Юлия исчезнуть из города, сразу после суда, могла только с одним человеком — с Владиславом Загрельским. И лгала на суде для того, чтоб вот так, беспрепятственно уехать. А сам Загрельский сделал всё, чтоб убрать его с пути — навсегда. Ведь сказал же он, Александр, Юлии, что узнает всё о прошлом Загрельского. Видно было мерзавцу что скрывать в прошлом, если пошёл на убийство и подставил соперника…

Александр вспомнил, как со связанными руками его провели в комнату при полицейской управе, где на лавке лежал убитый.

— Вы знаете этого человека? — спросил жандармский офицер.

— Да, — он тогда сразу побледнел, уже понимая, к чему всё оборачивается. — Это Владислав Загрельский.

— Что ж, — пожал плечами жандарм, — чистосердечное признание не ходите сделать. Значит, будем собирать доказательства. А их, будте уверены, предостаточно.

… Теперь, убеждённый в том, что Загрельский жив, Александр думал: кто мог быть так на него похож? Только родной брат. И опять память подсказала: недели за две до всего случившегося, когда он сам с Загрельским уже не общался, кто–то из общих знакомых в разговоре упомянул:

— У Влада Загрельского несчастье. Бунтующая чернь сожгла отцовское имение и там, в огне, погиб его старший брат.

Брат… Значит, не пощадил родного брата. Даже пальцы искалечил ему, чтобы всё соответствовало. Да, это он мог, всё–таки — медик… Аржен тоже медик!

Александр пружинисто вскочил на ноги. Оцепенения как не бывало. Теперь нужно взглянуть на этого Аржена. Вряд ли Загрельский рискнул явиться сюда, не изменив внешность. Но он его узнает, непременно! А перстень теперь ни за что не оставит здесь. Пусть это будет ему предупреждением. Поймёт ли?

Аржена он увидел на следующее утро. Ещё до завтрака в гостинице началась скрытая для посторонних глаз суета. Портье, с которым он подружился, шепнул ему:

— У француженки, которую вы вчера возили, украли дорогое кольцо. Следователь полицейский уже здесь. А вот и супруг её, собственной персоной!

От стеклянной двери через вестибюль, к лестнице, не глядя в их сторону, быстро прошёл высокий стройный человек в лёгком летнем пальто. Тёмные волосы с сединой, на промелькнувшем профиле — усы с бородкой… Нет, не похож! Но прямая спина с развёрнутыми плечами, широкий шаг, короткий взмах руки… Кровь отхлынула от щёк и прихлынула с двойной силой. Да, можно изменить лицо, но походку и жесты — гораздо труднее! А уж избавиться от механических привычек — строить пирамидки из спичек, — вообще невозможно!

Весь этот день Коринцев ездил по городу, едва понимая, куда поворачивает, где тормозит и останавливается. Работало подсознание. А сознанием он вновь переживал позор допросов, суда, лишение дворянства, офицерского достоинства и наград, боль от лживых обвинений жены, смертельное бессилие от невозможности что–либо доказать!.. А потом — этап, кандалы, каторга! И грызущие душу острые зубки муки–непонимания, неведения. Кто с ним так? За что? И вот теперь он знает — кто и за что! И судьба свела его с тем, кто никогда и не был мёртв. Судьба, планида — у неё не бывает случайностей. Им суждено встретиться, чтобы восстановить справедливость. Мёртвый должен оставаться мёртвым!

В одной из поездок по городу он купил в маленькой лавочке крепкий кожаный ремешок — такие кругом продавались, — повязал его под куртку. Усмехнулся, вспомнив совет одного своего каторжного приятеля, потомственного бандита. «Вы, интеллигенты, — говорил тот, — если хотите помститься, то болтовнёй всё портите. Непременно вам нужно приговор над человеком прочитать, высказать ему, какой он плохой и почему должен умереть, и все обиды ему припоминаете, и объясняете, что делаете по справедливости. А обидчик ваш послушает немного, а потом — хрясь! И по голове вас, чем придётся. Может даже вашим же револьвером… Ты, Шурка, слушай меня: бей молча, сразу, пока не опомнились, а, лучше, и не увидели тебя!»

Он расправится с Загрельским молча и быстро. Не о чем им разговаривать. Вот только на левую руку его глянет, чтоб и тени сомнений не оставалось. Нужен лишь подходящий момент.

Момент представился этим же вечером. Он со своей машиной стоял у гостиницы, когда на кадиллаке подъехал Аржен. Не успел этот войти в двери, как ему навстречу выпорхнула мадам. Что–то прощебетала мужу, махнула ручкой и впрыгнула в кадиллак. Коринцев тут же поспешил в вестибюль, успел увидеть поднимающегося по лестнице Аржена. Тогда он быстро пошёл по первому этажу, к туалетным комнатам, которыми пользовалась обслуга. А дальше — уже знакомым путём: по служебной лестнице на второй этаж. Двух–трёх минут, которые коридор оставался пустым, ему хватило. Как он и подозревал, дверь в номер–люкс заперта не была: его хозяин через несколько минут собирался спуститься в ресторан.

Коринцев бесшумно миновал пустую гостиную и первую спальню. Из второй раздавался шум движения. Аржен стоял у кровати, в полуоборот к двери. Он пристёгивал цепочку к поясу брюк, потом вложил часы в жилет.

— Клоди, это ты?

Он повернул голову к дрогнувшим портьерам. И увидел Коринцева. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Зрачки Загрельского дрогнули — он узнал Александра. И в тот же миг ремень, заранее намотанный на ладонь, захлестнул его шею. Затянув петлю так, что Загрельский не мог выдавить ни звука, Коринцев поднёс к его глазам перстень, молча подержал и швырнул на кровать. Он выполнил данное себе обещание: не произнёс ни слова. Только перед тем, как окончательно затянуть ремень, посмотрел на скрюченные, хватающие воздух пальцы левой руки, среди которых были и два деформированных…

Из жилетного кармана убитого Коринцев вытащил часы, не снимая с цепочки, перевёл стрелку на 15 минут вперёд, завернул в свой платок и резко стукнул о спинку кровати. Поднёс к уху — молчат. Тогда он аккуратно вложил часы в карман, рванул на Загрельском рубаху, опрокинул стул и сбил со стола вазу. И ушёл, никем не замеченный.

Через три минуты Коринцев уже сидел в ресторане, за столиком у двери. Минут через десять–пятнадцать ему нужно будет чёткое алиби. Он сидел за первым столиком, у распахнутой двери, уже допивая чай, когда увидел молоденькую горничную Варю. Уже несколько раз он ловил себя на том, что любуется этой милой приветливой девушкой. Почему–то ему казалось, что он мог бы уберечь, защитить её… От чего? Кто знает: жизнь так щедра на неожиданности… Скорее, это было чувство старшего брата.

Теперь Варя шла к выходу во двор, неся корзину белья. Коринцев тут же решил: «Помогу ей донести корзину до прачечной, по пути будем разговаривать, и я ненароком посмотрю на часы, назову время. Она запомнит, и, если надо, подтвердит, что мы были вместе».

И он поспешил за девушкой в хозяйственный двор.