Назад: 3 ЯНВАРЯ 1905, ПОНЕДЕЛЬНИК, ДЕНЬ ЛУНЫ

Дальше: 5 ЯНВАРЯ 1905, СРЕДА, ДЕНЬ МЕРКУРИЯ

4 ЯНВАРЯ 1905, ВТОРНИК, ДЕНЬ МАРСА

1

Простившись вчера в середине дня с Ванзаровым, Филимон Курочкин тотчас отправился в Департамент полиции.

Рядом с кабинетом старшего филера и комнатой, где он проводил инструктаж сотрудников, находилась маленькая тесная каморка, до потолка забитая самым разнообразным платьем, — «костюмерная» отряда филеров. Если наблюдение за объектом должно было проходить особо скрытно, филеры переодевались в крестьян, бродяг, извозчиков и прочий неприметный люд.

Курочкин отпер личным ключом дверь в темный чулан и сразу чихнул. В «костюмерной» не было окон, духота и пыль накапливались годами. Костюмы для слежки специально никто не чистил и не проветривал. Считалось, что так они будут иметь более натуральный вид.

Филимон повесил газовый фонарь на специально вбитый гвоздь и выбрал русские сапоги, поддевку, помятую серую фуражку и черную куртку на ватной подкладке.

В угловой комнатке, отгороженной от общего коридора тонкой перегородкой, которую он гордо называл «кабинетом», Курочкин переоделся в тряпье и, сев перед маленьким зеркальцем, ловко наклеил фальшивую бородку. Отойдя на шаг и оглядев свой маскарад, Филимон остался доволен.

Он начал обход с трактира Арсентьева на Кронверкском, заказав у полового чайную пару и шкалик. За теплой беседой под чаек и водочку можно узнать многое.

Филимон оглядел зал и быстро заприметил субъекта, отчаянно желавшего выпить. Он налил себе рюмку и подмигнул. Этого оказалось достаточно.

Разговор завязался быстро. Мужичок оказался местным завсегдатаем и, в свободное от трактира время подрабатывая мелкими услугами в ближайшем доме, знал все и про всех. Он рассказал филеру, что хозяин трактира жулик, что в «каток» он ставит протухшие закуски, что половые воруют от хозяина чаевые, что тетка Анфиса снюхалась со слесарем Перовым и теперь бегает к нему, почитай, каждый день.

Филимон подливал собеседнику водочки, а сам пил только чай, держа свою рюмку наполненной. Когда мужичок объяснился Курочкину в вечной дружбе, филер осторожно спросил: а не было ли сегодня компании, которая лихо гуляла с утра? Знаток трактира дал честное слово, что никаких больших пьянок сегодня не было. Курочкин посидел для приличия еще четверть часа и ушел, оставив труженика рюмки в обществе шкалика.

То же самое повторилось и в трактире Москалева на Большой Зеленина. Курочкин без всякого результата выпил второй чайник чаю.

Затем он направился в трактир Чванова в начале Малого проспекта и выпил там еще чаю. Потом заглянул в «Волгу» на Большом проспекте и влил в себя следующий чайник. Кое-как дойдя до «Луги», в конце Малого проспекта, Филимон заставил себя осушить новый чайник. Без этого разговор бы не пошел. Но везде повторялось одно и то же. Словоохотливые завсегдатаи с удовольствием пили водку Курочкина, выкладывая ему всю душу. Но никто не видел подозрительной компании, которая гуляла и спускала вещи.

Обойдя еще пять или шесть заведений Петербургской стороны, Филимон ничего не узнал, но напился чаю так, что вынужден был зайти в глухой двор.

Сегодня с утра Курочкин упивался ненавистным чаем в заведениях Васильевского острова.

В очередной раз опустошив мочевой пузырь в дворовом «ретираднике», Филимон пошел в трактир Степанова. Он выбрал свободный столик и с тяжелым сердцем опустился на табуретку.

Трактир Степанова был довольно пристойным местом. Чистые половые, недавно отскобленный пол, тренькает механический «оркестрик». И дух здесь стоял добрый — не кислятины, смешанной с перегаром, а какой-то домашний, как в деревенской избе.

Курочкин оглянулся и сразу увидел в дальнем углу трактира четверых мужиков, сидевших за столом, плотно заставленным объедками блюд, чайниками и пустыми графинчиками. Судя по лицам, пили они давно и сурово. Самый младший, не привыкший к таким кутежам, повалился лицом прямо в селедку.

— А скажи-ка, любезный, что за люди там гуляют? — осторожно спросил филер подбежавшего полового.

— Да вологодские, артель ледорубная, — ответил парень.

— И давно?

— Дак, со вчерашнего дня. И на Рождество у нас такую кучу денег спустили, что страшно! А вчера приходят — опять пачка. Хоть и мокрая.

— Это как же?

— Да деньги мокрые! — объяснил непонятливому гостю половой. — Расплачивались, а бумажки все сырые! Но на чай — не жалеют! Чудные! А вам-то чего принести?

Курочкин механически попросил чаю.

Мужик, который в компании казался главным, развалился на лавке. Он полез в карман штанов и потащил цепочку, видимо в который раз любуясь золотыми часами.

Не дожидаясь чая, Курочкин выскочил на улицу, отбежал на угол и, выхватив свисток, дал сигнал тревоги «двойным» свистом. На вызов немедленно прибежали трое городовых. Они с удивлением вытаращились на доходягу-рабочего, но Курочкин быстро объяснил, в чем дело.

Первым в трактир ворвался сам филер. Следом за ним, гремя шашками, топали постовые.

— Всем сидеть смирно! Полиция! — яростно заорал Курочкин. Он схватил за руку ближнего мужика и заломил, как учили. Мужик взвыл, и филер тут же защелкнул наручники.

Пока один из городовых тащил за шкирку мальчишку, который хлопал осоловелыми глазами, двое других вдали по ребрам здоровенному детине, попытавшемуся вырваться. Последний из мужиков пьяно засмеялся и поднял руки.

Городовые толчками погнали пьяную компанию к выходу.

Филимон заглянул под стол. Он сразу увидел то, ради чего принял такие чайные муки. На полу, скрученные в клубок, лежали мужской костюм и шуба бобрового меха.

2

Герасимов в который раз посмотрел на часы. Агент опаздывает уже на час! Такого Озирис никогда себе не позволял. Смутная тревога, не покидавшая полковника с момента последней встречи, усиливалась. Герасимов спрятал часы в кармашек жилетки, встал, походил по комнате и снова сел.

Еще через полчаса бесполезного ожидания Александр Васильевич пребывал в состоянии полной растерянности. То, что опытный и заслуживающий доверия осведомитель не пришел на условленную встречу, означало только одно: Озирис играл с полковником в двойную игру. И вот теперь исчез. И что самое скверное, исчез, видимо, с загадочным изобретением сумасшедшего профессора.

Ко всему прочему в городе складывалась тревожная ситуация. С утра бастовали уже Семянниковский, Патронный и Франко-Русский заводы. Стачка, начавшаяся вчера на Путиловском заводе по полной ерунде из-за увольнения пьяницы рабочего, начинала разрастаться как пожар. Полковник считал, что ситуация находится под контролем, пока рабочих возглавляет поп Гапон, человек, который имеет непосредственное отношение к «охранке». Но рядом с ним есть люди, которые могут отодвинуть Гапона от руководства. Они ждут момента, чтобы поднять рабочих на бунт. Именно этих людей следует изолировать как можно скорее. А в случае чего — взять и самого Гапона. Но действовать полковнику мешали. Никто не хотел, чтобы лавры победителя революции достались провинциальному выскочке.

Александр Васильевич прикинул план действий.

Во-первых, он даст команду начать облаву на Озириса всеми силами. В штате Охранного отделения состояло двести осведомителей и триста филеров. И особый «летучий отряд», который высылался на исключительные происшествия.

Во-вторых, завтра утром он сам нанесет профессору визит вместе с жандармами.

В-третьих, он потребует приема у министра внутренних дел господина Святополк-Мирского и докажет необходимость быстрого ареста рабочих-вожаков.

Совершенно овладев собой, Герасимов оделся, закрыл конспиративную квартиру и поехал в Управление петербургского охранного отделения, которое располагалось в знаменитом доме № 12 на набережной Мойки.

Войдя в кабинет, Герасимов попросил дежурного чиновника Алексея Селезнева не беспокоить его.

Александр Васильевич открыл личный сейф и положил на стол дело с грифом «Особо секретно». В папке были: личное дело агента Озириса, его донесения и рапорта. Папку эту мог видеть только офицер, курирующий агента, то есть сам полковник. Засекреченность любого агента была такой, что в докладах вышестоящему начальству не упоминалась даже его кличка, а информация передавалась от третьего лица. Охранное отделение серьезно оберегало своих людей от любой возможности провала.

Герасимов включил лампу и раскрыл дело.

3

Пристав Щипачев вытурил из кабинета обоих писарей.

Мужиков, быстро протрезвевших в холодной арестантской, выстроили для допроса в ряд около стены. Личности задержанных уже установили: вологодские крестьяне, приехавшие в столицу артелить на рубке льда.

Семеновы робко жались друг к дружке. Лишь Матвей злобно следил за плотным господином в черном сюртуке, который медвежьей походкой, чуть горбясь, прошел мимо них к столу. Этот человек очень не понравился Матвею. Второй, в штатском, похожий выправкой на офицера, Матвея беспокоил меньше. Сразу видно: попугает, да и только.

Старший артельщик успел шепнуть своим мужикам, чтобы твердили одно: ничего не знаем, ничего не видели.

Когда на него орал пристав и городовые пару раз врезали по ребрам, Матвей не испугался. Русскому мужику к палке не привыкать! А вот этот тихий и молчаливый, кажется, так и буравит взглядом. Матвей почувствовал скрытую опасность. В себе он был уверен. Но вот родичи…

Сыщик глянул на шубу и костюм профессора, которые Курочкин, тщательно обыскав, разложил на письменном столе. Филер выложил золотые часы, портмоне с остатками денег и всякий мусор, извлеченный из карманов мужиков. Записной книжки Серебрякова среди этого добра не оказалось.

Родион Георгиевич внимательно изучил мрачные физиономии задержанных. Нет, не похожи они на шайку закоренелых преступников. Видимо, подвернулся случай, вот и решили поживиться. Теперь долго за это будут расплачиваться.

— Ну, ребятки, прощайте. Сыску тут делать нечего! — неожиданно сказал Ванзаров артельщикам, направляясь к двери. — Пусть вами Охранное отделение занимается.

Джуранский, ничему не удивляясь, двинулся вслед за начальником.

Это Матвею не понравилось. Лучше иметь дело с полицией, чем с «охранкой».

— Да за что же это, господин хороший?! Что мы сделали?! — пробасил артельщик.

Ванзаров быстро подошел к нему.

— Как что?! Разве не знаешь?

— Ничего мы не знаем! За что повязали! — плаксиво затянул Матвей.

— Ах, не знаешь? Ну, так в казематах Петропавловки все скажешь! Там такие мастера языки развязывать, вмиг заговоришь! Это тебе не сыскная полиция, — Ванзаров постучал указательным пальцем себе в грудь. — Там Охранное отделение! Занимаются государственными преступниками!

— Да что же это! — по-настоящему испугавшись, закричал Матвей. — Артельщики мы, трудимся спины не разгибая, за что мучите?

— Невинная овечка! Видали?! — нехорошо усмехнулся Ванзаров. — Государственного человека сгубили, в прорубь кинули?! Так что ты, брат, теперь — политический. С тебя и спрос особый.

Матвей поежился. Нужно было срочно выкручиваться. Но пока старший прикидывал, как бы ловчее соврать, малой, Васька, шмыгнул носом и зарыдал:

— Не убивали мы его, а из проруби вытащили!

— Молчи! — только и успел охнуть Матвей.

Родион Георгиевич нагнулся к парнишке.

— Правду говори! — жестко сказал он.

— Дядя Матвей его в проруби приметил, нас позвал, мы и вытянули… — парень всхлипнул.

— Дальше! — рявкнул сыщик.

— А дальше то и было, — вдруг проговорил Петр. — Михалыч стал по карманам шарить, часы взял и кошелек.

— А книжка такая маленькая записная была? — быстро спросил Ванзаров.

— Была, — Петр кивнул головой.

— Где она?!

— Так у ней на листках чернила потекли, и страницы повырваны, — миролюбиво объяснил Петр, — Михалыч ее в прорубь и скинул.

— Мы не хотели господина на льду оставлять, — ныл Колька. — Мы Михалычу говорили с собой взять. А он уперся, говорит, раз выжил, то и так выживет.

— Господин хороший, не виноватые мы! — поддержал Петр. — Мы все скажем, не сдавайте в «охранку»!

Ванзаров, безнадежно махнув рукой, направился к выходу. За ним двинулся Джуранский. У самого порога сыщик обернулся.

— Эх вы, артельщики! Могли спасти человеческую жизнь, а на деньги покусились! А еще Христу молитесь! Душегубы!

Матвей вдруг понял, что полицейский провел наивных сельчан. Вот теперь им всем — каторга! Ненависть вскипела в Семенове. И он рванулся, чтобы своими руками разорвать хитрую лису.

Городовые прозевали, но Джуранский среагировал мгновенно. С пол-оборота он нанес отработанный на армейском ринге удар правой. Артельщик, получив прямой в челюсть, рухнул на пол как подкошенный.

4

К первой странице дела была подколота фотография Озириса. Вглядываясь в красивое лицо, Герасимов вспомнил, как предыдущий начальник Охранного отделения Леонид Николаевич Кременецкий передавал ему своего агента.

Озириса нашли в тюремной камере. До этого будущему агенту невероятным образом удавалось уговаривать владельцев дорогих магазинов отпускать меха, платья, обувь и даже драгоценности в кредит. Но когда купцы приходили за долгом, оказывалось, что названное лицо уже сменило место жительства. Так продолжалось несколько месяцев, пока Озириса не поймали в Пассаже. Полиция быстро составила списки похищенного, обворованные торговцы узнали преступника, и дело готовилось к передаче в суд.

На счастье Озириса, Кременецкий как раз подыскивал агента, который мог бы входить в доверие к любым людям. Судя по характеристике, агент обладал незаурядной способностью общения.

Леонид Николаевич предложил замять дело и убрать все следы из полицейского архива. К удовлетворению жандармского подполковника, клиент сразу же согласился сотрудничать и стал торговаться о жалованье. Поначалу сошлись на семидесяти рублях в месяц. Агент сам предложил кличку Озирис и приступил к работе. Вскоре его успехи стали расти вместе с его жалованьем.

Герасимов перевернул страницу дела и принялся внимательно изучать донесения за пять прошедших лет.

К неописуемому удивлению, он не нашел ничего выдающегося. Озирис не предупредил о готовившемся покушении на Плеве и вообще не сделал ничего важного. В донесениях писалась сущая белиберда: о погоде, о городских слухах, и были даже рецензии на спектакли! Герасимов понял, что агент попросту не делал ничего! Единственное, что Озирису удавалось с большим успехом, так это регулярно повышать себе жалованье.

Александр Васильевич в сердцах обозвал себя растяпой. Год назад, принимая дела, он так был завален работой, что доверился Кременецкому и не проверил досье. А ведь сразу бы стало ясно: вместо Озириса стоит лишь строка в расходной ведомости. И все! Полный пшик!

Но Озирису нельзя было отказать в уме и хитрости. Что же тогда заставило агента пожертвовать всем ради непонятно чего, изобретенного Серебряковым?

На размышление у Герасимова времени не осталось. Надо было приниматься за текущие дела дня. Папка вновь была спрятана в сейф.

В кабинет вошел коллежский регистратор Селезнев и положил на стол отчет о вчерашних происшествиях в городе. Начальник Охранного отделения получал ежедневные донесения всех полицейских участков, а также сведения от речной полиции, врачебного комитета и пожарной команды.

Он стал бегло просматривать машинописный текст и вдруг замер, не веря своим глазам. По донесению пристава Щипачева, на льду Невы был найден профессор Серебряков, скончавшийся затем в медицинской Второго участка Васильевской части.

Александр Васильевич прочитал донесение еще раз. Полковник не верил в случайные совпадения. Гибель профессора и исчезновение Озириса не могли быть просто случайными. Герасимов понял: надо принимать экстренные меры.

5

— Спасибо, Мечислав Николаевич! — Родион Георгиевич крепко пожал руку помощника. — Какого чемпиона по боксу потеряла наша кавалерия!

— Пустяки. Я однажды против гвардейского кирасира вышел, — Джуранский поднял ладонь над головой. — Во-о-т такого роста…

Ванзаров взял ротмистра за локоть:

— Вот что меня беспокоит, Мечислав Николаевич… Вам не кажется странным, что дворник спал как младенец именно в ту ночь, когда неизвестный вывел профессора из дома?…

— И при этом сумел открыть и закрыть ворота! — быстро закончил Джуранский.

— Вот именно!

— Пережигин врет? — сурово спросил ротмистр.

— Нет, я думаю, он действительно крепко спал. Но почему?

— Может, действие сомы? — Джуранский таинственно понизил голос.

— Мечислав Николаевич, да не доверяйте вы так мистическим историям Лебедева! Я хочу сказать, что Степана тривиально усыпили.

Джуранский нервно поиграл усиками и мотнул головой.

— Вы правы! Похоже, дворника усыпили! — торжественно произнес ротмистр.

— Теперь остается узнать кто. — Ванзаров посмотрел на своего помощника так, будто ждал немедленного ответа.

— Что я должен сделать? — откликнулся Железный Ротмистр.

Ванзаров вздохнул. Все-таки армия откладывает на людей неизгладимый отпечаток.

— Думать, Мечислав Николаевич. Думать! Пережигин, ближе к вечеру, мог отлучиться в чайную или трактир. И там ему запросто могли подсыпать снотворное.

— А филеры? — растерянно спросил Джуранский.

— Филеры следили за квартирой профессора, но не за пьяницей дворником!

— Да, вопрос… — задумчиво протянул ротмистр.

— И вот еще! — Ванзаров потер занывший затылок. — Кто мог донести тело Марии Ланге?

— Вы хотите сказать… — начал ротмистр.

— Да, Мечислав Николаевич, хочу! — резко сказал Ванзаров. — Мы ищем Уварову, подозревая ее в двух преступлениях. Но нести мертвое тело способен только сильный мужчина. А как ей удалось справиться с тучным профессором?

— Но тогда получается, что подозреваемая… — растерянно произнес Джуранский.

— Ничего не получается! Надежда Уварова — наиболее вероятный убийца. Она умна и хитра, а следовательно, очень опасна.

— Дьявол с ангельским лицом! — сурово произнес Джуранский.

Ванзаров пропустил мимо ушей драматическую ноту. Видимо, поединки Железного Ротмистра с женщинами не всегда заканчивались победами.

— Вот что, Мечислав Николаевич, отправляйтесь по ближайшим трактирам и постарайтесь узнать, был ли там Пережигин. И заодно проверьте, не появлялась ли с ним барышня.

6

Герасимов снял рожок телефонной трубки и вызвал к себе заместителя — жандармского ротмистра Владимира Модля. Офицер прибыл немедленно. Начальник отдал распоряжение задействовать все силы Охранного отделения, а также привлечь дополнительно свободных сотрудников корпуса жандармов для розыска особо опасного преступника. Герасимов не стал уточнять, что преступник — его агент. Модль записал поручения и побежал поднимать по тревоге агентов и филеров.

Герасимов попробовал было составить записку о положении в рабочей среде, но тут же отбросил ручку. Что еще можно сделать, чтобы Озирис был пойман как можно скорее? Герасимов посмотрел в отчете, кто занимается делом профессора Серебрякова. Конечно же, сыскная полиция и Ванзаров! Как он мог забыть!

На стене, рядом с креслом полковника, ожили звоночки телефонного аппарата. Прямой номер начальника Охранного отделения — № 95 — можно было найти в «Справочной книжке градоначальства», продававшейся в любом книжном магазине Петербурга.

Александр Васильевич машинально взял трубку.

— Полковник Герасимов, — официальным тоном сказал он.

— Вы меня не дождались? Как жаль! — раздался приятный голос Озириса.

— Где вы?… Советую вам немедленно явиться ко мне. — От неожиданности Герасимов ляпнул глупость: агентам категорически запрещалось появляться в Охранном отделении. — Иначе я вынужден…

— Дорогой Александр Васильевич, — проворковал Озирис, — «иначе» не будет. Не пытайтесь меня найти. Это в ваших же интересах. Вы же не хотите получить в столице империи невообразимый хаос? Надеюсь, вы меня поняли… Прощайте!

Герасимов повесил трубку на рычажок и саданул кулаком по столу так, что подскочило тяжелое мраморное пресс-папье.

7

Сыщик уже протянул руку, чтобы открыть входную дверь участка, но она распахнулась сама. Румяный Лебедев, как всегда, сжимал свой походный чемоданчик.

— О! Ванзаров! Попался! — радостно крикнул он.

— Здравствуйте, Аполлон Григорьевич! Опять будете пугать ужасами сомы?

— Буду… Кстати, записная книжка Серебрякова утонула?

— Да, лежит на дне Невы, — подтвердил Ванзаров. — А откуда вы узнали?

— Да встретил сейчас Курочкина… — Лебедев вытащил из кармана шубы потертую книжечку в голубой обложке. — Зато я кое-что разыскал!

Оказалось, что эксперт принес одесское издание 1883 года магистерской диссертации тогда еще никому не известного Дмитрия Овсянико-Куликовского. Брошюрка называлась «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности» и полностью посвящалась изучению божества Сомы.

Ванзаров попытался отделаться, но криминалист вцепился в него мертвой хваткой.

— Да как вы не понимаете! — кипятился Аполлон Григорьевич, раскрывая книжицу. — Вот! Слушайте: «Проникая в человека, оно приводит в священный трепет все силы души его, и человек чувствует, что какое-то божество — мощное и властное — вселилось в него, он теперь ощущает в себе необычайный прилив сил, он мнит себя причастным к божественной субстанции»! Вот какие ощущения дает сома!

— Позвольте, но вы же сказали, что сома — это божество?

— Напиток и божество — это одно и тоже! — отмахнулся Лебедев. — Важно другое: сома дает ощущение неограниченных сил! Она дарит чудодейственную мощь! В таком состоянии человек может сделать все, что угодно! Понимаете?

— И этому есть доказательства? — спросил Ванзаров с некоторым интересом.

— Извольте! — Лебедев перевернул несколько страниц. — Вот: «…мы имеем дело не с простым, но религиозным опьянением, в экстазе которого человек мнит себя всемогущим чародеем»! Как вам?

— И это все? — саркастически спросил сыщик. — Негусто, Аполлон Григорьевич!

Лебедев несколько опешил, но быстро сунул брошюру в карман, а из другого извлек мятую бумажку.

— Сейчас добавлю! — сказал он, разворачивая листок — Итак:

«Прозорливый, преславный,

Продли нам срок нашей жизни, о сома!

Славный напиток дает избавленье,

Суставы крепит, как ремни — повозку.

Сома-царь милостив нам на счастье:

Мы твои по обету, знай об этом!»

Лебедев декламировал ужасно, словно провинциальный трагик. Несшие службу возле дверей городовые, открыв рот, с удивлением вытаращились на знаменитого криминалиста.

Ванзаров подхватил эксперта и потащил по улице. Но Лебедев, вкусив поэтического вдохновения, не мог остановиться. Он почти кричал:

«Прочь отошли те недуги-болезни

Дурманящие — затряслись от страха:

Это мощный сома до нас добрался,

Мы пришли туда, где жизнь продлевают.

Ты, сома, нас подкрепляешь повсюду,

Солнце стяжаешь; взойди мужезритель!»

На Аполлона Григорьевича уже оборачивались прохожие. Ванзаров понял, что представление надо прекращать немедленно, пока Лебедев не пустился в пляс. Он выдернул у эксперта листочек.

— Вы меня уговорили. Сома — очень полезная вещь. Что дальше?

— А дальше мы поедем к человеку, который нам все про нее расскажет! — весело сказал Лебедев.

— Прошу прощения, у меня дела, — Ванзаров попытался улизнуть.

— Никаких дел! Нас ждет Бадмаев!

— Кто? — Ванзаров не поверил своим ушам.

Знаменитый в Петербурге доктор тибетской медицины жил в собственной каменной даче, которую построил по специальному проекту на Поклонной горе. В столице у него было много горячих поклонников и не менее яростных противников. Одни говорили, что Бадмаев — это кудесник и целитель, который может вылечить самого безнадежного больного. Другие уверяли, что он просто шарлатан и невежественный знахарь.

Ванзаров вспомнил, что этот лекарь четверть века назад предлагал императору Александру III присоединить к России Монголию, Китай и Тибет, придумав совершенно фантастический проект. Проект Его величество завернул, но бурят был принят на службу в Министерство иностранных дел и дослужился до действительного статского советника и генеральских погон.

Ехать к такому неоднозначному господину у сыщика не было никакой охоты.

— Бадмаев — это чудо! — провозгласил Лебедев. — Он потомок Чингисхана. Петр Александрович выучился искусству тибетского врачевания у брата и отца, он даже перевел на русский язык древний секретный медицинский трактат «Жуд-Ши». Теперь открыл свою клинику и добивается поразительных результатов! Думаю, он, как никто, может все нам рассказать про сому!

— Хорошо, уговорили, — со вздохом согласился Ванзаров. — Только про сому вы сами будете расспрашивать.

— О чем речь, дорогой коллега! — обрадовался Лебедев. — В свою очередь прошу вас, не прикасайтесь ни к чему, что Бадмаев может предложить: ни к чаю, ни к настойке, ни даже к стакану с водой!

— Это почему же? — удивился Родион Георгиевич.

— А кто его знает, что он туда может намешать! — на полном серьезе проговорил эксперт.

8

Стоя у ворот Второго участка, Ванзаров и Лебедев минут пять торговались с толстым, бородатым возницей. Жадный мужик требовал три рубля, сыщик соглашался платить не больше двух. Даже присутствие городовых не испугало упорного псковича. Мужик не шел на уступки, но не уезжал. Он знал, за что бился: в крепкие, новенькие сани была впряжена пара сытых вороных коней. К тому же адрес на Поклонной горе выходил за границу города, в пределах которого извозчики обязаны соблюдать установленную градоначальством таксу.

Ванзарову вконец опротивел торг:

— Так, любезный, или наша цена, или катись…

Псковский мужичок, смекнув, что господа упрямые и торговаться дальше — потерять все, тяжко вздохнул.

— Эх, доля наша тяжка, и куда бедному крестьянину податься! Ну, так и быть, грабьте! Милости просим! — Извозчик откинул край широкой меховой накидки.

Пыхтя и охая, Ванзаров кое-как уместился в санях. Лебедев уселся рядом, устроив в ногах неразлучный чемоданчик.

Кони шли резво. Под глухой стук копыт по утрамбованному снегу и тихий свист полозьев Родиона Георгиевича потихоньку стало клонить в сон. Он повыше натянул меховую накидку и закрыл глаза. Но погрузиться в сладкую дрему не удалось. Лебедеву стало скучно.

— На службе спать не положено! — строго сказал эксперт. — Давайте-ка лучше поболтаем.

Ванзаров с трудом разлепил веки.

— Аполлон Григорьевич, я до утра не заснул… — простонал он.

— Софья Петровна не дали-с? — с ухмылочкой спросил Лебедев.

— Нет, все думал об этом деле…

— И что же вас так беспокоит? Неужто поверили в сому?

— Ни в какую сому я не верю, но и найти убедительные причины убийств Марии Ланге и профессора не могу. У меня такое чувство, что мы столкнулись с очень серьезным преступником. И самое скверное, он… то есть она, действует без всякой видимой логики и мотивов.

— Все-таки вы зря не хотите обратить внимание на сому! — огорченно вздохнул Лебедев.

— Ну поймите, Аполлон Григорьевич, даже если эта сома и существует, она не может быть мотивом двух преступлений!

— Хорошо, сома не мотив. Тогда что же?

— Не знаю… Найдем Уварову — спросим.

Сани мерно покачивались, но сонливость уже не возвращалась. Лебедев, между тем, решил сменить тему.

— Коллега, а не надоела вам вся эта суета сыскной полиции? Не хотите вернуться обратно в министерство? — спросил он, дружески пихнув в бок сыщика.

Ванзаров вздохнул.

— Недавно я задал себе вопрос: ради чего служу? — сыщик повернулся к эксперту. — Ради наказания преступников?

— Безусловно…

— Но кому от этого становится легче? Государство, наказывая одного преступника, плодит двух новых. Значит, моя работа не для этого. Возможно, она направлена на то, чтобы стоять на защите справедливости? Но, к сожалению, если нам и удается найти преступника, то в трех случаях из четырех жертве это уже безразлично, потому что она мертва.

— Хорошо, допустим, так. Но как же общественное спокойствие и порядок?

— А вы сами верите, что общественное спокойствие зависит от поимки того или иного негодяя? — с грустной улыбкой спросил Ванзаров. — Ни один «медвежатник» не сможет нанести такой вред обществу, как вороватый министр финансов или, упаси бог, недалекий премьер-министр. Порядок в обществе установит не поимка злоумышленников, а уверенность каждого, что его жизнь свободна и неприкосновенна. Вот тогда преступность исчезнет без наших усилий.

— Ну хорошо, что же нам остается?

— Нам остается только одно: удовольствие открытия истины! — уверенно сказал Родион Георгиевич.

— И это все?

— Думаю, да. Найти истину, которая довольно часто никому более не нужна, кроме нас, — это главная награда и утешение в работе.

— Но помилуйте, что же хорошего в истине?!

— Да все! Истина совершенно бесполезна. Она не продается и не покупается. Она просто есть. И найти ее — вот это цель!

— Где же вы ищете, дорогой друг, эту цель? — усмехнулся Лебедев.

— Чаще всего у себя под носом… — спокойно ответил Ванзаров. — Приступая к делу, я точно знаю, что истина уже передо мной. Нужно лишь время, чтобы победить собственную слепоту.

— И с такими мыслями вы сделали карьеру на государственной службе? — удивился криминалист.

— Сделал. И смею вас заверить, буду делать и дальше! Потому что я служу не начальнику сыскной полиции, а этой самой истине. А она самое высокое начальство. Так что я резонно надеюсь получить от нее не только чины, но и ордена… Глядите, кажется, приехали…

9

Забор в два человеческих роста скрывал дачу Бадмаева от любопытных глаз. За ним виднелись этажи с высокими арочными окнами. Над крышей высилась башенка, похожая на буддийскую пагоду. Другая башенка, опоясанная балконами, была увенчана острым шпилем. Архитектор Лебурде построил вычурное, но приметное сооружение.

Проходя по двору, Ванзаров удивился богатому хозяйству тибетского лекаря. Виднелись теплицы, конюшня, обширные сараи и летний павильон.

Из прихожей гостей сразу провели в кабинет, хотя в приемной сидели посетители, человек десять, разного достатка: от рабочих до купцов.

Бадмаев вышел из-за стола и раскрыл объятия.

— Аполлон Григорьевич! Как я рад вас видеть!

Старые знакомые обнялись и троекратно облобызались.

Этот невысокий бурят сразу производил неординарное впечатление. Глаза смотрели пронзительно. Широкие азиатские скулы, толстый нос и высокий лоб говорили о крепости характера.

Лебедев церемонно представил Ванзарова.

В рукопожатии сыщик почувствовал: у Бадмаева сухая и крепкая рука, что есть верный признак физического и душевного здоровья.

Хозяин предложил гостям кресла, сам же сел за письменный стол.

Родион Георгиевич готовился увидеть в кабинете лекаря тибетской медицины диковинные вещи. Но в красном углу висела икона, а во всю стену расположился шкаф, в котором, в идеальном порядке, было расставлено множество коробочек, отделанных темно-бордовой бумагой. На каждой из них виднелась тисненая золотом цифра и надпись кириллицей. Но слова казались непонятными. На столе громоздились коренья, медицинские ложечки, медные ступки, аптечные весы и масса других затейливых предметов. Тут же находился анатомический атлас с фигурой человека, утыканной красными и синими точками. В кабинете густо пахло особым, травяным ароматом.

— Ожидали шаманский бубен или наряд из перьев? — с улыбкой спросил лекарь.

— Действительный статский советник — в перьях? Это слишком! — вежливо ответил Ванзаров.

Бадмаев рассмеялся:

— Так чем я могу служить сыскной полиции?

— Мы занимаемся одним странным делом… — запнулся Лебедев, заметив суровый взгляд сыщика. — Хотелось бы узнать о разных древних напитках…

— Это о каких же? — насторожился Бадмаев.

— Ну, о легендарных, мифических, шаманских, если хотите… — выкрутился Лебедев.

Дверь кабинета бесшумно отворилась. Молодая жена Бадмаева, Елизавета Юзбашева, внесла поднос, на котором дымились три чашки, полные темного напитка с ароматом лугового разнотравья.

Лебедев, как ни в чем не бывало, сделал большой глоток из своей чашки. Хозяин подметил легкое удивление Ванзарова.

— Думаю, шутник Аполлон Григорьевич напугал вас, сказал, что у меня ничего нельзя ни пить, ни есть? — со смехом спросил Бадмаев. — Так он сам раз в месяц приезжает за новым запасом. Вы попробуйте, самый что ни на есть легендарный напиток! Зимой в Петербурге мой чай — залог здоровья!

Смущенный Ванзаров пригубил чашку. Чай оказался восхитительным.

Бадмаев посерьезнел:

— Так вот, господа, прежде чем шаман производит магический ритуал, ему надо войти в состояние экстаза… — лекарь стал говорить тише. — И тогда он совершает восхождение, чтобы увидеть будущее. В Тибете таких мастеров называют «те, кто уходит в небо». Но прежде шаману необходимо достичь внутреннего жара.

Ванзаров незаметно покосился на Лебедева. Эксперт слушал бурятского лекаря с внимательным почтением.

— Что такое внутренний жар? — поинтересовался Ванзаров.

— Это особое состояние, когда шаману кажется, что внутри него горит огонь. В Индии оно называется «тапас»… Входя в него, шаман может творить чудеса: летать, властвовать над огнем, выдерживать лютые морозы, да что хотите.

— У шамана поднимается температура? — быстро спросил эксперт.

— Безусловно! Кожа шамана раскаляется от костра, у которого он проводит камлание. И от стимулирующего средства.

Лебедев незаметно подмигнул сыщику и спросил:

— Тот самый напиток?

— Конечно. Напиток приводит к магическому жару и отправляет шамана в полет.

— А из чего его делают?

— В его состав может входить алоэ, или маниока, или рисовая водка, — объяснил лекарь. — Иногда просто вода с солью. Некоторые шаманы едят жгучие перцы или вдыхают дым конопли. Хотя кое-кто предпочитает мухоморы… Вот так.

10

Повисла недолгая тишина.

— А что расскажете про «легендарные» напитки? — весело произнес Лебедев и отхлебнул чай.

— С ними все просто… — Бадмаев улыбнулся, отчего щелочки глаз стали уже. — Легенды и мифы всех народов говорят об одном и том же напитке.

— Как так? — искренне удивился Лебедев.

— Да так! Легендарный напиток — это всего лишь эликсир жизни.

Ванзаров невольно подумал, что зря теряет время с этим тибетским знахарем.

— Вижу, господа, вы немного удивлены! — заметил Бадмаев. — Однако это известно любому гимназисту! Просто эликсир жизни у разных народов назван разными именами. Начать с Древней Греции. Что голуби приносили Зевсу?

— Кажется, амброзию… — не очень уверенно вспомнил эксперт.

— Нектар! Голуби кормили маленького Зевса нектаром! — сделал ударение на последнем слове Бадмаев. — Амброзия — это пища богов. А нектар, что в дословном переводе значит «преодолевающий смерть», давал олимпийцам вечную юность и бессмертие! Впрочем, в Египте его называли «эссенция нике». Его приносил из далекой неземной страны Феникс, заметьте — птица вечного возрождения. А Мед Поэзии, который выкрал древнескандинавский бог Один? Тоже эликсир жизни! Сделанный из слюны богов, пчелиного меда и крови карлика, Мед Поэзии давал силу, молодость и просветлял разум. Да что там далеко ходить! В русских сказках «живая вода», что это как не эликсир жизни древних славян?

— А еще? — поинтересовался Лебедев.

— Пожалуйста, сколько угодно! В Китае — чудесный гриб «чжи» в лапах Лунного зайца, из которого нужно было приготовить отвар. В Индии — это амрита, божественный напиток бессмертия. С полной чашей амриты из глубин океана появился бог врачевания Дханвантари. Он напоил этим эликсиром богов, и они, почувствовав силу и молодость, победили асуров, загнав их глубоко в недра земли. У индейцев Америки — волшебный напиток метль, приготовленный из растения, в которое превратилась божественная дева Майяуэль, давал силу жизни и вечной молодости. У древних иранцев — хаома, которая дарила бессмертие. Сам Заратуштра восхвалял божественные свойства этого напитка!

— Потрясающе! — воскликнул Лебедев. — Вы позволите, я закурю?

— Нет! — строго сказал Бадмаев. — Еще с прошлого раза не выветрился запах ваших сигариль.

Лебедев пожал плечами.

— Это лишь мифы, — задумчиво проговорил Ванзаров. — А что известно о реальных эликсирах бессмертия?

— Извольте! — Бадмаев поудобнее устроился в кресле. — В тысяча семьсот девяносто пятом году в столицу Японии Эдо прибыл старик Мамиэ. Он сказал, что ему сто девяносто три года. Крестьянин дожил до таких лет потому, что занимался прижиганием особых точек Цзу-Сан-Лиё. Он открыл императору секретные точки, за что и был награжден мешком риса. Правда, император умер через несколько лет. Но это мелочь, по сравнению с поиском эликсира в Китае. За две тысячи лет до нашей эры маг Сюй Фу отправился в экспедицию за травой бессмертия, взяв с собой на корабли несколько сот непорочных дев и юношей. Больше их никто не видел. Но особо интересовались эликсиром бессмертия даосские алхимики. Они называли его «Великое снадобье», или «Киноварный эликсир».

— Родион Георгиевич прекрасно помнил, что киноварь — это соединение серы и ртути, сильное ядовитое вещество, но впервые слышал, чтобы с его помощью достигали бессмертия.

— Даосы считали киноварь мистическим андрогином… — продолжал Бадмаев. — Веществом женско-мужской природы, из-за свойства смеси менять при нагревании цвет от белого к красному. Китайцы видели в киновари главный символ эликсира жизни: соединение белой спермы Отца и красной менструальной крови Матери. Для полного эффекта в эликсир добавляли свинец и мышьяк!

— Это не эликсир жизни, а просто отрава! — строго заключил Лебедев.

— Несколько китайских императоров ею благополучно отравились! — кивнул лекарь. — Даосов казнили с особой жестокостью, но это не остановило поиски. Для приготовления эликсира «Цуй Вэй-цзы» советовали ввести в желудок утки киноварь, потом отварить на пару и регулярно пить.

Ванзаров невольно представил себе эту ужасную гадость и поморщился.

— Это еще что! — ехидно произнес Бадмаев. — Для приготовления эликсира «Кан Фэй-цзы» использовали смесь из яиц вороны, аиста и крови воробья. Смесь соединяли с киноварью, клали на сто дней в яйцо лебедя и покрывали лаком!

Родион Георгиевич почувствовал, как к горлу подступил комок тошноты.

— Также считалось, что эликсир бессмертия можно получить, если вымочить семена пяти злаков в смеси из костного мозга журавля, толченых черепашьих панцирей, рогов носорога и яшмы! Рекомендовалось пить натощак.

— Пощадите Ванзарова, ему плохо! — засмеялся Лебедев.

Бадмаев взял со стола бурый корешок, понюхал и положил обратно.

— Я хотел показать, господа, на что шли люди на Востоке, чтобы получить эликсир бессмертия. Хотя на Западе было положено не меньше сил. Вся средневековая алхимия искала в философском камне Великий Эликсир.

— Вы уверены? — с сомнением произнес Ванзаров. — Какое отношение алхимия имеет к эликсиру жизни?

— Одно из главных свойств философского камня — давать здоровье и вечную молодость. Те, кто в долгих трудах создал его, доказали это личным примером. Как Николя Фламель или Парацельс… Но были рецепты эликсира жизни попроще, то есть для всех. Советовали пить человеческую кровь, или дегтярную воду, или «Воду доктора Стивенса» из набора двенадцати провансальских трав, или чай графа Сен-Жермена, который и ныне можно купить в любой аптеке как слабительное на основе сенны, или есть свежих гадюк, или даже спать между несколькими молодыми девушками. Назывался такой способ «сунамитизм» и был очень популярен у французских аристократов до Великой революции.

— Буду знать, как продлить молодость! — удовлетворенно крякнул Лебедев.

— В этом случае советую вам, Аполлон Григорьевич практиковать и особую технику сексуального соития под названием: «заставить реку Хуанхэ течь к истокам». Китайцы считают ее основой молодости и долголетия.

— Это что ж такое?

— А это умение мужчины достигать оргазма без семяизвержения, — спокойно ответил доктор тибетской медицины.

У Ванзарова начал болеть затылок. От запаха тибетских трав, от рецептов чудовищных китайских эликсиров и от бесполезности потраченного времени Родион Георгиевич попросту разозлился.

— А сома? — вдруг резко спросил сыщик.

— Что? — насторожился Бадмаев.

— Вы ни слова не сказали о соме, — Ванзаров смотрел прямо в глаза буряту. — Она тоже эликсир жизни?

На лице Бадмаева не дрогнула ни одна морщинка. Узкие глаза внимательно изучали сыщика.

— Сома — легендарный напиток древних ариев, — медленно произнес бурят. — Описан в гимнах «Ригведы». Считалось, что сома дарит веселье и радость, возможно сильно опьяняя. На изображениях в некоторых храмах бог богатства Кубера стоит рядом с кувшином, в котором хранят сому. Кувшин охраняют ядовитые змеи.

— Из чего делали сому?

— Из какого-то неизвестного растения. Я слышал, что служители индуистских храмов много раз пробовали ее получить, но все безрезультатно.

— Значит, сома — чистый вымысел? — заключил Ванзаров.

— Возможно, в древности и был какой-то напиток, который поднимал силы, но все это давно забыто, — Бадмаев поднялся из-за стола. — Прошу простить, господа, но меня ждут пациенты.

— Вы слышали о профессоре Серебрякове?

Бадмаев нахмурил лоб, кажется, он действительно не мог вспомнить.

— Это господин, который читает общедоступные лекции по истории древних религий, — пренебрежительно усмехнулся лекарь. — Не люблю дилетантов! Рад был познакомиться…

Выйдя за ворота дачи, Ванзаров плотнее запахнул пальто.

— Что же это Бадмаев так мало рассказал о соме? — язвительно спросил он эксперта. — И почему не упомянул ужасы, которыми стращали вы? Может, стоило прочитать ему цитату из Овсянико-Куликовского или стишки из вашей бумажки?

— Да, что-то темнит бурят! — неохотно согласился Лебедев.

— А я думаю, он сам пытался получить сому, — заявил Ванзаров. — Или, как минимум, сильно интересовался ею.

— Не исключено… у него такой набор трав…

— И судя по всему, у господина Бадмаева ничего не вышло, — заключил Родион Георгиевич.

— Да! А вот дилетант Серебряков взял и сделал! — уверенно заявил Лебедев.

Ванзаров повернулся к криминалисту.

— Знаете, что мы сейчас предпримем?

— Вызовем Джуранского, чтобы он вытряс из Бадмаева душу?

— Поедем на квартиру Серебрякова и попробуем найти эту треклятую сому!

— Но, Родион Георгиевич, полиция может войти в частный дом только в четырех случаях… — напомнил эксперт.

— Значит, это будет пятый! — заявил Ванзаров.

11

Сыщик и криминалист еще не успели войти во двор, а к ним уже бросился дворник. За два шага Пережигин поправил шапку, принял самый строгий вид и вытянулся во фрунт, держа лопату на плече, как винтовку.

— Здравия желаю! — гаркнул он.

— Здорово, здорово, Степан! Служба в порядке? — Ванзаров с одобрением посмотрел на трезвого дворника.

— В полном порядке, пить бросил. Совсем, значит, того… Благодарствуем вам! — Дворник солидно шмыгнул.

Ванзаров сочувственно потрепал его по плечу и двинулся к лестнице. Степан не отставал.

— А это вы к кому теперь пожаловали?

— Мы, Пережигин, имеем поручение от господина участкового пристава сделать осмотр квартиры профессора Серебрякова на предмет выяснения особых обстоятельств. Ясно? — строго сказал Ванзаров.

— Ясно… как же не ясно, служба такая… а ключи у вас имеются? — спросил дворник, услужливо придерживая открытую дверь в парадную.

— У нас, Пережигин, в сыскной полиции, имеются запасные ключи от каждой квартиры в Петербурге! — совершенно серьезно ответил Родион Георгиевич.

Дворник удивленно промычал что-то и остался внизу.

— И как же вы дворника от пьянства отучили? — ехидно спросил Лебедев, следом за Ванзаровым поднимаясь по ступенькам.

— Ласковым и добрым словом, Аполлон Григорьевич, и никак иначе!

Не успели они оказаться на площадке третьего этажа перед квартирой профессора, как раздался едва слышный шорох. Сыщик невольно вздрогнул.

Филер, спустившийся с верхнего этажа, почтительно приподнял котелок.

— Добрый вечер, господин Ванзаров! За сегодняшний день — ни одного посещения квартиры. По правде говоря, начинаем скучать.

— Э-э-э… любезный… — Ванзаров никак не мог вспомнить фамилию соглядатая, тем более они все казались на одно лицо.

— Ерохин… — подсказал филер.

— Да-да, Ерохин! Мы с господином Лебедевым хотим сделать небольшой осмотр…

— Понимаю, важные улики! Чем могу помочь?

— Посмотрите, чтобы все было тихо, пока мы тут… и особенно, чтоб дворник не совал свой нос.

— Можете не волноваться, все сделаем исключительно! — филер еще раз прикоснулся к котелку и юркнул по лестнице вниз. Ванзаров даже не уловил звуки шагов.

На лестничную площадку выходили три одинаковые двери, крашеные под мореный дуб. Медная табличка владельца указывала, что Серебряков проживал с правой стороны.

— Ну-с, доставайте секретный запасной ключ от квартиры! — прошептал эксперт и ухмыльнулся.

— У вас в саквояже имеется металлический инструмент? — так же шепотом спросил Ванзаров.

Лебедев, несколько озадаченный вопросом, поставил чемоданчик на кафельную плитку лестницы и щелкнул замочками. В специальных отделениях лежали щипцы, ланцеты, скальпели, ножницы и другие малоприятные медицинские орудия. Видимо, в Средние века криминалист трудился бы в тюремных подвалах инквизиции.

Ванзаров выбрал пинцет.

Аполлону Григорьевичу захотелось поближе рассмотреть, как чиновник особых поручений сыскной полиции работает взломщиком. Но как только он шагнул к Ванзарову который крепко уперся плечом в створку, что-то хрустнуло, и входная дверь открылась, словно сама собой.

Эксперт восхищенно ахнул:

— Ну, Родион Георгиевич, не знал, что вы обладаете такими криминальными талантами!

— Замок и ногтем открыть можно… — сыщик отдал Лебедеву невредимый пинцет. — Чтобы раскрывать преступления, надо самому уметь их совершать!

12

В квартире Серебрякова витал какой-то особый дух. Ванзаров сразу почувствовал его, как только вошел в прихожую. В этом странном аромате смешивались запах, который обычно исходит от старых обоев, и сладковатая гниль фруктов. И было в нем еще что-то, трудноуловимое, но как будто знакомое.

— Чувствуете? — спросил Лебедев.

— После ваших сигариль, Аполлон Григорьевич, я неделями не различаю запахов!

— Да ладно вам! И все-таки, что это?

— Возможно, дамские духи? Хотя, моя жена такими точно не пользуется.

— Может, духи, а может, и крыса сдохла… — задумчиво проговорил Лебедев. — Если хотите, у меня есть только одно объяснение…

— Да-да, прошу вас… — бросил Ванзаров, осматривая прихожую.

Сразу бросалось в глаза, что в ней не было самого главного — одежды и обуви. Пустые крючки широкой настенной вешалки. Пустой ящик для галош и ботинок. Даже ни одной шляпы! Только пара домашних туфель сиротливо жалась к стене.

— …Возможно, именно так пахнет сома, — просто сказал эксперт.

— Так давайте ее хоть найдем что ли! — Ванзаров похлопал в озябшие ладони. — Кстати, как она может выглядеть? В чем хранится?

— Откуда я могу знать, как выглядит сома? — вздохнул Лебедев. — По всей видимости, она представляет из себя жидкость, налитую в какую-нибудь стеклянную емкость! И кстати, не забудьте поискать дневники, раз уж записную книжку утопили.

Ванзаров предложил разделить усилия. Он возьмет на себя кухню, Лебедев — спальню. А встретятся они в кабинете профессора.

Кухня сияла такой же пустотой, как и прихожая. На массивной плите не было и следа готовки. Крышка самовара белела слоем пыли. Ни вязанки дров, ни даже засохшей корочки хлеба.

Сыщик раскрыл верхние створки массивного дубового буфета. На полках, как в склепе, покоились груды тарелок и пустых кастрюль. Ножи и вилки горкой лежали в серебряной корзинке для сладостей.

Родион Георгиевич заглянул в нижние секции. Там обитала кухонная утварь, которой, судя по всему, не пользовались очень давно. Ни одной банки с сахаром или мукой. Ни щепотки соли. Даже спичек нет. Видно, с тех пор, как профессор выгнал глухонемую прислугу, у него никто не готовил. Ванзаров заглянул в мусорное ведро, но и оно, к удивлению, оказалось пустым. Откуда же тогда идет этот странный запах?

Внимание Ванзарова привлекли царапины на досках пола. Как будто здесь долго стояла массивная вещь. Судя по всему, ее недавно вывезли. Сыщик на глаз прикинул размеры. Они соответствовали большому деревенскому сундуку, который мог уехать вместе с кухаркой, когда профессор дал ей расчет.

Хлопнула дверь, и Лебедев заглянул на кухню.

— Ну как, нашли улики? — спросил он.

— Здесь нет даже тараканов. Сомневаюсь, что у профессора была эта пресловутая сома. А у вас как дела?

Оказалось, что Лебедев нашел в спальне только идеальную чистоту. Постель аккуратно застелена. Шторы задернуты. На прикроватной тумбочке ни одной скляночки с лекарством, что, учитывая состояние здоровья профессора, было довольно странно. Ни халата, ни ночной рубашки, ни колпака. И даже платяной шкаф был необъяснимо пустым.

— Что ж, Аполлон Григорьевич, пойдемте в гостиную…

Гостиной профессору служила маленькая квадратная комната с круглым столом посередине. Даже в дешевых гостиницах принято вешать на стены картинки. Здесь же лишь правильные пятна на темно-зеленых выцветших обоях говорили о том, что когда-то Серебряков держал на стенах памятные фотографии. Но они бесследно исчезли. В гостиной не нашлось ни одной вазочки, ни одной безделушки, придающей уют дому. Хуже, чем в казарме. Только четыре мягких стула вокруг стола, небольшой диванчик и две пустые консоли. Большую часть гостиной занимал еще один буфет. У профессора явно была страсть к массивной мебели.

Глядя на такую пустыню, Лебедев потерял интерес к поиску.

— Боюсь, Родион Георгиевич, нас кто-то опередил, — сказал он, так и не перешагнув порога гостиной. — Кто-то основательно вычистил здесь все.

Ванзаров хоть и согласился с Лебедевым, но распахнул верхние створки буфета. Внутри сонно пылились пустые чашки и бокалы. Несколько вазочек для пирожных.

Лишь привычка доводить все до конца заставила сыщика заглянуть в нижнюю часть буфета, туда, где обычно хозяйки хранят скатерти.

13

— Аполлон Григорьевич, посмотрите-ка на это! — тихо проговорил Ванзаров.

Лебедев заглянул за дверцу.

— Она? — только и спросил сыщик.

Эксперт вытащил новую льняную домотканку, которая лежала поверх стопки белых накрахмаленных скатертей. Он потер материал в пальцах, посмотрел на свет и, растянув, внимательно изучил узор, вышитый по краю красными нитками:

— На сто процентов я вам скажу только после анализа материала, но девяносто восемь могу дать сейчас: одна и та же домотканка!.. Ай да профессор, ай да сукин сын!

Ванзаров внимательно осмотрел стопки чистых «столешниц», как называла скатерти его бабушка Зинаида Кирилловна. Он быстро перебрал твердые пласты белой материи и вновь аккуратно сложил их.

— А вы говорили, что Серебряков невиновен! — Лебедев по-прежнему изучал домотканку. — Оказывается, старик был хитер, даже перед смертью такой спектакль разыграл. Теперь понятно, почему он решил наложить на себя руки.

— Нет, не понятно, — твердо сказал Ванзаров.

— То есть как? Вы хотите сказать, что вот эта улика не выдает его с ног до головы?

— Более того, подтверждает его невиновность!

— Ну, знаете! — хмыкнул Лебедев. — Да если бы он был жив, то после предъявления такой находки уже писал бы признательные показания!

— Вы ошибаетесь, — с тоской сказал Ванзаров. — Я вам потом все объясню. Продолжим поиски. Я в кабинет, а вы, Аполлон Григорьевич, положите домотканку на место.

Лебедев пожал плечами, совершенно не понимая Родиона Георгиевича.

В кабинете Серебрякова сыщика встретили существенные изменения. На зеленом протертом сукне стола остались только письменный прибор и настольная лампа. Ни одной бумажки. Ни одной записки. Исчезла даже амфора, которую он запомнил с первого раза. Кто-то очень тщательно собрал все до единой бумажки.

Ванзаров дернул ящик стола. Он был девственно пуст. Испарилась фотография, запечатлевшая профессора и его спутниц.

Лебедев вошел в кабинет и уселся на стул с высокой резной спинкой.

— Вы, Родион Георгиевич, необычный человек! Сколько я с вами работаю, не перестаю удивляться вашей интуиции. Но иногда она ставит меня в тупик.

— Можем добавить к списку исчезнувших вещей все записи профессора. — Ванзаров погладил матерчатую поверхность стола, сосредоточенно думая о сюрпризе, который преподнесла квартира. Он будто не услышал вопроса эксперта. — Чисто сработано… Даже капкан нам оставили… Домотканку подложили…

— Если сома и была, то ее уже нет. Во всяком случае, здесь, — Лебедев окинул кабинет взглядом и решительно поднялся. — Не пора ли нам покинуть сей милый уголок?

В квартире профессора действительно было нечего больше делать.

Ванзаров обвел взглядом книжные стеллажи.

Серебряков содержал домашнюю библиотеку в образцовом порядке. Книги были распределены строго по темам. На самом верху — органическая и неорганическая химия. Следующие две полки — оккультизм и магия. Ниже находились алхимические трактаты. Еще ниже были собраны труды по мифологии и древние тексты в немецких и английских переводах. Потом шла полка, посвященная биологии растений. И в самом низу теснились труды по медицине, включая роскошные атласы по анатомии.

Родион Георгиевич читал названия на немецком, французском и английском языках. Кое-как разбирал латынь. Но попадались корешки с затейливой арабской вязью и орнаментами хинди.

Ничего особенно во всем этом не было. За исключением того, что сыщик не заметил ни одного романа.

В дверях вежливо, но настойчиво кашлянул Лебедев. Не обращая внимания на нетерпеливого эксперта, Ванзаров стал еще раз придирчиво осматривать библиотеку.

И вдруг на одной из полок, между «Tresor de Philophie, ou original de Desir Desire» («Книга прачек») Николя Фламеля и «De Alchimia» Альберта Великого, он заметил корешок книги, которой, по логике, здесь не могло быть.

На томе золотыми буквами горело слово: «Faust».

Ванзаров протянул руку к немецкому изданию Гете середины прошлого века. Он раскрыл книгу на гравюре первого появления Мефистофеля. Коварный искуситель предлагал Фаусту все богатства мира за его душу.

Лебедев, окончательно потерявший терпение, подошел к сыщику, который ни с того ни с сего принялся разглядывать иллюстрации.

— Публичная библиотека еще открыта, можете успеть! — язвительно заметил эксперт.

Ванзаров захлопнул книгу. Дело было не в ней. Он пригнулся и посмотрел в щель между книгами.

— Аполлон Григорьевич, посмотрите, что там? — вежливо попросил Ванзаров.

Лебедев нагнулся.

— Разрази меня гром! — вдруг воскликнул эксперт, прищурившись. — Там, кажется, какая-то дверца!

14

Они быстро сняли с полки все книги. В заднюю стенку книжного шкафа был аккуратно вмонтирован металлический круг, в центре которого находилось пять колесиков кодового замка с латинскими буквами на каждом делении.

Лебедев удовлетворенно присвистнул.

— Вот это профессор! И мало того, что сейф устроил, еще и затейливый рисунок на нем изобразил. Ничего не напоминает?

Родион Георгиевич подумал, что стал встречать пентакли слишком часто.

— Судя по всему, наш профессор был просто без ума от пентаклей, — Лебедев, наклоняя голову, рассматривал звезду. — А вы теперь, Родион Георгиевич, знаете про пентакли все, благодаря нашему доброму барону фон Шуттенбаху. Вот и применяйте знания!

Ванзаров прикинул, что эксперт может быть и прав. Серебряков наверняка придумал код, связанный с магией пентакля.

— Ну, что там говорил барон, вспоминайте! — не унимался Лебедев.

Как не было стыдно Родиону Георгиевичу, но он вынужден был признаться, что барон наговорил столько всего про имена ангелов, мистические планеты и еврейские буквы на концах лучей, что в голове все перепуталось.

— Ладно! Не может все время так везти. И домотканку найми, и сейф, — Лебедев поднял с пола походный чемоданчик. — Значит, вернемся в следующий раз. С бароном или слесарем. Один из них точно откроет!

Ванзаров представил, как разважничается барон, если его попросить о помощи. Нет, подобное исключено. Если фон Шуттенбах откроет сейф, то разболтает об этом на весь город. Родион Георгиевич понял, что у него остался единственный шанс.

Задержав дыхание, сыщик набрал на вращающихся колесиках пять букв.

Внизу книжного шкафа что-то щелкнуло, и часть нижней полки уехала в сторону, открывая потайное пространство.

— Волшебник! — без тени шутки произнес пораженный Лебедев. — Скажите, что за слово? Как вы догадались?

— Я подумал, что шифр, который профессор Серебряков мог оставить на пентакле… — тихо произнес Ванзаров, — это «Faust»!

— Но почему?! Как вам пришла эта мысль?

— Профессор считал себя Фаустом! — серьезно ответил Ванзаров.

Потайная ниша оказалась неглубокой. Родион Георгиевич лег на пол и обшарил ледяные стенки. Он вытащил из темного чрева железную подставку для лабораторных пробирок с шестью хрустальными флакончиками.

Лебедев внимательно осмотрел каждый из них. Граненое стекло, как лупа, увеличивало внутренности флакончиков — чистые и пустые. Подставив к свету последний, шестой, эксперт радостно вскрикнул.

— Ага! Поздравляю! Мы ее нашли!

— Вы думаете, это и есть сома? — Ванзаров сощурился, рассматривая капельку густой зеленоватой жидкости, каким-то чудом оставшейся на дне флакона.

— А вы думаете, это вишневая настойка, которую профессор запирал в сейф?! — Лебедев довольно хмыкнул. — Нет, это — она! Теперь-то я все узнаю!

Криминалист с усилием выдернул стеклянную пробку, затыкавшую флакончик, и осторожно приблизил нос к открытому горлышку.

— Необычный запах… Вроде знакомый, а не пойму, что это.

Лебедев сунул флакончик под нос Ванзарову.

Сыщик сразу отпрянул. Запах оказался едким и тяжелым. Родион Георгиевич с удивлением наблюдал, как Лебедев вновь и вновь спокойно нюхает ужасную гадость. Неужели эта зеленая, мутная жидкость и есть сома? Неужели именно она стала причиной двух смертей?

В коридоре звякнул колокольчик.

Лебедев с Ванзаровым невольно переглянулись. На лестнице остался дежурный филер, мимо которого нельзя пройти незамеченным. А может быть, это Уварова? Или еще одна, холодная красавица с фотографии? Ванзаров всегда оставлял личное оружие в сейфе рабочего кабинета и теперь об этом сильно пожалел.

Эксперт и сыщик подкрались к двери. Над их головами еще раз зашелся звоном колокольчик.

— Кто там? — громко крикнул Родион Георгиевич, готовый к любой неожиданности.

— Господин Ванзаров, — раздался за дверью приглушенный голос филера. — Срочное сообщение!

Лебедев немедленно щелкнул замком. Ерохин опять галантно прикоснулся к котелку.

— Только что господин Джуранский прислал городового. Велел передать: телефонировали из ресторана «Медведь» — англичанин появился!

15

Гостей знаменитого ресторана «Медведь» встречало чучело громадного топтыгина, который, судя по размеру, приходился дальним родственником мамонту. Мишка держал в лапах серебряный поднос с полуштофом и хрустальной заздравной рюмкой. В «Медведе» играл большой оркестр, в двух общих залах и тридцати отдельных кабинетах помещалось почти триста столов, и с осени до весны, когда сезон был открыт, жизнь здесь била ключом. Публика любила заведение ресторатора Игеля за хорошую кухню, умеренные цены и вольный дух.

В этот вечер оркестр играл «На сопках Маньчжурии», гости пили за победу русского оружия и оплакивали пропавшую жизнь, предчувствуя скорое прощание с вишневыми садами. А за одним из крайних столиков сидел мрачный Джуранский.

Ротмистр поднялся навстречу вбежавшим в зал сыщику и криминалисту.

— В пятом нумере, уже минут сорок пять… — доложил он.

— Дама с ним? — сразу спросил Ванзаров.

— Нет, только англичанин. Будем ждать?

— Будем действовать, — Ванзаров оглянулся на окружающие столики. — Мы с господином Лебедевым пойдем в кабинет, а вы оставайтесь здесь. Если наша красавица появится, дайте ей войти и сразу перекрывайте выход. И будьте осторожны!

— Никуда она не денется… — зло проговорил Джуранский. — Я на входе двух филеров поставил.

У двери с цифрой «5» сыщик остановился и прислушался. Кажется, в кабинете тихо. Родион Георгиевич попросил Лебедева немного подождать в коридоре и легонько постучал в деревянную панель, как это сделал бы официант.

— Та? — распевно растягивая букву «а», спросил мужской голос.

Ванзаров резко нажал дверную ручку.

В уютном кабинете, украшенном в русском стиле, горела лишь одна настольная лампа. Худощавый англичанин согнулся к столу, как будто получил рану в живот. Увидев вошедшего, он удивленно поднял брови, и его лицо, с острым подбородком и сломанным носом, выразило резкое недовольство.

— Господин Браун! Позвольте выразить мое глубочайшее почтение! — произнес сыщик с поклоном.

Мужчина прищурился.

— Ви кто? — глухо спросил он.

— Позвольте представиться: Ванзаров Родион Георгиевич! Коллежский советник, — сказал сыщик и еще раз поклонился. — Я большой почитатель вашего спортивного таланта и, когда узнал, что вы здесь, решил выразить свое полное почтение!

— Спасьибо, но я не могу вас пригласит. Я зду госьтья. — Казалось, каждое слово дается Брауну с трудом.

Боксер явно был болен. Под глазами образовались большие синяки, а кожа имела нездоровый сероватый оттенок. Было видно, что англичанин держится из последних сил. Трудно поверить, что этот вялый человек и тот стремительный боец, который отправлял в нокаут соперников в первом раунде, одно и то же лицо. Ведь на последнем турнире города, который проходил еще в декабре, Браун одержал в полуфинале блестящую победу над самим Эдуардом Лусталло. С того момента прошло от силы недели три. А сейчас, казалось, в любую секунду чемпион может упасть в обморок.

На столе, накрытом на две персоны, стоял полупустой фужер с водой. Значит, за час ожидания, Браун отпил лишь несколько глотков воды.

— Может быть, вам нужна медицинская помощь? — заботливо спросил Ванзаров.

Браун вымученно улыбнулся.

— Спасьибо, мне не помозет, прошу вас уйти…

Родион Георгиевич почувствовал, что пора открывать карты. И играть ва-банк. Дама, судя по всему Уварова, сильно задерживается. Возможно, она не придет. И другого шанса допросить Брауна у него может и не быть. И Ванзаров пошел в атаку:

— Та, кого вы ждете, очень опасна. Я бы советовал быть с ней крайне осторожным.

Браун открыл рот. Сыщик воспользовался его замешательством и сел за стол.

— Ваша знакомая, возможно, причастна к двум убийствам.

— Кто ви? — шепотом спросил Браун.

Ванзаров, не раздумывая, решил сказать правду.

— Я чиновник особых поручений сыскной полиций. Я знаю, что не имею права вести официальные беседы с лицом, обладающим дипломатической неприкосновенностью, но я искренне хочу помочь вам!

Браун внимательно посмотрел на сыщика.

— Значит, ви не из… — англичанин замолчал, не в силах подобрать русское слово.

— Нет, я не из «охранки» и не из Четвертого отделения Особого отдела. Я не занимаюсь шпионажем и не ловлю шпионов.

Браун как-то сразу обмяк и отпил маленький глоток из фужера. Ванзаров с тревогой заметил, что рука боксера сильно дрожит.

— Я не знаю, что мне делать, — с трудом проговорил англичанин.

— Для начала все-таки надо позвать врача, — сказал Ванзаров и тут же крикнул Лебедева.

Увидев состояние Брауна, эксперт тихо присвистнул. Поставив на стол походный чемоданчик, Аполлон Григорьевич быстро открыл его, смешал в бокале с водой два бесцветных порошка и заставил безвольного боксера все это выпить. Затем, вытащив пипетку, капнул на ложку десяток капель темной жидкости и без уговоров подал лекарство.

Средства подействовали быстро. На щеках Брауна загорелся румянец, глаза прояснились, и он улыбнулся.

— Спасьибо, гаспадин…

— Лебедев! — подсказал довольный результатом эксперт.

— …Льебьедэф, — с трудом выговорил англичанин и застенчиво улыбнулся. — Докто ф посольство не мог мьнье памоч!.. Да, я оказялься в ловушке… Она убила еще…

Ванзаров напрягся. Сейчас наступал самый важный момент.

— Кто она? — осторожно спросил сыщик.

— Дама, котори ви знаитэ… Елена Савская.

Вот, значит, как называет себя Уварова! Псевдоним излишне запоминающийся, это ее ошибка. Мало в Петербурге людей с такими библейскими фамилиями. Хотя все может быть. Но сейчас сыщика обеспокоили слова англичанина: «Она убила еще». Он что, знает про убийство профессора? Или Марии Ланге? Или произошло уже третье?

— Господин Браун, давайте по порядку… — предложил Ванзаров. — А доктор Лебедев будет вести запись. Вы не против?

«Против» был только Лебедев, которому предстояло работать стенографистом.

— Для начала я хочу быть уверен, что мы говорим об одном человеке, — Ванзаров вытащил из кармана групповой портрет.

— Кто из них? — спросил он, внимательно следя за англичанином.

Браун лишь взглянул и сразу закрыл глаза.

— Да, это она. Такую зэнщина не забить! — он издал тихий стон.

Ванзаров, к удивлению, обнаружил, что боксер узнал совсем не ту барышню. Браун показал на еще неизвестную участницу портрета! Значит, эту — третью — зовут.

Елена Савская? Вот так сюрприз! Так это с ней, а не с Уваровой Браун приходил в ресторан?! Так это с Савской сыщик столкнулся тогда нос к носу?! И значит, сегодня они ловят не Уварову, а Савскую! А Савская — это псевдоним или фамилия?

Родион Георгиевич был несколько озадачен, но совладал с растерянностью.

— Когда и где вы с ней познакомились? — спросил он.

16

ПОКАЗАНИЯ

СОТРУДНИКА БРИТАНСКОГО ПОСОЛЬСТВА Д. БРАУНА,

ЗАПИСАННЫЕ С ЕГО СЛОВ, ЧИНОВНИКУ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ

СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ Р. Г. ВАНЗАРОВУ

4 января 1905 г.

«Я приехал в Россию больше двух лет назад. На дипломатическую службу я попал случайно. Женившись на дочери влиятельного чиновника „Форин Офис“, по протекции моего тестя, я был принят на службу Ее Величества. До этого я преподавал историю в средней школе, и все свободное время посвящал двум хобби: боксу и истории христианских символов.

Командировка в Россию для меня должна была стать трамплином карьеры дипломата. Происходя из небогатой семьи, я не мог бы дать жене достойного содержания. Поэтому работа в британской миссии в Петербурге для меня была очень важна. Я старался подготовиться очень основательно и даже выучил русский язык.

Приступив к работе пять лет назад, я отдавал ей все силы. Посол был доволен моей деятельностью. Остававшееся у меня свободное время я разделил между увлечениями. Бокс стал настоящим удовольствием. Я был принят в боксерский клуб и стал выступать. В декабре этого года я выиграл открытый турнир Петербурга, о чем с гордостью сообщил в письме жене. Сначала она поехала со мной в Россию, но год назад, после рождения нашего маленького сына, вернулась в метрополию. Здесь ужасные морозы.

ВОПРОС: Где и когда вы познакомились с госпожой Еленой Савской?

Я познакомился с этой барышней примерно две недели назад. Незадолго до Рождества у нас в клубе состоялся последний в том году турнир. Собралось довольно много публики. Я провел бой против господина Граве и выиграл по результатам трех раундов.

После окончания матча меня встретила дама, которая представилась большой поклонницей бокса. Она сказала, что давно следит за моими успехами. Дама представилась как Елена Савская и попросила автограф. Я пошутил, что женщине с такой фамилией должны покоряться все мужские сердца, и расписался на программке нашего турнира. Дама произвела на меня огромное впечатление. У нас в Англии женщины уже давно стали эмансипированными и самостоятельными, они хотят равных прав с мужчинами. Но эта славянская красавица показалась мне удивительным созданием.

ВОПРОС: Что именно заставило вас так думать?

Госпожа Савская необыкновенно умна и образованна для женщины. Она с легкостью поддерживала разговор на любую тему. При этом необыкновенно красива и обаятельна. Она никогда не показывает мужчине свое превосходство, но умеет держать себя обворожительно и просто.

ВОПРОС: Вы решили завести с ней роман?

Я не собирался заводить роман. Мое положение дипломата и мужа не позволяет даже думать о такой возможности. Я люблю свою жену и новорожденного сына. Но госпожа Савская была настолько очаровательна, что мне захотелось с ней пообщаться подольше.

ВОПРОС: На каком языке вы с ней разговаривали?

Она довольно неплохо говорила по-английски, но я сам попросил ее разговаривать по-русски.

ВОПРОС: Что вы делали дальше?

После турнира у меня оказалось свободное время, и я предложил госпоже Савской провести вечер в ресторане. Она выбрала «Дононъ». Ужин был великолепен, за вином и перепелами время пролетело незаметно. Признаюсь, я был глубоко очарован этой женщиной. Но, как ни странно, у меня не возникло чувственного влечения к ней. Мне она казалась другом и единомышленником по вопросам европейской политики.

ВОПРОС: После ужина вы отвезли даму домой?

Выйдя из «Донона», она предложила заехать к ней на чашку кофе, чтобы познакомить меня со своей сестрой, которая тоже любит спорт и к тому же яростная англофилка. Мы взяли извозчика и поехали на Невский, в меблированные комнаты «Сан-Ремо». Клянусь, у меня и в мыслях не было, что этот вечер может закончиться интимными отношениями. По дороге мы весело болтали и не заметили, как приехали. Мы поднялись на второй этаж в большие трехкомнатные апартаменты. Ее сестра, которая представилась Варварой, была совершенно не похожа на Елену. Варвара была нервной, отвечала отрывисто и не очень любезно. Я решил, что приехал не вовремя, и хотел откланяться. Но Елена вынесла кофе и ликер.

ВОПРОС: Что произошло дальше?

Я отчетливо помню, что перед кофе я сделал глоток ликера. После этого наступил полный провал памяти.

ВОПРОС ЛЕБЕДЕВА: Какой на вкус был ликер?

Самый обычный — сливочный. Я не очень люблю такой, но даме отказать неудобно.

ВОПРОС: Где и когда вы пришли в себя?

Я проснулся утром в кресле и увидел, что Елена сидит напротив меня, как-то странно улыбаясь. Я был смущен двусмысленностью ситуации и постарался скорее уйти. Я предложил Елене поужинать в «Дононе», она согласилась, но предложила «Медведь», причем отдельный кабинет.

Когда я вышел на свежий воздух, то почувствовал странное недомогание. Казалось, что силы полностью покинули меня. Я постарался не обращать на это внимания, но с каждым часом становилось все хуже. Врач посольства, осмотрев меня, сказал, что я совершенно здоров. А недомогание может быть вызвано легким отравлением. Он дал какую-то микстуру, от которой мне стало еще хуже. К вечеру я еле держался на ногах. У меня было такое ощущение, что все внутренние органы кричат от боли, а тошнота просто выворачивает наизнанку.

Я уже хотел отказаться от визита в ресторан и провести вечер в постели, но подумал, что это будет невежливо с моей стороны. Я собрал остатки сил и приехал в «Медведь». Елена уже ждала меня в отдельном кабинете. Увидев мое состояние, она не удивилась, а сразу предложила выпить бокал молочно-белой жидкости.

Я спросил: «Что это?» Она ответила, что это молоко с особым лекарством. Я заставил себя его выпить. И почти мгновенно ощутил облегчение. Силы вернулись. При этом я ощутил невиданный душевный подъем и ясность ума. Мне казалось, я могу творить любые подвиги. Однако такая эйфория быстро прошла. Когда я успокоился, то увидел, что Елена смотрит на меня с необычной суровостью. Я хотел ее развеселить, но она строго сказала, чтобы я сидел и слушал.

Елена сказала, что теперь я нахожусь полностью в ее власти. Чтобы выжить, я должен регулярно принимать состав, который был в молоке. Она сказала, что те страдания, которые мучили меня весь день, завтра вернутся. Теперь я раб ее воли и белой жидкости. Я хотел возмутиться и уйти, но что-то подсказывало, что она говорит правду. Елена сказала, что я буду жить ровно столько, сколько захочет она. Я заявил, что лучше умру, чем буду терпеть такой позор.

Елена усмехнулась и вытащила несколько листов бумаги. Она сказала, что вчера ночью я подписал собственноручное заявление, в котором подтвердил, что соглашаюсь сотрудничать в качестве агента с русским Охранным отделением. И даже написал секретные дипломатические коды. Она предупредила, что это еще не все бумаги. Если с ней что-либо случится, то остальные мои заявления завтра утром будут отосланы в посольство. Я понял, что попал в ловушку.

ВОПРОС: Вы уверены, что бумаги были не подделаны?

Совершенно уверен. Даже если она подделала мой почерк, откуда она могла знать секретные дипломатические коды, которые сменились у нас в начале декабря? Я понял, что погиб. Погибло все — мое доброе имя, честь, и, самое главное, я погубил свою семью. Я решил, что соглашусь с Еленой для вида, а потом наложу на себя руки.

ВОПРОС: Что она приказала вам делать?

Елена приказала привезти к ней в номер богатого иностранного подданного. Она добавила, что я смогу получить порцию спасительной жидкости только в том случае, если выполню приказ.

ВОПРОС: Как вы поступили?

На следующее утро я снова ощутил приступ болезни, которая медленно забирала мои силы. Я понял, что слова о рабстве — не пустой звук. Я действительно мечтал только об одном: получить глоток белой жидкости. Я даже забыл, что хотел наложить на себя руки.

ВОПРОС: Кого вы привезли к Елене?

Я поехал в клуб и нашел там Эдуарда Севиера, британского подданного, серьезного финансиста и брата крупного петербургского банкира Роберта Севиера, тоже подданного короны. Вечером с Эдуардом мы поехали в ресторан. Хотя я не ел целый день, но не мог даже смотреть на еду. Эдуард ел и пил с удовольствием. Я предложил ему поехать к знакомым дамам, и он с радостью согласился. Я привез Эдуарда в меблированные комнаты и получил от Елены маленький пузырек с зеленой жидкостью, которую нужно было пить по три капли, смешивая с молоком. После я уехал.

ВОПРОС: Каким образом она собиралась связываться с вами?

Она сказала, что каждый вторник и субботу будет ждать меня в «Медведе». Елена сказала, что лекарства хватит на неделю, не больше. Чтобы получить следующий пузырек, я должен выполнить еще одно задание.

ВОПРОС: Почему вы решили, что Елена кого-то убила?

Вчера утром я открыл газету и прочитал о скоропостижной кончине Эдуарда Севиера. Это был совершенно здоровый молодой человек. Я обвиняю Елену Савскую в смерти английского гражданина.

ВОПРОС: Вы готовы повторить свои слова под присягой?

Да.

ВОПРОС: Что было дальше?

Жидкость закончилась через неделю. Боль все нарастала, став нестерпимой. И я, как прирученное животное, пришел за новой порцией эликсира. Елена сказала, что я получу ее, только когда привезу еще одного богатого иностранца. Мне ничего не оставалось делать, как согласиться. Я нашел Ричарда Эбсворта, сына председателя правления крупнейшего российского пивного завода.

ВОПРОС: Вы говорите о «Калинкинском пивомедоваренном товариществе»?

Да, Ричард наследник пивного дела. В этот раз я поступил точно так же. Отвез Ричарда в ресторан, угостил ужином, а потом предложил поехать к дамам. Юноша с жаром согласился. Елена дала мне жидкость в пузырьке и отправила домой.

ВОПРОС: Господин Эбсворт тоже внезапно умер?

Нет, к счастью, Роберт жив. Я телефонировал ему сегодня утром, он полон сил и здоровья. В отличие от меня. Видимо, Елена пожалела совсем молодого юношу.

ВОПРОС: Когда именно вы первый раз были у госпожи Савской и когда привозили к ней Севиера и Эбсворта?

К сожалению, я не помню. После начала недуга у меня в голове все перемешалось. Я не могу ручаться за даты. Но все это происходило в течение прошедших двух-трех недель.

ВОПРОС ЛЕБЕДЕВА: Где находятся пузырьки из-под зеленой жидкости?

Когда они кончались, я их выбрасывал.

ВОПРОС: Что вы сегодня делаете в ресторане?

Позавчера у меня закончился запас жидкости. Мне было так плохо, что я готов был рвать собственное тело. Я терпел, сколько мог, но опять пришел к Елене за новой порцией. Я ненавижу эту женщину. Теперь я хочу отомстить ей с помощью закона.

ВОПРОС: Вы видели, что делала ее сестра Варвара, когда вы привозили мужчин?

Она их встречала, усаживала за стол и начинала разговор. А Елена уводила меня из комнаты.

ВОПРОС: Вы видели, кто наливал гостям ликер?

Мне его принесла сама Елена.

ВОПРОС: Упоминала ли при вас госпожа Савская о некоем профессоре Серебрякове Александре Владимировиче?

Нет.

ВОПРОС: Госпожа Савская как-нибудь называла жидкость, которую давала вам?

Нет, никогда.

Записал со слов свидетеля верно: надворный советник Лебедев».

17

Разговор стоил Брауну стольких сил, что он совсем сник. К тому же действие целительных порошков Лебедева начало ослабевать.

— Спасибо, господин Браун, вы нам очень помогли, — Ванзаров хотел хоть чем-то утешить великолепного боксера, так глупо проигравшего главный бой своей жизни. — Я не сомневаюсь, что мы скоро поймаем преступницу и она предстанет перед законом!

На самом деле сыщик не представлял, где теперь искать Савскую. Раз она не пришла на свидание, значит, комнаты в «Сан-Ремо» наверняка уже пусты. Птички упорхнули. Еще час назад Ванзаров был уверен, что Уварова — главная подозреваемая в смерти Марии Ланге и профессора. Но теперь появилась еще и Савская! Или Елена лишь пешка в руках неизвестной, которую она называла сестрой?

Родион Георгиевич вновь достал фотокарточку.

— Прошу вас, господин Браун, посмотрите еще раз. Вы никого больше не узнаете на этом снимке?

Англичанин прищурил глаза и вдруг ткнул пальцем в Уварову.

— Это она! — прохрипел он.

— Кто?

— Барбара, сьесьтра Сафской!

Догадка сыщика оправдалась. Нет никакой неизвестной руководительницы! Так называемая сестра Савской, Варвара, — Надежда Уварова! Да и, наверное, не Савской вовсе.

— А вы не замечали у… Варвары или Елены особые знаки… Я имею в виду татуировку звезды или…

Браун отдал фотографию и покачал головой.

— Нет. У Барбара било откритое платье. Совсем чистая кожа. А Елена носила высокий воротничок. Вьсегда.

Англичанин, видимо почувствовав резкий прилив боли, согнулся так, что вынужден был лечь грудью на стол. Лебедев недовольно кашлянул.

— Родион Георгиевич, пора и пожалеть человека! — сказал он шепотом на ухо сыщику. — Надо отправить боксера домой. А то Джуранский уже закипел от нетерпения.

— Вы что ему дали? — еле слышно спросил Ванзаров.

— Легкий экспромт! — тихо ответил эксперт. — Порошок опия в смеси с аскорбиновой кислотой и десятью каплями брома, видимо, ненадолго останавливают действие сомы.

Ванзаров не стал спорить о соме.

Они подняли Брауна и, поддерживая его, повели в зал. Подбежавший Джуранский принял у Ванзарова его часть ноши.

Родион Георгиевич шел позади всех и думал: почему Браун, занимавшийся на досуге историей символов, не заметил на фотографии пентакль? Неужели болезнь притупила его внимание?

18

На другой стороне Большой Конюшенной улицы, напротив «Медведя» остановилась пролетка. Она встала так, чтобы не попадать в свет уличного фонаря.

Извозчик обернулся к пассажирке.

— Приехали, барышня!

Дама, не отвечая, внимательно разглядывала двух одинаковых господ возле дверей ресторана. Люди в черном делали вид, что не знакомы друг с другом.

Потом у ресторана остановились сани. Из них быстро вылезли плотный мужчина в пальто и котелке и высокий господин в роскошной шубе, с чемоданчиком в руке. Оба стремительно исчезли за сверкающими дверями.

Дама еле заметно улыбнулась.

— Ну как, барыня, здесь выходим или дальше покатаемся? — извозчик вытер нос варежкой.

— На Невский, быстро! — приказала пассажирка.

Филер, стоявший у дверей, наконец обратил внимание, что на другой стороне улицы слишком долго стоит пролетка. Он уже собрался выяснить, кто скрывается за поднятым верхом, но пролетка тронулась и тут же исчезла в ночной мгле.

19

В тишине заснувшего дома мирно отбивали ход настенные часы. Дочки спали в детской, Софья Петровна, высказав все, что она думает о сыскной полиции вообще и ночных возвращениях мужа в частности, легла в постель одна. Даже Глафира угомонилась и дремала на своих полатях на кухне.

В доме не спал только Ванзаров. Он запахнулся в мягкий персидский халат и устроился в уютной гостиной, даже не зажигая настольной лампы. Сидеть за рабочим столом совершенно не хотелось. Уже второй день Родион Георгиевич пребывал в состоянии скаковой лошади — правда, линия финиша, вместо того чтобы приближаться, убегала все дальше.

Мало того, что к трупу Марии Ланге прибавился труп профессора, мало того, что Особый отдел требовал любой ценой найти Уварову, каким-то образом причастную еще и к другим событиям, но и сам сыщик второй день ощущал глубокую растерянность. Логика рассыпалась на кусочки. Уварова, Савская, Серебряков, англичанин, дворник и эта проклятая сома спутались в необъяснимый клубок.

Поначалу все указывало на виновность профессора. Мария лежала возле его дома, а Серебряков солгал, что в ночь, накануне преступления, находился на новогоднем балу. Но через три дня кто-то постарался, чтобы профессор навсегда исчез в невской проруби. Ванзаров теперь уже не сомневался, что в квартире Серебрякова, из которой вынесли даже мусор, нарочно оставили эту домотканку. Неизвестный очень хотел запугать следы. Видимо, этот кто-то был очень близок к профессору. Иначе зачем неизвестная дама в вуали забрала из ателье негатив фотографии — единственную улику, указывающую на других возможных участников дела?

Затем неожиданно открылось и то, что Надежда Уварова являлась агентом Особого отдела полиции и, более того, совершила убийство офицера. Значит, скорее всего, именно Уварова ходила за негативом и была организатором двух преступлений? Правда, как ей удалось их осуществить, — понять невозможно.

Далее выяснилось, что и вторая дама розыску не менее интересна. Назвавшись Еленой Савской, она делает из английского дипломата послушного раба. После общения с ней скоропостижно умирает совершенно посторонний человек — Эдуард Севиер. К счастью, родственники по какой-то причине не заявляют в полицию. За этой жертвой следует вторая — Ричард Эбсворт, сын пивного магната. Следовательно, виновность Надежды Уваровой, как минимум, должна разделять загадочная Елена Савская. Но это еще больше запутывает дело. Ведь следов Савской нет ни в одном убийстве даже косвенно, а несчастные английские подданные, ставшие жертвами, никоим образом не связаны с профессором. При этом Савская почему-то не приходит на запланированное свидание с Брауном. Где сейчас находятся обе дамы — неизвестно. Им с легкостью удалось уйти от филеров Курочкина.

Отправив Брауна, Джуранский доложил Ванзарову результат своих поисков. Он нашел трактир, в котором любил бывать дворник Пережигин. Это заведение Степанова на Четырнадцатой линии. Половые дворника хорошо знают и уверяют, что Степан не был у них с Нового года. Вот в декабре он здорово пил с вологодскими ледорубами, которых арестовала полиция. На предъявленной фотографии Уварову половые не узнали. Значит, кто и где подсыпал снотворное Пережигину в ночь, когда Серебрякова отвели к проруби, тоже неизвестно.

Что же остается?

Как это ни печально признать, но единственной ниточкой, связывающей всех участников этих событий, оказывается сома. Может быть, прав Лебедев и профессору удалось найти нечто, ради чего люди пошли на преступление, а сам он поплатился жизнью?

Что же это за состав? В чем его сила? Почему хитрый Бадмаев сделал вид, что ничего не знает о соме? Что вычитал в древних книгах Александр Владимирович Серебряков?

В глубине квартиры часы отбили четверть первого. Чувствуя себя совершенно разбитым, Родион Георгиевич решил идти спать. Он приподнялся с кресла и в этот момент оглушительно зазвенел телефон. Сыщик стремглав бросился к аппарату через гостиную и дернул с крючка рожок.

— Ванзаров слушает! — прошептал он в воронку амбушюра.

Где-то на том конце проводов щелкнуло.

— Слушай меня внимательно… — произнес глухой, сдавленный голос.

— Кто говорит? — стараясь быть спокойным, спросил Родион Георгиевич.

— Ты больше не прикоснешься к тому, что не имеешь права знать! — с холодной угрозой произнесла трубка.

— Я не понимаю, о чем вы!

— Если не прекратишь поиски уже завтра, неотвратимое возмездие падет на тебя и твою семью!

Ванзаров пытался запомнить голос. Но неизвестный умел хорошо маскироваться. Так говорить мог кто угодно — хоть Бадмаев, хоть дворник Пережигин. Звук, кажется, шел через тряпку.

— Я ничего не понимаю! Кто вы? — сыщик решил потянуть время.

— Берегись. Погибнут твои жена и дети! Ты получил предупреждение.

— Да как вы смее… — начал Ванзаров. Но трубка замолчала.

Назад: 3 ЯНВАРЯ 1905, ПОНЕДЕЛЬНИК, ДЕНЬ ЛУНЫ

Дальше: 5 ЯНВАРЯ 1905, СРЕДА, ДЕНЬ МЕРКУРИЯ