12
Вот уже два раза Витенька Замятин ездил в Варшаву – погулять, развеяться. Профессор Круль сам предложил это, к большой радости молодого человека. В санатории были отличные условия не только для лечения, но и просто для жизни. Свой стадион с беговыми дорожками, разными турниками и лесенками, небольшой плавательный бассейн, библиотека, игровые комнаты – бильярд, кегельбан. Был даже бар, но в нем, конечно, подавались коктейли безалкогольные, кофе, соки… И все-таки это был закрытый мир, и когда к Замятину вернулась жизненная бодрость и здоровый рассудок, он стал этим миром тяготиться.
Родители привезли его в санаторную клинику Збигнева Круля в очень плохом состоянии – тяжелая депрессия, сменяющаяся приступами агрессии, буйства. Здесь его лечили и новейшими препаратами, и гипнозом, и сном, и специальным массажем. Профессор даже специальную художественную мастерскую оборудовал, где Витенька занимался своим любимым делом. И наконец наступил день, когда доктор сказал:
– Ну что ж, мой юный друг, пора вам возвращаться не только к жизни, но и в жизнь… Хотите съездить прогуляться в Варшаву? Я дам вам экипаж и, – прошу меня простить, – на первый случай сопровождающего, нашего сотрудника.
Психиатрический санаторий располагался в одном из пригородов, до самого города езды было минут тридцать. И вот уже дважды Витенька гулял по Варшаве… Витенька – так всегда все вокруг называли его: родители, родственники, друзья. Ему уже исполнилось двадцать восемь лет, но выглядел он гораздо моложе. Когда бывал здоров, его светлые глаза глядели на людей с такой прозрачной доверчивостью и простодушием, а улыбка казалась совсем мальчишеской! Вот почему он и оставался до этих лет все «Витенькой», даже сам привык называть себя так.
Сегодня он приехал в Варшаву третий раз. Как чудесен был этот город – с дворцами и парками в Вилянуве и Лазенках, красиво мощенными тротуарами, высокими костелами, ажурным мостом через Вислу, старинным королевским замком! На кленах и каштанах уже распустились ярко-зеленые листики, вовсю цвела сирень… Омрачало настроение только постоянное присутствие «няньки» – высокого, крепкого санаторного санитара. Он, конечно, старался быть ненавязчивым, даже одет был в неброский серый костюм. Но Витеньку он раздражал еще и потому, что он надеялся в этот раз приехать в город один. Но уже понял – доктор Круль одного его никогда не отпустит. Тогда он просто сбежал от своего надзирателя – очень легко и просто. Увидел на тумбе афишу: «Большие бега», воскликнул радостно:
– Вот здорово! Мне всегда везло на бегах, я в лошадках хорошо разбираюсь. Поедем, я поставлю и за себя, и за вас!
Санитару, сопровождавшему Замятина, было сказано: не препятствовать пациенту делать все то, что неопасно для него. В прошлые две поездки Витенька тоже веселился от души: катался на русских качелях и американских горках, смотрел представление в цирке-шапито, познакомился с двумя барышнями, угощал их в кафе-кондитерской… Вообще вел себя немного дурашливо, но прилично, спокойно. Потому сотрудник санатория не ожидал от него подвоха и на этот раз. На ипподроме они купили программку, Витенька быстро сориентировался, сделал в кассе ставки на каждый заезд. Когда побежала первая группа лошадей, он закричал:
– Смотрите, смотрите, наша Жемчужина идет второй! Еще два круга, она обязательно вырвется вперед! Давай, Жемчужина, давай!
Лошадка и правда бежала хорошо, наращивая темп. Санитара захватили скачки, он уже подсчитывал, сколько получит денег от выигрыша, смотрел на поле, не отрываясь. Но Жемчужина так и не догнала соперницу, а на середине последнего круга еще две лошади обошли ее. Когда огорченный санитар оглянулся, Замятина уже рядом не было: он ловко и незаметно улизнул.
Витенька Замятин не собирался убегать по-настоящему. Во-первых, денег при себе у него было немного – только на карманные расходы, на обычные развлечения. Во-вторых – зачем? В санатории ему было хорошо, да и курс лечения он хотел довести до конца, прекрасно понимал, что психическое здоровье у него нарушено. Нет, ему совершенно ни к чему было убегать. Он хотел лишь избавиться от ненужной, на его взгляд, опеки, почувствовать себя свободным! А под вечер он сам вернется в санаторий. Пусть профессор немного поволнуется, зато потом станет отпускать его в город одного.
Все так бы и произошло, если бы судьба не распорядилась по-другому. Замятин сразу же направился в казино, которое присмотрел еще в первые приезды в город. И не столько для того, чтобы играть, сколько просто окунуться в любимую им атмосферу. Он потолкался у рулеток, зашел в карточный зал, а потом присел за столик в баре, попросив бокал шампанского – он и в самом деле не хотел огорчать профессора Круля, ведь тот запретил ему крепкие спиртные напитки. В это время его и окликнул по имени тот самый человек…
К нему подходил, улыбаясь, молодой человек со смутно знакомым лицом.
– Вот так встреча, Замятин! Ты чудесно выглядишь. Совсем здоров? Я, как видишь, тоже. Неплохо лечат наши психические доктора!
Витенька наконец вспомнил его. Ну конечно, они вместе лежали в частной больнице профессора Добровольского под Москвой. Этот… тоже страдал психическими расстройствами. Это было где-то год назад, они там не то чтобы подружились, но хорошо общались. Умный, приятный парень! Тоже, видимо, совсем здоров, да он и тогда, из подмосковной больницы, тоже раньше вышел. Замятин вспомнил: верно, они ведь тезки! Только этого человека все вокруг, да и он сам себя называли на французский манер – «Виктоˆр»… Замятин обрадовался:
– Виктоˆр! Неисповедимы пути Господни! Где бы еще встретиться двум неврастеникам, как не в варшавском казино! Ты-то что здесь делаешь? Я имею в виду не казино, а Варшаву? Денежки проматываешь?
– Да нет, – засмеялся Виктоˆр. – Скорее зарабатываю. Верно, у меня здесь намечается одна выгодная концессия, я ведь не так богат, как ты, приходится крутиться, работать… А ты вот точно гуляешь!
Витенька поморщился, потом весело махнул рукой:
– Если бы! Я снова лечусь – в клинике Круля. Слыхал о такой, здесь, под городом?
– Слышал, конечно. А разве оттуда пациентов отпускают гулять одних? Это что, новые методы?
– А вот и нет! – Замятин рассмеялся. – Я сегодня просто сбежал! Пусть профессор тоже немного понервничает!
– Ты, Замятин, всегда был шутником, я помню! А еще, помнится, ты хорошо рисовал. В заведении у доктора Добровольского даже устраивали твой вернисаж. И ведь хорошие акварели были!
– Спасибо на добром слове! – Замятин был растроган. Надо же, этот человек запомнил выставку его работ, которую директор подмосковной больницы устроил однажды.
– Не бросил рисовать? – поинтересовался Виктоˆр.
– Нет, что ты! Я сейчас, знаешь, увлекся гравюрой!
– Надо же! Вот это новость! – У Виктоˆра заблестели глаза, он, похоже, и в самом деле был любителем и знатоком изобразительного искусства. – Но гравюра ведь такая сложная работа…
– Нет-нет, – горячо возразил Витенька. – Не столько сложная, сколько тонкая и требующая терпения. Профессор Круль говорит, что занятие гравюрой очень успокаивает и способствует выздоровлению.
– И что, получается?
– Отлично получается! Профессор даже приводил своего друга, издателя, – он смотрел мои работы и сказал, что охотно издаст мой альбом.
– Поздравляю! – Виктоˆр смотрел на Замятина, склонив голову, потом, немного помолчав, вдруг спросил: – Так ты в клинику возвращаться не думаешь?
– Отчего же! К вечеру вернусь.
– А мне казалось, что ты человек авантюрный. Бежать так бежать!
– Да зачем же? – искренне удивился Витенька. – Там очень хорошо, и потом – надо же долечиться, родители оплатили полный курс. Да и денег у меня с собой немного.
– А документы есть? – быстро спросил Виктоˆр.
– Паспорт мне всегда выдают, когда отправляют в город, так положено. Вот он, здесь. – Замятин похлопал себя по груди, там, где во внутреннем кармане драпового пальто лежал паспорт.
Приятель махнул рукой, подзывая официанта.
– Мне принесите абсент, и моему другу тоже.
– Я бы лучше еще шампанского выпил, – возразил Замятин, но, увидев огорченное лицо Виктоˆра, махнул рукой. – Хорошо, давайте абсент!
Разговор их становился все оживленнее и веселее. И вдруг в какой-то момент Виктоˆр предложил:
– А что, друг Замятин, если ты сегодня не в клинику вернешься, а поедешь ко мне в гости? Так не хочется с тобой расставаться! Я чувствую, мы можем стать настоящими друзьями!
Витенька тоже это чувствовал. Ему было весело и бесшабашно, и не хотелось думать, чем такое веселье может кончиться: сначала дойдет до самого высокого накала, до пика возбуждения, потом его закрутит водоворот буйства и экзальтации, неудержимо потянет на какие-нибудь невообразимые поступки. А в конце – падение, как в пропасть, в черную меланхолию и невыносимые приступы головной боли… Да, да, он знал, что так обычно и бывает, с ним подобное повторялось неоднократно. Но теперь он опять малодушничал, не хотел думать о последствиях, загонял остатки трезвых мыслей подальше, в подсознание. И потом – почему обязательно все должно плохо кончиться? Он не даст волю своим дурным наклонностям, он практически здоров и умеет держать себя в руках. А с этим Виктоˆром так не хочется расставаться! Что дурного случится, если он вернется в клинику не сегодня вечером, а завтра? Или послезавтра?
Замятин позволил себя уговорить. Они еще немного посидели в казино, потом наняли экипаж и поехали на окраину города. Остановились около какого-то скромного дома, Виктоˆр отпустил экипаж. Не успел Витенька удивиться: неужели его изысканный и явно не бедный друг живет здесь? – как со двора дома выехала рессорная двуколка и стала перед ними. Виктоˆр кивнул кучеру, потом сделал жест приглашения:
– Прошу вас, мой друг Замятин, карета подана! Мы сейчас отправимся в мои владения!
Вскоре они выехали за город, покатили мимо придорожных распятий с печальным Христом, мимо крестьянских усадеб – то подходящих к самой дороге, то отступающих в глубь уже зеленеющих полей.
– Ты что, фермером стал? – удивился Замятин.
– Веришь! Почти что так! – Тот откинулся на сиденье, захохотал. – Вот приедем, сам увидишь!
Через полчаса они свернули с хорошо мощенной дороги на узкую грунтовку, потом еще на какую-то совсем заброшенную тропу. Двуколку стало подбрасывать на ухабах, к тому же уже сгустились сумерки. Замятин, который до этого задремал от однообразного покачивания, проснулся от сильного толчка, удивленно оглянулся:
– Ого! Где это мы? Далеко же ты забрался!
– Уже подъезжаем, – сказал Виктоˆр. – Смотри.
Впереди и в самом деле угадывались очертания строений, в окне одного из них светился огонек. Коляска стала, кучер пошел открывать ворота. Но два приятеля не стали ждать, пока экипаж въедет во двор, – соскочили на землю и вошли в боковую калитку. Замятин шел через двор за хозяином, с любопытством оглядываясь. Это явно была ферма – одинокая, далеко отстоящая от остального жилья, явно запущенная. Небольшой каменный дом, две деревянные хозяйственные постройки…
«Зачем ему такое убожество? – Витенька незаметно пожал плечами. – Да еще в глуши? Ведь явно здесь никакого хозяйства нет. Вот уж, право, чудак!» И Замятин, сдерживая улыбку, подумал, что ведь Виктоˆр тоже лечился у психиатра. Может, это проявление его ненормальности? А возможно, совсем наоборот: желание убежать от светской суеты, блаженствовать на природе, не напрягая нервы…
Комната, куда они вошли, еще больше удивила Замятина. Совсем простая обстановка – широкий крестьянский стол, простые стулья, комод, незамысловатый буфет с простой посудой, деревянный пол покрыт домотканым ковром… А ведь он помнил, что Виктоˆр – любитель комфорта!
– Пойдем, пойдем, – поторопил его хозяин, не обращая внимания на то, какое впечатление производит на Замятина его жилище. – Проходи сюда!
Они вошли в боковую дверь и очутились в другой комнате. По всей видимости, это был одновременно кабинет и спальня Виктоˆра. «Здесь уютнее, – подумал Витенька, – хотя тоже простовато». Массивный письменный стол и узкая железная кровать, два кресла у чайного столика, книжная полка… Электричества на этой ферме явно не было, но в обеих комнатах горели газовые светильники-рожки. Они были зажжены еще до их прихода, и Замятин решил, что в доме еще кто-то живет. «Может, Виктоˆр скрывает на этом хуторе таинственную любовницу? – тут же предположил Витенька, но сам над собой посмеялся: – Да нет, скорее, какую-нибудь хорошенькую крестьянку! Умыкнул от родителей…» Но все оказалось совсем не так.
Как только они расположились в комнате, Виктоˆр громко крикнул:
– Савелий!
В приоткрытую дверь заглянул человек, который привез их в двуколке.
– Где ребята? – спросил хозяин.
– Трудятся, – усмехнулся тот.
– Хорошо. Мы их скоро навестим. А пока приготовь нам с другом кофе, да покрепче.
– Пить больше не будем? – удивился Витенька. – А я думал, нас здесь ждет накрытый стол, прелестная хозяйка, а может, и не одна…
– Нас здесь ждет что-то получше, мой дорогой! – Виктоˆр похлопал гостя по плечу. – Но чтобы это понять, нужна ясная голова. Вот мы выпьем кофию, проясним мозги, и я тебе интересные вещи расскажу… И покажу!
Когда они пили уже по второй чашке, Виктоˆр наклонился к Замятину через стол и неожиданно спросил:
– Если я не ошибаюсь, за тобой, мой друг, всегда ходила слава человека азартного и рискового! Может, ты остепенился? Стал осторожным, осмотрительным?
Витенька хмыкнул:
– Я, конечно, очертя голову не бросаюсь во всякие авантюры. Но от натуры трудно уйти: признаюсь – приключения различные люблю. Если рискованные – так даже еще интереснее!
– Я так и знал! – Виктоˆр не скрывал своей радости. – Впрочем, я мог бы и не спрашивать, догадаться уже по твоему побегу из клиники… А раз так – у меня есть к тебе предложение, увлекательное и рисковое, как раз для такого человека, как ты!
– Ого! Так говори скорее!
Но Виктоˆр молчал, и Замятин видел, что он колеблется. Наконец произнес:
– Видишь ли, если ты его не примешь, я поставлю себя в очень сложное положение… А, была не была! Я здесь печатаю денежные банкноты, предлагаю тебе стать моим компаньоном…
Он, все так же наклонившись через стол, внимательно смотрел на Витеньку. Тот сидел с приоткрытым ртом, хлопая глазами. На лице его за минуты молчания сменилось несколько выражений. Сначала – откровенное непонимание, потом – изумление, перешедшее в удивление от такой необычной с ним откровенности… Именно в этот момент хозяин испытал самое большое напряжение: во что же трансформируется удивление – в испуг или раздумье? Но не угадал. Лицо Замятина расплылось в восторженной улыбке.
– Так ты фальшивомонетчик! – воскликнул он в совершенной экзальтации. – А, может, ты и есть тот самый неуловимый «Империал», который, как вода сквозь пальцы, сквозь все полицейские ловушки просачивается?
Виктоˆр не ответил, но смотрел на Замятина с такой интригующей улыбочкой, которую можно было бы перевести словами: «Что ж, возможно, ты и не ошибаешься!..» Потом кивнул головой:
– Вот я и угадал в тебе родственную натуру! Значит, тебе нравится такое дельце?
– Это же настоящее приключение! – Замятин, казалось, не может до конца поверить. – Конечно, нравится! Пробираться с контрабандным грузом тайными тропами через границу, уходить от погони, встречаться с тайными агентами!.. Здорово!
Виктоˆр засмеялся, громко прихлопнув ладонями по крышке стола:
– О нет, дорогой! Этой романтики в нашем деле тоже хватает, но я для начала хочу предложить тебе кое-что другое… Но ты мне четко не ответил: согласен ли?
– Конечно, согласен! Вот не ожидал такого поворота!
– Тогда пойдем. – Хозяин поднялся. – Я тебе покажу свое, так сказать, производство.
Замятин следом за ним вышел во двор, направился к деревянному сараю. Это строение, темное и неприглядное, казалось необитаемым. Но когда Виктоˆр постучал необычной, видимо, условной дробью, дверь открылась. В небольшой коридор просачивался дальний свет из комнаты, куда они и направились. Еще из коридора Витенька услыхал равномерный стук работающей машины, а когда вошел в комнату, увидел, что это – небольшой печатный цех. Здесь стояло два печатных станка и миниатюрный пресс, работало два человека. Один из станков как раз печатал сторублевые банкноты. Замятин ахнул от восхищения, взяв в руки одну из них. Он мял ее в пальцах, смотрел на свет, вертел так и эдак. Потом поднял взгляд на Виктоˆра:
– Просто чудо! Невозможно отличить от настоящей!
Тот самодовольно улыбнулся:
– Ну ты, дорогой, положим, дилетант. Правда, эти деньги в основном и рассчитаны на дилетантов… Однако и специалисты не всегда с первого раза определяют подлинность моих денег! У меня ведь дело поставлено по-научному. Пойдем, я тебя познакомлю с нашим химиком – его лаборатория рядом…
Но Витенька уже заинтересовался другим. На столе возле одного печатного станка он увидел стопку металлических пластинок и сразу же понял, что это такое.
– Гравюры! – воскликнул он. – Вот этих самых банкнот! О, какая тонкая работа, настоящее произведение искусства! А это что? – Он внимательно вглядывался в одну из пластин, потом повернулся к Виктоˆру: – Тысячефранковая банкнота? Швейцарская?
– Именно! Но погоди, я все тебе расскажу, а теперь пойдем со мной… Работайте, ребята, заканчивайте эту партию!
Виктоˆр кивнул двоим своим сообщникам и снова вышел в коридор. Идя за ним, Витенька восхищенно спросил:
– Кто же тебе такие отличные гравюры изготовил?
– Я все тебе расскажу, – повторил тот. И распахнул дверь в другую комнату: – Заходи.
Это была, конечно же, лаборатория: застекленные шкафы, столы, на которых стояли в беспорядке реторты, колбы, бутылочки, баночки… В углу комнаты, на бетонном фундаменте, высилась большая металлическая ванна. Над ней, спиной к вошедшим, склонился человек. Замятину показалось, что он полощет в ванне белье. Человек оглянулся – приятный пожилой господин с усами и бородкой.
– Виктор Андреевич, – обратился он к спутнику Замятина, – вы как раз вовремя, у меня есть хорошие результаты.
– Вот, Борис Аристархович, знакомьтесь – это господин Замятин, ваш новый коллега.
– Очень приятно, – кивнул человек с бородкой. – Извините, не подаю руки. – Он показал свои руки в мокрых резиновых перчатках и тут же пригласил подойти: – Взгляните, я покажу вам…
Следом за Виктоˆром Замятин склонился над ванной. В ней лежали большие листы бумаги. Борис Аристархович поднял один из них, стряхнул влагу и разложил на столе, покрытом стеклом.
– Ну-ка, ну-ка! – Виктоˆр взял с полки большое увеличительное стекло в оправе и с ручкой, достал несколько банкнот и стал рассматривать поочередно бумагу из ванной и банкноты. Замятин увидел, что это немецкие марки. – Хорошо, хорошо! – приговаривал Виктоˆр, а потом воскликнул: – Просто отлично! Поздравляю вас!
– Как видите, Виктор Андреевич, – сказал довольный химик, – бумага у нас есть. И, поверьте, такая, что придраться к ней будет трудно. Дело теперь за краской и гравюрами. Ну, над краской я теперь начну работать, а вот гравюры… Вы что-нибудь придумали?
– А вы не догадались? – Виктоˆр обнял за плечи Замятина и подтолкнул его вперед. – Вот наш новый гравер, прошу любить и жаловать!
Витенька в первую минуту растерялся, но почти сразу все понял. Сердце у него сильно заколотилось, кровь прилила к щекам. Неужели он сам будет делать деньги? Почти как настоящие? Вот так приключение, он о таком даже и не мечтал! Да получится ли у него?
В сильном возбуждении он вернулся следом за Виктоˆром в дом. Оказалось, что там есть еще одна комната, оборудованная именно под граверную мастерскую – со всеми необходимыми материалами и инструментами.
– Здесь у нас работал наш гравер, отличный специалист. Да ты и сам видел его произведения – настоящие шедевры. Но он внезапно умер… Да, скончался скоропостижно. А мы как раз затеяли новое дело. Видел пластину со швейцарской банкнотой? Это наш первый прорыв в Европу. Теперь надо освоить марку, вот за это ты и возьмешься!
Замятину очень хотелось попробовать себя в этом захватывающем деле, он был уверен, что справится. Его совсем не испугало то, что первые дни, а может быть, и несколько недель придется жить безвыездно здесь, на ферме. Ясное дело, в Варшаву пока показываться нельзя – профессор Круль будет его разыскивать. Это Витеньку не беспокоило. А вот родителей он огорчать и тревожить не хотел, он очень любил их.
– Я напишу в Москву письмо, – сказал он Виктоˆру. – О том, что почувствовал себя совершенно здоровым, нашел интересное дело, хочу пожить самостоятельно. Попрошу извиниться за меня перед профессором Крулем.
– А твои родители не станут тебя разыскивать?
– Имеешь в виду – с помощью полиции? Исключено! К тому же я ведь взрослый, самостоятельный человек… Я буду им писать, чтоб не волновались.
Жить Витенька Замятин стал в той комнате, которую сразу окрестил «кабинетом-спальней». Виктоˆр, оказывается, на ферму только наезжал – жил же он в Варшаве, в гостинице. Он был организатором и руководителем всего дела, держал в руках множество нитей: не только само производство фальшивых денег, но и распространение их: связи с агентами в разных городах, перевозка и хранение готовых банкнот, их продажа, сохранение конспирации… Ему нужен был простор для деятельности, потому на ферме он лишь изредка появлялся.
Замятин скоро узнал всех жителей фермы: ведь они, как и он сам, обитали здесь безвыездно. Двое из печатного цеха, химик и еще один человек – сторож: очень мощный, угрюмоватого вида мужчина, единственный из всех вооруженный револьвером. Скоро Витенька понял, что этот сторож не только охраняет ферму, но и присматривает за ними, работниками. Был еще Савелий, но тот являлся личным слугой Виктоˆра – состоял при нем и кучером, и телохранителем, и посыльным, а значит, был неотлучно при хозяине и появлялся на ферме только с ним.
Больше всего Замятин подружился с Борисом Аристарховичем. Их объединяло то, что оба были увлечены своим делом. Замятин делал гравюры немецких марок разных достоинств. Первые пробы были неудачны, но с каждым разом он все больше и больше приближался к идеалу. И в конце концов марки с его оттиска стали неотличимы от оригиналов. На следующий день приехал Виктоˆр. Он долго рассматривал оттиски, сравнивал их с марками, потом обнял Замятина.
– Ты гениальный художник! Ты знаешь это? – сказал радостно. – Мы с тобой таких дел наворочаем!
Достал толстую пачку банковских билетов, отсчитал щедрую долю и сунул Витеньке в карман.
– Сегодня я угощаю! – воскликнул весело Замятин. – Поедем в то казино, где мы с тобой встретились!
Но Виктоˆр отрицательно покачал головой.
– Нет, дорогой, это рискованно. А вдруг тебя разыскивают из клиники, узнают…
– Да брось ты! – Замятин был в игривом настроении. – Я уверен, родители давно написали профессору, и он уже меня не ищет. А даже если кто-то и узнает, ну так что же? Я могу жить и бывать, где хочу.
Но Виктоˆр сумел отговорить его и уехал один. Вообще-то от Бориса Аристарховича Витенька знал, что они, бригада фальшивомонетчиков, живут по особому расписанию. Какое-то время делают большую партию денег, при этом обитают практически безвыездно в одном месте, чаще всего уединенном. Потом деньги сбываются, и у них наступает некоторый перерыв в работе. Они получают свое вознаграждение – очень приличное, – и отдыхают так, как сами хотят. Видимо, такое время еще не наступило, понял Замятин.
Два дня после приезда Виктоˆра у него было отвратительное настроение. Увлечение необычной гравировальной работой прошло, ведь он добился того, чего хотел, и теперь ему стало как бы неинтересно. Хотя самой работы у него не убавилось: нужно было сделать еще несколько матриц для марок и обновить матрицы рублевые. Но Витеньке уже стало скучно, ничего делать не хотелось. Он знал за собой эти перепады настроения: от восторга до безразличия, но сопротивляться наплывающему раздражению не хотел. И с каждым днем становился все более зол. Никогда еще он не делал ничего такого, чего бы не хотел сам. А здесь его, словно раба, приковали к гравировальному столу! Он работал, пока хотел, пока было интересно! Теперь – все, конец! Большие деньги его не интересуют: фамильное состояние Замятиных велико! И никто не смеет его насильно удерживать в этом опостылевшем месте!
С каждым днем раздражение и обида нарастали, но Витенька все еще сдерживал себя. Он ждал приезда Виктоˆра. Но тот не ехал, и однажды настало утро, когда Замятин сказал себе вслух:
– Да что я, в конце концов, пешком не дойду до города! Ерунда! И никто меня не удержит!
Вот здесь-то он и ошибся.