14
Диспут

На следующий день в полпятого вечера я стоял на Третьей Мещанской возле лектория у небольшой афиши, объявлявшей о диспуте на тему «Естественные возможности организма с участием проф. И. П. Войнаровского» и ждал Шаляпина. Время от времени подъезжали экипажи, высаживая немногочисленную «чистую» публику. Большими группами подходили студенты-медики – расхристанные и галдящие, как всякая студенческая молодежь. Приехала и та пара, которую мы вчера застали у дверей дома профессора, – я отвернулся, чтобы они ненароком не узнали мое лицо.

Без пятнадцати пять Шаляпина все еще не было. Я уже совершенно продрог на холодном ветру и начинал злиться – если Шаляпин живет на Долгоруковской, то ему до больницы добираться совсем недалеко. Но его не было и без пяти пять. Может быть, что-то случилось? Я не мог пойти на диспут без него – Шаляпин был нужен мне для четко составленного плана. Крикнув стоявшего неподалеку извозчика, я велел как можно быстрее ехать к его флигелю.

Каково же было мое удивление, когда, ввалившись в его жилище, я застал певца совершенно не готовым к выходу! Сидя в халате, он пил чай, просматривая ноты.

–  Федор Иванович! Бог знает, что такое! У вас часы, что ли, сломались? Диспут уже начался! Я ждал-ждал, а вас все нет!

Шаляпин сильно смутился. Отставив чашку, он отвел глаза и пригласил меня сесть.

–  Нет уж, рассиживаться некогда, – сказал я, – едемте скорее, внизу ждет извозчик.

–  Не могу, – пробормотал Шаляпин.

–  Не можете? – удивился я.

–  Вот именно. Не могу. Вчера в театре был скандал. И очень неприятный разговор. Теперь не могу.

–  Что за скандал?

–  Мамонтов, увидев мой синяк, очень кричал. Он считает, что я вчера пил и дрался.

–  Но это не так! Вы же объяснили ему?

Шаляпин махнул рукой:

–  Бесполезно. Я и слова вставить не мог. Обычно он очень милый и внимательный человек. А тут – в крик! Дошло до скандала. Он потребовал, чтобы я перед выступлениями сидел дома и не гулял. Я тоже начал кричать – почему он считает меня крепостным? Если он купец, а я крестьянин, это еще не значит, что он меня может покупать! И еще сказал – может, он теперь прикажет меня сечь на конюшне за каждый проступок?

–  А он?

–  Ну, он тут осадил и извинился.

–  Вот видите!

–  Извиниться-то он извинился, но заявил, что не может рисковать ни моим здоровьем, ни своей оперой. И добавил, что урежет мои гонорары, если я в следующий раз приду в таком виде.

Я промолчал. Зная болезненное отношение Шаляпина к своим деньгам, выработанное тяжелым нищенским детством, я не сомневался, что Мамонтов нашел самое верное средство подчинить себе певца. Против такого аргумента все мои доводы были слишком слабы.

–  Владимир Алексеевич! – взмолился Шаляпин. – Видит Бог, как меня захватило наше приключение. Даже и независимо от работы над Годуновым! И мне очень… очень хотелось бы помочь вам прищучить Войнаровского! Да хоть поглядеть на него! Но искусство… Искусство мне дороже приключений, – закончил он уныло.

Я скрипнул зубами. Искусство! Гонорары тебе дороже!

–  Отчего же вы меня не предупредили?

Шаляпин повесил голову:

–  Застыдился… Подумал, вы и без меня справитесь, Владимир Алексеевич. Вы ведь и так все без меня… сами… Я же был скорее зрителем, чем помощником вам.

Я помолчал.

–  Ну что же, Федор Иванович, – сказал я наконец. – Я все понял. Честно говоря, я сильно на вас надеялся сегодня. Думал, вы сыграете важную роль в дальнейших событиях. Что же! Придется поменять план. Ни в коем случае не хочу отнимать вас у искусства! Всего доброго!

Я вышел и, признаюсь, хлопнул дверью с досады. Конечно, я понимал, что Мамонтов кругом прав, что наши опасные приключения действительно могли привести к тому, что Шаляпин покалечился бы и даже погиб. Я и сам несколько раз пытался отвадить его от поисков убийцы «певчика». Но как раз сегодня, когда ему ничего не грозило… Впрочем, так ли это?

Я вышел на улицу, сел в пролетку и попросил отвезти меня обратно на Третью Мещанскую.

Хотя диспут и начался с опозданием, о чем мне сообщил гардеробщик, принимая пальто и шляпу, он уже был в самом разгаре. Деревянный лекторий был наполнен слушателями, хотя и не битком – свободные места оставались. Я как можно незаметнее прошел к четвертому ряду и сел там.

За трибуной стоял дородный мужчина лет сорока, с аккуратно постриженной русой бородой. Он говорил громким уверенным голосом, по которому я уже через минуту его опознал – это был профессор Илья Петрович Войнаровский собственной персоной! Я разглядывал его, пытаясь по манере речи, мимике и чертам лица понять, что он за человек. Впрочем, он производил впечатление самое благоприятное – как хороший актер, который кажется естественным в своей роли. Достав блокнот, я стал конспектировать его речь:

–  …не буду этого утверждать. Мало того, разрешите мне отказаться от специальной медицинской терминологии и говорить языком простым, понятным всем и каждому – поскольку сегодня в зале собралось много людей, не имеющих отношения к нашей славной профессии, но тем не менее жаждущих понять те важнейшие направления, которые определят, как я уверен, будущее русской и мировой медицины.

Часть публики, которая, видимо, как раз не относилась к профессиональному сообществу, начала хлопать в ладоши.

–  Спасибо, – склонил аккуратно причесанную голову Войнаровский. – Итак, основная моя идея, о которой я уже упоминал и которую разделяют многие специалисты как в этом зале, так и за его пределами, заключается в том, что влияние ужасной городской среды…

Сидевший рядом старичок во фраке и с украинскими усами наклонился ко мне и прошептал:

–  Как же разделяют! Мечты-с!

–  …на здоровье его населения, заставляют нас, медиков, принимать, на мой взгляд, излишние усилия в излечении пациента. Да! Излишние! Я готов не только утверждать это, но и привести соответствующие цифры и примеры. Однако у нас не так много времени, к сожалению, и потому я просто отсылаю вас к моей книге «Здоровье городского населения. Типичные болезни города в сравнении с заболеваниями в сельской местности», которую легко можно приобрести в любом крупном книжном магазине…

–  Ага, и о своем кармане не забывает, – прокомментировал старичок.

–  Скажу просто. Отравленный фабриками и заводами воздух, инфекции, переносимые в условиях колоссальной скученности городского населения, ухудшающееся качество продуктов питания, сам бешеный темп жизни и постоянное нервное напряжение вкупе с высоким потреблением алкоголя и наркотиков – все это приводит к тому, что организм городского жителя слаб. Приведу только один пример, почерпнутый мной из переписи сельского населения Курской, Владимирской и Нижегородской губерний за 1895 год! Я вижу, в зале много людей с ослабленным зрением, которое вынуждает их носить очки. При том что в деревнях близорукость – крайне редкое явление! Там можно встретить слепых, но эта слепота – либо врожденная, либо приобретенная в силу болезней, однако при этом она – крайне редкое явление. Но близорукость почти отсутствует. Почему?

–  Газет не читают, – крикнул кто-то из студентов под смех своих товарищей.

–  Именно! Именно, молодой человек! В деревнях крайне редко можно встретить грамотного человека. Крестьяне не читают газет, не читают книг, живут при естественном освещении, встают со светом и ложатся с наступлением темноты. Крестьяне постоянно тренируют свое зрение, потому что должны вглядываться в даль. И оттого встретить крестьянина в очках практически невозможно.

–  А на что они купят очки-то? Дорого! – раздался все тот же голос.

Председательствующий за столом сердито взглянул в направлении выкрика и зазвонил в колокольчик, требуя тишины.

–  Вот это к делу уже не относится, – невозмутимо продолжил Войнаровский. – Могут же они покупать лошадей и водку. Нет! То же относится и к состоянию зубов у крестьян – с детства пережевывая грубую пищу, они сохраняют свои зубы в лучшем состоянии, чем жители города. А отсюда и меньшие проблемы с пищеварительным трактом.

Старичок снова наклонился ко мне:

–  Еще немного, и он скажет-с, что нам надо бы жить как животные…

–  Когда городской житель заболевает, мы помещаем его в клинику, где он опять-таки находится в городской среде, то есть продолжает подвергаться воздействию неблагоприятной среды, – продолжил профессор, отпив глоток чая из стакана, стоявшего на трибуне. – Тем самым ослабляя влияние лечения. В то время как помести мы его в клинику, находящуюся в сельской местности, вероятно, благотворное влияние природы помогло бы излечению намного больше, чем все наши препараты и процедуры. Человек состоятельный, заболев, например, туберкулезом, едет за лечением не в город, а в горы, где воздух чище и обладает самостоятельным целебным воздействием. Бедняк же вынужден оставаться в городе. Оттого смертность среди бедного населения намного выше, чем среди тех пациентов, которые могут себе позволить курс лечения в условиях природы!

Я взглянул на своего соседа, ожидая его комментария. И он не замедлил его выдать:

–  Эк завернул! Знамо, как у нас лечат бедных – главное, довести их до прозекторской, чтобы потом вскрыть в аудитории перед студентами. Материала-с демонстрационного всегда не хватает!

–  В России не встретишь хорошей клиники в сельской местности, все они сосредоточены в городах, – говорил профессор. – Оттого мы тратим много лекарств и усилий на то, что в сельской местности решилось бы само собой. Надобность во многих препаратах отпала бы, и методы излечения сильно бы изменились!

Мне эти слова что-то напомнили, но я не успевал над ними подумать, стремясь как можно точнее записать речь профессора.

–  Часто мы недооцениваем целебную силу одних только положительных эмоций, – продолжил профессор. – Знаете ли вы, что австрийские военные медики на основе статистики доказали – солдаты наступающей армии выздоравливают от ранений намного быстрее, чем солдаты армии отступающей?

По залу пронесся гул удивления.

–  Да-да! Сошлюсь на последнюю работу доктора Карла Займлера, которую я цитирую в своей книге. Итак, на основании всего этого я могу утверждать – пациент, помещенный в среду, доставляющую ему радость и укрепляющую духовно, выздоравливает гораздо быстрее, без того, чтобы мы пичкали его излишними препаратами и доводили до истощения ненужными процедурами!

–  Позвольте вопрос в порядке дискуссии, Илья Петрович! – поднял руку сидевший с краю стола мужчина с крупной и совершенно лысой головой.

–  Кто это? – шепотом спросил я у своего соседа.

–  Профессор Илюхин из Петербурга, – ответил тот.

Войнаровский повернулся к коллеге:

–  Пожалуйста!

–  Вы правда считаете природу человека настолько совершенной, что ей достаточно воссоединиться с природой, чтобы оказаться здоровой? Та же статистика показывает, что в деревнях, при довольно невысоком уровне земской медицины, средняя продолжительность жизни человека – около тридцати лет. В то время как в городах, при надлежащем вспоможении, продолжительность жизни доходит до шестидесяти-семидесяти лет у мужчин. А у женщин в силу особенности их организма – и выше. Можно сделать простой вывод – современная медицина продлевает довольно короткий век человека, избавляя его от тех страданий, которых он не может избежать, живи он в природе, но без врачебной помощи?

Войнаровский собирался ответить, но ему помешало событие, которого никто не ожидал, в том числе и я.

Дверь в зал неожиданно со стуком отворилась, и в лекторий вошел Шаляпин. Но как вошел! Он был в черном фраке, из-под которого сверкала ослепительно-белая сорочка с небольшой белой же бабочкой. С его плеч свисал черный плащ с алой подкладкой, который он небрежно стряхнул на руки подбежавшего гардеробщика. Туда же отправился цилиндр с белыми перчатками и тростью. Несколько секунд он стоял, повернувшись вполоборота, как бы демонстрируя свою статную роскошную фигуру – вот он я, идол толпы! А потом громовым голосом, во всю силу своих легких пророкотал:

–  Пррррошу простить! Надеюсь, я не помешал? Пожалуйста, продолжайте! Чрррезвычайно интересно!

Весь зал как по команде повернул головы к блистательному гостю, поднялся шум – Шаляпина узнали.

Федор Иванович спокойно прошел вперед и опустился на сиденье рядом со мной.

Пока он все это проделывал, на сцене стояла тишина – никто из участников диспута не проронил ни слова. И только когда он сел, Войнаровский кашлянул несколько раз и попросил своего оппонента повторить вопрос. Я же наклонился к певцу:

–  А как же штраф, Федор Иванович?

Шаляпин только пожал плечами, не собираясь мне ничего объяснять, а потом так же шепотом спросил, зачем он мне тут понадобился?

–  Я хочу, чтобы вы после диспута познакомились с профессором Войнаровским и напросились к нему в гости. Если он содержит похищенных детей дома, то это может быть заметно при осмотре квартиры.

Шаляпин кивнул.

Наконец профессор Илюхин закончил повтор своего вопроса – впрочем, несколько скомканно.

–  Прежде чем ответить, – начал Войнаровский, – я хочу поприветствовать только что присоединившегося к нам великого, как считаю я и многие в России, артиста – Федора Ивановича Шаляпина! Федор Иванович!

Шаляпин встал и с непроницаемым лицом поклонился под восторженные аплодисменты публики.

–  Своим интересом к теме нашего собрания вы доказываете, как важна затронутая тема не только для узкого круга специалистов, но и для всех интеллигентных людей России. Благодарю вас!

Шаляпин поклонился Войнаровскому и сел.

–  А? – шепнул он мне. – Видали?

–  Теперь же позвольте мне ответить на вопрос уважаемого профессора Илюхина. Сейчас наш спор основывается скорее на общем положении дел, на длительных, но хаотических наблюдениях. Я мог бы привести пример сельских долгожителей, которых много как в России, так и на Кавказе. Эти люди доживают до ста лет, не прибегая к современной медицине, и феномен их долголетия как следует еще не изучен. Тем не менее я не буду прибегать и к этому примеру. Скажу только одно – медицина, как точная наука, опирается на результаты тщательных экспериментов. И я заявляю, что через некоторое время буду готов предъявить научному сообществу результаты таких экспериментов. Результаты – ошеломляющие! После чего все вопросы исчезнут сами по себе. А до той поры я был бы доволен уже тем результатом, что сама тема стала предметом обсуждения в самых широких слоях нашего общества. – Он указал рукой в публику, явно прицелившись в Шаляпина.

После этого заявления диспут практически угас – зрители задали несколько вопросов, по большей части глупых и не имевших отношения к делу, а потом председательствующий объявил конец дискуссии. Послышался стук хлопающих сидений, шарканье ног – часть сидевших поспешила к Шаляпину, но я легонько подтолкнул его в сторону трибуны, и он пошел знакомиться с Войнаровским, громогласно бормоча извинения. Профессор позволил увлечь себя в сторону и вежливо, но твердо попросил особо рьяных зрителей не мешать разговору.

–  Уважаемый Илья Петрович, – пророкотал Шаляпин. – Простите за то, что я ненароком прервал ваше выступление, но мы, артисты, дружим со временем только на сцене. В реальной жизни… Увы, вы понимаете?

Профессор кивнул, хотя по-моему он вряд ли понял, что именно имел в виду певец.

–  Меня действительно интересует все, что вы говорили, и я крайне сожалею, что не успел на основную часть вашего выступления, – сказал Шаляпин с хорошо разыгранным огорчением.

–  Это несложно поправить! – отозвался Войнаровский. – Я готов встретиться с вами в любой свободный момент и повторить все, что говорил. Если это вас действительно интересует.

–  Конечно! – воскликнул Федор Иванович, и профессор порозовел от удовольствия. Внимание знаменитого певца ему очевидно льстило. – Могу я вас попросить об одолжении.

–  Конечно!

–  Я бы хотел нанести вам визит. Послушать то, о чем вы говорили, и заодно попросить о консультации.

–  Какого рода консультация вам нужна? – спросил Войнаровский.

Было понятно, что он с удовольствием заполучит знаменитость в качестве клиента – это послужило бы ему хорошей рекламой для врачебной практики.

–  Видите ли, – признался Шаляпин. – В последнее время меня иногда донимают боли в горле. Не сказать, чтобы сильно. Возможно, вообще в этом нет ничего страшного, но я – певец. И потому обращаю внимание даже на такие мелочи. Голос – это мой главный инструмент. Понимаете?

–  Конечно! – с жаром ответил Войнаровский. – Почту за честь! Вы совершенно правильно делаете, что обращаетесь к специалисту. Знаете ли вы, что иногда простая боль в горле может означать опасное заболевание? Вы курите?

–  Да.

–  Много?

Шаляпин замялся:

–  Когда как.

–  Коробку папирос в день выкуриваете?

–  Бывает и больше.

–  Ага! – сказал Войнаровский. – Вот видите! Вам надобно пройти исследование у меня. Не откладывая. Я не хочу, чтобы Россия лишилась своего лучшего голоса.

Шаляпин немного побледнел:

–  Вы считаете, это может быть серьезно?

–  Не могу ничего утверждать, прежде чем вас не посмотрю.

–  Тогда я готов прямо сейчас, если вам это удобно.

–  Несомненно, – кивнул Войнаровский. – Пойдемте! Меня ждет карета – поедем сразу ко мне, не будем терять времени!

Стоя на улице, я посмотрел вслед карете доктора, увозившей Федора Ивановича, потом кликнул извозчику и поехал за ними – в Пушкарев переулок.

Ждать пришлось долго – больше часа. Я не мог даже отбежать на Сретенку, чтобы выпить чая и съесть что-нибудь – боялся упустить Шаляпина. За это время в воздухе сгустился туман, и я с трудом различал дверь подъезда профессора. Наконец Шаляпин вышел. Он увидел меня и, еле заметно кивнув, начал спускаться в сторону Цветного. Сначала я шел за ним, а потом, убедившись, что дом Войнаровского уже скрылся в тумане, догнал певца.

–  Федор Иванович! Я краем уха слышал ваш разговор с профессором в лектории. У вас правда болит горло? – с тревогой спросил я.

Шаляпин остановился и расхохотался:

–  Горло? Конечно нет! Никогда не болело! Что вы, Владимир Алексеевич, я здоров как бык!

–  Слава богу!

–  Но хороший повод проникнуть в дом Войнаровского, правда?

Я энергично кивнул:

–  Вы осмотрели квартиру?

–  В подробности! Профессор лично провел экскурсию. Показал мне и кабинет, и даже свою частную операционную. Знаете, у него есть и операционная – прямо в квартире, представляете?

–  А какие-нибудь следы мальчиков? Запертые двери? Может, он их содержит где-то у себя, а вам не показал?

–  Нет, – покачал головой Шаляпин. – Невозможно. Операционная есть, и я вполне могу представить, что именно там он удалял им связки. – Певец поежился. – Но самих мальчиков он содержит не в доме.

Мы пешком дошли до флигеля Шаляпина. Пока он заваривал кофе, я сидел в кресле и молча изучал записи, сделанные во время диспута.

–  Если это действительно тот, кто нам нужен, то где же он держит детей? – спросил певец, усаживаясь напротив.

–  Вы пропустили почти весь диспут, а ведь Войнаровский на нем совершенно точно дал понять где, – ответил я. – Его главная мысль заключалась в том, что на природе человеческий организм восстанавливается намного быстрей. Теперь понятно, про результаты какого эксперимента он говорил…

–  Но кто их туда отвозит?

Я пожал плечами:

–  Или сам Войнаровский, или его поставщик – Воробьев. Но как? Завтра постараюсь выяснить.

Мы еще немного поговорили, а потом я поехал к себе в Столешников, думая, как сильно я уже испытываю стоическое терпение Маши, моей жены.