Всю ночь Аграфена Николаевна, вдова генерала и проклятие всего квартала, мучилась мигренью. Домашние не спали и падали с ног, меняя примочки и подавая отвары. Родственники суетились не столько из любви к вредной старушке, сколько в надежде на наследство. Вдова-генеральша была богата и вовсю пользовалась своей властью. Сил ей хватало, но она тщательно делала вид, что находится на последнем издыхании. Наследнички верили, что их мучениям скоро придет конец, а потому изворачивались, как могли. Умная старушка развлекалась от души, требуя исполнять все новые и новые капризы. Наконец, когда все народные средства были исчерпаны, даже примочки из свежего навоза, за которым бегали на ферму, оказались бессильны, она разрешила послать за врачом. Аграфена Николаевна никогда по-настоящему не болела, считая всех докторов шарлатанами и вымогателями. Но сейчас головная боль ей действительно досаждала.

Отправили горничную. Матрена бегом одолела полгорода, прибежала к особнячку на тихой Сосновой улице, прорубленной среди частокола сосен, и вежливо постучалась. В доме было тихо, что в шесть утра не удивительно. Мучаясь от стыда, деваха принялась тарабанить кулаком. Обитателей она не разбудила, зато дверь сама собой открылась. Видимо, забыли запереть. Робея и не зная, что делать, Матрена заглянула через порог. В комнатах было темно от задернутых штор. Она громко позвала хозяина. Так громко, что любого бы разбудила. Никто не пожелал ответить девушке. Тогда Матрена решилась и вошла. Как только глаза привыкли к полумраку, горничная вскрикнула, схватилась за голову и с воплями выскочила наружу.

Она бежала по Сосновой улице, и такой страх вцепился в нее, что Матрена верещала не переставая. Пока не наткнулась на городового Петрусева, которого заинтересовали вопли с утра пораньше. Задыхаясь и теряя слова, деваха кое-как объяснила, что видела. В другое время городовой послал бы ее проспаться и не морочить ему голову. Но в городке время настало тревожное, лично Макаров приказал быть начеку. Так что Петрусев не поленился отправиться к известному дому.

Крики разбудили соседей. В окошках появились заспанные лица, которым непременно надо было выяснить, что случилось. Петрусев оставил горничную у забора, сам же взошел на крылечко и решительным образом распахнул дверь. Только заглянул, и сразу затворил, приказав горничной оставаться на месте. Он выбежал на улицу и со всей силы дал свисток тревоги. Свистел, пока с ближайшего поста не прибежала подмога.

Гонца встретил Ванзаров. Кроме него, в участке все равно никого не было. Выслушав городового, приказал поднимать всех, а также послать за предводителем, для которого ранние побудки стали привычным делом, и, разумеется, за Лебедевым.

К семи утра дом на Сосновой улице был оцеплен. Фёкл Антонович окончательно плюнул на приличия. Сорочка торчала из-под пиджака, брюки от другого костюма. Предводитель имел вид настолько ошалевший, что трогать его было грех. Он сидел в коляске, покачиваясь тростинкой на ветру, и все повторял: «Когда же это кончится? Ну когда же это кончится?» Но, кажется, все только начиналось. Ванзаров отказался входить без Лебедева. Аполлон Григорьевич хоть и был поднят ни свет ни заря, выглядел великолепно, как не ложился.

– Сюрпризец? – спросил он и подмигнул.

– Сейчас узнаем, – ответил Ванзаров, открывая дверь.

В доме случился чудовищный беспорядок. Мебель перевернута, вещи разбросаны где попало, – как это бывает, когда обыск проводят нарочно зверским образом. Переступая через валявшиеся на полу предметы, Ванзаров добрался до штор, чтобы впустить свет. Когда утро ворвалось в дом, оказалось, что разгромлено все, что только можно. Следы борьбы были слишком очевидны.

Лебедев присел над куском белой материи, вымазанной чем-то бурым. Понюхал, тронул кончиком пальца.

– Свежая, – сказал он. – Что-то не вижу тело. Родион Георгиевич, нашли что-нибудь?

– Подойдите сюда, – позвал Ванзаров.

Односпальная кровать с железными шарами стояла изголовьем к стене – так, чтобы свет из окна падал. Тумбочка распахнута, все содержимое – бумаги, записки, аптекарские склянки и прочая мелочь – было вывернуто на пол. Постельное белье свернули таким прихотливым клубком, что разобрать, где простыни, а где одеяло, было невозможно. Явные следы отчаянной борьбы, и явные пятна крови.

– Проверите?

– Это можно, – согласился Лебедев. – Только и так все ясно.

– Да, это верно, – согласился Ванзаров. – Что именно ясно вам?

– А вам?

– Я первый спросил, Аполлон Григорьевич.

– Жулик, он и есть жулик, – сказал Лебедев. – На мой взгляд, резали беспощадно. Кромсали как придется. Смотрите, сколько порезов на белье. Никак попасть не могли. Застали во сне, сопротивлялся, как мог. Наверно, все силы отдал. Только бесполезно, крови слишком много потерял. По виду, задели шейную артерию. Или бедро.

– Похоже на то, – согласился Ванзаров. – На ваш взгляд, сколько рук нужно?

– Две пары, не меньше. Желательно крепких, тут сила нужна.

– Логично. Не пойму, зачем такой беспорядок в доме устраивать. Хозяин сопротивляться не мог.

– От нервов, – ответил Лебедев. – Сразу видно: неопытные. Первый раз взялись за смертоубийство. А тут еще жертва сопротивление оказала. Вот нервишки и сдали. Видели тряпку у входа? Наверняка руки запачканные вытерли. Ума хватило.

– Или что-то искали.

– Не похоже. Уж больно грубо все сделано. Говорю же: пар выпускали.

– Вот как? Интересно, – сказал Ванзаров. – Остается узнать, где тело.

– Это сейчас выясним. – Лебедев занялся изучением пола и плетеной дорожки, свернутой комом. Прошел до двери, ведущей в садик, осмотрел порожек, исследовал землю до кустов крыжовника, что служили заборчиком, и вернулся с обрывком белой материи.

– Проволокли во двор, а там уже по-всякому можно, – сказал он.

– Следы можете найти?

– Тут собака нужна полицейская, а не криминалист. Хотя нос псины не поможет.

– Это почему же?

– Тело волокли так, чтобы следы затирать. Сообразили, злодеи, как запутать.

– Допустим, дотащили до кустов. Дальше что?

– Проще простого. Там за кустами дорога какая-то идет, тут же железнодорожная ветка. Подогнать пролетку или телегу – никто не заметит. Кому будет интерес с утра пораньше любопытствовать? А дальше – вези куда хочешь. Хоть в Финляндию, хоть в Петербург.

– Или в заливе утопить, – сказал Ванзаров.

– Исключать нельзя. Скорее всего, закопают где-нибудь в лесу, и все. Только случай найти поможет.

– Зачем вообще тело прятать? Убили, зарезали, дом перевернули – никто следов не прятал. А тело зачем-то потащили. Такую обузу на себя повесили. Зачем?

– У меня нет определенного ответа.

– Сгодится даже самый неопределенный.

– Только одно: следы на теле явно укажут на убийцу, – ответил Лебедев. – Хотя мне трудно представить, как это возможно. Что-то уж весьма редкостное должно быть. Я, пожалуй, сигаркой проветрюсь.

– Отравляйте сад. Здесь еще чиновникам дело составлять. Они хоть мерзавцы, но такая пытка даже для них чрезмерна. Мне лично здесь делать больше нечего.

Ванзаров вышел на улицу и приказал Макарову обойти соседей: кто-то должен был слышать шум или заметить что-нибудь.

Фёкл Антонович сидел в коляске, подперев голову, потяжелевшую от горестей.

– Что с Антоном Львовичем? – спросил он плачущим голосом.

– А вы как думаете?

– О! Миллион терзаний! Пощадите! Я лишусь ума не хуже пристава!

Ванзаров хотел было сказать, что такого несчастья никто бы и не заметил, но сдержался.

– Господин Асмус пропал, – ответил он.

Предводитель не понял, шутят над ним или на самом деле так.

– Как пропал?

– Следы борьбы по всему дому. Но тела нет. Вероятно, убийцы забрали его.

– Но вы же обещали сегодня поймать убийцу! А что вместо этого? Еще одна смерть! И это наш дорогой Антон Львович! Кто следующий? Может быть, я?

– Я предупреждал. Он отказался от охраны. Уезжать не захотел. Вот результат. Не исключаю, что следующей жертвой будете именно вы. Все логично.

– У вас сердце изо льда! – Фёкл Антонович издал жалобный писк мышки, раздавленной каблуком, и погрузился в отчаяние.

Ванзаров не стал возражать. Он дождался возвращения городовых. Все как один заявили: соседи ничего не слышали. Шума не было. Никого подозрительного вокруг не заметили. Свет в доме Асмуса горел, но когда погас, никто не заметил.

– Вскрывать некого, – констатировал Лебедев. – Искать нечего. Куда теперь прикажете?

– Отдыхайте, Аполлон Григорьевич. Сегодня нам предстоит много хлопот. Будем убийцу в силки ловить.

– Вы так думаете?

– Я бы поспорил, но не хочу выигрывать заранее нечестный спор.

Его схватили за грудки и рванули наружу. Андрей Сергеевич хлопал глазами и не мог понять: сон это продолжается или на самом деле. Он сидел в своей постели, но явно не по своей воле сидел. Его выдернули из-под одеяла и трясли, как спелую грушу. Танина мотало и швыряло так, что ночная рубашка тонкого шелка вот-вот треснет.

– Что… вы… тут… дела… ете… – пробормотал он, клацая зубами.

Его отпустили и легонько шлепнули по спине.

– С добрым утром.

Танин сощурился, разобрав на часах половину восьмого. Преступно рано.

– Это вы почему… – Андрей Сергеевич не знал, что в такой странной ситуации следует говорить. – То есть зачем вы меня сотрясали?

Ванзаров присел на туалетный столик, издавший жалобный скрип.

– Хотел первым поздравить вас с главным событием в вашей жизни.

– Каким событием? – Танин соображал туго и никак не мог побороть головокружение. От внезапной побудки перед глазами все казалось каким-то смутно-расплывчатым. Особенно господин с роскошными усами.

– Женитьба – дело важное. Тем более с таким приданым.

– Каким?

– Сами женитесь и не знаете, что получите средства на строительство дачек. Скоро станете крупным дачевладельцем. Кстати, передайте от меня привет господину Лицу. Он сделал неплохой выбор.

– Спасибо, – сказал Танин и сладко зевнул. – А зачем вы это все?

Подразумевалось его столь нечеловеческое пробуждение.

– Мне вот что непонятно, – сказал Ванзаров. – У вас такая любовь была, а вы взяли и променяли ее на дачки. Не жалко собственного счастья?

– Какая любовь? – удивился Танин и потер слипающиеся глаза.

– Пламенная и страстная. Другой с Катериной Ивановной быть не может. А вы взяли и отказались от нее. Выбросили, как ненужную вещь.

– Кто вам сказал, что у меня с ней любовь была?

– Разве нет? Весь город только об этом говорит.

Взгляд Андрея Сергеевича стал осмысленным.

– Ошибаетесь, господин Ванзаров. Таких сплетен быть не могло.

– Неужели врут люди?

– Не врут. Потому что это вы сами и выдумали. Слышали звон, да не знаете, где он.

– Тогда расскажите, как было на самом деле. Обожаю романтические истории.

– Так ведь не было никакой романтики, – ответил Танин. – Катерина Ивановна сделала мне предложение выйти за нее замуж.

– Вам сделала? – переспросил Ванзаров.

– Я вот тоже удивился. Причем мы до этого даже знакомы не были.

– Пригласила на свидание и предложила выйти за нее замуж?

– В точку! Так все и было. Только нет… как это… жениться на ней. Заставила приехать в отдаленное место. Мне как раз надо было ответ Лицу давать: буду я предложение делать или нет. За горло старик взял. И она туда же: давай ответ через день, и все тут. Я, конечно, вертелся, как мог… Вот и вас тогда побеспокоил… Не мог решиться. Но вчера выбор сделал. И не жалею.

– Большое приданое Катерина Ивановна обещала?

– Приличное. Я так понял, что не меньше двадцати тысяч. Особо подчеркнула, чтобы эти деньги я не жалел, а сразу в дело пустил. Просто чудо какое-то. Если бы не дочка Лица, тут же согласился бы.

– Какой у вас богатый выбор невест.

– Да уж, не жалуюсь, – сказал Танин и пригладил растрепанные волосы.

– Вас не удивило, что у Катерины Ивановны обнаружились такие средства?

– Очень даже удивило. Но если удача сама идет в руки, зачем выгоду упускать?

– Выгоду нельзя упускать. Не спрашивали, откуда она их взяла?

Танин сладко зевнул, как человек, привыкший спать с чистой совестью.

– Она что-то такое говорила, но эти подробности меня мало волновали.

– Когда она вам свидание назначила? Дня четыре назад?

– Угадали, – согласился Андрей Сергеевич. – Как раз накануне убийства Ивана Жаркова. Я уж грешным делом и подумал…

– Ложитесь!

Приказ был столь категоричен, что Танин подтянул голые пятки, лег и укрылся одеялом до подбородка, как от детского кошмара.

– Сладких вам сновидений, господин Танин, – сказал Ванзаров, надевая шляпу. – Как дачку построите, дайте знать. Может, как-нибудь у вас лето проведу.

Настя Порхова хоть избалована, но на примерку опаздывать не смела. Ровно в десять была у Дарьи. Модистка казалась чем-то взволнованной, все у нее сегодня валилось из рук, даже уколола клиентку булавкой. Решив, что подруга влюбилась, Настя не стала сердиться, надеясь получить за чаем романтическую историю. Наконец платье было надето и прихвачено, Настя вышла из-за ширмы, чтобы взглянуть на себя в зеркале в полный рост. Повертев юбкой, она нашла, что новый фасон ей идет.

– Вот здесь отпусти, – указала пальчиком на левый рукав.

– Я сейчас, на секундочку, – сказала Дарья и быстро вышла, плотно затворив дверь.

«Точно влюбилась», – еще успела подумать Настя, когда в зеркале возникло отражение мужчины. Откуда он взялся, Настя не поняла, – быть может, возник из воздуха. Но испугалась так, что сжала руки на груди, издав тонкий и протяжный звук.

– Спокойно, Анастасия Игнатьевна, я Ванзаров! – сказал молодой человек и поклонился. – Вам ничего не угрожает. Я чиновник для особых поручений из Петербурга, сыскная полиция.

От страха Настя разобрала только «из Петербурга». Она никак не могла прийти в себя. Молодой человек не пытался броситься на нее с ножом или позволить себе неприличную вольность. Напротив, держался очень строго, если не сказать официально, даже руки за спину заложил. Но взгляд его, казалось, пронзал насквозь. При этом симпатичное лицо и роскошные усы сбивали с толку.

– Что вам надо? – спросила она, а сердечко колотилось. Настя на всякий случай отступила на шаг.

– Прошу меня простить, – сказал Ванзаров, еще раз кланяясь, чем несколько успокоил Настю. – Мне не оставили другой возможности поговорить с вами.

На тайного ухажера, который подстроил свидание у модистки, он походил меньше всего. Настя вдруг поняла, что была бы совсем не против зачислить его в список ухажеров. Причем с такими интересными перспективами…

– Что вам угодно? – спросила она и на всякий случай глянула в зеркало: не растрепана ли прическа.

– Я расследую убийство инженера Жаркова, вам, несомненно, известного. Прошу вас, Анастасия Игнатьевна, отвечать искренно. Ручаюсь, все сказанное останется строго между нами. В деле вы не будете фигурировать. Даю вам слово.

Молодой человек говорил столь убедительно, при этом был так пронзительно мил, что Настя совсем успокоилась.

– Извольте, если вам так надо, – сказала она, поправляя локон. Для нее было внове, что молодой человек смотрит и не выражает восхищения или восторга. Чувство было необычно манящим. Как раззадоривали.

– Есть вещи, о которых дамам очень трудно говорить. Поэтому рассказывать буду я, а вы либо подтвердите мои выводы, либо опровергнете. Так будет проще.

Совсем как в романе. Насте стало жутко интересно, что из этого выйдет.

– Вы беременны, и об этом не знает ни ваш отец, ни ваша матушка, даже Ингамов не знает, – сказал Ванзаров, наблюдая, как меняется от его слов хорошенькое личико. – Вы беременны, – повторил он с нажимом, – и отец вашего ребенка убит. Вы не знаете, кто это сделал, и подозреваете своего отца. Вы точно не уверены. И вообще не знаете, как об этом сказать отцу. Инженера Жаркова он ни в грош не ставил, а теперь и вовсе может вас прибить, чтобы на семью не пал позор несмываемый. Я прав?

Настя только-только смогла нормально вздохнуть. Она просто не могла поверить, что такое возможно: какой-то неизвестный ей человек вдруг рассказывает все ее тайны, как сам видел.

– Вы… вы… кто такой? – только и смогла она проговорить.

– Прошу мне верить: я ваш друг. И готов сделать все, чтобы наказать убийцу вашего… любимого. Ребенку будет плохо без отца. Даже такого непутевого, каким был Жарков.

– Откуда вы узнали? Как это возможно? – Настя не могла успокоиться. Такого с ней еще не бывало, словно ее прилюдно раздели донага. Слез нет, как назло, хоть заплакать бы.

– Логические заключения. Благодарю вас за честный ответ.

– Но я ведь ничего вам не сказала!

– Хотите все отрицать?

Врать у Насти сил не было. Столько дней ей хотелось кому-нибудь все рассказать, и вот он, шанс. Но неужели плакаться в жилетку этому красавчику? Исповедоваться чужому мужчине? Невозможно… Она промолчала.

– Сердечно признателен, – сказал Ванзаров. – Вашу семью наблюдает доктор Асмус. Он объяснил вам причину недомогания?

– Он никому не скажет…

– Вы уверены? Ах да. Врачебная тайна. Неужели скроет от вашего отца такое?

– Я могу ему довериться, он меня с детства знает…

– Вам видней. Мне все еще нужна ваша помощь. Позволите?

Настя и в зеркало не посмотрелась. Чего смотреть, и так понятно: лицо ужасное. Да ей уж все равно.

– Тогда продолжу. Вы писали Жаркову письма. В самом последнем сообщили о беременности.

Да что он, сквозь землю умеет видеть? Насте не хватило сил выдержать его взгляд. Она зажмурилась. Нет, это не с ней происходит.

– Ваши письма передавала Катерина Ивановна?

– Да, Катя, – тихо проговорила барышня.

– Вам отец не разрешал с ней встречаться. Но в Нижнем парке на прогулке вы тихонько отдавали послания.

– Не выдавайте меня, – слезы сами собой покатились по бледным щечкам.

Ванзаров предложил воды, она взяла только платочек.

– Прошу вас… Вы уже узнали, что хотели…

– Еще совсем чуть-чуть, – сказал он. – Вы дружили с Анной Анюковой, и она наверняка раскрывала вам свои женские тайны…

Настя кивнула сквозь слезы.

– Накануне ее исчезновения она раскрыла вам небольшой секрет…

Только жестом она согласилась. Слов уже не осталось.

– Она назвала вам отца своего ребенка?

– Нет! – закричала Настя. – Аня была доброй, милой и очень отзывчивой. Вы, гадкие мужчины, пользовались ее добротой и потом ее же втаптывали в грязь! Отец говорил про нее ужасные гадости, а я все равно дружила с ней назло ему! Она была чистая и светлая, куда лучше всех вас! Она дарила любовь и не думала о награде! Она мечтала, что у нее будет семья, и так радовалась близкому счастью! А ее убили! Растерзали мою милую Анечку так, что даже тела не нашли! Негодяи! Я вас всех ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Настя упала на ковер, тело ее сотрясалось от рыданий. Ванзаров несколько растерялся. Вбежала Дарья, потребовала немедленно выйти, сама справится.

Он послушно ждал полчаса. Настя вышла в том же платье, что приехала. Лицо ее было бледным и заплаканным. Она прошла, низко опустив глаза, не ответив на его поклон. Следом вышла Дарья. Губы ее были стиснуты.

– Вы – страшный человек, – сказала она. – С безжалостным сердцем.

– Простите, если сможете, – ответил Ванзаров. – Иногда приходится делать больно, чтобы настало облегчение. Мне надо поймать убийцу.

– Делайте что хотите, – Дарья собралась захлопнуть перед ним дверь. – Не приходите больше. Меня здесь не найдете. Собираю вещи и уезжаю дневным поездом.

– Зачем?

– Не могу больше здесь оставаться. Уеду в Петербург, там работы сколько угодно.

– Можно мне вас проводить?

Она не ответила и закрыла дверь. Слишком горьким оказался конец девичьих фантазий. Особенно когда подслушиваешь под дверью и с каждой секундой понимаешь, что человек, которого ты выдумала для себя, совсем другой. С холодным сердцем. Жить с таким нельзя. Совсем замерзнешь.

Ровно в полдень в полицейский участок зашел бледный, но упитанный молодой человек с узелком в руках. Он потребовал главного. Никто из чиновников не хотел принять на себя такую честь. Старший городовой Макаров быстренько улизнул на всякий случай. Пришлось принимать на себя бремя власти Фёклу Антоновичу. Предводитель окончательно забросил службу и присутствие, прячась от всех забот в участке. Он спросил, что еще стряслось.

– Хочу сделать признание, – заявил молодой человек, хотя голос его предательски дрогнул. – Я убийца. Прошу меня арестовать и предать суду.

Фёкл Антонович не поверил такому счастью. Юноша стоял на своем: он – убийца.

Ванзаров пришел в участок, когда предводитель в лихорадочном состоянии писал протокол, снимая показания.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Стариков, вам что здесь надо?

– Не мешайте, Родион Георгиевич! – вскрикнул Фёкл Антонович. – Все! Все кончено! Убийца сам сдался!

– Вот как? Интересно. Фёкл Антонович, прекратите бумагу портить. Протокол надо по правилам вести. Дайте-ка посмотреть…

Бумагу пришлось чуть не вырывать. Предводитель держался за нее, как утопающий за соломинку, и не хотел отдавать. Ванзаров сразу указал на неверный заголовок. Надо переписать заново. Этот экземпляр был спрятан в карман. Старикову приказали сесть.

– Ну, рассказывайте, кого убивали, – предложил Ванзаров. – Подробно. В деталях. С кого начнете?

Молодой человек сдвинул колени и положил на них шляпу.

– Всех убил, – ответил он, разглядывая пол.

– Кого именно, называйте поименно.

– Жаркова убил…

– Я рад. Кого еще?

– Ну и там… остальных, – неопределенно ответил он.

– Вот как? Это меняет дело. За что утопили Стасю Зайковского?

– Я? Да, конечно… Испытывал к нему глубокую неприязнь…

– Как топили? Покажите конкретно.

Федор оставил шляпу, протянул руки и сделал движение, будто белье выжимал.

– Сразу видно, опытный убийца, – сказал Ванзаров. – Не правда ли, господин предводитель?

Фёкл Антонович опять схватился за голову. Чиновники окончательно затихли.

– Продолжаем признание. Зачем убили Василия Усольцева?

– Его? – спросил Стариков в глубоком изумлении. – Его тоже убили?

– Вам видней, – напомнил Ванзаров. – Вы же добиваетесь пожизненной каторги.

– Да, да, конечно. Задушил вот так… – Федор опять изобразил из себя прачку. Крайне печальную и растерянную прачку.

– Еще что-нибудь желаете сообщить?

– Желаю. Состою членом тайного союза, только не знаю, как он называется. Усольцев обещал позже во все посвятить…

Ванзаров громко хлопнул по колену.

– Ну, и хватит на сегодня. Позовите кого-нибудь. Пусть погреб откроют и посадят туда господина Старикова.

– Как в погреб? – поразился Федор. – А тюрьма?

– В вашем мирном городе даже камеры не имеется, не то что тюрьмы. Будете в погребе сидеть, убийца беспощадный.

Макаров открыл погреб, помог преступнику спуститься и с грохотом захлопнул крышку. Из-под пола донесся трусливый возглас.

– Ничего, пусть посидит до вечера, – сказал Ванзаров, бросая замок на стол. – Романтическая дурь быстро пройдет. Не так ли, Фёкл Антонович?

Предводитель поднял мутные и пустые глаза.

– Зачем вы все усложняете? Он же признался, а вы опять за свое…

– Не стоит ломать мальчишке жизнь ради такой ерунды, как первая любовь.

– Да какая разница! Он же признался…

– С таким признанием до суда дело не допустят. Вы еще будете виноваты, – напомнил Ванзаров. – Ничего, потерпите, недолго осталось.

– Вы мне правду говорите? – спросил Фёкл Антонович.

– Я всегда говорю правду. Только правду. И ничего, кроме правды. Разве не заметили? Вот, кстати, у вас пуговицы на рукаве нет. Непорядок.

– О-о-о! – только и смог выдавить предводитель.

– Пристава навещали? – спросил Ванзаров, обращаясь ко всему участку сразу. Все скромно промолчали. – Тогда придется самому…

Барон Нольде служил в земской больнице так давно, что отвык от титула. Больные обращались к нему «доктор», а малочисленный персонал по имени-отчеству. Да что титул! Остзейские замки, поместья, богатство и даже слава были пущены по ветру его непутевыми предками. Потомку остались нищенское жалованье и беспросветный труд земского врача. Последний черенок захудалого рода был худ и тщедушен, как высохшая вобла. Когда же к нему обратились «барон», Юлий Эрнстович в первый миг и не осознал, что это он и есть. Но незнакомый господин так уверенно смотрел ему в глаза, что барон понял ошибку и засмущался. В потертом больничном халате, старых башмаках и треснувшем пенсне он меньше всего походил на барона.

– С кем имею честь? – спросил Юлий Эрнстович. Уж что-что, а честь у барона не смогла отнять даже бедность.

– Ванзаров, чиновник для особых поручений из Петербурга.

Барон просветлел и без того белесым лицом.

– Так это вы! – с некоторой долей восторга сказал он и даже сложил руки, как для молитвы. – Много о вас слышал. Это такая честь для меня…

– Что вы, барон, ваш коллега наверняка преувеличил мои возможности. Я скромный чиновник сыскной полиции.

– Какой коллега? – барон в смущении повел мощным носом, который достался ему от предков вместо наследства.

– Асмус, уездный врач.

– Надо же! Как же догадались, что Антон Сергеевич про вас рассказывал?

Ванзаров подправил усы.

– Это несложно, – сказал он. – Кстати, с нашим общим знакомым случилось несчастье.

– С кем? – удивился барон, пытаясь вспомнить, какие у него могут быть общие друзья с блестящим молодым чиновником из столицы.

– Асмус пропал.

– Как пропал? – барон опять проявил печальное непонимание.

– Растерзан преступниками в своем доме. Оказывал сопротивление, его одолели. Все залито кровью, тела нет. Видимо, его унесли. И спрятали в неизвестном месте. Вот, ищем в ближних лесах и рощах. Всех на ноги поставили.

– Да-да, такой ужас. Я так расстроился. Милый Антон Сергеевич…

– Откуда узнали, что Асмус пропал?

В облике приятного столичного жителя что-то неуловимо изменилось. Барону почудилось, что его горло сжали стальные рукавицы, какие носили его предки-рыцари.

– Так ведь болтали тут… У нас город маленький, слух быстро летит…

– Кто именно вам об этом сказал?

– Но позвольте… – барон окончательно смутился, – разве это так важно? Я уже и не помню…

– Кто-то из персонала или посетители?

– Из персонала… Ах, нет, кто-то из посетителей говорил, я случайно подслушал…

– Вот как? Интересно.

– Простите за любопытство, но я слышал, что к нам в город пожаловал сам Лебедев, – решился спросить барон. – Неужели это правда?

– Пожаловал, – согласился Ванзаров. – Как раз занимается исчезновением Асмуса.

– Что вы говорите! Ах, как бы я хотел выразить почтение этому великому ученому и эксперту! Это такая величина, такая!

– Могу вам это устроить. Если захотите.

– О! Как это было бы чудесно! Так вы к нам с какой целью, господин Ванзаров?

– Навестить пристава Недельского. Как его самочувствие?

– Делаем все, что можем, – сказал барон так, чтобы сомнений не осталось: дела плохи. – Отделение душевнобольных в самом конце коридора. Места решительно не хватает. Вас проводить?

Ванзаров обещал найти сам. Барон из вежливости не посмел возразить.

Полукруглые окна, высокий потолок, – иных больничных удобств не имелось. Стены проела сырость, пол разбит, а железные кровати полысели ржавчиной. В палате находились четверо пациентов. Судя по табличкам, в дальнем углу спал Григорьев. Городовой так и не оправился от «мурашей». Напротив него – какой-то Ломов М.С. Около двери, завернувшись в простыню так, что виднелся стриженый затылок, лежал некий Иванов И.Н. Пристава поместили справа от него. Недельский лежал на спине, уставившись в потолок. Одеяло скинул, ворот больничной рубашки открывал похудевшее тело. Ванзаров подвинул единственный табурет и сел рядом с ним.

– Рад вас повидать, Сергей Николаевич, – сказал он, тронув его руку. Кожа была сухой и холодной. – Как вы себя чувствуете?

Пристав не ответил. Только веко дрогнуло. Он понимал, но говорить не мог.

– Вот, пришел вас проведать, рассказать, как продвигается наше следствие. Хочу держать вас в курсе, чтобы, когда поправитесь, сами смогли закончить. Я в этом не сомневаюсь.

Кажется, пристав улыбнулся. Подбородок чуть ожил.

– Сегодня Асмус пропал. Исчез из дома. Мы полагаем, что его убили. Буквально искромсали. И опять тело исчезло. Не знаем, где искать…

Брови шевельнулись, пристав переживал эту неудачу, как свою.

– Но это ничего. Скоро все выяснится. У вас в участке уже сидит один подозреваемый. Представьте: сам пришел и сдался. Сейчас ваши чиновники снимают с него признательные показания. На вид – совсем мальчишка, а столько дел натворил. Так что остается выяснить, как он Асмуса убил, и дело будет раскрыто полностью. Надеюсь, что вы сами его закончите. В общем, остались сущие мелочи. Я даже снял пост на пляже, делать там больше нечего. Все, закончился Сестрорецкий кошмар. Попался ваш Джек Невидимка. Не зря старались, не зря столько сил положили.

Пристав шевельнул губами, издав еле слышный звук, не громче вздоха, так он хотел выразить свою благодарность.

– Ну, Сергей Николаевич, не стану вас утомлять. Завтра еще приду. И уж наверняка доложу все подробности про злодея. Отдыхайте… Спите… Набирайтесь сил…

Ванзаров похлопал по худой руке. Больной моргнул и закрыл глаза.

Отпрыгнув от двери, барон засмущался, как настоящий аристократ.

– Вы их хоть как-то лечите? – спросил Ванзаров, тихонько затворяя створку. – Или снотворным пичкаете?

Нольде только руками развел.

– Что я могу? Земская больница. Имеем только самое необходимое.

– Зачем вы новых больных стрижете?

– Стрижем? Ах да… Надо как-то от вшей предохраняться. Постельное белье и прочее. Но как вы узнали?

– Под кроватью свежий клок волос. Уборку тоже забываете делать? Или это такое отношение к душевнобольным?

Юлий Эрнстович хотел решительно возразить и доказать, что не все так плохо у него в лазарете. Вот, извольте, медбрат коридор с хлоркой моет. Но слушать его не стали. Решительный молодой человек попрощался и сразу удалился, оставив робкого барона в большом смущении.

Выхватив чемодан, Ванзаров хотел поймать и шляпную коробку, но ему не позволили. Дарья вцепилась и не отдавала. Еще скандал бы устроила. Вид у нее был решительный до крайности. Смотрела неласково и не перестала дуться. Оставалось поработать носильщиком. Труд несложный. В новую жизнь модистка отправлялась налегке.

Ванзаров шел чуть впереди и незаметно свернул на перрон, на который поезда прибывали из Петербурга.

– Ваш манекен спас мне жизнь, но сам пострадал, – сказал он, поставив чемодан.

Дарья отвернулась.

– Оставьте его у себя. Мне надо билет купить.

– Не надо. Я вам уже купил, – он показал кусочек желтого картона. – Посажу вас, и простимся навсегда.

– Да, навсегда, – сказала Дарья, как о решенном. – Я вас не просила об услуге и благодарить не буду.

– Не стоит благодарностей. Осталось несколько минут, могу я кое о чем спросить вас напоследок?

– Делайте, что вам угодно. Мне все равно…

– Вы любили Анну Анюкову?

Дарья бросила шляпную коробку под ноги.

– Зачем вам это знать?

– Мне кажется, что Анастасия Порхова говорила искренно.

– Так искренно, что теперь никогда не закажет мне ни одного платья!

Ванзаров полез в карман за кошельком.

– Не смейте! – крикнула Дарья. – Неужели вы такой бесчувственный? Как вам не стыдно!

– Тогда помогите мне.

– Уже помогла… Достаточно.

– Вот как? Хотите знать правду, из-за чего погибла ваша подруга?

Дарья промолчала, но глаз не отводила.

– Мы в шаге от убийцы, – сказал Ванзаров. – Помогите мне сделать этот шаг, всего один. Большего от вас не прошу.

Собирая вещи, Дарья сама с собой репетировала, что скажет этому наглецу с усами. Она подобрала такие слова, чтобы он понял, как она ошиблась, как надеялась, верила и как разочаровалась. Чтобы ему стало так же больно, как ей. Слова были горькие, но такие важные, и они должны были оставить на сердце мужчины незаживающие раны. И ей хотелось нанести эти раны, да еще поглубже. И вот стоит он перед ней, и делай с ним, что хочешь, всю правду в лицо ему плесни. Чтоб знал. Чтоб навсегда запомнил и понял, какое счастье потерял. Вот только все слова заготовленные пропали куда-то. То ли глаза эти с голубым отливом, то ли усы проклятые совсем сбили с толку. И тут Дарья призналась сама себе, что не осталось у нее обиды. Вот сейчас помани – и пойдет, куда скажет. Да что же это за власть такая! Что он с ней делает? Нельзя вот так запросто поддаваться. Так и в рабство легко попасть. Наперекор себе Дарья решила бороться. Сколько хватит сил.

– Оставьте меня, – сказала она тихо. – Я ничего не хочу.

– Даже отплатить за смерть любимой подруги?

– Не мучайте меня… Вы меня мучаете… Мучаете меня…

Ванзаров взял ее руку.

– Дарья, дорогая. Хотите, на колени перед вами встану вот тут, прямо на перроне?

Предложение было заманчивым. А что, если и вправду приказать? Бухнется чиновник из Петербурга перед уездной модисткой? Неужели хватит духу? Пусть все видят. Дарья разрывалась между желанием принять жертву и самой броситься ему на шею. Трудные размышления прервал поезд в три ноль пять из столицы. Протяжно свистнув, тяжело прижался вагончиками к платформе.

– Не хотите на колени, тогда у меня остается последнее средство…

Дарья не успела понять, что случилось. Его глаза резко приблизились, на кончике носа она ощутила легкое покалывание усов, а на губах сладкое тепло, что растеклось по жилам горячим сиропом. Дарья закрыла глаза и пропала.

– Родион?! Как мило ты меня встречаешь.

Голос вырвал ее из сна. Дарья вздрогнула и оглянулась. На перроне стояла дама в самом модном платье и широкополой шляпе, поигрывая кружевным зонтиком. С первого взгляда видно – столичная штучка. Такие в лучших салонах обшиваются. Наряд – рублей двести, не меньше. Тут одних кружев ушло… Да о чем это она?

Дама окинула Дарью быстрым и брезгливым взглядом.

– Ах, вот почему ты не даешь о себе знать. Прислал какого-то идиота в форме за вещами и думал, я поверю? Надо было лучше сочинять историю.

– Лиза! – только и сказал Ванзаров.

– Родион Георгиевич, мне ваши оправдания не интересны, – дама закрылась зонтиком от солнца. – Можете сколько угодно проводить время с уездными простушками. Наверное, модистка? Или прачка? А может, горничная? Точно – горничная. Как низко вы пали!

– Лиза, как тебе не стыдно!

– Мне? Стыдно? Вы прилюдно целуетесь на вокзале, а мне должно быть стыдно? Извольте забрать свои чемоданы, когда вернетесь в столицу.

– Лиза…

– Я прекрасно помню, как меня зовут. Незачем это повторять. Итак, Ванзаров, прощайте. Вы мне больше не интересны. Можете продолжать свои романы с горничными. Где тут уходят поезда на Петербург?

Дама еще разок мазнула взглядом по Дарье и гордо удалилась. Перейдя путь, она зашла на платформу и отвернулась окончательно.

– Как видите, пожертвовал всем ради вас, – сказал Ванзаров, вытирая капельки пота со лба. – Нужны еще другие доказательства?

Больше всего Дарье хотелось догнать эту высокомерную особу и оттаскать за волосы так, чтобы у нее слезы из глаз брызнули. А еще порвать дорогую блузку, а заодно и юбку. Хорошо бы зонтик сломать, но тут сил может не хватить.

– Кто это? – вместо драки спросила она.

– Теперь уже не важно. Я могу рассчитывать на вашу помощь?

Помощь? Дарья поняла, что готова ради этого жуткого и милого человека с ледяным сердцем на все. Она знала, что за это поплатится. Знала, что ее сердце будет разбито, и произойдет это очень скоро. Но ей было уже все равно.

Она покорно пошла, забыв шляпную коробку, которую подхватил Ванзаров.

– Билет сдайте, чего деньги терять, – сказала она.

– Ничего, не потеряем. Это у меня в запасе оставалось, – и Ванзаров подмигнул.

Сердечко подсказало, что с таким героем бедной модистке пропасть, как той птичке. Ну и пусть! В самом деле, что она теряет? Надо рискнуть. Вдруг случится чудо? У Золушки ведь получилось.

– Отвези меня домой, – сказала она. – Я все для тебя сделаю…

Ванзаров свистнул извозчика.