41

Всю ночь напролет Лебедев ворочался без сна. Мысль его зацепилась за Федорова и уже не отпускала. Аполлон Григорьевич испытывал странное и незнакомое чувство – сомнения. Его рациональный склад ума не допускал, что может быть нечто, этому уму неподвластное. Он давно привык, что факты всегда правы, что истина – результат точных экспериментов, а в любых спорах оказывается прав он, всегда он и только он. Убеждение это год от года только крепчало.

И вот теперь Лебедев столкнулся с проблемой, которая не имела однозначного решения. С одной стороны, он ясно видел, что Федоров – это всего лишь выживший из ума пьяница, бестолковый и опустившийся. Но с другой – ему было необъяснимо жалко этого никому не нужного старика, забытого учениками и всем миром. Человек совершенно одинок, из близких людей – только помощник, да и тот печется о нем из милосердия.

Как только жалость крепчала, Лебедев отгонял ее решительно и строго. Но она возвращалась. И справиться с ней не было сил. В конце концов он счел, что так терзаться вредно для аппетита. Надо простить старика и поговорить с ним по душам. Заодно выведать секрет, над которым так бьется Ванзаров.

Идея красиво и легко обскакать на повороте обожаемого друга показалась заманчивой. Дотерпев до шести, когда за окном стало совсем светло, Лебедев встал потихоньку, чтобы никого не беспокоить, оделся и вышел на свежее утро.

Погода была прекрасная, и настроение у него было прекрасным. Он подумал: а не оставить ли чемоданчик, чтобы не таскать за собой? Все равно к завтраку вернется. Но застарелая привычка победила.

В такой час извозчики еще спали сладким сном. Лебедев прикинул, что недурно прогуляться, а заодно нарушить честное слово и выкурить сигарку. Все равно Ванзаров ни за что не догадается. Да и кому она помешает в такую рань, все еще спят и видят сны.

Приближаясь к дому-с-трубой, ему вдруг подумалось: а если Ванзаров вторую ночь дежурит? С него станется. Сигарка отправилась прямиком в кусты, а Лебедев тщательно отряхнулся. Не хотелось, чтобы его застукали, как мальчишку.

Около дома караула не оказалось. Все-таки разум победил, и Ванзаров отправился ночевать в какую-нибудь гостиницу. Наверняка не к хорошенькой барышне. Некогда ему было соблазнить кого-то из местных красоток.

В подобных приятных размышлениях Лебедев поднялся по ступенькам и дернул звонок. И хотя колокольчик бился в истерике, Федоров крепко спал. Эту способность он вчера уже доказал. Дожидаться пробуждения великого химика в планы не входило. Лебедев с силой постучал в дверь. Створка неторопливо поддалась и отошла. Опять забыл запереться на ночь, как видно, с вечера изрядно набрался. Лебедев сунул голову в прихожую.

– Эй, хозяин! – закричал он.

Ответом была тишина. Федоров спал так крепко, что даже не храпел.

Лебедев принюхался и ощутил какой-то запах, какого здесь не было. Пахло чем-то тревожно знакомым. Торчать на пороге не имело смысла, да и характером он был не из робких. Более не церемонясь, Лебедев вошел в дом и по-свойски бросил чемоданчик в прихожей.

В гостиной царил полумрак. Он сделал шаг и ощутил, что попал во что-то липкое. Лебедев громко выругался, мол, этакого свинства даже в свинарнике не терпят, и уже хотел пройти в спальню, чтобы растолкать бездельника, когда заметил на полу рядом с диваном большую кучу. Куча была накрыта халатом Федорова.

Лебедев примерился пнуть по ней ногой в воспитательных целях, чтобы неповадно было наваливать мусор где попало. Но замер, пораженный открывшейся картиной.

– Ах, ты… – и он разразился потоком отборных народных выражений, крепостью не уступавших сигарке. Чего в полицейской практике не нахватаешься!

Лебедев выбежал так стремительно, что забыл у порога верный чемоданчик.