Церкви средствами… Немецкая политика стремилась использовать Русскую Православную Церковь в качестве орудия для достижения своих разбойничьих планов, для борьбы с советской властью, с советским народом… Но она натолкнулась на непреодолимое препятствие — на любовь и верность духовенства и верующих своей Родине… Те явления, которые сейчас происходят в жизни церкви, во взаимоотношениях между Церковью и государством, не представляют чего-то случайного, неожиданного, не носят временный характер, не являются тактическим маневром, как пытаются представить это дело некоторые недоброжелатели или как это иногда выражается в обывательских рассуждениях. Эти мероприятия вытекают из той тенденции, которая наметилась ещё до войны.

Поместный Собор открылся 31 января 1945 года в храме Воскресения в Сокольниках.

В этот день в Москве было холодно: до минус двадцати градусов. На фронтах дела шли медленно, но неплохо. Были окружены немцы в Восточной Пруссии, добивали их в Прибалтике. Потому и Поместный Собор проводился в особые дни. До конца войны оставались считанные месяцы!

В Соборе на этот раз участвовало 46 архиереев (4 митрополита, 13 архиепископов, 29 епископов), 87 клириков и 38 мирян.

В. Цыпин рассказывает: «Первое заседание Поместного Собора было открытым. Храм Воскресения заполнило московское и приходское духовенство, верующий народ, присутствовали иностранные гости из посольств и военных миссий, журналисты, фоторепортёры, правительство СССР представлял Г. Г. Карпов. После торжественного молебна Собор открыл его председатель Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Алексий».

«Следующее заседание Собора состоялось 2 февраля и началось с доклада члена мандатной комиссии…(…)

После выступления 80-летнего старца протоиерея Алексия Станиславского от лица нескольких членов Поместного Собора 1917–1918 гг., приглашённых на Собор 1945 г., и доклада ректора Богословского института и Богослово-пастырских курсов протоиерея Тихона Попова о духовных учебных заведениях Поместный Собор приступил к важнейшему своему делу — избранию Патриарха. Голосование по принятому порядку началось с младшего по хиротонии преосвященного. На вопрос, с которым обращался к архипастырям протоиерей Н. Колчицкий, все епископы, облачённые в мантии, дали один и тот же ответ: «Избираем Патриархом Московским и всея Руси высокопреосвященнейшего Алексия, митрополита Ленинградского и Новгородского». Подошла очередь подавать голос самому митрополиту Алексию. И тогда митрополит Крутицкий Николай обратился к членам Собора: «Ввиду единодушия, проявленного всеми преосвященными при избрании Патриарха Московского и всея Руси, разрешите, преосвященные собратья, нам освободить от личного голосования Патриаршего Местоблюстителя митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия». Когда голосование завершилось, в храме раздалось многоголосие «Аксиос» и хор воспел торжественный гимн «Тебе, Бога, хвалим».

В заключение митрополит Крутицкий Николай огласил грамоту об избрании Патриарха. Ответом новоизбранного Патриарха Алексия были положенные по чину слова: «Избрание меня Поместным Священным Собором Русской Православной Церкви в благодарении приемлю и нимало вопреки глаголю». К избраннику Собора со словами приветствия обратился старейший по епископской хиротонии член Собора архиепископ Астраханский Филипп (Ставицкий): «В великих исторических условиях мировой жизни и небывалых ещё в истории Церкви Русской обстоятельствах, когда вся Вселенская Православная Церковь в лице своих предстоятелей и представителей соединилась с нами в духовном, молитвенно-братском общении, здесь, в сердце нашей дорогой Родины, изволением Святого Духа, десницею Всевышнего, одними устами, одним сердцем, одной волей епископов, представителей клира и мирян Церкви Русской избран ты на престол первосвятителей Московских Патриархом Московским и всея Руси».

В заключительном слове председатель Собора, избранный Патриархом митрополит Ленинградский Алексий, произнёс:

— Если труден подвиг пастыря, если ещё тягостнее труды архипастыря, то во сколько же крат тяжелее и необъятнее подвиг того, кому от Господа через голос поместной Церкви вверяется эта Церковь! И потому устрашает мои слабые силы высота и ответственность служения, к которому я призываюсь ныне, и усугубляет во мне чувство моей немощи. И вместе с тем умножает нужду в Высшей помощи. Но я готов всё же исполнить волю честнейших о Господе собратий и чад, призывающих меня взойти на святейший престол Патриархов Московских и всея Руси. Уповаю на благодатную помощь Господню!

В. Цыпин: «Интронизация Патриарха состоялась 4 февраля 1945 г. в Богоявленском кафедральном соборе Москвы. Это был день большого торжества для православных жителей и гостей столицы. В храме и вокруг находилось тогда более 5000 богомольцев. Митрополит Киевский Иоанн, вручая Патриарху куколь, сказал, что «быть кормчим Русской Церкви в переживаемое нами время… это подвиг исключительного значения. Дай Бог, чтобы дух Святейшего Сергия, витающий в этом святом храме, почил на тебе обильно и помогал бы тебе быть истинным хранителем апостольских преданий и вести неуклонно корабль нашей Церкви по избранному почившем пути во славу Божию и во благо нашей дорогой Родины».

Вручая Патриарху жезл, митрополит Крутицкий Николай напомнил о преемственности первосвятительского служения. На Божественной литургии во время запричастного стиха было оглашено первое послание Патриарха к чадам Русской Церкви:

«Патриарх есть живой и одушевлённый образ Христа, делом и словом в себе самом наглядно выражающий Истину. Задачею его является сохранение в благочестии и святости тех, кого он принял от Бога. Цель его — спасать вверенные ему души. Подвиг его — жить во Христе и для мира быть распятым. Долг Патриарха — хранить неизменность и неприкосновенность церковного учения, священных канонов и преданий церковных; охранять вверенную ему Поместную Церковь от разделений и расколов; насаждать доброе житие в своей пастве; иных «страхом спасать», иных, по апостолу, «обличать», «запрещать», «да всяко некии спасутся»…

К слову сказать, в конце зимы 1945 года Г. Г. Карпов был награждён высшей государственной наградой — орденом Ленина именно за успешное проведение этого Поместного Собора.

И ещё один момент. По сообщению историка И. Андреева, «после интронизации Патриарха Алексия в феврале 1945 г. духовенство, находившееся в лагерях, прошло специальную «перерегистрацию», во время которой спрашивали: признают ли заключённые нового Патриарха. Непризнававшие получали новые сроки наказания, а иногда и расстреливались. Признавшие нередко досрочно освобождались и назначались на приходы».

10 апреля 1945 года Сталин принял нового патриарха Алексия I. Вместе с ним присутствовали митрополит Николай и протопресвитер Николай Колчицкий. Вместо Г. Г. Карпова с иерархами на приём прибыл его заместитель — Белышев Сергей Константинович (1900–1962), полковник ГБ, с 1920 г — сотрудник Вологодской губернской ЧК, с мая 1943 г. — сотрудник НКВД-МГБ. Известно, что Карпов в это время тяжело болел. Это и объясняет его отсутствие.

Все вместе прибывшие прошли к вождю в 20.00. Целых пять минут там уже находился В. М. Молотов. Сама беседа продолжалась 55 минут, после окончания которой, ещё через пять, от Сталина вышел Молотов.

В отличие от встречи, состоявшейся в 1943 году, об этой сохранилась очень и очень скупая информация. В официальных источниках лишь говорилось: «…состоялась беседа по делам Русской Православной Церкви…» Абсолютно никаких подробностей не сообщают и церковные источники. Однако помимо внутрицерковных проблем, на этой встрече речь шла прежде всего о задачах РПЦ в области международных отношений.

Приближалось окончание войны, и на горизонте чётко вырисовывались перспективы мирного устройства дел в послевоенной Европе. По замыслу Сталина, Церковь должна была сыграть значительную роль в налаживании международных контактов Советского Союза, используя свои каналы.

Косвенно это подтверждают письма патриарха Алексия Карпову, а также положение, занимаемое двумя присутствующими иерархами. Митрополит Николай вскоре стал председателем Отдела внешних церковных сношений, а протопресвитер Николай Колчицкий был управляющим делами Московской патриархии. Немаловажно и то, что Председатель Совета Народных Комиссаров В. М. Молотов, кроме всего прочего, был одновременно наркомом иностранных дел СССР.

Как сообщает В. Н. Якунин, «в разработке планов создания великой мировой державы Церкви отводилась немаловажная роль. 5 июня 1943 г. И. В. Сталин подписал секретное постановление ГКО «Об утверждении мероприятий по улучшению зарубежной работы разведывательных органов СССР», в котором религиозные организации были отнесены к сфере интересов советской внешней разведки. (…)

К празднику Пасхи 1943 года митрополит Сергий издал обращение ко всем христианам в Югославии, Чехословакии и прочих странах, к православным народам, пребывающим в плену фашистских застенков, убеждая их «всеми силами и средствами уклоняться от немецкой работы или поставить её так, чтобы немцу было больше вреда, чем пользы».

8 сентября 1943 г. последовало обращение Собора епископов «Ко всем христианам мира», в которой был призыв «к направлению всех усилий в этой мировой борьбе за попираемые Гитлером идеалы христианства, за свободу христианских церквей, за свободу, счастье и культуру всего человечества… удесятерить свои силы для помощи фронту, для полной победы над гитлеровскими полчищами». В дальнейшем с подобного рода патриотическими обращениями неоднократно выступали патриарх Сергий и митрополиты Алексий и Николай. Их антифашистские обращения имели большой политический резонанс.

Все послания, обращения, выступления церковных иерархов готовились и распространялись с санкции высшего партийного руководства. (…)

Особенно активно участвовал в организации пропаганды за границей митрополит Николай (Ярушевич). Он был членом созданного правительством Всеславянского комитета, призывавшего братьев-славян поддержать СССР в борьбе с нацистами. В мае 1943 г. митрополит впервые появился в президиуме на III Всеславянском митинге в Москве, и его речь опубликовали в газетах. Неоднократно писал митрополит Николай и антифашистские послания к народам Европы, например, «Братьям-славянам!» от 11 июня 1943 г.

Первые мысли о внешнеполитической деятельности Церкви в интересах государства появились у власти в сентябре 1942 года. Именно тогда в Куйбышеве состоялась встреча митрополита Николая (Ярушевича) с советником Британского посольства Баггалеем, на которой были обсуждены пути и средства к достижению лучшего понимания между английской и русской церквами. В числе других предложений было сделано предложение о том, чтобы состоялся обмен визитами между духовными представителями обеих церквей».

Английский советник высказал также восхищение мужеством советских людей на фронте и в тылу. Стремление Англиканской церкви к сближению входило и во внешнеполитические планы советского руководства — укрепление своего положения среди союзников.

Уже в начале 1943 г. посол Его Величества сэр Арчибальд Кларк Керр во время своей поездки на родину обсудил с лидерами Англиканской церкви возможность их скорого визита в Москву. Через несколько дней после проведения Архиерейского Собора и избрания патриарха, 19 сентября 1943 г. в Москву прибыла делегация Англиканской церкви с архиепископом Йоркским С. Ф. Гарбеттом. Делегацию принимал патриарх Сергий. За 10 дней своего пребывания члены делегации несколько раз встречались с иерархами Московской Патриархии, осмотрели разрушенный Ново-Иерусалимский монастырь в г. Истре. Гости, естественно, интересовались положением религии в СССР, количеством церквей. Патриарх Сергий на порядок преувеличил количество православных храмов, ответив, что в епархиях имеется по 300,400 и даже 600 церквей. Так можно было бы говорить, имея в виду не использовавшиеся по назначению храмы. Но ведь речь-то шла об открытых церквах, на Западе до сих пор не понимают выражения «недействующий храм». (…)

23 сентября участники делегации присутствовали на молебне «О даровании победы войскам союзников и Красной Армии», состоявшемся в Богоявленском соборе. Их потрясло огромное количество верующих, пришедших в храм, — свыше 8000 человек. Гостям были подарены книги «Правда о религии в России» и «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война». Архиепископ С. Ф. Гарбетт заявил, уезжая на родину, что «в России есть свобода отправления религиозного культа». Визит представительной английской делегации сыграл на пользу СССР, так как встречи с русскими иерархами отвели от нашей страны обвинения в религиозных преследованиях и благоприятно подействовали на международное общественное мнение.

Что же касается апрельской встречи 1945 года, то ещё «15 марта 1945 г. Г. Г. Карпов предложил И. В. Сталину провести ряд мероприятий по укреплению влияния Русской Православной Церкви за границей. Большая часть из них касалась расширения юрисдикции Московской Патриархии. Так, планировалось принять меры к ликвидации автокефалии Польской православной церкви и присоединению её к Московской Патриархии: предлагалось оформить в юрисдикцию Московской Патриархии притча и прихода русской церкви в итальянском городе Барии: одобрялось намерение церковного руководства присоединить Мукачёвско-Пряшевскую православную епархию в Закарпатской Украине, согласно имеющемуся с их стороны обращению.

Особое внимание уделялось воссоединению с Московской Патриархией эмигрантских приходов Русской православной церкви за границей. Г. Г. Карпов желал ускорить намечавшийся приезд из Парижа в Москву митрополита Евлогия, экзарха Вселенского патриарха, в чьём ведении находилось 57 церквей во Франции, а также храмы в Англии, Чехословакии, Швеции, Австралии, Алжире и Марокко. Но митрополит Евлогий был стар и часто болел, поэтому обсуждались варианты приезда его викария, архиепископа Владимира».

Кроме того, «Г. Г. Карпов просил у И. В. Сталина одобрения на командировки за границу ряда высокопоставленных церковных деятелей. На май 1945 г. планировался выезд делегации во главе с митрополитом Николаем в Англию. Она должна была прозондировать почву для организации в Лондоне русского православного прихода и обсудить с архиепископом Кентерберийским вопрос об участии Англиканской церкви во Всемирной конференции христианских церквей».

Георгий Григорьевич Карпов хоть и занимал теперь государственную должность, относящуюся к номенклатуре Совета Министров, но чекистом оставался до мозга костей. Церковь церковью, но ведь атеизм в Советском Союзе никто ещё не отменял. Безусловно, война многое изменила, остановив на время непримиримую борьбу с ней. Однако это вовсе не значило, что борьба прекращена. Совершенно нет. Таких лозунгов не было и в помине!

Вот только фигура нового патриарха несколько озадачивала его. Фигура неоднозначная, личность абсолютно аристократическая, высокообразованная, с огромнейшим жизненным опытом. Одно слово барин. Ему, Карпову, выходцу из пролетариев, теперь приходилось считаться и с этим. Терпеть это, прожёвывать. Такова его новая работа. Сегодня он снова задержался допоздна, но перед тем как засобираться домой, вызвал к себе заместителя Белышева.

— Сергей, — начал он разговор сходу. — Ты, вообще, хоть представляешь, с кем мы вместе с тобой будем работать?

— В принципе да, Георгий Григорьевич, — ответил Белышев и немного занервничал.

— В принципе Серёжа это не ответ. Принципы ты оставь в своём столе. А здесь глыба, можно даже откровенно сказать, коварный враг, с которым мы боролись не на жизнь, а на смерть целых два десятилетия. И вот этот враг сегодня, так сказать, наш временный союзник. Но запомни, — Карпов как-то зло посмотрел на Белышева, — временный союзник. Будет команда от хозяина, и мы продолжим ту борьбу. Потому как не может такого быть, чтобы кровь, пролитая нами за революцию, за эту жизнь, за нашу родину, была пролита зря. Такого, Сергей, не может быть. Но в жизни всякое бывает, посему поработаем дипломатами. На то мы и чекисты, чтобы уметь играть разные роли. А барина надо переиграть. Надо, Серёжа, надо.

— Что вы имеете в виду, Георгий Григорьевич? — заинтригованно спросил заместитель.

— Позже поймёшь, позже, — и железно улыбнувшись, Карпов открыл серую папку. — Вот слушай некоторые моменты из жизни барина. Слушай и переваривай. В миру он Сергей Владимирович Симанский. Родился 27 октября по старому стилю, то есть 8 ноября по новому. Год рождения, не поверишь — 1877. А ведь как выглядит?

Отец барина служил в канцелярии московского генерал-губернатора, затем в Воспитательном доме. В отставку вышел в звании камергера, а ещё был пожизненно прикомандирован к Канцелярии Святейшего Синода. Вот откуда ноги растут! Всех детей перечислять не будем. Так вот, Симанский-младший своё начальное образование получил дома. Только в 1888 году был принят в Лазаревский институт восточных языков.

— А что это за институт такой? — полюбопытствовал Белышев.

— А это хороший институт, Серёжа, очень даже хороший. Там за три года, а это в пятиклассной-то гимназии, обучали арабскому, персидскому, турецкому языкам. А ещё детишки из приличных семей учили там историю, языки и культуру стран Востока и Закавказья. Но продолжим. Через три года «нашего» барина переводят в Московский лицей Цесаревича Николая. Это, Серёжа, вообще было чисто аристократическим заведением. При этом там юноши-белоручки осваивали московское монархическое движение. Дальше — больше. В 1896 году он поступает на юридический факультет Императорского Московского университета, оставаясь жить в лицее. Ещё через три года он заканчивает полный курс и получает учёную степень кандидата прав за своё сочинение «Комбатанты и некомбатанты во время войны».

С 1899 по 1900 год Симанский находился на военной службе в качестве вольноопределяющегося в 7-м гренадёрском Самогинском полку. Вышел в запас в чине прапорщика. И вот, Серёжа, мы подходим к самому главному. В этом году он поступает в Московскую духовную академию. Учится четыре года и оканчивает её со степенью кандидата богословия. Тема кандидатской примечательна: «Господствующие в современном нравственно-правовом сознании понятия перед судом митрополита Филарета». За период обучения барин успевает быть пострижен в монашество в 1902 году в Гефсиманском скиту Троице-Сергиевой лавры. Это было в феврале. А в марте уже рукоположен во иеродиакона. В декабре следующего года — во иеромонаха.

С 1904 «наш» барин уже инспектор Псковской духовной семинарии, а также одновременно преподаёт Священное Писание Нового Завета. В 1906 году он архимандрит и ректор Тульской духовной семинарии. В 1908 году всё в той же Туле избран председателем губернского отдела Союза русского народа, а то есть, Серёжа, становится председателем крупнейшей монархической организации империи.

В 1911-м ректор Новгородской духовной семинарии и настоятель монастыря Св. Антония Римлянина. В марте 13-го был Высочайше утверждён самим царём Николашкой доклад Святейшего Синода о бытии архимандриту Алексию епископом Тихвинским, 2-м викарием Новгородской епархии. В этом же году Симанский утверждён в должности председателя Новгородского Епархиального Училищного Совета.

Практически монотонно читая текст секретного документа, который назывался не иначе как «Дело», Карпов вдруг замолчал. Свой взгляд он бросил в какую-то, ему одному известную точку. Выжидающе молчал и заместитель.

— Ты понимаешь, Сергей, я не просто тебе это читаю. Я хочу, чтобы ты понял, что это действительно самый коварный враг для нас. И вот я всё думаю, как бы он это не раскусил. Ведь наша с тобой работа напоминает мне работу в глубоком тылу противника. Любая мелкая ошибка и мы с тобой провалимся. Теперь ты понял? — и он посмотрел на Белышева как-то по-особому необычно, с коварством прожжённого оперативника.

— Я думаю, Георгий Григорьевич, у нас всё получится. Вы же прекрасно знаете, что опыт не пропьёшь.

И Карпов продолжил всё так же монотонно, но уже без сарказма:

— В 1920 году Симанский вместе с митрополитом Арсением был арестован Новгородской ЧК. Кстати, Серёжа, этот самый Арсений в период обучения Симанского в духовной академии был её ректором. Он-то и оказал на своего ученика значительное влияние. В дальнейшем этот самый Арсений был протеже и наставником Симанского.

Освободили их обоих скоро, но уже в ноябре Симанского обвиняют в самовольном освидетельствовании мощей святых накануне их вскрытия органами власти и приговаривают к условному сроку заключения. А в 21-м, представь себе, Серёжа, патриархом Тихоном, по просьбе митрополита Петроградского Вениамина (Казанского), Симанского назначают епископом Ямбургским, первым викарием Петроградской епархии. Теперь он переезжает в Петроград и живёт в доме при Казанском соборе, а потом в Александро-Невской лавре. Тогда же категорически отказывается занять Пензенскую кафедру. За это ему ничего не было!

Слушай дальше. В 1922 году, когда арестовали митрополита Вениамина (Казанского), он вступает в управление епархией. Там под нашим давлением снимает отлучение, решение о котором принял Вениамин, одного из лидеров обновленчества протоиерея Александра Введенского. При этом категорически отказался подчиниться Высшему Церковному Управлению митрополита Антонина. А так как последний предъявил ему ультиматум, то Симанский совершенно спокойно сложил с себя обязанности временно управляющего епархией. Но зато вместе с епископом Петергофским Николаем (Ярушевичем) учредил «петроградскую автокефалию», декларирующую лояльность властям, но не присоединявшуюся ни к одному из движений. Тогда мы его арестовываем по обвинению в «контрреволюционной деятельности», осуждаем и в конце 22-го ссылаем на три года в город Каркаралинск. Там Симанский служил в городском храме, состоял в переписке с Тихоном и Сергием (Страгородским), но самое интересное, с последним идейно и сблизился. В 26-м ему разрешают вернуться в Ленинград, где митрополит Сергий назначает его управляющим Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского, позже Хутынского. Примечательно, что проживает Симанский в это время в квартире своего папы камергера на Большой Дворянской, на Петроградской стороне.

Дальше всё у него складывается неплохо. С 1927 года по 1935 год Симанский — член Временного Патриаршего Синода, который создал, как ты понимаешь, заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий (Сграгородский). Кстати сказать, духовенство и миряне требовали убрать из состава Временного Синода архиепископа Алексия, но он уже был под Сергием. А это дорогого стоило.

С 32-го Алексий — митрополит Старорусский, в 33-м — митрополит Новгородский, а после ухода на покой митрополита Серафима (Чичагова) — митрополит Ленинградский.

В конце октября он прибыл в Ленинград и поселился в игуменских покоях Новодевичьего монастыря у Московской заставы. Правда в 37-м его оттуда выселили и он поселяется на колокольне Князь-Владимирского собора. За год до войны, Симанский поселяется в хорах Николо-Морского собора, ставшего кафедральным.

Закрыв папку, Карпов дал понять Белышеву, что на этом он своё оперативное совещание закончил. Устало зевнув, Георгий Григорьевич открыл сейф и привычным движением аккуратно и медленно, для убедительности, положил её на верхнюю полку. Заместитель задумчиво молчал, переваривая информацию, которая действительно не оставила его равнодушным. Им обоим было над чем задуматься.

Рассказывая о Поместном Соборе РПЦ 1945 года, советский историк В. А. Алексеев писал в журнале «Агитатор»: «Большую помощь Церкви в подготовке Собора оказал Совет по делам Русской Православной Церкви. Между Г. Карповым и Алексием установились вполне партнёрские, если не приятельские, отношения. Этого, кстати, желал и Сталин. Любопытно, что Алексий даже «патронировал» первые шаги Карпова на его новом поприще. Интересно содержание одного из писем Патриарха Алексия Карпову накануне Собора, в котором тот «инструктировал» последнего, как ему вести себя на этом мероприятии. «Вы присутствуете на заседании Собора 31 января, выехав для сего из переулка Островского в час дня. Там вы читаете нам обращение от лица правительства и затем, выслушав моё ответное слово, отбываете, ни с кем персонально не знакомясь. Затем, вы присутствуете на литургии 4-го числа и после литургии и краткого молебна, когда я выйду в мантии, первый меня удостоите приветствия».

Кроме всего прочего, патриарху и генералу МТБ (затем КГБ) частенько приходилось и лобызаться. Например, официальные источники писали об этом так: «Когда Святейший Патриарх Алексий выразил ответную благодарность Правительству и И. В. Сталину, то Г. Г. Карпов и Патриарх троекратно облобызались».

По авторитетному мнению историка В. Цыпина, «в послевоенные годы Патриарх Алексий, несмотря на свои 67 лет, действительно держал в руках бразды высшей церковной власти, которая, однако, была подконтрольна Совету по делам Русской Православной Церкви. Народ почитал и любил своего Патриарха. Его частые богослужения в московских храмах привлекали туда множество верующих, которые едва помещались внутри храмов. Совершая литургию, патриарх непременно произносил проповеди. Известный мемуарист писал о служении Патриарха Алексия в послевоенные годы: «При восшествии на вершину церковной власти он мало переменился. Та же верность традициям, глубокая религиозность, но в строгих рамках этикета, в твёрдо устоявшихся, застывших формах. Строгий консерватор, Святейший мыслил Церковь как нечто неподвижное в рамках нового Советского государства… Консервативная Церковь в консервативном государстве — такова новая формула, пришедшая на смену старой формуле церковных либералов: «свободная Церковь в свободном государстве». Для Патриарха Алексия, который получил образование под кровом катковского лицея, происходил из строго консервативной семьи… это была родная стихия. И он вполне удовлетворял новым требованиям диктатора: являлся воплощением старого русского консерватизма, но без всяких излишеств и крайностей».

Зависимый в своей деятельности от Совета, Патриарх Алексий в личных контактах с сильными мира сего умел сохранить достоинство. Однажды Г. Г. Карпов пригласил его на банкет и пообещал прислать за Святейшим автомобиль в 7 часов вечера. Автомобиль прибыл с 20-минутным опозданием и был отправлен назад, а Патриарх прибыл на банкет в своём собственном автомобиле. Оберегая близких ему людей, Патриарх мог позволять себе решительные и рискованные действия. Так, он просил передать Сталину, что уйдёт на покой, если не освободят из-под ареста близкого ему человека, Д. А. Остапова, обвинённого в пребывании на оккупированной территории Литвы во время войны. В тот же день Остапова освободили».

По поводу личности Алексия I существуют различные оценки. Например, Евгений Жирнов пишет, что «глава Совета по делам РПЦ считал Алексия человеком слабохарактерным и легко попадающим под чужое влияние. Но скорее всего, бывший чекист Карпов принимал за безволие интеллигентность патриарха. Судя по документам, к любой поставленной цели глава церкви пробивался с внешней кротостью и скрытым упорством.

Как и любой грамотный руководитель…Алексий I начал управление церковью с перевода под свой контроль финансовых потоков. Для этого в состав руководства хозяйственного управления патриархии он ввёл своего бывшего слугу, келейника Остапова. Это назначение вызвало массу кривотолков. Но сам святейший в беседе с Карповым объяснял это так: «Я не знаю, почему на него жалуются. В мою деятельность он никак не вмешивается, но является большим экономом, и в этой части он мне помогает беречь расходы. Что касается грубости и нетактичности, я допускаю, т. к. он в этом отношении мужик, и угловатость при обращении с другими бывает заметной. Но я предупрежу его в части необходимости более тактичного обращения с другими…»

В 1946 году, чтобы убрать Остапова из патриархии, его даже арестовали якобы за связь с немцами в период оккупации. Но патриарх с жаром вступился за своего помощника: «Я знаю Остапова с самых юных его лет… И по происхождению (крестьянин б. Тульской губернии), и по своему всему складу и настроению он является самым настоящим патриотом и всецело советским человеком. А потому я смело могу за него поручиться, что он не причастен ни к какому преступлению против Родины».

В 1952 году вопрос об Остапове рассматривался даже специальной комиссией в составе Карпова и секретаря ЦК Михаила Суслова. Но и она не решилась принять какие-либо меры: «Нахождение Остапова возле патриарха является нежелательным, однако удаление его в настоящее время было бы нецелесообразным… Алексий остро переживал арест Остапова и обращался в Совет с просьбой освободить его… Сейчас близость Остапова к патриарху стала ещё большей, удаление его вызвало бы со стороны патриарха болезненную реакцию и могло бы осложнить отношения с патриархом Алексием. Считаем, что мер по удалению Остапова от Алексия в сложившейся обстановке предпринимать не следует…»

Убрать Остапова из патриархии не смогли даже сотрудники КГБ, которые получили такое задание на рубеже 1960-х. Они установили, что доверенный человек патриарха наладил весьма прибыльное производство церковной утвари из украденных на госпредприятиях металлов. Однако дело, переданное ОБХСС и прокуратуре, зашло в тупик: Остапов сумел на корню купить следователей».

К слову, личный секретарь патриарха Даниил Андреевич Остапов был потомственным слугой дворян Симанских.

Весьма любопытны оценки патриарха его современниками. Вот что писал в своём доносе 1951 года уполномоченному Совета по делам религии по Ленинградской области А. Осипов, профессор Ленинградской академии: «Сам Патриарх как личность представляет собой своеобразное смешение аристократического сибаритизма с затаённым фанатизмом. Он… остр на язык. Но вместе с тем фанатически предан постам, ненавидит обновленцев, преследует все новшества и влюблён в благочестие XVI в. Он очень умён и умеет лавировать между отдельными церковными партиями. Партии эти представляют «григорьевцы» (митрополит Григорий и его клика) и «николаевцы» (митрополит Николай и его клика). С Патриархом великолепно ладит управделами Патриархии протопресвитер Николай Колчицкий. Это очень умный и осторожный дипломат, крепко преданный интересам Церкви, на Патриарха имеет осторожное, но сильное влияние… Митрополит Григорий является в Патриархии министром просвещения. Но сильно влияет и на ряд других дел. Патриарх ему доверяет едва ли не больше других… Настроения Патриархии в последние годы претерпели большие изменения: в 1945 г. цвели мечты о создании «Московского Ватикана» (слова самого Патриарха), о широком международном триумфальном шествии, внутреннем расширении «до размеров доброго старого времени» (слова митрополита Григория). Теперь настроения изменились: «Нам бы прожить тихо и мирно ещё десяток лет, а там история покажет… Вот, если война будет, так, пожалуй, и снова церкви открываться начнут»… Что характерно для Патриархии: здесь ставка на сохранении старины в быту, в богослужении, в догмах духовной жизни во что бы то ни стало. Здесь вздохи об угасании иноческого духа. Парийский из Москвы привёз такое наставление Патриарха: «Пусть всё кругом меняется — мы должны остаться такими, какими были сотни лет назад. Пусть наша неизменность, неподчиняемость духу времени символизирует вечность Церкви. Нам радостно видеть, что нас и ныне окружает то же самое в Церкви, что мы видели с детских лет, чем жили отцы, деды и прадеды. Нам должно научиться хранить прошлое вопреки настоящему. В этом наша сила, в этом наша правда».

Наиболее резкий отзыв, известный из воспоминаний архиепископа Василия Кривошеина, принадлежит митрополиту Никодиму (Рогову) в ноябре 1964 года: «А Патриарх Алексий робкий и равнодушный человек, он аристократ и барин, а поэтому смотрит на Церковь как на свою вотчину. Он считает, что может в ней распоряжаться, как ему вздумается. К архиереям он относится свысока, чуждается их, считает невеждами. Странная вещь: сам же их выбрал, сам их рукоположил, а теперь чуждается их. Свои аристократические связи ставит выше церковных отношений. Вспомните, как он в Лондоне после церковной службы снял с себя патриарший крест и дал протоиерею Владимиру Родзянко, долго разговаривал с ним. Там, в алтаре, сослужили ему наши заслуженные, старые священники, никого из них Патриарх ничем не наградил и не сказал им ни слова. А протоиерей Родзянко даже в нашей Церкви не состоит. И всё только потому, что дед о. Владимира был соседом отца Патриарха по новгородскому имению. Я был шубою» возмущён!»

«При восшествии на вершину церковной власти он мало переменился, — расскажет диссидент Левитин-Краснов, знавший Патриарха «задолго до его восшествия на патриарший престол». — Те же барственность, высокомерие, верность традициям, глубокая религиозность, но английского типа, в строгих рамках этикета, в твёрдо установившихся, застывших формах. Строгий консерватор. Святейший мыслил церковь как нечто неподвижное в рамках нового советского государства».

Патриарх Алексий I сумел найти подход ко многим власть имущим. Так Г. Г. Карпов в 1946 году сообщал руководству партии и страны: «В церквях зачитываются обращения патриарха и произносятся проповеди, направленные на поддержку мероприятий по выполнению производственных планов, госпоставок, уборки урожая, быстрейшей ликвидации последствий войны… В период избирательной кампании в Верховный Совет СССР духовенство по своей инициативе в проповедях призывало верующих к голосованию за кандидатов блока коммунистов и беспартийных, призывало к трудовому подъёму…»

Дополняя это мнение, Е. Жирнов пишет: «Говорят, Алексий I называл Сталина «богоданным вождём». Так ли это неизвестно, но перед иностранными корреспондентами патриарх позировал на фоне макета мцхетинского монастыря, что неподалёку от родного города Сталина Гори».

В своих разговорах Алексий I не раз подчёркивал, что самым дорогим подарком, полученным им по случаю избрания, была палехская шкатулка. Её главная ценность заключалась в дарственной надписи: «И. Сталин».

И ещё: «Карпов, сообщая в 1952 году Сталину данные о поведении патриарха, подчёркивал искренность Алексия:

Подтверждая слова об аристократизме Патриарха Алексия I, о. Георгий Эдельштейн приводит такой пример: «В октябре 1947 года Патриарх Алексий отдыхал и лечился на одной из правительственных дач для высшего партийного руководства в Сочи. На соседней даче отдыхал И. В. Сталин. Патриарха особенно восхищал правительственный лимузин «ЗИС-110» с персональной охраной, который был ему предоставлен. Автомобили были предоставлены и свите Патриарха. Его Святейшеству очень нравилось автомобильным эскортом путешествовать по окрестностям Сочи, курсировать к минеральным источникам. В одном из писем тому самому… Г. Г. Карпову Патриарх ликует: «Дорогой и многоуважаемый Георгий Григорьевич! Сейчас от отца Колчицкого (управляющего делами Патриархии) получил телеграмму, что сегодня Патриархия получает машину ЗИС-110. Ура! Я здесь на ней езжу и вижу, какая это замечательная машина». «Сталин умел играть на людских слабостях», — очень точно подмечает В. Алексеев.

С тех пор архиереи, возглавляющие Московскую Патриархию, неизменно курсируют по улицам наших городов в чёрных правительственных лимузинах. (…) Для наших архиереев важно не то, что лимузины просторны и удобны. Самое главное — это символ принадлежности к единому классу правящих.

О том, как Алексий I перевёл под свой контроль валютные потоки «с тем же смиренным упорством», рассказывает Е. Жирнов: «Летом 1952 года он написал письмо в Совет по делам РПЦ об изменении порядка финансирования заграничной деятельности патриархии: «До настоящего времени получение валюты для… Московской патриархии осуществлялось по двум линиям: за наличный расчёт по утверждённым схемам и через личный счёт патриарха в Банке для внешней торговли Союза ССР.

Полагая более удобным иметь один определённый источник получения валюты для вышеозначенной цели, я просил бы Вашего содействия к тому, чтобы производить все валютные операции исключительно через указанный счёт патриарха… с годовой потребностью в 1 000 000 руб.».

Совет счёл, что при такой централизации ответственность патриархии за расходование валюты усилится, а просимый миллион ($ 250 тыс. по тогдашнему курсу) соответствует её действительным потребностям».

Когда перед Советом по делам РПЦ встал вопрос о 75-летнем юбилее Алексия I, то там не на шутку обеспокоились. «Как писал председатель Совета в правительство, юбиляр хотел бы получить государственную награду: «О желательности награждения патриарха орденом ко дню его рождения говорят работникам Совета его ближайшие сотрудники, учитывая, видимо, и его личные пожелания». И Карпов внёс на рассмотрение Совета министров СССР своё предложение по щекотливому вопросу: «Наградить патриарха Алексия орденом Трудового Красного Знамени с опубликованием указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении в центральной прессе 9 ноября с. г. Первый раз орденом Трудового Красного Знамени патриарх был награждён 16 августа 1946 года «за выдающиеся заслуги в деле организации патриотической работы в период Великой Отечественной войны… После окончания войны и по настоящее время патриотическая деятельность патриарха Алексия выразилась в мобилизации внимания духовенства и верующих Русской православной церкви к делу строгого соблюдения советских законов, относящихся к церкви, и к делу борьбы за мир. Все важнейшие мероприятия правительства, а также советской и мировой прогрессивной общественности, направленные к разоблачению поджигателей войны и к защите мира, находили и находят живейший отклик со стороны патриарха…»

На случай отказа в награждении Карпов приготовил запасной вариант: «Перед Советом, в связи с предстоящим юбилеем патриарха, сотрудники патриархии (а в своё время и сам патриарх) также ставили вопрос об открытии в качестве кафедрального Патриаршего собора находящегося на территории бывшего Новодевичьего монастыря в Москве Смоленского собора, являющегося в настоящее время музеем. В этом случае являющийся в настоящее время Патриаршим собором Елоховский собор стал бы обычным приходским храмом. Вместимость Смоленского собора в два-три раза меньше вместимости Елоховского собора, и находится он в отличие от последнего на окраине Москвы… По мнению Совета, положительное разрешение этого вопроса было бы целесообразно только в том случае, если награждение орденом будет правительством признано нецелесообразным. Других форм отметить 75-летие патриарха Совет не видит. Преподнесение патриарху какого-либо ценного подарка не будет иметь значения как для него, так и для прогрессивной части внешнего мира».

Но кроме ордена патриарх хотел получить к юбилею ещё один подарок — дачу, утверждает Е. Жирнов. Собственно, одна дача — в Одессе — у Алексия I уже была. Но государственному деятелю такого уровня полагалась ещё и подмосковная. О чём святейший намекнул опекавшему церковь Карпову, а тот, как положено, доложил о просьбе в правительство. Но очередь чиновников за дачами оказалась слишком длинной. Выделить дачу в аренду патриарху обязали Мосгорисполком, но после долгих проволочек и отписок его глава Яснов объявил, что подходящих дач у Москвы нет. Затем несколько месяцев искало дачу для патриарха хозяйственное управление Совмина. И вновь безрезультатно. Дач не хватало для умножавшегося с огромной скоростью советского чиновничества.

Патриарх (вероятно, с помощью верного Остапова) подготовил свой вариант решения проблемы: «На станции Киевской ж. д. Переделкино имеется церковь XV века, в основной своей части сохранившаяся в первоначальном виде; причём сохранились и некоторые предметы церковного обихода, примерно XV–XVI веков. В настоящее время в церкви реставрирована живопись, отремонтировано калориферное отопление, и при условии некоторых доделок она будет в прекрасном состоянии. Остатки усадьбы, расположенной в непосредственной близости к церкви и принадлежавшей в XVI веке боярам Колычевым, к роду которых принадлежал известный московский митрополит Филипп, в своё время обличавший Иоанна Грозного за его преступления и за то низложенный и отправленный царём в ссылку, где он был по приказу Грозного задушен Малютой Скуратовым, — представляют из себя следующее: въезд, украшенный двумя небольшими обелисками и четырьмя фигурами львов; над заложенными сейчас воротами — терем, состоящий из четырёх покоев, в которых и были в своё время келии митрополита Филиппа… Устройство на этой территории летней дачи для патриарха было бы очень удобно ввиду наличия действующей исторической церкви и возможности привести в порядок сохранившийся терем митрополита Филиппа, имеющий довольно значительную площадь: не менее 90 кв. м…

Если передача этого участка патриархии вообще возможна, то я усердно прошу Совет оказать в этом содействие».

«Совет полагает, — писал Карпов в докладе в правительство, — что хозяйственному управлению Совета министров СССР действительно затруднительно выделить в пользование патриарха зимнюю дачу, но в то же время было бы необходимо ко дню 75-летия со дня рождения патриарха (9 ноября с. г.) хотя бы в принципе решить вопрос о даче, т. к. патриарх часто спрашивает меня (и лично, и через своих сотрудников) о том, в каком состоянии находится вопрос о предоставлении дома в Переделкине; и я, затрудняюсь дать какой-либо другой ответ, всё время заявляю, что вопрос изучается».

Верный своей тактике кроткого давления патриарх пошёл на некоторое сокращение контактов с председателем Совета по делам РПЦ. Как опытный аппаратчик, Карпов почувствовал покачивание кресла под собой: не сумел наладить отношения с важным подопечным. И занялся выполнением его пожеланий с удвоенным усердием. В одной из бумаг Совета появилось упоминание о слабом здоровье Алексия; об этом же говорилось и в докладе Сталину: «Заболевание патриарха, обезображивающий артрит… вынуждает его уделять много времени своему лечению, для чего только в 1951 году он три раза выезжал для лечения в Цхалтубо, Тбилиси, и на свою дачу в Одессу. По словам лечащего его профессора Соколова С. Н., заболевание носит серьёзный характер, является неизлечимым и в конце концов приведёт к поражению обеих ног».

Следует отметить, что Алексий I эту дачу всё же получил, более того, он стал единственным иерархом РПЦ, награждённым четырьмя орденами Трудового Красного Знамени. Первым орденом в 1946 году, вторым 8 ноября 1952 года, третьим — 8 ноября 1962 года — к 85-летию, а четвёртым — 6 ноября 1967 года в ознаменование 90-летия со дня рождения.

Известно, что 23 августа 1946 года, при вручении ему Председателем Президиума Верховного Совета СССР Н. Шверником первого ордена, патриарх сказал такие слова: «Позвольте мне, глубокоуважаемый Николай Михайлович, в Вашем лице благодарить Верховный Совет нашего Союза и Правительство во главе с нашим великим вождём Иосифом Виссарионовичем Сталиным за высокое внимание ко мне, выразившееся в пожаловании мне ордена Трудового Красного Знамени».

Из писем Патриарха Московского и Всея Руси Алексия I председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Г. Карпову 6 ноября 1946 года:

«Между нами давно установились самые добрые отношения, но настоящий случай Вашего исключительного сердечного отношения и участия ко мне лично привязал меня к Вам навсегда и я вечно буду хранить в сердце не только самую глубокую Вам благодарность и уважение, но и ничем неизгладимую любовь. Поздравляю Вас с нашим общим всенародным праздником. Желаю Вам здоровья, благополучия, радости личной, семейной и счастья видеть сказочное возрождение нашей Родины, окрыленное творческим гением нашего мудрого и дорогого Вождя».

4 февраля 1947 года:

«Меня глубоко тронуло Ваше сердечное поздравление с знаменательным днём двухлетия нашего церковного торжества, а также та характеристика, которую Вы дали нашему церковному положению в настоящее время. Если это положение является устойчивым и расширяющим, то мы обязаны этим мощной поддержке со стороны Нашего Правительства, Глава которого наш великий Вождь Иосиф Виссарионович, с таким доверием и с таким участием относится к нам и ко всей церковной работе в нашем Союзе. Его непосредственным помощником в этом деле и проводником его взглядов являетесь Вы, дорогой Георгий Григорьевич, которому Он доверил возглавление Совета по делам Русской Православной Церкви, этого, по моему, и не только по моему глубокому убеждению, основанному на опыте, благодетельного для Церкви учреждения, благодаря которому сделано уже столько много для нашей Церкви. Этому, несомненно, в огромной мере способствует Ваше личное сердечное и внимательное отношение к делу церковному и ко мне, с кем Вам приходится непосредственно и постоянно сноситься по всяким вопросам. В этой уверенности я ещё раз с самым искренним и сердечным чувством выражаю Вам мою горячую признательность».

26 февраля 1947 года:

«Надеюсь, мою телеграмму благодарственную в ответ на Вашу Вы получили. Ещё раз сердечно благодарю Вас за внимание и за прекрасный дар — великолепную парчу, из которой выйдет очень нарядное облачение. В этом году именины случились на 1-й неделе, а потому не было приёма и даже литургии не было, т. к. она не положена в Посту.

Посылаю Вам — быть может, на свободе прочтёте — письмо отца Сокаля и два рапорта из Китая. По миновании надобности пришлите их при случае.

Сегодня улетели в Париж митрополит Серафим и игумен Серафим Родионов; не знаю, когда разрешится вопрос с визами для остальных трёх членов делегации. Сегодня они отправились до конца недели в Лавру.

Моя сестра Вам посылает прилагаемую коробку конфет и просит передать Вам большой привет с пожеланием скорейшего выздоровления.

Надеюсь скоро увидеться с Вами — выздоровевшим и окрепшим».

15 апреля 1947 года:

«Радуюсь Вашему выздоровлению и выходу на работу, причём желаю Вам осторожности в этой работе на первых порах в особенности.

Относительно ответа на памятную записку венгерского посланника так и поступлю, т. е. сообщу ему, что Святейший Синод на ближайших заседаниях весенней сессии обсуцит и решит вопросы, им возбужденные. Я ему это говорил, когда он сам мне привёз эту записку, и он, по-видимому, не торопил с ответом. Посылаю Вам письма митрополита Серафима и митрополита Вениамина для ознакомления. По миновании надобности прошу мне их вернуть.

Я устал до последней степени от служб Страстной недели и Пасхальных служб. Сегодня служу просто — дома и затем в 3 ч. будет приём городских настоятелей. И это — последний этап праздничных церемоний.

Надеюсь на этих днях иметь у Вас аудиенцию».

31 декабря 1947 года:

«Ещё раз поздравляю Вас, Марию Григорьевну и Ваше потомство с Новым годом. Особенно желаю Вам нового прочного здоровья и всякого счастья, без чего бывает скучно жить на земле.

Я слышал вчера, что Вы сегодня хотели выйти на работу, но оказалось, что Вам приходится ещё полежать. Лучше несколько дней лишних обречь себя на положение больного, чем снова заболеть на более долгий срок.

Посылаю Вам для прочтения полученное от игуменьи Евгении из Иерусалима её открытое письмо «хулигану от прессы» Рыбакову, который в Америке упражняется в инсинуациях по моему адресу, Русской церкви и нашего Союза. Она просит это письмо напечатать в нашем журнале, но я думаю, что вне всякой связи с американскими делами это едва ли удачно.

Затем посылаю копию моей телеграммы Иосифу Виссарионовичу, посланной сегодня».

10 января 1948 года:

«Мне очень прискорбно, что Вы болеете. Мария Григорьевна несколько успокаивает тем, что Вы чувствуете себя неплохо и что только необходимые процедуры по части укрепления сердца продержат Вас ещё несколько времени на больничном режиме. От всей души желаю Вам надолго укрепить своё здоровье.

И ещё — не разрешайте операции, лучше соблюдать самую стеснительную осторожность, чем рисковать последствиями операции. Ближайшие дни будут заняты у нас приёмом албанцев.

Посылаю Вам перевод патриарха Христофора. Оно получено 3 января и является, как видно, пояснением телеграммы, ранее полученной.

Меня несколько смущает следующее обстоятельство: как-то неудобно, что барельеф Иосифа Виссарионовича на ливанском кедре до сего времени не передан по назначению, между тем как прошло уже без малого 4 недели со дня отъезда митрополита Ильи Карама. Как поступить с этим делом?

Надеюсь, что Ваше выздоровление, дорогой Георгий Григорьевич, не замедлит, и мы скоро увидимся «на воле».

26 февраля 1948 года:

«Сердечно был тронут Вашим дорогим для меня вниманием и вашим даром — картиной. Благодарю Вас от всей души. Грустно было праздновать без Вас. Мы пропели Вам многолетие и просили Сергея Константиновича передать Вам самое горячее пожелание скорее видеть Вас совершенно здоровым.

Съехалось много архиереев — 16 человек. Посвятили нового епископа Черновицкого Андрея, о назначении которого состоялось определение Синода ещё в прошлую сессию.

Сегодня прилетает архиепископ Елевферий, и на днях приезжает епископ Нестор Мукачевский. Его что-то обвиняет митрополит Иоанн — и в бездеятельности, и в неавторитетности, и в корыстолюбии — и требует его перевода. И на его место рекомендует полтавского Палладия. Я был совсем другого понятия о Несторе.

Ещё и ещё желаю Вам поправляться; каждая весть о том, что Вы на пути к поправлению, меня радует, и наоборот, бесконечно волнует малейшее сообщение о всяких припадках и т. д. Будем надеяться на скорое свидание».

30 апреля 1948 года:

«Поздравляю Вас с Первым мая — праздником всех трудящихся.

Не исключаю и себя из этой категории и имею большое удовлетворение в том, что мой труд в большой степени переплетается с Вашим трудом и что этот наш совокупный труд совершается на пользу не только Церкви, но и Родины нашей. Желаю Вам, дорогой Георгий Григорьевич, прежде всего здоровья. Это не только эгоистическое пожелание, т. к. здоровье Ваше нужно для нашей общей работы, но самое сердечное желание Вам долгих лет, чтобы и после меня Вы вспоминали с добрым чувством о нашем совместном труде. Большой привет Марии Григорьевне, Томочке и всему Вашему семейству и праздничные пожелания».

3 марта 1949 года:

«Прошу оказать содействие в получении наряда на грузовую машину ГАЗ-5I для нужд Патриархии.

Имеющаяся грузовая машина была получена в начале 1944 г. и в настоящее время пришла в негодность».

3 апреля 1950 года:

«В годы Великой Отечественной войны правительство Советского Союза разрешило открытие духовно-учебных заведений с предоставлением учащимся в них отсрочки от военной службы как лицам, подготовившимся к занятию священнослужительских мест.

Всех духовно-учебных заведений 10: Московская духовная семинария и Духовная академия в Загорске; Ленинградская семинария и Академия в Ленинграде; семинарии: Киевская, Одесская, Ставропольская, Луцкая, Минская в Жировицах, Саратовская.

Всех учащихся в них до 750 человек в возрасте 1928–1930 гг. рождения около 300 человек. За последние дни из ряда семинарий в Патриархию поступили сведения о призыве на военную службу учащихся 1928–1929 гг. рождения.

Вместе с этим от епархиальных архиереев в епархиях, в коих находятся духовные семинарии, поступили просьбы о возбуждении ходатайства о предоставлении отсрочек по отбыванию воинской повинности для учащихся в духовно-учебных заведениях.

Вследствие крайнего недостатка кадров для замещения священнослужительских мест призыв в армию учащихся семинарий и академий чрезвычайно увеличит нужду Церкви в священнослужителях.

Учитывая вышеизложенное, а также и то, что учащиеся в духовно-учебных заведениях не обучаются специальным знаниям, пригодным для военной службы, — прошу Совет по делам Русской Православной Церкви возбудить ходатайство о предоставлении учащимся в академиях и семинариях отсрочки на время обучения их в этих духовных школах в надежде, что и теперь наше правительство также благосклонно отнесётся к насущным нуждам Русской Православной Церкви».

4 февраля 1951 г.

«Сердечно благодарю Вас и Совет за поздравление с шестилетием моего служения Церкви в звании патриарха.

Это даёт мне случай отметить доброе, искреннее и благожелательное отношение Ваше и руководимого Вами Совета ко мне лично и к нашим церковным делам.

Следуя направлению, данному церковным задачам и делам нашим великим и дорогим вождём Иосифом Виссарионовичем, чьё имя будет всегда дорого и незабвенно для Русской Православной Церкви, Вы всегда, во всех случаях недоумений и затруднений находили справедливое решение и устраняли трудности, неизбежные во всяком житейском вопросе.

Дай Бог, чтобы наша совместная работа продолжилась в том же духе мира, взаимного доверия и искренности во всё время, какое нам суждено работать вместе. Я не сомневаюсь, что это будет именно так.

Взаимно желаю Вам, дорогой Георгий Григорьевич, здоровья и шлю Вам искренний привет».

31 мая 1951 г.

«Приятно мне было узнать из телеграммы митрополита Николая, что 28 числа Вы вступили в работу. Здешние врачи говорят: «Нетрудно вылечить болезнь (лекарство, медицинские меры, режим), главное — как человек сумеет закрепить результаты лечения». Так что Вам надо об этом теперь особенно заботиться. От всей души желаю Вам крепкого и продолжительного здоровья».

20 июля 1952 года:

«Я очень сожалел, что Вы не могли быть на празднике в Лавре. Правда, погода была плохая, но замечательно, что и в Успенский собор на службу, и в Троицкий по окончании обедни мы могли пройти крестным ходом без дождя.

Вы обещали исполнить нашу просьбу об участии Вашем в праздничной трапезе в Патриархии 21-го числа по случаю приезда митрополита Елевферия. Прошу Вас пожаловать на неё в 2 ч. дня вместе с Сергеем Константиновичем и Иваном Максимовичем. Если Вы найдёте возможным, я просил бы прийти и Г. Т. Уткина и B.C. Карповича как занимающихся церковными заграничными делами.

Посылаю при сём некоторые снимки нашей Конференции, на которых Вы хорошо вышли. А также почтеннейшего Бандидо». (На полях напротив текста «вместе с Сергеем Константиновичем и Иваном Максимовичем» резолюция: «Разрешаю. Карпов». На полях напротив текста «Г. Т. Уткина и B.C. Карповича» резолюция: «Возражаю. Карпов».)

7 июня 1953 года:

«От лица своего и членов Синода, собравшихся на летнюю сессию, сердечно приветствую Вас, дорогой Георгий Григорьевич, с днём Вашего рождения, с горячими пожеланиями Вам здоровья и многих лет счастливой жизни. Высоко ценя добрые и полные взаимного доверия отношения, сложившиеся между нами за десятилетие нашей совместной работы, мы выражаем надежду и в будущем видеть Вас неизменно во главе Совета по делам Русской Православной Церкви и вместе с Вами работать во благо порученного нам церковного дела».

20 июня 1953 года:

«Получил Вашу телеграмму, благодарю за эту весточку. Узнав о том, что Вы заболели и снова в больнице, я очень было испугался, и хотя С. Ив. Суворов передал мне, что ничего серьёзного нет и самое большее через 2 недели Вы выйдете из больницы, меня всё же смущал неожиданный вызов Сергея Константиновича. Теперь только одно пожелание, чтобы Вы себя берегли».

11 сентября 1953 года:

«Я бесконечно рад Вашему приезду в Одессу. Я был весьма опечален сообщением мне митрополитом Николаем, что Вы заболели гриппом. Это было 4-го числа. Но когда он мне сообщил, что Вы 7-го числа уже вышли на работу, то я снова получил надежду, что Вы сюда приедете. А то я уже думал, числа 15-го вылететь в Москву, чтобы с Вами повидаться до Вашего отъезда в отпуск 20-го числа.

Итак, я рад и весьма рад Вашему приезду и надеюсь, что Вы не через силу предприняли эту поездку.

Я думаю, Вы с Георгием Трофимовичем сегодня немного отдохнёте с дороги, а часу в шестом пожалуете с ним в Успенский монастырь, где мы встретим Вас с распростёртыми объятиями и поговорим о делах.

Надеюсь, Вы пробудете здесь несколько дней».