Свой отчет о поимке убийцы–маньяка Викентий Павлович отправил в столицу с курьером. Приложил туда же и просьбу продлить командировку еще ненадолго. Написал: «…в связи с открывшимися обстоятельствами нового дела». В Саратове же он перебрался жить в отель «Палас». И не просто поселился там…

От Каретниковых Петрусенко уехал на следующий день после разговора с Анастасией. С Марией Петровной простился в доме, Настя же вышла проводить его до калитки — в щегольском тулупчике, бобровой шапке, меховых унтах… Ладный паренек, да и только!

Еще ночью в полутемной Андреевой комнате Петрусенко спросил девушку:

— Почему же ваш жених вас не разыскивал, как думаете?

— Уважил мою просьбу, — ответила Настя, не замечая, что голос ее стал грудным и нежным. — А даже если разыскивал, то не нашел. Из отеля исчезла, здесь, в Вольске, не появлялась. Я уверена, он справлялся через друзей. А что ему могли ответить: в доме живет мать с сыном.

— Да, возможно, что и так, — согласился сыщик. — Но как же вы предполагали дальше быть? Какой выход?

— Поначалу об этом даже не думала. Времени и сил не было. Господи, сколько всего свалилось на голову! А тут еще каждую минуту помни, кто ты, не выдай себя!.. Ну, теперь… что ж, конечно, кое–что предполагала. Например, уеду вроде бы за границу на несколько лет. Там мог влюбиться в иностранку, жениться… Матушка, конечно будет страдать, но все же знать, что сын жив, здоров.

Теперь, идя по расчищенной от снега аллее к воротам, оба молчали — обо всем переговорено. Искоса поглядывая на Настю, Петрусенко думал: «Что за молодец девушка! В такой трагической ситуации не потеряла рассудка. Наоборот! Совершила невозможное. А какой острый ум! Сколько деталей и мелочей подметила, хотя и растеряна была, и взволнована…»

Правда, и сам он отлично провел разговор с ней. Прося по нескольку раз пересказывать отдельные эпизоды, заставил девушку припомнить те самые «мелочи и детали» — самые настоящие зацепки для дальнейшего следствия. И они хороши были, эти зацепки, ох, хороши! И, что замечательно, концентрировались в основном вокруг одного человека…

Прощаясь с девушкой у ворот, Викентий Павлович сказал:

— Как мы и уговорились, я пока буду единственным, кто знает правду. Однако надеюсь, что теперь не так долго придется вам, Настенька, нести тот тяжкий груз, что вы взвалили на свои плечики.

Он поклонился и пожал ей руку — как мужчине, не смея поцеловать — вдруг кто увидит.

…Служащие отеля «Палас» знали, что в одном из номеров поселился иностранец, которому с разрешения хозяина и управляющего позволено «совать нос» во все дела. Хорошо, но с заметным акцентом говорящий по–русски немец охотно объяснял всем, что он недавно получил в наследство два отеля в Баварии, и теперь, приезжая по делам в разные города, всегда пользуется случаем познать тонкости гостиничного дела. А здесь, на Волге, в торговом городе Саратове, такой чудесный отель, ему все здесь нравится и интересно!.. Все служащие успели уже пообщаться с этим словоохотливым и дотошным герром Кранцем, подсмеиваясь над его неуемным и глуповатым любопытством. И только хозяин да управляющий знали, по договоренности с полицмейстером, что по какой–то секретной необходимости в отеле живет инкогнито знаменитый сыщик.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Викентий Павлович видел себя в большом овальном зеркале с резной деревянной рамой. Вставленное в стену, оно отражало каждого, кто спускался на первый или поднимался на второй этаж. Теперь же, отражаясь в венецианском стекле, навстречу Петрусенко шел забавный господинчик: румяное веселое лицо, ровный пробор в набриолиненных волосах, подкрученные кверху, тоже набриолиненные кончики усов, походка вприпрыжку. Даже если кто–то из новых саратовских знакомых встретит его сейчас — не узнает.

А ведь он изменил свой облик почти без грима!

Викентий Павлович шел к себе в номер. В 24–й. Полгода назад именно в нем останавливалась «барышня Рябцова». Только что он узнал факт, который поможет воссоздать целую картину из разных «деталей». Нужно было подумать.

Еще в первый день, заведя разговор с кем–то из служащих о приятной, умиротворенно–тихой жизни отеля высокого класса, он услышал о нескольких скандальных происшествиях последних лет. Испуганно–изумленная реакция «немца» подтолкнула служащих ошеломить его еще сильнее. Так «господин Кранц» услышал рассказ о страшной гибели миллионщика Каретникова. Эта трагедия произвела на него такое сильное впечатление, что во всех последующих разговорах, округляя глаза, он вспоминал о ней. Таким образом Петрусенко много чего услышал: о том, что Каретникова хорошо знали в «Паласе», что бывал он тут и с другими женщинами, и в последнее время — с одной и той же; что с сыном приехал впервые, и парень, не в пример отцу, скромен и застенчив. Многие — официанты в ресторане, портье стойки, рассыльные и даже швейцар — заметили, как плотоядно глядела на парня содержанка Ивана Афанасьевича. И честно говоря, кое–кто ожидал большого скандала, но не того, что и в самом деле случилось.

Поскольку событие, происшедшее в тот летний день полгода назад, оказалось из ряда вон выходящим, служащим запомнились и разные сопутствующие мелочи. Например, то, что любовница Каретникова гроб не провожала и вообще исчезла из отеля незаметно. Все сходились на том, что она сразу бросилась искать себе нового покровителя — ведь у таких женщин нет ни совести, ни души, одна корысть… Причем швейцар утверждал что он своими глазами видел, как она садилась в экипаж с нарядным господином, причем — годами гораздо моложе покойного.

Одно воспоминание тянуло за собой другое. Так, кто–то припомнил и о том, что в тот же день еще одна жилица покинула отель внезапно и незаметно — «барышня Рябцова». Этот эпизод вообще мог остаться без внимания — за номер–то было заплачено вперед. Но вот какая приключилась странность: из номера исчезли две простыни и шелковое голубое покрывало, а на столе лежала ассигнация, превышающая их стоимость. Это вот и осталось в памяти. Полчаса назад «господин Кранц» обсуждал с портье сложности гостиничного дела, заговорили о невостребованных письмах. К удивлению «немца», их, оказывается, набирается довольно много.

— Долго вы их храните? — спросил «иностранец».

— Как положено, год, — ответил портье.

— Зачем так? — удивился «герр Кранц».

Портье обстоятельно объяснил:

— Кое–кто из наших клиентов — жильцы постоянные. Заезжая в город, они предпочитают наш отель. Так что, бывает, письма их дожидаются, хотя, конечно, с опозданием.

Достал объемистую пачку конвертов, в основном фирменных, со знаком отеля, стал показывать:

— Вот этот клиент у нас не раз бывал, и вот этот, наверное, еще наведается… А это какой–то совсем незнакомый, случайный постоялец, наверное. Журин Константин… Нет, не знаю такого…

У Петрусенко сильнее забилось сердце. Ему–то как раз эта фамилия говорила многое. Возможно, Настиному жениху написал кто–то еще, но он почти не сомневался, что письмо было то самое, от Насти. Невостребованное… Это многое меняло!

Но сначала нужно было убедиться, получить письмо. От портье Викентий Павлович сразу пошел к управляющему. Вдвоем они решили подождать час — пусть пройдет пересменка служащих. Второй портье, не зная о разговоре с «немцем», ничего не заподозрит, если управляющий попросит дать ему невостребованную переписку.

Терпение — главное качество сыщика, так всегда считал сам Петрусенко. Он стоически прождал час, и вот теперь нес письмо к себе в номер.

С самого начала, с рассказа Насти, ее жених очень заинтересовал Петрусенко. Приезжий студент… Откуда, почему в такую далекую провинцию, студент ли? На какие средства жил? Почему такое неприятие сразу вызвал у Каретниковых отца и сына? Отец — понятно: у него был расчет на другого зятя. Но Андрей? Он ведь всегда поддерживал сестру… И потом, уже здесь, в «Паласе»: странная реплика в ресторане, странное поведение при последнем разговоре с девушкой… Викентий Павлович чувствовал: это все бусинки одной низки. Но они рассыпаны, недостает чего–то, чтобы их собрать… Недостающей нитью оказалось это письмо — Настино, как он предполагал.

Итак, Константин Журин исчез. Попрощавшись с ним в своем номере еще до всех трагических открытий, девушка его больше не видела — ни в тот вечер, ни на следующее утро в отеле, ни дальнейшие полгода в Вольске. Настино объяснение этому звучало логично, он и сам так считал. И вот теперь одна картина расплылась. Не получив письма, Константин не мог знать о Настиной умоляющей просьбе и последовать ей. Что же тогда стало причиной? Вот так — без следа, без объяснений, от любимой девушки? С ее деньгами!.. Вырисовывалась другая картина. Исчезновение оказывалось похожим на паническое бегство.

Любил ли этот Журин Настю? Трудно не полюбить такую девушку! Но это его, Петрусенко, мнение. Журина возможно, больше привлекало большое наследство. Но вот в руках у него оказались очень приличные деньги, и он решил: лучше синица в руке, чем журавль в небе… Могло быть так?

Однако зачем же тогда так глупо поступать — бросать девушку без гроша в чужом городе? Что ей делать? Или идти за помощью к властям, и тогда те бросают все силы на поиск соблазнителя и вора. Или явиться с покаянием на глаза отца и брата, и тогда сам Каретников перевернет горы, чтоб достать его, ненавистного…

Нет, нет, не так должно было все происходить! Викентий Павлович уже вовсю дымил своей трубочкой, расслабившись на кожаном диванчике. Аккуратные колечки дыма уходили к потолку, теряли очертания, подергивались рябью и расходились, как круги на воде… Почему он, следователь, вообще взялся за это дело? Ну да, он Рябцову сказал: слишком много случайностей не бывает случайно. Но после разговора с Настей, когда открылось еще одно обстоятельство — смерть Андрея Каретникова, — у Петрусенко появилась и еще одна причина. Настя сама, своими глазами не видела главного: как погиб брат и как погиб отец! Несмотря на всю свою убежденность, она могла лишь предполагать. А значит, она не свидетель.

О том, что Андрея убил Иван Афанасьевич — намеренно или случайно, но именно он, — девушка думала лишь потому, что видела отвратительную сцену и слышала угрозу отца: «Убью!». Мог ли еще кто–либо слышать угрозы Каретникова?

Викентий Павлович не скрыл от себя: да, он думает о Константине Журине. Каковы побуждения и цели могли быть у молодого человека, об этом он порассуждает после. Теперь же нужно ответить на вопрос практически: мог слышать или нет?

Каретников не просто говорил — кричал. В прихожей находилась одна девушка. Но вот у двери из коридора… Мог ли кто–то притаиться там? Рискованно, но возможно. А если так, хорошо ли было ему слышно?

Викентий Павлович огляделся. У кровати стоял маленький стол с гнутыми ножками, на нем — будильник. Создавая образ комического и одновременно педантичного немца, он еще в первый день попросил у портье будильник, «чтобы не проспать первый петух». Теперь же, усмехаясь, он впервые завел часы на бой, глянул на свои карманные: тринадцать двадцать семь. Выставил время на будильнике, а маленькую стрелочку перевел на тринадцать тридцать. Вышел, плотно задернув портьеру, в прихожую, потом так же плотно закрыл дверь в коридор. Через две минуты зазвенел звонок — громко, резко. Однако сюда, в коридор, звук доносился приглушенно, еле пробивался. Дубовые двери отеля «Палас» тайны своих постояльцев не выдавали.

Итак, решил Викентий Павлович, искать нужно в другом месте. А «другим местом» мог быть, конечно же, балкон.

Тяжелые бархатные портьеры закрывали балконные двери. Сейчас, зимой, они были наглухо затворены, летом, без сомнения, легко открывались. Потрудившись, Петрусенко все–таки распахнул их. Кованые решетки, полированные перила и изразцовый пол занесены снегом. Летом же здесь, судя по всему, уютно: в углу ставятся плетеные столик и кресло, в навесном бордюре появляются ящики с цветами…

Поскольку номер Петрусенко (в прошлом Настин) находился в коротком крыле здания и был здесь один, то и балкон на этой стороне тоже был один. Он располагался под углом к основной стене здания. А совсем близко тянулась просторная каменная веранда, охватывая три соседних номера. И двери этих номеров выходили к ее декоративным аркам. Это были двери бывших номеров обоих Каретниковых и Антонины Мокиной.

С первого взгляда сыщику стало ясно, что перебраться с балкона на веранду нетрудно. Даже сейчас, зимой, он мог бы это сделать. А уж летом молодому спортивному парню такое бы труда не составило. Константин, например, мог увидеть, как Настя, вопреки его настойчивой просьбе, вошла в комнату к брату. И захотел узнать, о чем же пойдет разговор…

Похоже, пришла пора поинтересоваться: кто же такой Константин Журин.