15
Помолвку Наденьки и Юлиана Кондратьевы решили объявить и скромно отметить через месяц. Однако несколько близких родственников уже знали о предстоящем событии. Анатолий Викторович Макаров как раз и был одним из таких родственников.
Именно здесь, в доме Кондратьевых, Юлик встретил исправника Макарова, когда тот уже похоронил жену. Это была их первая встреча после свидания в тюремной камере. Поначалу Сергей Сергеевич и Ираида Артемьевна много времени проводили у Анатолия Викторовича – стараясь его поддержать, помогали в печальных хлопотах. Надя иногда тоже бывала там с родителями. Юлик с ними не ходил, хотя и жил у Кондратьевых. Они это понимали и одобряли – молодой человек поступал тактично. Конечно, Анатоль исполнял свой служебный долг, но ведь не кто иной, как он, арестовал Юлиана, допрашивал его, видел в нем преступника! Напоминать Анатолию об этой горестной ошибке сейчас – значит сыпать соль на рану. Он и без того наказан за свою ошибку – и как жестоко!
Через несколько дней после похорон Анатолий Викторович пришел к Кондратьевым. Только что закончился обед, и вся семья была еще в сборе. Полковник попозже собирался в клуб и по пути обещал завезти жену к портнихе. Надя и Юлик еще не решили, чем заняться, а пока что сидели в углу гостиной, играли в шашки. Надя выигрывала уже третью партию, но подозревала, что Юлик нарочно поддается. Тот уверял, что играет в полную силу, но не может противостоять ее гениальной стратегии. Они весело перебрасывались репликами, смеялись… Входной колокольчик они слыхали, но не обратили внимания – в такое время обычно приходил почтальон. А минут через пять в гостиную вошел Макаров – без объявления, по-свойски. Обменялся рукопожатием с полковником, поцеловал руку Ираиде Артемьевне, и она клюнула его в щеку. Но смотрел он в тот угол, где сидели влюбленные. Под этим взглядом Юлик непроизвольно встал. Но еще раньше вскочила Надя, порхнула через комнату и обняла исправника за шею.
– Ах, дядюшка! Как чудесно, что вы пришли! Зачем вам быть одному, если мы все вас так любим!
Она отстранилась, посмотрела ему в лицо – осунувшееся, с проступившими скулами, запавшими глазами. Слезинки покатились по щекам девушки, и она сказала – так просто, открыто, как только может говорить и чувствовать чистая детская душа:
– Мы ведь и тетю Веру все так любили! Вам с нами будет легко вспоминать о ней – как о живой.
Наверное, она нашла самые правильные слова, потому что Макаров вдруг сдавленно, прерывисто вздохнул, словно подавил рыдание. И порывисто прижал к себе девушку. Та на несколько секунд прильнула лбом к его плечу, потом, как и мать, легонько поцеловала в щеку и за руку подвела к Юлику.
Макаров и Юлиан стояли друг против друга. «Как тогда, в камере!» – мелькнула у Юлика мысль. Возможно, Макаров догадался о ней или просто уловил, как дрогнули губы и ресницы молодого человека. Но он тут же протянул ему руку:
– Здравствуйте, господин Кокуль-Яснобранский. Многое изменилось с нашей последней встречи… А ведь времени прошло – почти ничего…
Юлик замешкался: он видел, с каким восхищением смотрит Надя на своего дядю. А тот смотрел на него… выжидающе. И он тоже протянул руку. Пожатие Макарова было крепким, долгим… Чересчур долгим, словно предостерегающим! И Юлику вдруг стало злорадно-весело. «Да молчу я, молчу! – подумал он. – Куда мне деваться!» Но глаза отвел, чтобы исправник не прочел в них его мыслей.
– Сочувствую вам, – сказал сдержанно. – Такая трагедия…
Макаров кивнул, словно одновременно благодаря и прося не продолжать эту тему. А Надя, схватив обоих за руки, воскликнула зазвеневшим от радости голосом:
– Как хорошо! Вы непременно подружитесь – так бывает! Сначала люди встречаются словно враги – из-за каких-то недоразумений. Но зато потом дружба бывает очень крепкой, настоящей!
«Это в книгах», – подумал Юлик, но промолчал. Макаров тоже ничего не сказал, лишь ласково улыбнулся девушке и отошел к ее родителям.
– А Надюша права, Анатоль! – сказал ему полковник. – Ты нам близкий человек, а мне так просто хороший друг. Не надо тебе замыкаться, одному все переживать. Или заниматься только работой – как одержимый! Наш дом для тебя всегда открыт, будем только рады, ты же знаешь!
– Конечно, знаю, Сергей! Да, собственно, кроме вас, у меня никого и нет… Тяжело мне, особенно как подумаю, что негодяй – на свободе! Может, даже в нашем городе. Да если и далеко – мне-то не легче…
– А что следователь из Харькова, этот, как его, Петрусенко? Раскопал что?
Макаров следом за хозяином вышел на веранду, сел в плетеное кресло. Окна в доме были распахнуты, легкие портьеры шевелились от ветерка, и с веранды было видно, как Надя и Юлиан разговаривают с госпожой Кондратьевой. Потом, взявшись за руки, они стали подниматься по лестнице на второй этаж. Исправник, скрипнув зубами, вскинул глаза на полковника, голос его прозвучал глухо, с неприкрытым раздражением:
– Мне кажется, слава господина Петрусенко несколько преувеличена. Он, правда, избегает рассказывать мне о своих достижениях, но я подозреваю, что их не так уж и много. Или нет совсем. Хотя, конечно, кое-какие версии он проверяет…
Кондратьев печально глядел на друга и думал: «Его можно понять! Он – самый главный пострадавший! Покойной Вере уже ничем не поможешь, а Анатолий – весь открытая рана… Конечно, в таком состоянии кажется, что все медлят, ничего не делают…» Сам полковник пару раз встречался с Викентием Павловичем, беседовал с ним. Следователь ему понравился: он уловил за простоватой внешностью гибкий и цепкий ум. И потом, о Петрусенко как о сыщике Кондратьев слышал много лестного.
…Юлик не боялся исправника – так, по крайней мере, он сам себя уверял. Но его разрывали на части сомнения. Как быть? Делать вид, что ничего не произошло в ту последнюю тюремную ночь? Похоже, Макаров сам хочет именно этого. Ну, его-то понять можно! А вот он, Юлик, сможет ли жить спокойно и беззаботно? Ведь далеко не все так просто… Но с другой стороны, все повернулось как повернулось, – и никто не в силах ничего изменить. Есть смысл смириться – всем… Пройдет время и само даст всему оценку, расставит все на свои места. А сейчас главное – постоянно быть рядом с Надей. Наденька – его счастье и его любовь! Когда она станет его женой, тогда, наверное, он успокоится окончательно…
Какая чудесная девушка! Она сумела поверить в его невиновность и полюбила его – осужденного каторжника! Ее любовь, похоже, вернула ему расположение матери – просто поразительно. Госпожа Кокуль-Яснобранская писала из Франции, что, может быть, даже приедет на его помолвку. Если, конечно, будет настроение и никаких неотложных дел. Ну уж во всяком случае, на свадьбу – обязательно! Казалось, она впервые довольна сыном и переживает за него. Полковника Кондратьева она помнила, передавала ему привет, союз с его дочерью одобряла… Юлик просто на седьмом небе от счастья! Он надеялся, что это – начало исполнения его давней мечты: настоящего сближения с матерью. А все – благодаря Наденьке!
В тот первый свой приход Макаров согласился с полковником.
– И Наденька, и ты, Сергей, правы. Я в одиночку не выкарабкаюсь из этого мрака. Если вы не против – буду бывать у вас почаще?
– Анатоль! – Полковник обнял его за плечи, встряхнул. – Ты же нам родной! Будем рады тебя видеть каждый день!
И Макаров в самом деле стал проводить у Кондратьевых почти все вечера. Иногда, посидев немного, они вместе с полковником уходили в клуб, иногда он составлял компанию Ираиде Артемьевне. Теперь он перестал засиживаться на службе допоздна, тем более оставаться на ночные дежурства. Сказал как-то полковнику:
– Пока господин Петрусенко работает здесь, не хочу мелькать у него перед глазами. Боюсь, как бы ему не показалось, что я тороплю его или тем более упрекаю…
Надя и Юлик слышали эту фразу. Девушка шепнула жениху на ухо:
– Какой он тактичный! Даже в горе…
Юлика коробило ее неприкрытое восхищение Макаровым. Конечно, для Наденьки исправник был только дядей – так она говорила Юлику, так она, без сомнения, и сама думала. Но Юлиан был старше и опытнее своей юной невесты… Подобная родственная влюбленность может перейти в другое чувство, если умело ее поддерживать, подправлять… Юлик старался почаще уводить Надю вечерами из дому, но это получалось не всегда. «Скоро помолвка», – успокаивал он себя. А потом, после свадьбы, они, возможно, вообще станут жить в Волфинском, много ездить… Да, его очень тяготила необходимость часто и тесно общаться с исправником – и молчать о том, о чем они оба знали!
Временами, когда Макаров садился рядом с Наденькой и та доверчиво прижималась к его плечу, а он или гладил ее по волосам, или брал за руку, ласково перебирая пальцы, Юлик сжимал зубы и думал: «Вот сейчас возьму и скажу… Пусть вздрогнет, отстранится! А может, и вовсе перестанет приходить!» Прекрасно понимал, что делать этого нельзя – в первую очередь себе же навредит! Но злость и какая-то авантюрная жилка так и подталкивали…
Однажды вечером они никуда не пошли – Надя вдруг испугалась, что не успеет довязать платьице в подарок крестнице. Это была маленькая дочь хороших знакомых Кондратьевых. Приближались ее именины, и Надя вязала ей очень славное платье – она и в самом деле была отличной рукодельницей. Правда, бралась за вязанье или вышивку только под настроение – мигом загоревшись, сидела часами дня три-четыре, потом так же вдруг остывала, увлекшись чем-то другим. Такова уж была Наденька Кондратьева – взрывная, энергичная, горящая желанием все узнать, попробовать, сделать… Вязать платьице она начала еще зимой, потом отложила – время есть! А теперь хватилась – вот-вот наступит день ангела – и села довязывать. Юлик сидел рядом, помогал ей, распутывая с клубков нитки, развлекал. Они потихоньку болтали. В другой стороне комнаты, на диване, придвинув к себе маленький столик, расположились полковник и исправник, листая большой атлас с картами. Вдруг Надя с досадой воскликнула:
– Юлик, ну что же ты! Смотри, нитки запутались!
И правда: Юлик заговорился, разматывал клубки не глядя, и нитки каким-то образом затянулись в узелок.
– Сейчас распутаю!
Он стал колдовать над узлом, но только затянул его еще сильнее.
У него было такое расстроенное и виноватое лицо, что Надя засмеялась:
– Юлик, милый, это же ерунда! Жаль только, обрезать придется, а значит, три последних ряда распустить.
Макаров явно прислушивался к их разговору – Юлик все время это ощущал. Теперь же встал и быстро подошел.
– Погоди, Наденька. Дай-ка я попробую.
Он склонился над запутавшимися нитками, потом, словно бы машинально, для удобства, стал на колено, пальцы его ненароком касались Надиной юбки…
– Вот и все!
Он победно поднял две распутанные нити, положил их девушке на колени и ласково погладил ее пальчики. Юлик сидел рядом и чувствовал, как у него на щеках разгораются красные пятна, а перед глазами плывут такие же красные круги. Хотелось сказать что-то резкое, но нет – это ерунда! И Надя не поймет, рассердится, и этот… дядя выставит его в самом нелестном свете. Нужно бросить реплику спокойно-насмешливую, но чтобы она хлестко ударила, а может, даже и отвадила… Он знает, знает, что сказать! И Надя ничего не поймет!
Юлик усмехнулся небрежно.
– Ну-у, – протянул как бы даже разочарованно. – Это был простой узелок! А вот бывают такие сложные узлы, что если не знать секрета – ни за что не распутать. Знаешь, Наденька… – он перевел взгляд с Макарова на Надю и рассказывал дальше, глядя только на нее. – Кажется, где-то под Иркутском есть один улус, так там существует собственный секретный узел – его не знают буряты даже из самых ближних селений. В этот хитро завязанный узел пропускаются два конца веревки, а потом – если держишь пальцы в одном положении, – веревка легко скользит в петле вверх-вниз… А если положение пальцев определенным образом поменять – веревка тут же затянется наглухо!
– Бог мой, Юлик! Как ты много знаешь!
В пальчиках Нади уже вновь ловко мелькали спицы, она не отрываясь смотрела на вязанье. И не видела, как скрестились взгляды Макарова и Юлиана. У Анатолия Викторовича одновременно приподнялись левая бровь и левый уголок губ.
– Да, господин Кокуль-Яснобранский, вы человек образованный. И правда, много знаете…
Как тяготился Юлик тем, что из-за траура до свадьбы придется ждать целый год! Даже помолвку нельзя было объявить сразу и праздновать широко. Он стал подумывать о том, чтобы вскоре после помолвки уехать… куда-нибудь! Без Наденьки, к сожалению: невеста – не жена, вместе ездить неприлично. А вот одному… что ж, хотя бы ненадолго – это было бы хорошо! Потому что не только Макарова ему не хочется видеть, но и дотошного приезжего следователя. Вот ведь докопался этот Петрусенко до заснувшего тюремного охранника! И до потерянной фуражки…
Эта фуражка особенно беспокоила Юлика. Больше всего он боялся, что Надя и ее родные узнают когда-нибудь о том, что он словно вор прокрался в имение Голицыных, что он хотел их обокрасть! Как стыдно было ему сейчас даже думать об этом! Столько всего произошло с ним в последние дни! Некоторые всю жизнь проживут, не испытав ничего подобного, а он – за такой короткий срок. Но он готов на что угодно, только не на позорное клеймо вора – да еще и у собственных родственников!.. И Юлик убеждал сам себя, что потерянная фуражка ничего не сможет рассказать следователю. Как господину Петрусенко узнать о Битице? Это просто невозможно… Нонсенс!
