Августа 10 дня, начало шестого, +16° С.
В Коломенской части С.-Петербурга

В квартире отыскать хозяйку не удалось. В комнатах пусто, даже дверь не заперта. Антонина Ильинична исчезла бесследно, и вещей не захватив. Дворник же клялся и божился, что барышня из дома ни на шаг, еще со вчерашнего дня. И к ней приходил только вот господин из полиции. Так что она должна пребывать в снимаемой квартире. Но мадам Берс не было.

– Объявляем тревогу по всем участкам? – с затаенной надеждой спросил Джуранский.

– Нет, она не могла далеко уйти.

– Куда едем?

– Логика подсказывает один адрес…

И Ванзаров первым прыгнул в пролетку. Отряд сыскной полиции уместился в ней кое-как.

Фамильное гнездо Одоленских встретило их мертвыми окнами и печатью Ягужинского на парадном входе.

Четверо сноровистых агентов были немедленно расставлены Джуранским во дворе и на улице – следить и слушать.

Стараясь не скрипнуть, Родион Георгиевич отправился хоженой тропой. Дверь кабинета оказалась приоткрытой. Оттуда доносились отчетливые шорохи. Вряд ли душа князя балует, тут человеческим духом пахнет. Кстати, приятный одеколон.

Бесшумно прокравшись по мраморной лестнице, Ванзаров приблизился к дверному проему: Антонины Ильиничны не было. Зато на фоне окна очертилась мужская фигура среднего роста в светлом сюртуке отличного покроя. Переложив в левую руку сверток, Родион Георгиевич вошел.

Неизвестный вздрогнул.

– Вот и вы! – благодушно заявил коллежский советник, однако, следя за руками гостя.

Молодой человек лощеной внешности и цветущего вида: одет наимоднейше, в английском стиле; шелковый галстук с брильянтом, элегантный жилет и сорочка тончайшего материала, такой еще поискать, аккуратные усики.

– Петр Александрович Ленский, если не ошибаюсь?

– Петр Николаевич Ленский – тихо проговорил юноша.

– Ну, конечно, как же я сразу не понял… – Ванзаров оставил сверток на пологом уступе шкафчика и оказался на шаг ближе.

– С кем имею честь?

– Просто Ванзаров, без чинов. Могу ли знать, что делаете в доме покойного князя?

– Вступаю в права наследства, завещанного мне дядей. Господин Ванзаров, у меня мало времени и много дел. Могу быть чем-то полезен?

– А как же! – Родион Георгиевич раздернул усы, что в данную минуту означало высшую степень куража. – Вы не просто полезны, а крайне нужны!

– Поторопитесь, у меня не более пяти минут.

– Не изволите полюбопытствовать, сэр? – и Ванзаров в который раз явил потрепанный кусочек фотографической бумаги.

Юноша не взглянул, но опустился в кресло.

– Какое отношение ко мне имеет этот снимок? – спросил он еле слышно.

– Зачем запираться, господин «Мемнон»? Этим оскорбляете фигуру свяфенную.

– И кого же?

– Логику Сократа.

Молодой человек внимательно изучил выражение лица коллежского советника и лишь улыбнулся:

– Не понимаю, каким образом, вы сунули нос в мою жизнь…

– Доктор Звягинцев записал в карточку больного, – перебил Ванзаров.

– Это ложь.

– Согласен. Но вот вызвать полицию юнофа, спасенный из клиники дуфевнобольных, попросил.

– Досадная случайность…

– Назвал бы по-другому: важнейфая улика.

– Это ничего не изменит… Не смею задерживать, прощайте.

– Намекаете, что нет ни одной улики, указываюфей на виновность Ленского, а только домыслы? Дескать, туз выиграл? – с легким удивлением спросил Родион Георгиевич.

– Именно так.

– Тогда, могу ли арестовать преемника престола?

Юноша не шелохнулся и вообще не выразил чувств. Поразительная сила воли с выдающимся характером. Только и выговорил:

– Что такое?

– Дама вафа убита, – сказал ласково Ванзаров, снимая фуражку и расстегивая уцелевшие пуговицы мундира – становилось душно. – У вас отменная выдержка и подлинный талант к перевоплофениям. Голос копировать умеете по телефонному аппарату исключительно. Меня вот сыграли для пристава Фелкинга и санитара морга, а директору Кулебяко и вовсе князя покойного представили. Неплохо удаются переодевания в посыльных. Какие образы! Посыльный из табачной лавки, который взрывные сигарки доставил, посыльный из конторы стряпчего со срочным пакетом и даже нарочный в редакцию «Нового времени» из сыскной полиции. Недурно носите черные платья с вуалью: извозчики Растягаев и издатель Суворин поражены. Также умеете быстро снять их перед дверью моей квартиры или в дамской комнате «Польской кофейни». Не говорю уже о кожаной куртке водителя мотора. Но последняя роль достойна аплодисментов…

Юноша ответил вежливым кивком:

– Играл для одного зрителя, но от души.

– Ведь риск был велик?

– Выхода не было. Зато убедился в силе первого впечатления. Как это просто: видя лишь малую часть, человек уверен, что знает целое, сам себя в этом убеждает. И сам себя тем обманывает. Ведь на этом строится ваша логика: по части узнать целое? Но в психологии этот закон сработал против вас. Кстати, подтвердился другой принцип: чем чаще видишь человека, тем меньше его видишь… Одно не пойму: как вы меня раскусили?

– Сами себя выдали, – несколько разражено сообщил Родион Георгиевич.

– Когда же?

– Ленский должен знать о вызове полиции. Далее – просто логика.

– Я боялся вот таких мелочей.

– Мелочи руфат великие планы. – Ванзаров уже справился с мимолетной досадой. – Придумать уникальное преступление, которое должен раскрыть чиновник сыскной полиции под незримую диктовку, да еще в срок, да ефе так, чтобы уверовал в победу, да ефе с тройной страховкой в виде измены жены, уголовного романчика и мифического кружка «Первая кровь» – задача грандиозная. Но предвидеть все случайности – непосильно человеческому уму. Даже выдаюфемуся.

– А вы коварно пользуетесь. Только усилия бестолку…

– Предугадаю следуюфий вопрос – коллежский советник разгладил усы. – Да, обвинить вас в смерти Одоленского будет трудно, прислуга вряд ли вас опознает. Доказать вафу причастность к взрыву Менфикова и Выгодского практически невозможно. И Николая Карловича переехал неизвестный в шлеме. Что касается несчастного Мифука, то коллежский регистратор погиб, неаккуратно заложив взрывчатку в лампу.

– Что же будете делать? – с нескрываемым интересом спросил юноша.

– Логика подсказывает два пути. Сдать вас полковнику Герасимову как убийцу ротмистра Модля и виновника провала его планов или арестовать как вора, пытавфегося украсть наследство князя. Ягужинскому сейчас явно не до вас, так что не предлагаю. Выбирайте.

– Не подходит…

– А вот пробовать на мне таланты гипнотизера не пытайтесь. Агентам, окруживфим особняк, дан приказ стрелять на поражение, даже если сам буду закрывать преступника грудью. Да и не чувствителен психическим флюидам, уж столько народу пыталось.

– Что же нам делать?

– Вам советую сознаться.

– Это скучно.

– Я помогу. Почему в ковчежце оказался сам Ленский?

– Нелепая случайность… – Господин отвернулся к окну, но немедленно овладел собой. – В четверг, накануне событий, Петя заявил, что хочет просто жить и любить, просит отпустить его с миром. Я не совладал, кулак случайно угодил ему в висок. Петя упал, потерял сознание. Я решил, что он притворяется, ушел из комнаты. А когда вернулся, застал приятную картину: Николай Карлович кряхтел над ним. Оказывается, он желал Петю давно, случай выдался – овладел беспомощным. Отбросил я старого мерзавца, но оказалось, Петр уже не дышит, задохнулся спермой. В первую минуту я решил, что погибло все. Но понял, что план надо осуществлять. С настоящим преемником или без него.

– Могу ли знать, что было дальфе?

– Отнес тело в погреб, опробовал на нем взрывчатки, как учил Модль. На следующее утром князь помог мне похитить ковчежец, а в субботу отправил его вам.

– Куда голову дели?

– Она всегда будет на виду, но вы ее не найдете, – уверенно сказал юноша.

– Кого планировали на «чурку»?

– Князь должен был привезти своего любовника, какого-то балерунчика. Но тот невовремя уехал. Да и зачем второй труп, один уже был.

– Маховик запустили, а Герасимов с Ягужинским не подозревали, что преемник мертв. Лихо!

Глубочайшее негодование испортило правильное лицо юноши:

– Безмозглое, развращенное существо, без воли и характера, как его отец. России нужен царь, который своротит ржавый механизм, откроет дорогу умным, честным и молодым, обуздает чиновничество, даст народу свободу, будет всячески помогать торговле и промышленности, снимет груз с крестьянства, армию поднимет… да что теперь! А право крови ничего не значит.

– Новым Петром Великим себя назначили? – печально проговорил коллежский советник.

– Да, назначил! И сил бы хватило, и желания. А вы все испортили. Все погубили. Империю, которой так служите, погубили. Неужто не понимаете, что у России только два пути: или могучей дланью овладеть Европой до Гибралтара и Гренландии, или развалиться, исчезнуть, сгинуть без следа, как Троя?! Вот что вы наделали. А я бы спас.

– Служу не империи, а совести, – жестко сказал Ванзаров. – Считаю только одно важным: нельзя, чтобы все было дозволено… Давайте, к практическим дисциплинам вернемся. Например, как собирались убедить в собственной персоне?

– В лицо меня знал только Ягужинский. Когда все было бы кончено, ему уж отступать некуда, пришлось бы признать меня наследником. Это логика политики: служивым без разницы, при чьем троне близко стоять, главное стоять. Всамделишный Петя был не столь нужен…

– А Модль?

– Тут все просто. У нас был… роман. Удивил? Так вы же нас чуть в кустах не застукали…

– И все-таки…

– Ну, посмотрите: разве не похож? Возраст у нас на месяц отличается, комплекция одинаковая, рост, тип лица схожий. Даже Фредерикс обманулся на «живой картине», а он Петра видел. Ну, право слово, одно лицо? – И юноша гордо продемонстрировал профиль.

Действительно, большое сходство просматривалось. Но не такое безоговорочное, чтобы пасть ниц перед самозванцем. Впрочем, глаз чиновника сыскной полиции излишне придирчив.

– Позвольте вернуться к субботнему вечеру, – продолжил Родион Георгиевич. – С Одоленским в ресторане и на приеме не были. Тогда где?

– Догадайтесь!

– Предположу, что развлекались, фотографируя. Вам нужна была карточка, а князь попался на удочку любовной игры. Причем он же и предложил пустуюфую квартиру Николя Тальма, его любовника, где был фотоаппарат и требуемые реактивы. Там же нафли занавес, соорудили крылыфки и составили «живую картину» из жизни богини утренней зари и царя Мемнона. Символически воплотив «восход зари новой России», а также «союз старой и новой крови». Я прав?

Ответом стала благосклонная улыбка.

– Кто же поработал фотографом? Николая Карловича надо исключить. Ягужинский не подходит – он испугался снимка… Остается тот, кто умеет пользоваться реактивами. Неужто Модль?

– Да уж, намучился я с двумя влюбленными самцами… А вы догадливы не в меру.

Ванзаров комплимент принял и продолжил:

– Допустим, князь стал втирать целебную гремучую ртуть по вафему совету, потому что горлом мучился. Йодистый азот в скрипочку в тот же вечер высыпали. И сигарки особенные сами доставили. Но как могли знать, что Менфиков и Выгодский возьмутся за бомбы вовремя и убьют себя?

– Вы помогали.

– Могу ли знать, как?

– Когда выкладывали главный козырь проницательного сыщика и называли их содалами. В мозгу жертв возникало желание немедля совершить одно действие. Такой психологический фокус. «Содал» – всего лишь курок, которой взвел я, а нажали вы. При помощи списка «Primus sanguinis». Это ведь приказ на казнь был, а вы думали, шпаргалку вам подкинули! Работает безотказно. Бьюсь об зклад: извозчики излагали словесный портрет лучше филеров, услыхав словечко «приметы». Ведь так? – И юноша улыбнулся милейшим образом.

Родион Георгиевич лишь дернул ус, сильнее, чем нужно, что выражало легкую растерянность, и спросил:

– В таком случае откройте «В.В.П.».

– «Ваше Величество Петр».

– Прекрасно, потому что просто! – искренно восхитился Ванзаров. – Да и со смыслом тонко: дескать, Парис, из-за которого пала Троя… Таланты вафи обфирны. Но неужели вы и «Божественный яд» написали, и статейки?

– Романчик – привет вам лично от старого знакомого из парижской клиники, где он умер… Кажется… А статейки – затея Берса. Начитался уголовной макулатуры, вот и захотел дыму напустить, где не надо, глупец… Но в импровизации тоже сгодилось. Вашу идею с объявлением оценил. Однако не довольно ли вопросов?

– У меня осталось только три. Позволите?

– Что ж, валяйте.

– Как доставили ковчежец с дачи к Финскому вокзалу?

– На моторе князя. В пятницу вечером получил автомобиль с корабля в торговом порту и отогнал в Озерки, загрузил поклажу, привез к Финскому, а мотор оставил на самом видном месте дожидаться, пока на извозчиках круги нарезал. Заодно могли найти свидетелей, что князь был на площади. Вот бы голову поломали!

– Кто уехал по вафему паспорту в Париж?

– Оставьте его, мальчик ни в чем не замешан. Он влюблен в меня… Я не мужеложец, просто для достижения цели любые средства хороши. Кстати, у вас остался последний вопрос. Наверняка про Антонину Берс. Или про Софью Петровну желаете?

– Ответ на него уже известен… Да ведь вы чудовифе! – сказал наконец Родион Георгиевич.

– Я знаю. Великие дела требуют великих преступлений. Жаль, что им помешал умный сыщик. – Юноша решительно поднялся. – Нам требуется найти выход из нынешней ситуации. У меня предложение…

Ванзаров согласился рассмотреть его тщательно и непредвзято.

– Мы стоим друг друга. И можем разойтись миром. Обещаю исчезнуть из России и никогда не появляться. В качестве гарантии готов передать вот это… – Он протянул картонную папку.

В ней оказались: карточка из секретной картотеки с акронимом «В.В.П.» вместо фамилии, вырванный лист из крестильной книги Всехсвятской церкви в Гатчине, листы из классных журналов Александровского лицея, также список учащихся коммерческого училища, история болезни пациента Морозова из клиники душевных болезней и прочие документы, сопровождающие человека по жизни. К каждому прилагалась фотография разных возрастов. Черты породы были видны ярко. Действительно, можно поверить.

– Это все?

Юноша помахал криво оторванной половинкой листа:

– Также предлагаю половину состояния князя.

Коллежский советник привычно спрятал за пояс бесценную папку, подхватил принесенный пакет, быстро подошел к столу и выбрал серебряную птичку. Затем, скинул упаковочную бумагу и зажал в обеих руках по фениксу.

Молодой человек не смог победить эмоции, запрокинул голову и захохотал. Все же, придя в себя, утер слезы:

– Да, этот камуфлет почище моего будет! Но все же я рад ему. Как это восхитительно -дергать судьбу за усы! Ведь сколько раз мог провалиться, да хоть вчера в «Дононе». Но все же, цена того стоит. Держать вас на невидимых ниточках, встречаться лицом к лицу и каждую секунду балансировать на грани разоблачения – разве это не прекрасно?! Какое счастье – вершить ход истории исподтишка!

Ванзаров шевельнул теми самыми «усами судьбы», стиснул пичуг и сказал:

– Кто я такой, чтоб вмефиваться в ход истории и божественное провидение. Пусть оно и рассудит. Выбираете одну птицу, поворачиваемся друг к другу спинами, чтоб осколками не поранить соперника, на счет «три» заводим ключики. Если повезет вам, предъявите Джуранскому фигурку и скажите: «По приказу вафего командира я отпуфен». Вас не задержат. Согласны?

– Если скажете, как разыскали птицу.

– На куче пепла лежал аккуратный клочок письма с приказом убить Менфикова и подписью Николая Берса.

– Правильно. И что?

– Нелогично. Стал искать настояфую улику. Нафел в глубине камина… Так как?

Юноша внимательно пригляделся к птичкам, что-то сравнил и выбрал из правой руки.

– Чем бы ни кончилась дуэль, хочу выразить удовольствие и сожаление, что мы были противниками. Если бы я не обещал… Нам бы вместе трудиться, горы бы своротили. Что уж теперь… Но если повезет вам, помяните мое слово: карьеру в полиции не сделаете. Хоть и наглец отменный, но порядочный человек. Вы романтик, Ванзаров… – Он неторопливо отодрал бутафорские усы и повернулся к окну.

Чиновник сыскной полиции пересек дверной порог, между ними осталось аршин десять, не меньше.

– Раз…

Где-то в доме тикали часы.

– Два…

Нет, в окно не прыгнет, гордость не позволит.

– Три…

Эта минута решила его участь. Ключик повернулся до упора. Феникс повел серебряной головкой и захлопал крылышками.