Августа 8 дня, в то же время, +19° С.
Угол Арсенальной улицы
и Полюстровской набережной
Ломаные бочки, драные веревки, сгнившие бревна и доски, а также прочие ошметки невесть чего густо покрывали склон реки. Неподалеку располагались баржевые склады леса и пеньки: все, что в хозяйстве отслужило срок, по древней русской традиции выкидывалось за забор. Отчего сама собой выросла помойка.
В это утро Тимошка Ермолаев, грузчик с пристани, мучился болезнью понедельника. Жажда требовала прикладываться к ведру и вливать в страдающий организм изрядные порции жидкости. Живот, вместивший без малого литра три, раздулся под рубашкой, но голове от этого легче не становилось.
Тимошка испил еще водицы и собрался прогуляться до ветру. Далеко идти не пришлось. Вся артель справляла естественные нужды за забором, среди живописной свалки.
Парень выбрал местечко, прикрытое горой досок, распустил веревочку, державшую порты, и насладился облегчением.
Сзади визгливо залаял Тузик – кудлатая собачонка, которая кормилась при артели, за что и получала подпаленную шерсть, тычки в нос и прочие шутки добродушного народа.
– А ну, кыш, погибель, – лениво прикрикнул Тимошка. Тузик внимания не обратил, а надрывался противно и громко.
Тимошка подпоясался, поддернул порты и лениво приблизился к скотине, желая отвесить ей хорошего пинка. Но так и застыл столбом, вытаращив глаза и раззявив рот.
Собачонка прыгала как заводная, облаивая предмет, которому на свалке быть не полагалось.
– Что такое? – вдруг сказал строгий голос. Тимошка оглянулся. Откуда-то объявился господин в строгом костюме и черной шляпе. Он уставился на парня:
– На что лает твоя собака?
– А вы кто будете?
Господин споро объяснил и повторил вопрос.
От страха Тимошка пробормотал что-то невнятное и вытянул палец.
Там, куда ткнул натруженный указательный грузчика, среди древесного мусора белел предмет, который, несомненно, был не чем иным, как человеческой рукой. Тузик замолчал, боязливо подкрался и принюхался к находке.
А господин в черном осклабился:
– Вот и хорошо… Как звать?
– Тимофеем…
– Будешь, Тимошка, у нас свидетелем.