Августа 6 дня, года 1905,
чуть позже, жарит безбожно.
У дома на Малой Конюшенной улице
Таинство обеденного часа для того и установлено начальством, чтобы чиновники всех Департаментов могли набраться сил для служения отечеству. Преступно отдавать священные минуты чему-либо, кроме наполнения желудка и освежения горла, особенно в такой денек.
Лишь один коллежский советник откровенно манкировал установления, которые и полиции касались. Извиняло лишь то, что ему срочно требовалось уединение среди незнакомой толпы. Идя по теневой стороне Казанской улицы к дому, он решительно не замечал ничего.
Итак, имеем: тело неизвестного юноши, жестоким образом разделанное в «чурку». Известно, что ковчежец, в котором его везли, принадлежит Одоленскому. В историю с кражей раритета верится с трудом. Несомненно, князь имеет к преступлению касательство. Какое именно – пока не ясно. Пряников опознал пассажира, но прислуга дает верное алиби. Известна причина смерти юноши: обильное излияние спермы в горло.
Далее – только вопросы. А именно: кто стал «чуркой», принимал ли Одоленский участие в «удушении», где произошел акт, кто лишил юношу конечностей, а также – где они находятся? И самое главное: зачем такое «живописное» убийство?
А что делать с невероятным участием Софьи Петровны?
Можно представить, как обожаемая супруга в черном платье вывозит сундук с места преступления на вокзал, потом едет к дому, потом возвращается на Арсенальную и оставляет поклажу. Что получается? Чтобы это провернуть, ей пришлось бы уехать с дачи поездом в шесть ноль пять… Вполне возможно! Сам господин Ванзаров позавтракал, как обычно, в глубоком одиночестве в восемь утра и, не решаясь будить любимую супругу, тихо удалился: на даче у них разные спальни. А вот была ли она дома? Пока неизвестно.
Пряников вспомнил, что у пассажира действительно был сверток. По виду не сказать, чтобы тяжелый, с такими бабы ходят. Вроде из старого сукна. С ним господин и исчез. Выходит, Софья Петровна встретила субъекта и передала ему не только ковчежец, но и сверток?
Возможны два объяснения: или она не знала, что везет, выполняя дружескую просьбу, или… Одно точно: из числа участников «удушения» ее можно исключить смело.
Допустим невероятное: это она возила ковчежец. Но зачем было в дом заезжать? В чем тут логика? Не конечности же она там оставила? Наверняка все это – случайное совпадение. Это скоро выяснится…
А подметное письмецо? Ведь все просто складывается: она помогает любовнику скрыть следы преступления. Никакой театральности. Князь Одоленский подходит на роль молодого жуира, который наслаждается женщиной бальзаковского возраста.
Да и можно ли считать, что убийство произошло за городом? Не обязательно. Тело могли привезти на Финский откуда угодно, хоть с соседней улицы. Но проверить все вокзалы надо непременно.
Доверять ли словам хитрого извозчика Растягаева? Тоже все неопределенно.
Что остается? Испросить в понедельник у прокурора разрешение на обыск в особняке князя.
Тут Родион Георгиевич обнаружил себя у ворот собственного дома.
Опершись о решетку, в приятной лености коротал денек Феоктист Епифанов. Дворник обнимал черенок метлы как родное дитя. Завидев важного жильца, степенно поклонился, но шапку ломать не стал:
– Доброго здоровьичка, Родион Георгиевич, что-то на даче зажились, почитай с прошлого воскресенья дома не были-с.
– Славно там… К тому же люблю я жару, в обфем… – добавил Ванзаров, промокая лоб платком. – Как в доме, порядок?
– Как иначе-с! – Епифанов деловито шаркнул метлой.
– Постой, Феоктист, как же, говорифь, не были? А сегодня Софья Петровна заезжала?
Дворник улыбнулся:
– Я и то говорю-с: «Что это вы, Софья Петровна, в такую рань?» А они-с прошли молча, извозчика не отпустили-с.
– А когда уехала?
– Извинения просим, не видал-с…
– Это она платья девочек привозила, – пробормотал коллежский советник.
Изобразив для Епифана приступ забывчивости, резко повернул от ворот и крикнул извозчика.
Жара, однако, усиливалась. Перед глазами так и плыла картина: супруга в черном, в руках котомка, а рядом ковчежец.
