Книга: Капкан для призрака
Назад: 19
Дальше: 21

20

Сергей Ермошин, кружась над замком Альтеринг, успел увидеть значительно больше, чем Эльза. Девушка просто наслаждалась полетом, смотрела вокруг и вниз с восторгом и любопытством. То, что она увидела неосторожно выбежавшего «обитателя» замка, – случайность. У Сергея же была цель. Он тоже не знал, что именно ему доведется увидеть, но был предельно внимателен. И потом: у него был опытный, наметанный взгляд, он умел по-особенному видеть с высоты.
Летное поле они покинули небольшой компанией: Викентий Павлович, Людмила с Катюшей, Сергей и Эльза. Чудесный день достиг только своей середины, у всех было приподнятое настроение, и они не спешили в Баден-Баден. Решили погулять по Карлсруэ, перекусить в кафе-кондитерской. Музей редкостей и маленькая картинная галерея были закрыты, но это никого не огорчило. По дорожкам сквера катались на велосипедах спортивного вида девушки и парни, служители поливали из шлангов тротуары… Эльза вновь и вновь начинала рассказывать о полете: сквозь облако к солнцу, над лесом и замком, рядом с птицей… Она хоть и помнила слова Сергея о том, что именно Петрусенко попросил пролететь над замком, но все равно молчала об увиденном. Ей было неизвестно, посвящает ли Викентий Павлович в свои дела жену. Но главное – Сергей не подавал никакого знака. То, что Ермошин сразу же, еще при встрече, многозначительно кивнул следователю, девушка не заметила…
Потом они зашли в маленькое нарядное кафе – таких в городе было много. Заказали домашних колбасок в слоеном тесте, маленьких пирожков с мясом и грибами, сладкий омлет «Фламбир» к кофе и персики в шлафроке. Когда их стол был накрыт, Викентий Павлович сказал:
– Теперь поговорим о деле.
Взял под руку Люсю, улыбнулся одновременно Эльзе и Сергею:
– Наши подруги – наши лучшие помощницы! Так ведь?
– Это точно! – Ермошин тоже взял Эльзу под руку. – Лиза кое-что видела сама. Расскажи!
Девушка рассказала и даже описала человека из замка. Конечно, тогда сразу она вроде бы не разглядела деталей, но как только начала рассказывать, почему-то поняла, что виденный ею мужчина был немолод, темноволос и бородат. Как только Эльза замолчала, Ермошин с энтузиазмом воскликнул:
– Викентий Павлович, я готов вам аплодировать! Каким чудом вы поняли, что там, в замке, должны быть люди?
– Как видишь, я не ошибся.
– Я понимаю, что эти люди как-то связаны с двумя нашими недавними соседями – Лапидаровым и… Замятиным. Но кто же они, в самом деле? Вы и это знаете?
Ермошин смотрел на Петрусенко, почти не сомневаясь в положительном ответе. И тот кивнул с улыбкой:
– Теперь я убежден, что знаю. Потому могу и вам сказать: эти люди занимаются изготовлением фальшивых денег.
– Фальшивомонетчики? – разом воскликнули Людмила и Эльза.
– Именно! Полиция уже больше двух лет гоняется за этой группой, дважды упускали их. А мы с вами вот так себе, отдыхая, мимоходом нашли этих «неуловимых»!
Он обвел всю компанию смеющимися глазами, но потом, став серьезным, сказал негромко:
– Теперь главное – снова их не упустить.
– В таком случае объясни, Викентий, – спросила Люся, – зачем фальшивомонетчикам нужно было убивать одного из своих, да еще инсценировать нападение на девушку ожившего мертвеца? Мне кажется, им нужно было сидеть тихо, незаметно.
– Ты права, дорогая, – кивнул Петрусенко. – Я и сам об этом думал с удивлением. Комбинацию поддельный Замятин и в самом деле завернул слишком сложную. Скорее всего, у него не сошлись концы с концами, что-то вышло из-под его контроля. Вот ему и пришлось сочинять на ходу, переигрывать.
– Но вы, как я понимаю, убеждены, что главарь – то есть Замятин – в городе?
– Да, Сережа, теперь убежден. И вы с Лизой привезли мне доказательства: раз в замке есть люди, значит, и главарь здесь, рядом. Впрочем, он особенно и не боится! Он ведь не догадывается, что о его главном деле – изготовлении фальшивых денег – мы уже знаем.
– Точно! – Ермошин рубанул воздух ладонью. – Это потому, что он не знает: рядом с ним – знаменитый сыщик Петрусенко!
Викентий Павлович скромно кивнул:
– Да, это получилось удачно – с моим аптекарским инкогнито! Хотя я его себе придумал совсем с иной целью – спокойно отдохнуть.
Эльза слушала разговор, переводя расширенные от удивления зрачки с одного собеседника на другого. То, что не вызывало вопросов у Люси, она слышала впервые. Она ведь не знала еще ни о том, что Замятин – не Замятин, ни о том, что Лапидаров убит на день раньше и на Грету нападал не он… Ермошин, поняв состояние девушки, сжал ее руку и тихонько сказал:
– Лизонька, я тебе все объясню… – Потом повернулся к Петрусенко, достал из кармана красивый, остро отточенный карандаш, подвинул к себе салфетку. – Викентий Павлович, смотрите! Вот замок – само строение, двор, стена вокруг… Он стоит высоко, но место почти плоское и в одну сторону сначала слегка понижается. С другой стороны – обрыв, там не подойти. Главные въездные ворота – здесь, хорошо видна старая мощеная дорога, похоже – брусчатка. Но она идет недолго, резко обрывается в ущелье. Наверное, был какой-то обвал, в земле появилась трещина, разошлась…
– Да, – кивнул Петрусенко и бросил взгляд на Эльзу. – Местная легенда об этом говорит… Значит, и с этой стороны к замку не подойти? А тем более не проехать?
– Нет, – убежденно покачал головой Ермошин. – Но кое-что я все-таки увидел! В одном месте, от стены, начинается тропинка. Она узкая, но, по всей видимости, не заброшенная! А то ведь заросла бы, и я с высоты не смог бы ее разглядеть.
– Покажи, где? – быстро склонился над рисунком Викентий Павлович.
Сергей провел тоненькую черточку от изображенной на салфетке стены.
– У самой стены, – пояснил он, – идет узкая безлесая полоса. Потому я и сумел заметить эту тропу. Дальше она уже уходит под деревья, на склон.
– Можешь сориентироваться – какой это склон?
– А я сразу сориентировался, – улыбнулся авиатор. – Знал, что вы спросите!.. Тот самый, который опускается в долину между Карлсруэ и Баден-Баденом. Когда поедем домой поездом, я вам точнее покажу.
– Я поражаюсь, Сергей! – воскликнула Эльза. – Как ты сумел так много разглядеть? Ты ведь управлял аэропланом! А я ничего этого не заметила!
– У меня большой опыт, – ответил Ермошин. – И потом, я ведь знал, зачем лечу, потому и наблюдал – специально. А ты просто наслаждалась полетом и видами сверху!.. Она молодец! – Он повернулся к Викентию Павловичу и Людмиле. – Совершенно не боялась! Хочет еще летать!
– Очень хочу! – Эльза обвела всю компанию счастливыми глазами. – И не только пассажиркой… Мне кажется, у меня бы получилось… самой…
– Вот это да!
Ермошин смотрел на девушку почти ошеломленно, но Викентию Павловичу показалось, что в его взгляде все-таки больше другого чувства – восхищения…
Петрусенко долго размышлял: посвящать в свои догадки и дальнейшие планы комиссара Эккеля? Думал об этом в поезде, возвращаясь в Баден-Баден, думал, прохаживаясь после обеда по аллеям пансионата. И решил: пока не стоˆит! Конечно, комиссар – это местная полицейская власть, скрывать от нее факты преступления – тоже своего рода преступление закона. Сам Петрусенко относился к полицейской службе с большим уважением. И все же решил до поры до времени промолчать. Дотошность и рвение немецких полицейских чиновников он хорошо знал. А сейчас главное – не спугнуть фальшивомонетчиков, взять их тепленькими, прямо на месте преступления! Но еще важнее – не упустить главаря. Тем людям, в замке, легко будет скрыться в горах, в густых лесах – стоит лишь почуять опасность! Но лже-Замятину уловить эту опасность еще легче, поскольку сам он неизвестен, невидим – и настороже! Скроется, исчезнет, растворится – как уже было раньше… Нет, действовать придется очень осторожно, и скорее всего – самому. Полицию он подключит на последнем этапе. Пусть комиссару Эккелю станут утешением лавры победителя! Поймать неуловимых фальшивомонетчиков – это ли не настоящая слава!
Вечером в пансионат пришел крестьянин Курт Пфайер – отец Греты. Теперь, когда девушка вновь начала работать, ее постоянно приходили встречать или братья, или сам отец. Иногда, правда, за девушкой заезжали соседи по деревне, работающие в городе возчиками. Сама она боялась возвращаться в сумерках той страшной для нее дорогой. Когда-нибудь этот страх пройдет, думал Викентий Павлович, но случится это еще не скоро… Грета была бледна и печальна – о Гансе не было никаких известий. Девушка, как и все вокруг, считала, что он скрывается, потому что, защищая ее, убил мерзавца Лапидарова. У Викентия Павловича, знающего, что происходило на самом деле, были на этот счет свои соображения. Но он не посвящал в них никого, кроме жены. Люсе же сказал, о чем думает:
– Лапидарова Ганс не убивал, но ведь он ушел с работы неожиданно и именно в близкое к нападению время. А потом исчез… Думаю, все это было подстроено. А раз так – парню угрожает опасность. Если он вообще жив…
– Где же он в таком случае может быть? – испуганно спросила Люся.
– Есть у меня соображение… Если жив – только в замке!
…Увидев отца Греты, Викентий Павлович подошел к нему.
– Господин Пфайер, у меня к вам просьба. У вас, наверное, есть упряжная лошадь и телега? Я так и думал! Сдайте мне их в аренду – ненадолго, дня на два-три. Думаю, за это время я управлюсь… И так, чтоб без особой огласки.
Крестьянин знал от дочери, что этот постоялец пансионата – русский полицейский и что он сотрудничает с местной полицией, расследует то дело, которое связано и с нападением на Грету. Немного подумав, он кивнул головой.
– Вот и хорошо, – обрадовался Петрусенко. – Завтра утром я приду к вам в деревню, там все окончательно решим!
Рано утром Викентий Павлович пришел на кухню, когда Анастасия Алексеевна и Грета еще только готовили завтрак для постояльцев. Он попросил что-нибудь по-быстрому перекусить, и пока ел, расспросил Грету, как найти их дом. Ему хотелось прогуляться пешком – день начался чудесно, обещал быть теплым, солнечным. Но время поджимало, потому он нанял экипаж и поехал в деревню Лиденбах. Отец Греты уже поджидал его, кивнул двум сыновьям-подросткам, и те вывели из конюшни небольшую бочкообразную лошадку, умело запрягли ее в телегу. Викентий Павлович еще вчера отметил, что Курт Пфайер приблизительно его роста и комплекции.
– Герр Пфайер, – попросил он с улыбкой, – если я сяду на эту телегу вот в этой одежде, – показал на свой летний светлый парусиновый костюм, – как вы думаете: я буду привлекать к себе внимание?
– О да! – Крестьянин тоже улыбнулся.
– Вот видите! А мне нужно быть как можно незаметнее… Я должен превратиться в вас – образно говоря! Потому попрошу арендовать мне вместе с телегою, лошадью еще и что-то из вашей одежды.
Курт Пфайер кивнул понимающе и пригласил русского господина в дом. Минут через пятнадцать Петрусенко появился полностью преображенный: просторные брюки, заправленные в сапоги, куртка без рукавов на кожаной шнуровке, рубаха ручной работы, шляпа… Немецкий бюргер, да и только! Он попросил еще положить на телегу мешок с нетяжелым грузом, запрыгнул, свесив через борт ноги, и дернул вожжи. Лошадка спокойно потрусила по деревенской улице…
Поехал Петрусенко не в сторону города: за деревней свернул еще на одну грунтовую дорогу, а уже по ней выехал к предгорьям, на дорогу, которая, закручиваясь серпантиновой лентой, поднималась вверх. Именно она огибала тот холм, по которому спускалась незаметная тропа от стены замка Альтеринг. Если, конечно, Петрусенко и Ермошин не ошиблись в своих расчетах. Викентий Павлович очень надеялся, что они не ошиблись!
Этот путь нельзя было назвать оживленным. Изредка попадался встречный транспорт – подобная же телега, экипаж или велосипедист. Еще реже кто-то обгонял неторопливо идущую лошадку Викентия Павловича. Чаще всего отрезок пути – от одного поворота до другого – был пустынен. Именно на это и рассчитывал Петрусенко: он отпустил вожжи, давая лошади медленно тянуть телегу, а временами даже пощипывать по бокам траву. Сам же внимательно осматривал правый, уходящий вверх склон, почти от самой дороги поросший густым кустарником – терном, тисом, барбарисом. Каждый небольшой просвет между густо переплетенных ветвей внимательно осматривал. Несколько раз нырял в заросли, стараясь разглядеть – не начинается ли там чуть заметная тропа. Однажды, когда он выходил из зарослей к оставленной на дороге телеге, увидел встречный транспорт. Пришлось сделать несколько как бы неловких движений, поправляя пояс брюк, и принять смущенный вид: что, мол, тут поделаешь – приспичило… Иногда, углядев подозрительную прогалину в зарослях, Викентий Павлович останавливал телегу, начинал ощупывать оси на колесах или осматривать копыта лошади – пережидал идущих или едущих навстречу людей. Вот таким манером он медленно продвигался по дороге, которая все еще поднималась вверх. Солнце уже хорошо припекало, Петрусенко снял куртку, положил на телегу. Он знал – скоро дорога повернет на уклон, идти станет легче. Но его это не слишком радовало, поскольку его поход пока еще не принес результата. И все чаще ему казалось: а вдруг они с Сергеем ошиблись, вдруг та тропа поворачивала не на этот склон?..
Впереди дорога скрывалась за крутым отрогом. Но, еще не дойдя до поворота, Викентий Павлович уже наметанным глазом углядел еще одну прогалину в кустарнике. Он натянул вожжи, лошадь тут же охотно стала. Набросив куртку, Петрусенко пробрался сквозь переплетение колючих ветвей и сразу же увидел тропку. Она уходила вверх, но немного дальше тянулась неширокая плоская терраса с мощным, вывернувшим наружу корни буком. Тропинка была узенькой, но заметной. «По ней явно ходят – постоянно!» – с волнением подумал Викентий Павлович. И тут же быстро выкарабкался обратно на дорогу, на всякий случай красноречиво теребя ремень. Но вокруг было все так же безлюдно, его лошадь меланхолично щипала траву у обочины. Он вспрыгнул на телегу, поехал дальше, за поворот и еще немного вперед. Только там Петрусенко остановился, обмотал вожжи вокруг большого валуна и опять полез в почти непроходимые заросли. Там, скрытый кустарником, он вернулся назад, к замеченной им тропе… Конечно, трудно было предположить, что именно в это время сюда подъедут те, кого он выслеживает. Но Петрусенко хорошо знал, как щедра жизнь на вот такие, труднопредположимые неожиданности! Потому и предпочел, чтоб его телега, если уж ей суждено стоять на виду, то стояла бы не у этого самого подозрительного места…
По тропинке Викентий Павлович поднялся на террасу, и здесь, к своей радости, убедился, что тропинка не исчезла: обогнув большое буковое дерево, она поднималась вверх, петляя между густо стоящим низкорослым тисом. Но он не пошел по ней дальше – на это нужно было бы очень много времени, специальное снаряжение и оружие. Поступить опрометчиво – значит не только подвергнуть себя опасности, но и поставить под угрозу все расследование. Всему свое время! Но он внимательно осмотрел гигантский бук, обойдя его вокруг. И легко обнаружил тайник между его корнями – не просто естественную яму, а обработанное человеческими руками углубление, прикрытое дерном, ветвями. Но, самое главное, – тайник не был пуст! В нем лежали два небольших мешка. Викентий Павлович ощупал мешки и понял, что в одном из них – крупа, в другом – печенье, скорее всего, галеты. Тщательно замаскировав следы своих осмотров, он быстро пошел обратно, вновь продрался сквозь колючки к своей лошадке, развернул на пустынной дороге телегу и, уже не мешкая, поехал обратно, в деревню к Курту Пфайеру. Всю дорогу весело насвистывал: был необыкновенно доволен своим путешествием. Он не сомневался, что нашел начало того самого пути, который приведет его в «Замок Кровавой Эльзы»!
На следующее утро Викентий Павлович сел на городской площади в конный экипаж, совершающий регулярные рейсы между Баден-Баденом и Карлсруэ. В отличие от поезда, идущего прямо, омнибус, неторопливо кружа по горному серпантину, заезжал в несколько курортных деревень и городков. А главное – он ехал именно по той дороге, по тому самому склону!
Петрусенко был одет, как обычно одеваются путешествующие туристы – несколько спортивно, в руках держал небольшую дорожную сумку. Ему досталось место у окна, и он с таким любопытством разглядывал виды, что никто не догадался бы о том, что он только вчера изучил этот пейзаж чуть ли не до каждого кустика. Таким манером Викентий Павлович изображал праздного путешественника до тех пор, пока омнибус не миновал то самое место, откуда начиналась найденная вчера тропка. Он прекрасно запомнил его! Как только экипаж завернул за поворот, Петрусенко вдруг что-то «вспомнил». Причем так живо и естественно изобразил момент внезапного «вспоминания», растерянность, потом огорчение и, наконец, принятие решения, что никто из соседей не усомнился в его искренности. Он попросил кучера остановиться, пробрался к дверце, извиняясь перед пассажирами и ругая себя за забывчивость.
– Придется возвращаться! – повторил огорченно несколько раз. – Ах, как некстати!
Все хором утешали этого невезучего господина, подали ему его сумку, подсказали, что скоро пройдет встречный омнибус – им он быстро вернется в город. Викентий Павлович долго махал вслед карете, пока она не скрылась за очередным виражом дороги. После этого он быстро пошел в обратную сторону, а дойдя до приметного места, стал напротив, словно поджидая встречный экипаж. Но через пять минут, убедившись, что дорога пуста, он быстро перебежал ее и углубился в еле приметную щель между переплетением ветвей.
На террасе, у большого бука, он осторожно огляделся. Лес, уходящий вверх по склону, был заполнен самыми разными звуками, но это был шум природы. Он сразу увидел, что вчерашняя его маскировка тайника нарушена: то есть тайник замаскирован, но по-другому. Викентий Павлович быстро заглянул под корни: вчерашние мешки были на месте, но к ним прибавилась сумка. В сумке он увидел тщательно завернутые в промасленную бумагу свертки и сразу почуял приятный запах копчения. Наверняка там были окорока или колбасы. Сердце сжало радостное предчувствие: такие продукты нельзя оставлять без присмотра надолго, наверняка за ними придут. Скорее всего – сегодня же! «Значит, – подумал Петрусенко, – шансы увидеть преступников увеличиваются». Ему и правда очень хотелось увидеть хотя бы кого-нибудь из банды фальшивомонетчиков! Не для того, чтобы их задержать, – нет-нет, он ни в коем случае не собирался делать это сейчас! Очень хотелось убедиться, что он не ошибся, это и в самом деле давно разыскиваемая банда! Ну и конечно, в том, что тропа, которую он нашел, – та самая, ведущая в замок…
Он не скрыл от жены своей находки и своих планов, она помогала ему сегодня утром собираться и, волнуясь, спросила:
– Ну а если, Викеша, ты все-таки столкнешься с этими людьми? Ведь существует же такая вероятность?
– Непременно, – кивнул он. – И знаешь, я даже хочу, чтобы это случилось! – Потом, улыбнувшись, обнял ее: – Дорогая, ты же хорошо знаешь, как я осторожен! И потом, как любой сыщик, я прекрасно владею искусством маскировки!..
Вот теперь из своей дорожной сумки Викентий Павлович достал свою «маскировку»: длинную серую, простого грубого полотна сутану. Надел ее прямо на свой костюм, подпоясался такой же простой крученой веревкой, набросил на голову капюшон так, что лица почти не стало видно. Сутану вчера под вечер он выпросил у директора французского театра. Эта небольшая труппа актеров задержалась в Баден-Бадене – гастроли проходили успешно. Они разыгрывали в основном водевили, и Викентий Павлович вспомнил: вместе с Люсей они смотрели одну забавную пьеску из жизни монахов… За небольшой задаток директор театра выдал ему сутану именно серого цвета, причем подобрал как раз по его росту.
Горный дух Рюбецаль – Серый монах… Местные жители верят в него, причем напрямую связывают со злым духом Кровавой Эльзы и замком Альтеринг. Уж наверняка те, кто теперь прячется в замке, слышали эту легенду. Верят они в нее или нет – не имеет большого значения. Если на горных склонах кто-то из них наткнется на постороннего человека, это может испугать, насторожить, а то и просто спугнуть. Любой, встретивший в здешних горах одетого в серую рясу монаха, сразу же невольно подумает: «Рюбецаль!» Majorem fidem homines adhibent iis quae non intelligunt – Люди охотно верят тому, чего они не могут понять… А если еще повести себя соответствующе… Викентий Павлович улыбнулся: сыграть роль он сумеет! Если и в самом деле доведется столкнуться с кем-то из обитателей замка – что ж, возможно, он и испугается горного духа. Но не настолько, чтобы бежать. Этим людям гораздо страшнее человек во плоти, чем призрак!
Переодевшись, Викентий Павлович спрятал сумку в стороне и стал подниматься вверх. Очень скоро склоны стали круче, подлесок гуще. Приходилось, хватаясь за корни деревьев или за ветви, подтягиваться на руках, упираться коленями. Но главное – тропа не разочаровала Петрусенко: она была хорошо заметна и явно нахожена. Это радовало. И все-таки скоро Викентий Павлович понял, что весь путь он не пройдет. Он к этому был готов с самого начала и даже убеждал сам себя, что такая задача перед ним не стоит. Главное, окончательно убедиться, что тропа – та самая! А если повезет – увидеть кого-нибудь на ней. И все же, все же… Втайне он думал: «А почему бы и не добраться до замка?» Но нога, простреленная полтора месяца назад, скоро начала ныть, а потом и по-настоящему болеть. Надо было возвращаться. Он уже не сомневался, что путь, который ему пройти не удалось даже на четверть, ведет в замок. Глянув вниз, Викентий Павлович присвистнул: однако он забрался довольно высоко! Спускаться с разболевшейся ногой будет нелегко… Но, не успев огорчиться, он почти в тот же миг забыл и о высоте, и о боли: выше, за деревьями, раздался треск и донеслись голоса! Быстро, ловко, не задев ни одного камешка, не треснув ни одним сучком, Викентий Павлович скользнул в сторону, за густые можжевеловые заросли. И буквально через несколько минут он стал различать не только голоса, но и слова. Сердце забилось быстро и радостно: говорили по-русски! А первая же услышанная фраза просто осчастливила его.
– Этот немчура, Гансик, меня уже извел! Все про какого-то монаха Рюбецаля лопочет, грозится: мол, накажет он вас страшной карой! Отродясь я духов не боялся, а противно! Прибил бы его, зачем только притащили сюда!
Викентий Павлович еще не видел говорящего, но голос того звучал грубо и мрачно. В ответ раздался другой голос, веселый, с хохотком:
– Это оттого, Тиша, что наш ученый по-немецки кумекает, переводит нам Гансову болтовню. Не переводил бы, мы ничего и не понимали бы, лопочет себе Ганс что-то, и пускай!
В этот момент Викентий Павлович их увидел: фигуры двух мужчин – высоких, крепких, еще молодых. Они спускались вниз по тропе уверенно, спокойно, не скрываясь. Говорили хоть и приглушенно, но не шепотом. И Петрусенко сразу понял: это оттого, что по этой дороге они ходят уже не первый раз – в таких случаях бдительность притупляется, появляется ощущение безопасности.
– А что Ганса у нас держат, так чего плохого? Он вот нам всем готовит еду, самим теперь не надо этого делать. И хорошо готовит, а то он ведь официантом был в ресторации, значит, и при кухне толкался, – продолжал говорить второй. Они уже спустились ниже того месте, где прятался Петрусенко. Но он успел еще услышать продолжение разговора: – А прибить его еще успеешь, в свое удовольствие! Если какая опасность, не дай бог, или когда сниматься отсюда будем, уезжать… Не оставлять же его! Он нас всех в лицо видел…
Шаги их и голоса еще раздавались внизу, но уже невнятно. Викентий Павлович вдруг заметил, что крепко сжимает кулаки – так, что ногти впиваются в тело… Он испытывал два противоречивых чувства: радость оттого, что Ганс Лешке жив, и страх – а ведь парня и правда уничтожат, не задумываясь, как только обнаружат, что их убежище раскрыто!
Он решил дождаться этих двоих – скоро они, забрав из тайника продукты, пойдут наверх, в замок. Внезапно родился замысел, но Викентий Павлович заставил себя не увлекаться – хорошенько его обдумать. Время пока у него было.
Рюбецаль, Серый монах… Именно Ганс рассказывал ему о нем, Ганс верил в добрую силу горного духа. И своим похитителям он тоже грозился именно карой Серого монаха. Господи, ведь недаром он взял с собой рясу – именно одеяние Серого монаха! Может быть – как раз для такого случая! Что, если показаться этим двум мерзавцам – на минутку! – и исчезнуть? Но поможет ли это Гансу? А вдруг навредит?..
Викентий Павлович колебался. Ведь сейчас главное – не спугнуть их. Но эти двое, судя по разговору и жаргону, настоящие бандиты – Петрусенко прекрасно знал подобную публику. Ни черта, ни дьявола они не боятся – это да! Но они бывают суеверны. Дух не испугает их настолько, чтобы бежать из этих мест… А вот удержать от насилия над Гансом может! Хотя бы ненадолго, потом надо будет что-то придумать…
Снизу опять послышался перестук падающих камешков, голоса. Тот, который казался повеселее, говорил:
– А мне тут нравится! Богачи, говорят, большие деньги платят, едут со всего мира, чтоб дышать здесь и лечиться. А мы вот бесплатно дышим, а скоро сами миллионщиками станем.
Второй молчал, но Викентий Павлович уже видел их: шли, сгибаясь под мешками. Он уже принял решение и только поджидал, когда эти двое поднимутся чуть повыше. Словно облегчая ему задачу, один из бандитов остановился, поставил мешок на землю:
– Постой, возьму сподручнее…
В этот момент Серый монах бесшумно появился чуть выше их, в просвете между отстоящими друг от друга буковыми деревьями: капюшон полностью закрывает лицо, походка почти что невесомая. Он прошел несколько медленных шагов, ступил за ствол бука и… исчез! Рядом не было ни густых кустов, ни пещер, ни провалов, а фигура в монашеской рясе больше не появлялась. Да, Петрусенко хорошо владел искусством маскировки и незаметного перемещения! Он смотрел на двоих замерших мужчин совсем не с того места, куда были устремлены их взгляды. Не сразу, но один нерешительно окликнул:
– Эй, кто там? Монах, что ли? Не боись, не тронем! – Потом толкнул плечом товарища: – Скажи по-немецки, он же по-русски ни бельмеса!
Но второй угрюмо молчал, настороженно озираясь, и тогда первый, словно вдруг только сейчас испугавшись, спросил:
– Да ты видел чего или это мне померещилось?
– Видел, – наконец хрипло промолвил другой. – Монах прошел… В серой рясе.
– Постой, постой! Это про него, что ли, Ганс лопотал? Ты же говорил – дух какой-то?
– Может, и дух. – Второй подхватил мешок, взвалил на плечо. – А может просто монах… Есть же тут какие-то монастыри, вот по своим делам и шастает.
– По горам? – усомнился первый. – Да ведь исчез бесследно!
– Ладно тебе, пойдем!
– Пойдем скорее, – тут же заторопился тот. – Ганса надо порасспрашивать…
Они молча быстро пошли по тропе вверх, скоро исчезли. Петрусенко еще какое-то время слышал удаляющийся хруст и шорох, потом все стихло. Тогда он сам стал спускаться вниз, а когда наконец очутился около спрятанной сумки с одеждой, порадовался тому, что нога почти не болит. Видимо, нервное напряжение и возбуждение благотворно подействовали на него.
Потом Викентий Павлович сидел у дороги на валуне, ожидая идущий в Баден-Баден транспорт, и анализировал только что пережитое. Прав он, дав увидеть бандитам «Рюбецаля», или нет? Он был почти уверен, что прав, но маленькое сомнение оставалось. И оно беспокоило его. А еще теперь, когда он все вспоминал, ему стало казаться, что второй – угрюмый бандит – ему знаком. Нет, лица этого человека Петрусенко толком не разглядел, лишь мельком, но вот фигура, движения, голос… Кто же это? Где и когда они встречались? Наверняка давно… Сумеет ли он вспомнить?
Наконец показался омнибус, Викентий Павлович замахал рукой… И вновь он сидел в полупустом салоне, у окна, смотрел на пейзаж – убегающие вниз деревья – и думал. Думал он о том, что надо непременно спасти Ганса. Бандиты выразились четко и определенно: если им будет угрожать опасность, они его, свидетеля, в живых не оставят! В этом случае и появление загадочного Серого монаха их не остановит… Судя по всему, Ганса хорошо охраняют, иначе бы он сбежал. А вот если бы он был вооружен и подготовлен к предстоящим событиям!
Викентий Павлович не удержался, улыбнулся, но тут же прикрыл ладонью рот, делая вид, что зевает. Ему пришла в голову мысль, показавшаяся очень удачной. Есть человек, который сумеет легко и незаметно пробраться к Гансу в замок, передать ему оружие! Молодой, отважный, ловкий человек, привычный к долгим трудным переходам, к опасностям! Его жизнь как раз и прошла в таких переходах и среди ежедневных опасностей…
Назад: 19
Дальше: 21