10
Квартира Полковника
Как оказалось, ковер прикрывал проход в стене. Я помог Шаляпину подняться, потом мы в четыре руки сорвали со стены ковер и бросились в проход. Всего через несколько шагов начинались ступени вверх, по которым мы быстро поднялись на приличную высоту и снова оказались перед дверью. Недолго думая я пнул ее ногой, и дверь распахнулась.
Мы снова оказались в подвале, однако теперь он выглядел не таким уж и старым. А кроме того, это помещение располагалось недалеко от поверхности – в маленькие окошки под прямым потолком просачивался тусклый свет, судя по всему – свет фонарей с улицы. Помещение, также огороженное стенами кирпичной кладки, было намного меньше прежнего и обстановка его была еще аскетичней, если можно так выразиться. Здесь стояла кровать со старым продавленным матрасом и серой, с разводами подушкой. Возле кровати – столик, на котором были навалены металлические коробочки и шприцы, часть из которых была расколота. Тут же нашлось место небольшой спиртовке.
– Ага! Вот и логово! – воскликнул Шаляпин.
Я поднял свечу и огляделся.
– Позвольте, Федор Иванович, я воспользуюсь вашим же наблюдением.
– Что такое?
– Нет ни следов пищи, ни отхожего места. Это еще не берлога.
Шаляпин подошел к столику и, взяв в руки одну из коробочек, принялся вертеть ее в руках.
– Знакомо? – спросил я его.
Шаляпин бросил на меня быстрый взгляд:
– Да уж…
Он с грохотом швырнул коробочку обратно и повернулся ко мне:
– Нет, Владимир Алексеевич, все не так, как вы сейчас обо мне думаете.
– А как я думаю? – с невинным лицом откликнулся я.
– Вы думаете – вот, Шаляпин – артист. Значит, как все артисты, порочен, пьет без просыпу…
– Но злоупотребление даже хорошими и приятными вещами ведет к очень неприятным последствиям. Впрочем, человек с сильной волей вполне может себя контролировать.
– Ой ли?
– Да-да, именно так. Хотя к обитателю данной берлоги все это не относится. Похоже, он-то как раз стал рабом своей привычки.
Пока Шаляпин говорил, я еще раз осмотрелся, и мое внимание привлекло кое-что в углу подвала.
– Федор Иванович, посмотрите-ка сюда!
Певец подошел ко мне и тоже увидел кучку лохмотьев.
– Подержите свечку.
Отдав Шаляпину свечу, я принялся рыться в этой куче – это была грязная, слежавшаяся одежда.
– Смотрите, вещи небольших размеров. Похоже, мы все-таки на верном пути! Сюда он приносил мальчиков без сознания, тут их раздевал и…
– И что? – спросил Шаляпин.
– И потом тащил их куда-то дальше. Нам надо искать еще один ход.
– А что его искать? Вон он. – Шаляпин указал свечкой в дальний темный угол.
Там, в стене, был еще один ход.
Это была еще одна лестница наверх, причем намного короче предыдущей – я различал даже ее конец. Мы начали подниматься, я – первый, а Шаляпин за мной. Вдруг моя нога зацепилась за веревку, протянутую поперек лестницы. Где-то вдалеке глухо звякнул колокольчик.
– Что это? – быстро спросил певец.
Я нагнулся и, освещая ступени свечой, осмотрел веревку.
– Вот черт! Ведь это сигнализация. Теперь он знает, что мы идем к нему в гости!
– Тогда давайте быстрей!
Мы перешагнули веревку и быстро одолели последние ступени. Перед нами была простая дощатая дверь, которая распахнулась от простого толчка.
Свет электрической лампы ослепил нас после долгого блуждания по подземелью. Я некоторое время стоял, моргая, чтобы привыкнуть к резкой смене освещения, а потом дунул на свечку у себя в руке.
Мы оказались наверху – в квартире на первом этаже.
В комнате человека, которого преследовали.
Здесь и жил похититель мальчиков.
Только комната была пуста.
Хлопнула входная дверь. Шаляпин бросился к окну и отвел в сторону гардину. За стеклом, покрытым мелкими водяными каплями, было уже темно, но свет фонаря освещал открытые ворота и тень, мелькнувшую на мгновенье.
– Догоним? – возбужденно предложил певец.
– Попробуйте!
Певец выскочил в дверь, ведущую в общий коридор, и я услышал, как он прогромыхал шагами до двери, а потом увидел его в окне – бегущего в ту же сторону, в которой скрылся доктор.
Сам я и не думал догонять прыткого убийцу, а то, что именно он убийца, я уже и не сомневался – из-за найденной нами детской одежды в его подвальном логове. Нет, увы, годы мои были не те, чтобы так резво бегать. Вместо этого я повернулся к комнате и начал изучать ее спартанскую обстановку. Если бы я был Шерлоком Холмсом или Натом Пинкертоном, возможно, подмеченные детали раскрыли бы передо мной всю личность и характер преступника. Но я мог полагаться только на свою репортерскую наблюдательность – возможно, она и не уступит навыкам литературных сыщиков, кто знает?
Итак, что я знал заранее? Эта часть доходного дома, выходившая торцом на Подколокольный переулок, заселялась «чистыми» жильцами – небогатыми приезжими, чиновниками нижних рангов, студентами, получавшими средства от родителей из других городов. Конечно, стены были оклеены обоями, но совершенно уже потерявшими свой первоначальный цвет, украшенные желтыми потеками, отставшими у потолка. Из мебели был только старый письменный стол у стены – собрат того, оставшегося внизу, а также платяной шкаф, разделявший комнату на две части, буфет с разными безделушками и кровать рядом с входом в подвал. Она была застелена ветхим шотландским пледом вместо покрывала. Сама дверь, ведшая вниз, была оклеена теми же обоями, что и стена, и когда я ее закрыл, сделалась почти незаметна со стороны.
Не успел я перейти к буфету, чтобы осмотреть стоявшие на нем предметы, как вернулся тяжело дышавший Шаляпин.
– Ушел?
– Ушел, скотина! – кивнул певец, валясь на табурет у стола. – Что это?
Он указал на складное инвалидное кресло, стоявшее в углу возле двери.
– Странно, – пробормотал я. – Зачем ему кресло, если он так быстро бегает?
Я вернулся к изучению буфета.
– Промок, пока бежал, – пожаловался Шаляпин. – На улице дождь, слякоть. Ни черта не видно. Я так и не понял, куда он именно свернул из переулка – на Яузский или Покровский бульвар.
– Ничего, Федор Иванович! Теперь-то мы его отыщем. Даже если он снимал комнату под вымышленным именем, все равно он может сюда вернуться.
– Что же, придется нам тут сидеть в засаде? А вдруг он придет послезавтра? Или дня через три?
– Дадим дворнику денег, чтобы прислал нам весточку, если постоялец объявится.
– Опять давать деньги? – скривился Шаляпин. – Так и разориться можно. К тому же меня основательно почистили те двое.
– Об этом не беспокойтесь, – откликнулся я, – видя, что для молодого певца денежная тема действительно очень чувствительна. – У меня есть. Кстати, как вы сумели освободиться? Так и не рассказали.
Шаляпин тут же заулыбался:
– Расскажу, расскажу! Только давайте здесь закончим и поедем домой – я уже устал как собака со всеми этими приключениями. По дороге и расскажу – история очень забавная.
Он встал, подошел к платяному шкафу и осмотрел себя в большом зеркале его дверей.
– Фу-у-у! Ну и вид у меня! – воскликнул Шаляпин, касаясь пальцами своего лица и пытаясь отряхнуть одежду. – Это что – грязь или фингал?
Он потер рукой под глазом.
– Фингал. Прекрасно! А ведь у меня завтра вечером спектакль!
– Как же вы будете петь? – с тревогой спросил я.
– Ну, синяк я гримом замажу. А петь он мне не помешает.
Полюбовавшись на себя еще немного, Шаляпин распахнул дверцы шкафа:
– Что тут?
Слева на полках лежали кучки белья, а в отделении для платья висело несколько несвежих рубашек и еще кое-что, привлекшее внимание певца.
– Владимир Алексеевич! Ну-ка, посмотрите на это!
Он вынул из шкафа черное женское платье и шляпу с густой вуалью. От наряда крепко пахло нафталином.
– Там еще ботинки и перчатки. Неужели нашего Полковника посещала дама.
– Если и посещала, то ушла голой – платье-то у вас в руках.
– А может, он того… – Шаляпин комически поморщился. – Из мужеложцев?
Я осмотрел платье.
– Думаете, надевал его и ходил на свидания?
– Ну!
– Вряд ли. Он должен быть высоким. А платье коротко.
Я вынул блокнот и набросал список наших находок, а потом вернулся к буфету.
– Вот, посмотрите, Федор Иванович!
– Что там?
– Наш Полковник жил небогато. И это как раз понятно – много ли хитрованцы заплатят за лечение да за «малинку»? Ну, может, выделят долю из награбленного. К тому же, как мы знаем, он постоянно тратился на кокаин. А вот поди ж ты – сколько стоят эти часы?
Шаляпин подошел и осмотрел замеченные мной настольные часы в виде миниатюрного французского шале.
– Рублей шестьдесят-восемьдесят. Не меньше. Дороговато…
– Или вот – полюбуйтесь – новенькая гильотина для сигар. А сигары-то не дешевы.
Я взглянул на стол – там стояла хрустальная – пепельница с окурком сигары. Стакан кофе и наполовину съеденный бублик с маком – вероятно, Полковник ужинал, когда услышал сигнал тревоги.
– Так, и что это означает? – спросил Шаляпин.
– Похоже, в последнее время у него появились деньги.
Я дополнил свой список этими вещицами, а потом захлопнул блокнот.
– Ну что? Давайте на этом закончим? Больше я тут ничего примечательного не нахожу. А вы?
– Нет.
– Ну, тогда пойдем искать дворника, попробуем узнать у него о жильце.
Мы вышли в общий коридор и потом вышли на улицу.
Как я уже говорил, дом выходил торцом на Подколокольный переулок. Обогнув угол, мы оказались перед раскрытыми железными воротами, освещенными одиноко стоящим фонарем. Дождь не прекратился, но ослабел. Дворник сыскался быстро – он как раз собирался закрывать ворота и возился с правой створкой, отцепляя веревку, удерживавшую ее в открытом состоянии, от забора.
– Добрый вечер! – поздоровался я.
Он хмуро оглядел нас и машинально поправил бляху, приколотую к ватнику.
– Добрый.
– Не подскажете, кто живет вот в этой квартире?
– А вы кто? – спросил дворник. – Вам какое дело надобно? Ежели вы из полиции, то покажите значок. А так, идите себе, пока я городового не свистнул.
Я прикинул, что наш вид действительно должен был казаться дворнику очень подозрительным – я-то сам был изрядно перепачкан землей, а уж Шаляпин в его маскировке, да еще со свежим синяком и грязевыми разводами на лице – и подавно выглядел как молодой хулиган с рынка. Тогда я вытащил портмоне, а из него единственный документ, доказывавший нашу серьезность и солидность – трехрублевую банкноту.
– Мы не из полиции, но этот жилец нам очень нужен. Просто скажи нам, как его зовут и чем он занимается.
Дворник с сомнением поглядел на деньги. Я понимал, что момент очень серьезен – он вполне мог сейчас засвистеть в свой свисток, и тогда нам предстояло объясняться в полицейском участке. Но жадность, слава богу, пересилила. Дворник принял деньги и, сунув в карман, буркнул:
– А че мне? Это вы про майора Коробейко, что ли, спрашиваете? Пал Палыча? Ну живет он здесь. Отставной. Мамаша у него парализованная.
– Мамаша? – недоверчиво спросил я. – Точно?
– Точно.
– Ты ее видел?
– Несколько раз. Он ее на процедуры иногда вывозит на коляске. Я ее прямо в коляске на извозчика подсаживал пару раз. Но он скупой – гривенный давал всего.
– А майор Корбейко – он такой высокий? Ходит в цилиндре и с тростью?
Дворник кивнул.
– Вот тебе карточка с моим адресом. Если твой жилец вернется, пошли ко мне кого-нибудь с сообщением. Получишь еще пять рублей. – Я протянул дворнику визитку.
– Десять.
– Ну ты и хват! Ладно! Прощай.
Мы вышли в переулок, оставив дворника в убеждении, что он мало запросил.
– Пойдем на Покровский, поймаем извозчика, пока они еще возят? – спросил я Шаляпина. Он согласился, и мы пошли туда, где фонарей было больше, и потому улица освещалась достаточно хорошо. Только нам эта освещенность не только не помогла, но изрядно помешала.
