19
За чаем
Сказать надо сразу: ни Малыш, ни Леон не были в восторге от новоявленного визитера. Оба животных еще не успели избавиться от присутствия недавней странной компании. Запахи незнакомых людей все еще блуждали по квартире. Но больше всего котов взбудоражил прозрачный как воздух незнакомец, который чуть больше часа назад вплыл в комнату, где зачем-то завесили зеркало.
Теперь перс сидел в кабинете на подлокотнике любимого кресла Клима Пантелеевича и брезгливо шевелил седыми усами, реагируя на доносившийся из столовой чужой голос, и размышлял: «Да, это человек. Обычный. Неприятный, но все-таки человек. Его еще можно терпеть. Или даже поцарапать когтями. Или укусить. Стало быть, такой, как все люди. Не то что тот призрак, от которого шерсть дыбом встала». От неприятного воспоминания Малыш вздрогнул и перепрыгнул на другой подлокотник.
Тем временем его младший собрат Леон, тоже изрядно обеспокоенный недавним происшествием, сумел пробраться в переднюю, где и устроился внутри случайно упавшей меховой шапки главного сыщика столицы. Дитя Кавказских гор безмятежно дрых, свернувшись клубочком на теплой подкладке. Ему совсем не хотелось вспоминать недавний страх, охвативший его, храброго дворового бойца, когда он узрел то, что обычные люди видеть не могут. «Брр! Вот же мерзость так мерзость!» – подумал дворовый задира, проваливаясь в крепкий сон.
Гостеприимные Ардашевы, как всегда, одним чаем не обошлись. Да и чай Клим Пантелеевич заваривал по-восточному, не так, как привыкли в России. Фаянсовый заварной чайник он обливал кипятком, давая ему прогреться, и вытирал насухо. Сразу же засыпал заварку и наливал чуть-чуть сырой воды – до образования кашицы; ждал с минуту, сливал воду и ставил чайник на пар на пять минут (для этого он приспособил большой медный чайник без крышки). Этого времени вполне хватало, чтобы чайный лист, намокнув и прогревшись, развернулся. После этого он наполнял фаянсовое чрево крутым кипятком, но добавлял его очень немного, примерно столько же, сколько в самом начале вливал холодной воды. И вновь держал заварной чайничек над паром минут пять. Затем доливал кипяток до самого верха и вновь водружал на большой чайник, давая потомиться минут десять. Вот и вся процедура. Для этого способа приготовления лучше всего подходил грузинский байховый сорт «Кара-Дере».
Ветчина, холодная телятина, говяжий язык, швейцарский сыр и русский честер, масло в хрустальных масленках (сливочное с миндалем, грецкими орехами и фисташками; масло из рябчиков), разные виды печенья, мармелад и шоколадные конфекты заняли почти весь стол. Прямо посередине возвышалась ваза с мандаринами, яблоками и виноградом. Бутылка греческого коньяку, темный ром и «фрейлинский пунш» – с недавних пор любимый напиток хозяйки – довершали «чайный натюрморт».
Разговор не клеился. Вероника Альбертовна до сих пор тряслась от страха. Рассказывая все по порядку, она поведала, что гости, впервые оказавшись в этой квартире, вели себя скованно. Вероятно, не последнюю роль сыграло недавнее убийство Вяземской. Все разговоры крутились вокруг этой драмы. Опаздывал и Чертоногов. Его жена – Виринея Ниловна – дважды звонила домой, но он так и не появился. Не было и графини Брунн. Герман Аристархович понемногу начинал волноваться и каждые полчаса справлялся по телефону у горничной, не появлялась ли супружница. Никто из присутствующих так и не осмелился попробовать себя в роли медиума.
Единственный человек, находящийся в прекрасном расположении духа, был Семен Натанович Шмулевич. Ювелир, точно шмель, кружил вокруг хозяйки и при каждом удобном случае целовал ей ручку и расточал любезности. Естественно, об этом факте госпожа Ардашева предпочла умолчать.
Примерно в четверть десятого баронесса Четихина предложила попробовать провести спиритический сеанс с блюдцем. Ее идею горячо поддержали, но не все. Против высказался Семен Натанович: «Я слышал, что при использовании блюдца часто бывает, что из царства Тьмы приходит не тот дух, которого вызывали, а другой; о нем мог помыслить кто-то из сидящих за столом. К примеру, вызывали дух Пушкина, а кто-то подумал про Дантеса. Вот убийца поэта и явится. А распрощаться с ним будет уже не просто. И хоть тысячу раз крикни: «Дух, уйди!» – он останется. Говорят, так и появились в столице «плохие» или «проклятые» квартиры, населенные призраками».
Вероника Альбертовна вновь напомнила, что еще покойная Фаина Мелентьевна предлагала вызвать дух Полины Извозовой – матери ослепшей модистки. Но теперь решили поговорить с самой Вяземской и все у нее вызнать. Действовали по всем известным правилам: круг начертили на бумаге в два раза больше блюдца, буквы с цифрами по окружности нанесли, вверху написали «да», внизу – «нет» и прямую линию через центр провели. Закоптили над свечой внешнюю сторону блюдца и на нем обозначили стрелку. Занавесили зеркало. Потом, правда, вспомнили, что еще надо было снять с себя все металлические украшения и открыть форточки, чтобы привидение сумело попасть в квартиру. Так и сделали. Электрическое освещение выключили, зажгли свечи и уселись вокруг стола. И после того как присутствующие одновременно прикоснулись кончиками пальцев к блюдцу, все хором произнесли: «Святой дух, войди в круг!»
И блюдце – о Боже! – задвигалось! Забегало ходуном!
– Вы здесь? – дрожащим голосом осведомилась Вероника Альбертовна, и блюдце повернулось к «да».
Все притихли.
– Вы знаете, кто вас убил?
И опять белое блюдечко побежало к «да».
– Это мужчина?
Блюдце вновь указало на «да».
– А того ли духа мы пробудили? – спросил Морис Гюстен. – Пусть назовет себя.
– Вы – дух Вяземской? – чуть слышно спросила хозяйка.
И вот тут блюдце стало метаться по бумажному листку, и Протасий Христофорович Четихин, следуя за стрелкой, прочитал чуть слышно, по складам:
– Чер-то-но-гов Э-разм Льво-вич.
Виринея Ниловна вскрикнула и потеряла сознание.
С шумом захлопнулась форточка, несмотря на то что ветра на улице не было.
Включили свет. Прибежала Варвара, принесла воды и нюхательной соли. Наконец, мадам Чертоногова очнулась, но еще тяжело дышала и держалась за сердце. Ее подвели к открытому окну и стали отпаивать водой.
Едва даме полегчало, она сразу же попросила Веронику Альбертовну протелефонировать ей домой и справиться о муже.
Хозяйка сняла трубку и попросила телефонистку соединить с нужным нумером. Где-то далеко, на другом конце провода, раздался щелчок, и чужая горничная вымолвила сквозь слезы, что звонил судебный следователь и передал, что барин – действительный статский советник Эразм Львович Чертоногов – скончался всего несколько часов назад. Его труп нашли в гостинице «Англетер». Тело можно будет забрать завтра во второй половине дня после вскрытия.
Вероника Альбертовна закончила рассказ и умолкла.
– Да, дела-а, – протянул Филиппов. – Если бы сам не услышал, никогда бы не поверил, что такое бывает.
– Эта область пока еще недоступна человеческому разуму. В лучшем случае мы можем только кое-что наблюдать и удивляться, – наливая чай, заключил Ардашев.
– Вероятно, вы правы. Однако меня мучает более приземленный вопрос: когда мы схватим преступника? Если ваши предположения верны и напавший на модистку маниак, убийца Вяземской и Чертоногова – одно и то же лицо, то осталась единственная надежда, что после публикации «Незнакомки» в «Ниве» он явится за гонораром.
– Я бы не стал на это надеяться. Супостат не настолько примитивен. Чего стоит один лишь способ устранения Чертоногова. Согласитесь, он поступил весьма остроумно.
– Да, – отставив в сторону пахнущий ромом чайный стакан, кивнул Филиппов. – Мне иногда кажется, что рукой преступника управляет дьявол. Ни одно из трех преступлений не похоже на другое. Он будто щеголяет перед нами своими возможностями. «Вот, смотрите, – говорит, – я и так могу, и этак. А вы, ротозеи, всегда будете отставать от меня на шаг, на два, на три…» Ладно, – он махнул рукой – будем ждать нового номера «Нивы». Он выйдет в понедельник, шестнадцатого.
Полицейский поднялся и, глядя на хозяйку, вымолвил:
– Позвольте поблагодарить вас, уважаемая Вероника Альбертовна, за столь радушный прием. Не ожидал, признаться, такого внимания. Надеюсь, мне представится возможность видеть вас. – Он повернулся к Ардашеву и добавил: – Вот поймаем Супостата – не откажитесь отпраздновать это событие в ресторации. И заодно с моей женой познакомитесь.
– Будем рады, – повеселела Вероника Альбертовна.
– Значит, договорились, – просиял гость. – А мне пора. Вы разрешите воспользоваться вашим телефоном, чтобы я вызвал таксомотор?
– Не извольте беспокоиться, Владимир Гаврилович, – ответствовала Вероника Альбертовна. – Я сама это сделаю.
– Это будет разумно, – поддержал супругу Ардашев. – А пока суд да дело, предлагаю выпить по рюмке коньяку в моем кабинете. Если вы не возражаете, я покажу вам несколько весьма раритетных изданий.
– Был бы вам весьма признателен, – вежливо склонив голову, согласился полицейский.
Водитель таксомотора оказался метеором. Едва действительный статский советник успел отдать должное прекрасному греческому коньяку и подержать в руках прижизненное издание А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», как в дверь позвонили, и Вероника Альбертовна сообщила, что машина уже подана.
Одевшись, Филиппов (слава Богу, что Варвара вовремя заметила спящего кота в шапке гостя и устранила это безобразие) любезно попрощался с хозяйкой и в сопровождении Ардашева – и на радость котам! – вышел на лестницу.
– А вы – очень интересный собеседник, – выговорил гость, спускаясь по ступенькам. – Поверьте, я искренне рад знакомству.
– Взаимно, – улыбнулся дипломат. – Очень надеюсь, что ужин у Кюба состоится на следующей неделе.
– Ох, Клим Пантелеевич, хорошо бы! – подходя к машине, проговорил начальник столичного сыска. – Честь имею!
– Честь имею, Владимир Гаврилович!
Черный Fiat Zero грозно проревел и, словно демон, унес полицейского в неизвестность.
Над столицей империи склонилось хмурое небо, дул ветер и падал мокрый снег.
Флюгер на соседнем доме сломался. Он вздрагивал и бился на месте, точно слепой голубь, не понимающий, куда лететь. Ему в тон поскрипывал фонарь. Сквозь липкую, летящую сверху массу лампа бросала узкий конус света на часть улицы и на человека, молчаливо взирающего на редкие звезды.
Ардашев, как в детстве, когда его учил этому отец, пытался отыскать на необъятном пространстве Большую Медведицу и Полярную звезду, но ничего не получалось. Эти далекие небесные тела то появлялись неожиданно, то гасли, как свечи, накрытые сырым покрывалом петроградской ночи. Статский советник потянул на себя дверь и исчез в парадном.
