8

Сыскная полиция делила полицейский дом с управлением полицеймейстера 2-го Отделения столицы и 3-м Казанским участком. За неимением своих помещений для допросов всех задержанных отправляли в участок, где для этого держали отдельную комнату позади приемного отделения. Даму в вуали посадили на табурет перед письменным столом. Она закинула ногу на ногу и нервно покачивала ботиночком. Из пары филеров, задержавших ее, в допросной остался только Афанасий Курочкин, ростом достававший чуть не до потолка, но при этом имевший странное свойство растворяться в окружающей обстановке не хуже хамелеона.

Ванзаров пропустил вперед инкогнито. Престижная должность няньки при бездельнике выпала ему по чистой случайности. Иные чиновники департамента полиции готовы были отдать многое, чтобы иметь счастье сопровождать особу королевской крови. Здесь виделись большие перспективы для карьеры и уважения начальства. Ванзарову эта обуза была ни к чему. Три дня назад его вызвали в Департамент, где сообщили радостную новость: он выбран в качестве сопровождающего высокопоставленного лица. Ванзаров спросил, нельзя ли отказаться от подобной чести. Ему пояснили: отказаться можно, дело добровольное, но на прежнюю свободу и возможность выбирать дела тогда рассчитывать не стоит. Или знакомить кронпринца с преступным миром Петербурга, или вся тяжесть службы чиновника сыскной полиции. Выбирать особенно было не из чего.

Кронпринц Леопольд оказался на редкость добродушным и компанейским малым. Он сразу обещал Ванзарову одну из высших наград своей небольшой страны и щедро раздавал золотые гинеи каждому, кто ему приглянулся. Первый день был посвящен визиту в ссыльную тюрьму на Захарьевской улице. В Петропавловскую крепость принца на всякий случай вести не рекомендовали. А то, чего доброго, увидит политических заключенных. На Захарьевской содержалась публика мирная: воры, убийцы, бездомные. Все как один получившие срок и ожидавшие отправки в ссылку или на каторгу.

Леопольд заходил в камеру, при помощи Ванзарова расспрашивал о деталях и подробностях, удивлялся зверской простоте российских преступлений, награждал золотым и даже протягивал руку. Каторжные ее пожимали с некоторым сомнением, а вот что делать с диковинной монетой, понять не могли. И быстро сбывали их конвоирам за отечественный рубль. В новой камере повторялось все сначала.

Другой день был отдан делам более приятным: Леопольд отправился изучать публичные дома в Песках. Зная о такой слабости будущего союзника России, в 1-й и 2-й участки Рождественской части были отправлены строгие депеши: вычистить и подготовиться для приема высокого гостя. Что и было сделано со всяческим старанием. Кронпринц остался в полной уверенности, что дело публичных женщин в России поставлено на невероятную для Европы высоту сервиса, заботы о простом клиенте и вообще санитарной гигиены.

Напоследок Леопольд пожелал участвовать в настоящем полицейском деле. Была организована внеплановая облава на бродяг, проведенная силами полиции и городовых трех рот полиции. Однако прогулка по мусорной свалке Горячего поля не произвела на кронпринца впечатления. Он зажимал нос и просил Ванзарова поскорее его увести. И уже в отеле, после ванны с ароматическими маслами, он печально признался, что поездка чудесная, но вот не удалось поучаствовать в настоящем задержании преступника. Чиновник от министерства иностранных дел, тоже игравший в няньку, грозно блеснул глазами. Ванзаров предложил задержать весьма интересного преступника. По сведениям, он, вернее – она, как раз должна прибыть в столицу на «гастроли». Леопольд несказанно оживился, заявил, что пойдет в гриме, и соорудил из себя настоящего сыщика. Ванзаров аккуратно намекнул, что так он привлечет всеобщее внимание. Однако кронпринц был уверен в обратном.

Войдя в допросную, он первым делом освободился от маскарада, представ перед дамой во всем европейском лоске. Она сразу поняла, что должна делать. Откинула вуаль и улыбнулась настолько невинной и беззащитной улыбкой, что Леопольд шутливо погрозил ей пальчиком. Дама печально потупилась, но так и посматривала за интересным молодым человеком с пушистыми бакенбардами в полщеки.

Ванзаров не стал утомлять кронпринца ведением протокола и прочими канцелярскими мелочами, а сразу приступил к представлению.

– Поздравляю вас, ваше… – начал он и был поправлен:

– Только Шмит.

– Разумеется, господин Шмит, – согласился Ванзаров, хотя они говорили по-немецки и понимать их было особенно некому. – Вам посчастливилось поймать звезду преступного мира России, большой талант, несравненную умницу и даже красавицу, аферистку и воровку Соньку-Брильянт, – сказал он и повторил по-русски: – Рады вас видеть, госпожа Брильянт.

Дама головы не повернула к полицейскому, что считала ниже своего достоинства, зато невинно и томно улыбнулась симпатичному иностранцу.

Леопольд был горд не меньше, чем в тот день, когда завалил в Африке слона.

– Ого! Сонька-Брильянт! Отличный выстрел! Мы будем ее пытать? – с надеждой спросил он.

– Пытать? – переспросил Ванзаров, не вполне уверенный в том, что правильно понял Его Высочество.

– Конечно, пытать! Я читал, что в русской полиции пытки – самое обычное дело. Так давайте же начнем! Подайте мне какую-нибудь плетку…

– Извините, господин Шмит, телесные наказания в России отменены лет сорок назад, – ответил Ванзаров. – В нашей полиции применяется словесный допрос, но никак не пытки.

Он хотел добавить, что даже политическая полиция позволяет себе распускать руки в исключительных случаях. Но вовремя сдержался. Такая информация для европейского сознания была излишней.

Леопольд откровенно погрустнел, как тюльпан на русском морозе.

– В таком случае пойдемте завтракать, – сказал он и слегка взбил бакенбарды. – От наших приключений у меня разгорелся аппетит. Куда поедем?

Ванзаров испросил разрешения закончить с дамой, все-таки протокол никто не отменял, а к господину Шмиту он присоединится чуть позже. Его светлость был не против. Подмигнув барышне, кронпринц отдал салют российской полиции и удалился, чрезвычайно довольный собой.

Ванзаров смог вздохнуть с откровенным облегчением. Даже филер Курочкин, по-прежнему незаметный, немного ослабил бдительность.

– Это кто же такой миленький? – спросила Сонька и невольно облизнулась.

– Обычный немецкий турист, – ответил Ванзаров. – Думать о нем не советую.

– Ой, да ты кто такой, мне советы давать? – Сонька оценила его взглядом от ботинок до усов. – Выглядишь, конечно, франтом, да усищи торчат. Этим уличных девок пугать. Я им не чета.

– Моя фамилия Ванзаров, если это вам что-то говорит.

Сонька несколько насторожилась и даже позу переменила, села ровно, без прежнего вызова. Эта фамилия была известна в воровском мире далеко за пределами столиц.

– Пугать меня будешь? – спросила она. – Так это зря.

– Зачем же это вы, госпожа Брильянт, или, если по паспорту, Матрена Федоровна Анучкина, мещанка Псковского уезда, в столицу пожаловали? Дело какое большое намечается? Так вы нам по секрету расскажите.

– Какой же капорник о моем приезде насвистел? Узнать бы да потолковать…

– Мир не без добрых людей, желающих помочь закону и сыскной полиции, – ответил Ванзаров. – Зачем пожаловали?

– А ни за чем. Так, развеяться.

– Значит, не хотите по-дружески беседовать. Жаль. А мы бы с Филимоном про обруч, что вы так неудачно в купе сбондили, могли бы вдруг забыть. И, скажем, отвезти на Царскосельский вокзал, на поезд обратный посадить. Мое предложение остается в силе. Подумайте, что вам выгоднее: получить год каторги за воровство, которое вам славы не сделает, или…

Сонька презрительно фыркнула.

– Вот еще, глупости! Никакого перстня я не брала. Незачем на меня наговаривать, господин полицейский.

– Вот и мы с Филимоном удивляемся, – горячо согласился Ванзаров. – Что это вас на такую мелочь потянуло. Для вашего-то размаха – сущий пустяк. Вещичка глянулась?

– Говорю же: не резала я перстень. Незачем он мне. Да и не идут моему облику такие украшения.

Ванзаров не мог не согласиться: воровка все равно остается женщиной. А такое старомодное украшение ее молодости никак не подходило.

Пора было заканчивать душевные беседы и оформлять раскрытие кражи, записав в дело, что задержанная отказывается от содеянного. Но тут в допросную заглянул чиновник и попросил господина Ванзарова к телефонному аппарату.

– Госпожа Брильянт, наша приятная беседа еще не окончена, – сказал он. – Оставлю вас в обществе милейшего Афанасия. Не скучайте!

Его наградили таким взглядом, что был бы из стекла – порез вышел бы глубокий.

Из рук городового Ванзаров принял телефонный рожок, к которому не совсем еще привык, и сказал в черный тюльпан амбушюра: «У аппарата». На том конце раздалась долгая и бурная тирада, которая была выслушана, не перебивая.

– Вы уверены, что хотите видеть именно меня? – спросил Ванзаров и, получив веские заверения, что иначе невозможно, и ему будут чрезвычайно обязаны, и прочее, и прочее, ответил: – Хорошо, сейчас буду. Раз так близко, на Большой Морской.