Августа 9 дня, около четырех, +18° С.
Бюро судебной экспертизы Врачебного комитета
министерства внутренних дел,
Набережная реки Фонтанки, 16
– Романтически сочинили. Прямо слеза профибает, – сказал Родион Георгиевич, кладя последний лист в стопку и незаметно оправив сбившийся ус. – Смерть со взглядом в небеса – это мечтания в духе страстных приказчиков.
– Галиматья! Дешевая подделка под уголовную книжонку! – раздраженно заявил Аполлон Григорьевич и швырнул непочатую сигарку в колбу с кислотой. – «Смиренный Лебедев»!… Тьфу! Таланта не видно даже в лупу. Такая же дрянь, как тот романчик.
Николай Карлович дернулся ответить обидчикам, но французские цепочки невежливо держали у спинки стула, а локти стреножили рукава собственного пиджака, спущенные и перекрученные узлом. Чиновник, весь перемазанный в пыли, озлобленно рыкнул:
– Дописать не успел, за меня закончат другие. Романчик выйдет, что и Габорио не снилось. Чисто изюм!
На первом листе машинописной рукописи, извлеченной из портфеля, гордо чернело слово «Камуфлет». Ванзаров поднял бумажку к свету, проверяя засечку на изученной букве, и спросил:
– Хоть не люблю изюм, а вот любопытно: чем романчик-то завершится?
– Скоро узнаете! – фыркнул Берс и тут же получил легкий, но ощутимый тычок. Литературной критикой Джуранский занимался быстро и кратко. Роскошный синяк под левый глаз – вот и вся рецензия. Вдогонку – прием джиу-джитсу «захват рукавами». После яростной борьбы в партере на дачной тропинке, разгоряченную натуру требовалось занять ведением протокола немедленно.
Лебедев притащил из канцелярии пишущую машинку и водрузил на лабораторный стол. Мечислав Николаевич с грохотом каретки воткнул чистые листы, проложенные копиркой, отстучал формулярный заголовок и приготовился.
ВАНЗАРОВ. Господин Берс, с вас снимается допрос в связи с проводимым сыскной полицией дознанием о смерти Петра Николаева Морозова, его светлости князя Павла Александровича Одоленского, штабс-ротмистра Кирилла Владимировича Меншикова и стряпчего Сергея Пионова Выгодского. Прошу сообщить, что вам известно о смерти вышеозначенных лиц.
БEРС. Они умерли.
ВАНЗАРОВ. Каким способом они были умерщвлены?
БЕРС. Я думаю, вам это известно лучше, чем мне.
ВАНЗАРОВ. Прошу ответить, что известно вам.
БЕPC. Князь погиб от взрыва горла, Меншиков – от какой-то бытовой травмы, о смерти Выгодского мне ничего не известно.
ВАНЗАРОВ. Что можете сообщить о Морозове?
БЕРС. Не имею чести знать этого господина.
ВАНЗАРОВ. Судя по листу, обнаруженному в вашем портфеле, вы детально ознакомлены с его биографией.
БЕРС. Это наметки к литературному персонажу моего романа.
ВАНЗАРОВ. Именно они стали основой писем, которые вы передавали в Министерство двора при помощи Меншикова?
БЕРС. Не можете этого доказать.
ВАНЗАРОВ. На вашу принадлежность к убийствам прямо указывает клочок от сгоревшего письма, обнаруженный в камине квартиры Выгодского.
БЕРС. Этого не может быть!
Пометка: коллежский советник Ванзаров показывает вещественную улику.
ВАНЗАРОВ. Это письмо напечатано на пишущей машинке, которая спрятана на вашей даче.
БЕРС. Как узнали?!
ВАНЗАРОВ. Вы создали тайное общество под названием «Первая кровь», в которое вовлекли упомянутых лиц. Все члены общества имели клички персонажей Троянского цикла и обращались друг к другу «содал». Декларировалось, что целью общества должно стать улучшение жизни в империи. Но истинной задачей было совершение крупного преступления против существующего государственного строя. После того как обманутые вами господа стали понимать это и отказываться, вы хладнокровно их убивали. Признаете это?
БЕРС. Да, признаю.
ВАНЗАРОВ. Признаете, что убили Петра Морозова на церемонии приема в содалы извращенным образом, а затем, чтобы скрыть следы своих преступлений, разорвали его тело на части?
БЕРС. Петра Морозова я не убивал, я не знаю, кто это. Мы принесли в жертву Петра Александровича Ленского. Это я признаю. Убийство произошло в ночь с четверга на пятницу, в нем участвовали все содалы.
ВАНЗАРОВ. Признаете, что специально бросили тень на мою жену, внушив при помощи гипноза извозчику Растягаеву и дворнику Епифанову, что она возила тело в ковчежце, украденном у князя Одоленского?
БЕРС. Да, признаю.
ВАНЗАРОВ. Признаете, что злонамеренно разбросали части тела убитого Ленского таким образом, чтобы указать на причастность моей жены?
БЕРС. К стыду своему, признаю.
ВАНЗАРОВ. Где было совершено убийство Ленского?
БЕРС. В погребе дачи, которую снимаю в Озерках.
ВАНЗАРОВ. Что еще можете сообщить следствию?
БЕРС. Прошу меня простить и не держать зла.
Освобожденный от пут Николай Карлович растер красные следы на запястье, не заглянув в протокол, подписал оба экземпляра, пыль с сюртука не стряхнул и попросил чаю. Для кровавого монстра, только что признавшегося в организации четырех убийств, вел он себя на удивление спокойно, если не сказать равнодушно. Обычно такие откровения приходится вытаскивать долгой психологической борьбой, медленно, но верно приводя убийцу к раскаянию. А тут, стоило лишь назвать одну улику, и не такую уж грозную, как исповедь полилась потоком. Против всякой логики.
Родион Георгиевич проверил показания на предмет опечаток, но ротмистр поработал стенографисткой блестяще. Коллежский асессор, он же глава тайного общества, а также изощренный убийца мирно попивал чаек с коньяком большими глотками.
– Поговорим начистоту? – Ванзаров уселся рядышком с Берсом.
– Попробуйте – согласился тот, прихлебывая из лабораторной склянки – чайная посуда бесследно пропала после грандиозной перестановки.
– Помните главный принцип Сократа?
– В гимназии что-то проходили…
– Мудрый грек считал: чтобы найти истину, то есть помочь ее рождению, надо задавать простые вопросы. Есть у меня такие вопросы, но ответов найти не могу. Поможете?
– Почему бы нет…
– Благодарю… Итак, вы умный человек, служите в Департаменте полиции, уголовные романчики почитываете, а теперь и пописываете. В таком случае как же сподобились оставить улику в камине, да не простую, а с собственной подписью?
Берс молча прихлебывал из склянки и улыбался.
– Молчите? Тогда другой вопрос: зачем так спефить с убийством Выгодского? Понимаете, что сразу бросили на себя подозрение?
Емкость опустела, Николай Карлович долил себе прямо из заварочного чайника, не дожидаясь, когда Лебедев разбавит коньком.
– Нервы подвели. Торопился, сделал глупость, – сказал преступник и громко отхлебнул.
– Это простой ответ, – согласился Ванзаров. – Но к истине не ведет… Это вы написали «Божественный яд»?
– Разумеется.
– Откуда поразительные сведения о соверфенно секретном деле?
– Слухами земля полнится.
– Как удалось напечатать тираж?
– Это моя маленькая тайна, – улыбнулся Берс. – Она умрет вместе со мной.
Джуранский уже ринулся украсить другой глаз Николая Карловича синяком, но Ванзаров остудил горячего кавалериста. Вследствие бурного задержания душа в чиновнике и так болталась на паутинке. Даже его природная сила истощилась при штурме кавалерии сыскной полиции.
Берс прикончил вторую склянку так же жадно, как всегда поглощал воду, отер губы манжетой министерского сюртука и вдруг спросил:
– А кто такой Петр Морозов, про которого вы допытываетесь?
– Да юнофу приводили к доктору Звягинцеву. Так он жаловался, что держали его в доме умалифенных, и даже просил вызвать полицию. – Родион Георгиевич ожидал хоть тени интереса, но не дождался и продолжил: – Так доктор взял и составил врачебную карточку, представляете?
– Ну, и что?
– Так ведь юнофа приходил с напарником, которого доктор, как ни силился, так и не смог вспомнить. Какой из этого вывод?
– И какой же?
– Это были вы.
– С чего взяли? – искренно удивился Берс.
– Не я, сократова логика говорит, что если один человек сумел запутать голову двум извозчикам, одному дворнику и фвейцару, и сам признался в этом, то трудно представить, чтобы кто-то ефе занимался подобным промыслом в рамках одного дела. Или кто другой поработал с Растягаевым и компанией?
– Я, разумеется, я, – быстро согласился Николай Карлович.
– Значит, с Ленским приходили вы. Из клиники его украли тоже вы.
Только теперь ловушка обнаружила зубы. Берс отказался говорить и потребовал отвести его в камеру, что было уж совсем странно.
– Камера подождет, – не вытерпел Лебедев. – А вот скажите, где обучились гипнозу? У нас его не преподают.
– Фамильное достояние, – Берса даже грудь выпрямил. – Наш прапрадед, Иоганн Берс, перебрался сюда из Швеции. Он был потомком самых настоящих скандинавских ведунов. Этот дар у нас в крови! Жаль только, передается одному из братьев в семье.
Аполлон Григорьевич восхищенно заухал, а вот Джуранский нервно подернул усиками. Видимо, посчитав, что кулаку кавалериста без разницы кого разить: да хоть самого Эрика Рыжего.
– Полезный дар, – согласился Ванзаров. – Могу ли знать, как им пользуетесь? Магические слова? Тайные заклинания?
– Просто говорю с человеком, и он начинает думать и делать все, что мне нужно.
– Например, ехать в Соболевские бани? Николай Карлович самодовольно ухмыльнулся:
– Догадлив, мы в вас не ошиблись!
– А знать разные взрывчатые вещества и уметь ими пользоваться, тоже от предков-викингов научились? – опять не удержался Лебедев.
– Я сам… – как-то неуверенно ответил Берс. – Читал литературу.
– Что такое «ВВП» в саперном деле? – спросил Ванзаров, опережая криминалиста.
Коллежский асессор на мгновение задумался и ответил:
– Взрывная волна пироксилина.
– Значит, князь волновался, чтобы пироксилина в скрипку мало не положили? – обрадовался Родион Георгиевич.
Оправив разодранный лацкан министерского мундира, Берс гордо промолчал.
– Что ж, не хотите, как хотите – миролюбиво сказал Ванзаров. – Но скажите, зачем подсунули мне полный список «Первой крови» со всеми инициалами и кличками?
Николаю Карловичу потребовалось несколько лишних мгновений, чтобы найти ответ.
– Это сделано из высших соображений, – наконец заявил он.
Ванзаров удовлетворенно кивнул:
– А из каких соображений все эти взрывы, трупы, ковчежец?
– Хотите знать правду?
– Скорее истину.
– Могу намекнуть: наследство князя Одоленского составляет примерно миллион и даже более.
– Чтоб прибрать его к рукам, придумали обфество содалов?
– Поняли верно.
– Ленский тоже член?
– Разумеется, но все это фиктивно.
– Когда его убили?
– В ночь с четверга на пятницу.
– Завефание князь переписал в субботу. Как это понять?
– Все приготовили три недели назад.
– А письма Фредериксу подсунули просто ради развлечения, чтобы ему было не до вафих фалостей?
– Прекрасно, сыщик!
Тут Родион Георгиевич поднялся, отошел шага на два, разгладил усы и резко повернулся:
– Могу ли знать, почему пофадили еще как минимум трех содалов?
– Что? – только и выдавил Берс.
– В списке обфества семь членов. Четверо мертвы, вы не в счет – осталось трое. Почему пофадили их?
– Так вы же схватили меня! – в отчаянии крикнул кровожадный чиновник.
Коллежский советник повернулся к Джуранскому:
– Думаю, все понятно…
В кулаке ротмистра призывно звякнули французские цепочки, но Ванзаров продолжил:
– Будем Берса отпускать.
– Как отпускать?! – раньше всех изумился преступник.
– А вы не хотите?
– Хочу но…
Кажется, и Джуранский не очень понимал, что происходит, но дисциплинированно не выразил протеста. А Лебедев и вовсе обратился за советом к походной фляжке.
Совершенно растерянный Николай Карлович застегнул сюртук на все пуговицы и, запинаясь, спросил:
– Так мне уходить?
– Да, свободны! – Ванзаров махнул рукой в сторону шкафа с вещественными доказательствами, что означало «на все четыре стороны». – Деваться вам некуда, в Литву не убежите. Сидите дома, ждите, когда вызову. Профайте, содал!
Берс натянул форменную фуражку чуть не на уши, сгорбился и понуро поплелся вон. Он покинул здание министерства, постоял на тротуаре, словно не зная, что теперь делать, и ступил на проезжую часть. Шел медленно, заложив руки за спину и глядя в землю. До той стороны набережной, где решетка ограждает гранитный берег Фонтанки, осталось два шага, как вдруг пронеслась черная тень.
Звук хлопка – как мешок с зерном уронили.
Николая Карловича сшибло с ног, ударило виском о брусчатку, прокрутило под всеми колесами и выбросило окровавленной, измятой куклой. Он лежал на груди, а подбородок против естества упирался в спину.
Прибавив скорость, мотор умчался по пустой набережной. Номера не было, лицо шофера скрывал кожаный шлем с очками. Только вот сомневаться, кто сидел за рулевым колесом «Де Дион-Бутона», не приходилось.
Князь Одоленский, кто ж еще. Как бы ни трудно в это поверить.
