44
Дамы начали выражать возмущение, устав сидеть на шатких стульях, да и закуски с напитками закончились. Их мужья были крайне недовольны тем, что им не позволяют пройти в шатер и переодеться или хоть одним глазком взглянуть, что там произошло. Официанты устали торчать без дела. Даже полковник, хозяин учебного поля, притомился и сел прямо в траву. Только господину, назвавшемуся чиновником сыскной полиции, до этого дела не было. Он не позволял расходиться, не обращал внимания на жалобы и протесты. Страдания велосипедного общества ему были глубоко безразличны. В шатер он пропустил только уездного доктора, обменявшись с ним тихими замечаниями, когда тот вышел наружу.
Публика уже давно бы улизнула, но неприятный господин успел окружить место происшествия городовыми, которые прибыли вместе с приставом. В этот раз Ильичев вел себя все так же мирно, не желая показывать власть и мешать сыску. А более всего желая свалить на сыскную полицию второе подряд происшествие. Петергоф находился под особым присмотром, близость к царствующим лицам обязывала к порядку, даже на кражи начальство смотрело косо. Не говоря уже о несчастном случае на охоте. Нынешнее событие грозило приставу и вовсе тяжкими объяснениями. Ильичев свято надеялся, что столичная знаменитость снимет у него с шеи тяжкий груз.
Дамы не заметили, откуда появился высокий брюнет с желтым чемоданчиком и легкой проседью на висках. Зато все ощутили странный, если не сказать невыносимый запах, который тянулся от сигары, что победно торчала в зубах брюнета. Прошествовав мимо дам с изумительно надменным видом, он запустил сигару над их головами, дальним и точным броском попав в чей-то велосипед, оставленный на поле. Сигара взорвалась искрами, а хозяин велосипеда недовольным окриком. Господин и усом не повел. Чуть нагнувшись, он вошел в шатер.
– Неплохо и в некотором роде даже живописно, – сказал Аполлон Григорьевич, рассматривая пространство, отделенное белой тканью.
На траве широким ковром были разбросаны мелкие предметы мужского обихода, словно охранное отделение провело обыск. Вперемежку валялись портмоне, расчески, ключи, брелоки, записные книжки и просто книжки, футляры для очков и прочие мелочи. Столы были опрокинуты, стулья раскиданы в разные стороны. Верхняя одежда лежала кучей. Виновник беспорядка был поблизости. Он лежал на спине, запрокинув голову и упираясь затылком в белую материю так, что она натянулась, словно фата невесты под сильнейшим ветром. Лебедев подошел к телу.
– А, старый знакомый, – сказал он. – Только вчера на охоте виделись. И вот опять такая приятная встреча. И такая интересная…
Присев над Стивой, он занялся изучением тела. Ранений или следов от пуль не было заметно. Костюм был не тронут и даже аккуратен, несмотря на падение.
– Коллега, вас интересует причина смерти?
– Зачем бы я вызывал вас в такой спешке, – ответил Ванзаров.
– С вас станется… Но раз уж вас интересует мое мнение, хотя не пойму, зачем оно вам сдалось, заявляю официально: причина смерти очевидна.
– Что вы о ней думаете?
– То же, что и вы. Из глазницы, в которой находился глаз, а теперь совсем вытек, торчит металлический предмет с винтовой нарезкой. Размер видимой части – не больше дюйма. Скорее всего, длина предмета такова, что при проникновении через глаз он вошел в лобную долю мозга. Наш весельчак умер на месте без мучений. Только мебель разнес, когда боролся с болью и хватался за что попало. Это официально говоря. От себя скажу: не представляю, как могли ему в глаз эту штуку засадить…
– Можете достать у него из глаза…
– Так сказать, соринку? Отчего же не достать, ему хуже не будет.
Хирургическими щипцами, более похожими на орудие пыток, Лебедев крепко взялся за металлический хвостик, торчавший из глазницы, и дернул. Вынырнуло тонкое лезвие в бурых следах. Аполлон Григорьевич смахнул налипшие сгустки и издал радостный возглас.
– Да тут монограмма имеется, – он показал на основание лезвия.
Ванзаров наклонился и увидел отчетливую гравировку на металле: «СК».
– Где-то я уже видел подобное, – сказал Лебедев.
– Что за оружие?
– Я бы не назвал это оружием. Скорее ножик для очинки перьев, каким гимназисты вырезают умные мысли на партах. Только у него для чего-то рукоятка свинчена. Честно говоря, не представляю, какую надо иметь силу, чтобы с таким крошечным захватом умудриться так точно воткнуть нож в глаз. Если только между пальцев зажать, да и то… – криминалист пребывал в раздумьях. – Нет, я честно вам говорю, коллега, что у меня нет ни одной мысли на этот счет. Разве он сам себе воткнул.
– Думаю, ответ найдем прямо сейчас…
Ванзаров сделал шаг в сторону и, сильно нагнувшись, принялся осматривать лежащие предметы, перемещаясь вбок широкими шагами и ставя ботинок так, чтобы не раздавить чьи-то любимые очки. Лебедев наблюдал за ним с нескрываемым интересом. Обойдя почти по кругу, Ванзаров выдернул из беспорядка сигарную коробку.
– Вот то, что надо, – сказал он.
– Наш старый добрый Partagas, – обрадовался Лебедев. – Коробка совсем новая, только открыта. Жаль, сигары на землю упали. Это уже, считай, пропало, совсем другой вкус, нельзя и пробовать. А то бы я не отказался…
– Стива пошел в раздевалку за сигаретами, свои он забыл дома, – начал Ванзаров медленно, словно разматывая клубок. – Спросить не у кого, все господа уже на линии старта. В буфете сигар не держат, там только закуски… У каждого велосипедиста свои папиросы или сигары… Стиве хочется курить… Он заходит в шатер и понимает, что портсигары держат в карманах пиджаков. Пиджаки – вот они, висят… Но Стива и подумать не может, чтобы залезть в чей-то карман и одолжить папиросу… Однако курить хочется. И тут он видит новую коробку сигар на столике… Чей столик? Ну, конечно… Он узнает висящий на стуле пиджак племянника. Это совсем другое дело… Стива берет коробку, сдергивает ленточку и приоткрывает крышку…
Протянув найденную коробку, Ванзаров попросил примерить к ней размер лезвия. Приставив ножик к краям, Лебедев сообщил, что подходит как раз.
– Только не понимаю, что вы этим хотите сказать, – добавил он.
Вместо ответа Ванзаров стал методично поднимать и отбрасывать в сторону предметы, не заботясь о том, что скажут их хозяева. Пока не поднял невзрачную железку, скрученную буквой «М», с широкими лапками. Издав победный звук, Ванзаров что-то прикинул, осматривая кучу, и сразу переместился в другой конец, где опять стал беззастенчиво хозяйничать. Угомонился он, когда вытащил из-под чьего-то кошелька парочку крепких пружин.
– Вот! – сказал он. – Не нужна крепость рук. Вообще никто не нужен рядом. Жертва сама все сделает. Понимаете, что произошло?
Лебедев смог только печально вздохнуть.
– За мной аплодисменты. Не устаю вам удивляться… Как? Как? Как? – повторял он.
– По-другому невозможно. Простая мысль: мышеловка, поставленная наоборот. Чтобы не прихлопнуть мышь, а выбросить лезвие. По принципу арбалета. Или катапульты. Крышка коробки – это спусковой крючок всего лишь. Открыл – выстрелило. Расчет простой: человек садится за столик, коробка оказывается на уровне груди, лезвие должно попасть в область сердца или легких. Стива получил удар в глаз потому, что воровато заглянул «одним глазком», как шаловливый мальчик, каким он и был. И попался. Такая простая конструкция. Изогнутая железка, две пружины, небольшие отверстия в самой коробке, видите, вон они… После броска вся конструкция по инерции вылетает из коробки, становясь просто случайным мусором, в траве всякое валяется. Да, мышеловка, и ничего более, – сказал Ванзаров.
Держать на весу щипцы Лебедеву надоело, он достал из чемоданчика склянку, опустил в нее лезвие и закрыл крышкой.
– Но как убийца мог знать, что Стива забудет папиросы, – сказал он с недоверием. – Это же невозможно подстроить. Если только не выкрасть у него прямо из кармана.
– Все возможно, если не вмешается случай. Один недостаток этой конструкции: нельзя сделать второй выстрел для гарантии. Большой инженерный талант виден.
– Вы знаете, кто? – спросил Аполлон Григорьевич, понизив голос. Ему показалось, что кто-то стоит у шатра.
– Обратите внимание, коллега, что здесь вовсе не один вход. Простыни всего лишь примыкают друг к другу. Можно войти с любой стороны.
– Это так важно?
– Очень важно, – сказал Ванзаров и вышел из шатра. Он захлопал в ладоши, привлекая внимание. Чего и добился немедленно.
– Господа! Не пройдет и часа, как вы все будете отпущены. Прошу еще немного терпения.
Раздались возмущенные возгласы. Ванзаров помахал Каренину, подзывая именно его. Серж подкатил велосипед, словно боялся оторваться от руля.
– Кто в этот раз? – обреченно спросил он.
– Отчего вы так уверены, что кого-то опять убили? – ответил вопросом Ванзаров.
– Нет, я полагаю, что все это было устроено потому, что украли чье-то брильянтовое колье.
– К сожалению, вы правы. Ваш дядя Стива убит.
Велосипед постоял, борясь за равновесие, и грохнулся на траву. Серж зажмурился, словно в лицо ему било нестерпимое солнце, и закрылся ладонями. Самообладание покинуло его. Ему было окончательно наплевать на приличия, на влиятельных друзей и даже на то, что члены клуба, и особенно их жены, смотрят на него с интересом, сразу же пустив меж собой змеиный шепоток. Надежда Васильевна бросилась было к нему, но ей строго указали оставаться на месте.
– Это конец, – пробормотал он. – Дядя Стива… Бедный дядя Стива… Что я скажу тете Долли… И что теперь будет с проектом… – он осекся. Совсем не вовремя Сержа посетила мысль, что с этого часа влияние его в Министерстве путей сообщения стремительно растает.
– Господин Каренин, слезами горю не поможешь, а вот правдивыми ответами – вполне, – сказал Ванзаров, наблюдая за ним.
– Какие ответы? Зачем? Разве вы не видите, что рушится моя жизнь…
– Еще есть шанс. Портсигар при вас?
Серж настолько не понял вопроса, что вынужден был переспросить. Ванзаров терпеливо повторил. Ему предъявили серебряный футляр.
– Это подарок отца, всегда ношу его с собой, – сказал Серж и тут же поправился: – Вчера забрал там… Ну, где забыл.
– Напомните, что вы теперь курите…
– Old Crown. Желаете…
– Решили всех угостить новой маркой сигар? – спросил Ванзаров.
– Какой маркой?
– Скажем, Partagas. Захватили на тренировку коробку. Не иначе для угощений.
– Господин Ванзаров, я не понимаю, о чем вы говорите. Если вы шутите, то сейчас не время, а если…
– Значит, коробку сигар из дома не захватывали.
– Нет, конечно! Мне портсигара хватает…
– А если бы вдруг на своем столике в раздевалке нашли коробку Partagas?
– Хорошая марка, часто ее курю.
– Значит, увидев такой подарок… – начал Ванзаров, как вдруг Аполлон Григорьевич выхватил склянку с лезвием.
– Это ваш ножичек! – заявил он крайне подозрительным тоном.
– Откуда вы его взяли? – спросил Серж, крайне озадаченный.
– Господин Лебедев! – сквозь зубы проговорил Ванзаров, опережая неизбежные подробности. Криминалист осекся и забурчал чайником. – Так вам известно это лезвие?
– Мой ножик, – ответил Серж. – Мой детский ножик, я им стол резал, никак не мог избавиться от этой привычки.
– Хранился у вас дома?
– Нет, здесь, на даче. Откуда вы его взяли?
Ответа Серж не получил. Ему предложили отправиться к Надежде Васильевне, которая от волнения буквально не находила себе места. Как только Каренин отошел, Ванзаров шепнул кое-что Аполлону Григорьевичу. Криминалист сделал ему страшные глаза и полез обратно в шатер.
– Господа! – крикнул Ванзаров на все общество. – Прошу подходить по одному. Дамы, разумеется, в первую очередь…
Ни одна из женщин не могла позволить себе оказаться второй. Все, как одна, не сговариваясь, бросились, словно за автографом оперной дивы. Только Надежда Васильевна осталась с мужем, утешая молчаливого Сержа. Велосипед его так и лежал позабытый. В спешке об него то и дело кто-то спотыкался и поминал недобрым словом.
