20
Путешествие
Добраться из Ставрополя в Пятигорск можно было тремя способами: в экипаже, на автомобиле и на поезде. Последний вид транспорта отличался большим комфортом, нежели остальные, но для этого требовалось взять два билета: один до станции Кавказская, другой — на проходящий поезд Москва — Кисловодск.
Именно так и поступил Ардашев. Правда, ему пришлось приобрести билет не только на себя, но и на диакона Кирилла — еще одного участника экспедиции, которая планировала выход из Пятигорска уже на следующий день: в четверг, 10 октября.
Невысокий, сутулый, с длинной, уже местами седеющей бородой, этот застенчивый человек в очках походил больше на кабинетного ученого, чем на священника. Скромный церковный служитель мог позволить себе лишь вагон третьего класса, тогда как присяжный поверенный намеревался во время совместной поездки восполнить пробелы в тех областях знаний, в которых его попутчик был большой дока. Нет, можно было, конечно, поменять первый класс на третий и даже существенно сэкономить, но такой вариант никоим образом не устраивал Клима Пантелеевича. Находиться среди шумной толпы, увешанной корзинками и баулами, слышать чей-то храп, вдыхать махорочный дым, выходящий из тамбура, — нет уж, увольте. Такое путешествие не располагает к спокойному созерцанию южных пейзажей и неспешному раздумью, а значит, оно не для Ардашева. Другое дело — красное полированное дерево, мягкие диваны, подушки из лебяжьего пуха, бесшумные ковры и учтивая вагонная прислуга. А то, что отец Кирилл занятный рассказчик, стало ясно уже на перроне. Словом, оставался единственный выход: сдать обратно дешевый билет и купить еще одно место в первом классе. Именно так, несмотря на смущенный протест нового знакомого, Ардашев и поступил.
Солнце потихоньку скатилось с зенита, когда путешественники добрались до станции Кавказская. Одноэтажное здание вокзала из красного кирпича с рядом высоких окон постепенно переходило в величественное двухэтажное сооружение, украшенное резными узорами в исконно русском стиле. Но во всем этом великолепии читалась сдержанная роскошь, присущая архитектуре хорошего вкуса.
Скоротав два часа в ресторане, спутники благополучно пересели на московский поезд и тронулись в сторону Вод. Под мерный стук колес и тихое покачивание вагона Клим Пантелеевич с интересом внимал увлекательному рассказу священнослужителя об истории появления нерукотворного образа Господа.
— Первые сведения о нем доносятся до нас из глубины веков. Однажды Эдесский царь Авгарь, страдающий проказой, обратился с письмом к Христу и попросил исцелить его. Иисус тогда находился в Иерусалиме и сам прибыть к больному не мог, но послал апостола Фаддея, который полностью вылечил правителя. В знак признательности Авгарь отправил в Иерусалим живописца, чтобы тот написал портрет Спасителя. Несмотря на все старания художника, картина никак не получалась. Виной всему был яркий свет, исходящий от Вседержителя. Он мешал отразить характерные детали Его лица. Поняв это, Сын Божий попросил подать ему чистый плат. Он умылся и промокнул им лицо. На материи чудесным образом проявился Его лик, который и был передан царю. Получив подарок, Авгарь повелел набить льняное полотно на «доску негниющую» и водрузить над вратами. Это был своего рода оберег от иноверных завоевателей.
Прошло более десяти столетий, и в середине X века убрус перенесли из Эдессы в Константинополь. Но в 1204 году, после захвата Рима крестоносцами, Эдесский образ исчез. Где находится теперь святыня — никто не знает. Ходили слухи, что она ушла на дно вместе с кораблем, который плыл в Венецию. И тем интереснее появление наскальной иконы у нас. Я вполне убежден, что она создавалась по образу и подобию той самой Эдесской — Константинопольской, — закончил повествование диакон.
— Тогда можно предположить, что аланы, желая оградить себя от завоевателей, также решили изобразить Святой лик над своим городом, — задумчиво проронил Ардашев.
— Вы положительно правы! Именно так я и думаю.
— Только для этого им надо было увидеть оригинал.
— Не обязательно. Дело в том, что после Вознесения Господа нашего Иисуса Христа Кавказ посетили пять святых апостолов: Андрей Первозванный, Матфей, Иуда Фаддей, прозванный Левием, Варфоломей и апостол от семидесяти Фаддей. Они заложили основу христианства на Кавказе. От них местные жители и узнали о наличии Спаса Нерукотворного. Иконописец, скорее всего, был византийцем и не раз лицезрел Священный убрус.
— Я слышал, что причерноморские земли всегда оставались неким форпостом христианства на Северном Кавказе. Ведь и Боспорское царство в итоге превратилось в провинцию Римской империи. Насколько я знаю, это произошло в эпоху Юстиниана, по-моему, в VI веке от Рождества Христова.
— Вы правы, Клим Пантелеевич. А позже, в X веке, христианская Алания простиралась от самых верховьев Кубани до реки Аргун в Чечне, к западу от Урупа и до Аварии в Дагестане. Представляете?
— Да, большая была территория. Вполне возможно, что, сохранись Алания до наших дней, и не было бы никакой Кавказской войны.
— Вполне резонное предположение. Скажите, а вам не доводилось знакомиться с работой Шоры Ногмова «История адыхейского народа»?
— Признаться, нет.
— А между тем это был замечательный ученый. Он служил поручиком в Отдельном кавказском корпусе и одновременно занимался историей Кавказа. По его утверждениям, адыгские племена давным-давно поклонялись Иисусу. Православие в первую очередь принимала знать. Именно от христианских священников и берут свое начало большинство дворянских родов Черкесии. Адыги (черкесы) считали себя христианами и крестили детей, но только по достижении ими восемнадцатилетнего возраста. А в церкви молились исключительно старцы.
— Почему?
— Основная часть мужского населения жила грабежом, а это грех. Из-за этого им запрещалось входить в храм. Но как бы там ни было, благодаря Византии в горы пришло просвещение, появилось искусство. Христианство принесло на Кавказ свет цивилизации. Я уверен, свитки Аланской митрополии это подтверждают. Вот почему так важно их отыскать. — Диакон внимательно посмотрел на адвоката и вдруг спросил: — Как вы думаете, Клим Пантелеевич, может ли убийство Маевского быть связанно с его письмом владыке?
— Такую возможность отрицать нельзя. Но меня сейчас беспокоит другое: до сих пор я не имею ни малейшего представления о том, как Поликарп Спиридонович, находясь за сотни верст от аланских памятников, сумел определить местонахождение тайника.
— Возможно, мы поймем это на месте.
— Утешение слабое. Однако сдается мне, что легковерный титулярный советник разоткровенничался и выложил злоумышленнику свои соображения. Я подозреваю, что и убили его лишь для того, чтобы никто не узнал тайну монашеского хранилища. Другого объяснения у меня пока нет.
— Тогда получается, что преступник уже завладел перепиской?
— Не знаю. Прошло не так уж много времени. Вполне вероятно, что мы можем встретить его в горах.
— Но ведь это опасно? — В голосе священнослужителя послышались настороженные нотки.
— К сожалению, вся наша затея — штука до крайности рискованная. Поэтому я прошу вас быть внимательным и осторожным.
За разговорами часы и версты летели незаметно. Тем временем поезд миновал колонию Каррас и Николаевскую. Выскочив из леса, локомотив начал медленно подниматься на степную возвышенность. Слева виднелась гора Машук, а справа, немного в стороне, — острые вершины Бештау. На спуске состав увеличил скорость и полетел стрелой. Вдали замаячил сигнальный огонь. Протяжно и хрипло засвистел паровоз, и, точно испугавшись, дрогнули вагоны. Неожиданно прямо из-за поворота открылся Пятигорск.
Город будто обработали ретушью: золотом сияла осенняя листва, и в садах светлыми пятнами проступали аккуратные домики, казавшиеся ослепительно-белыми на фоне сумеречного неба.
По коридору носились проводники, предупреждая публику о прибытии. Показался вокзал, и поезд, замедлив ход, остановился. Стоило кондукторам отворить двери, как на перрон высыпали пассажиры. Муравьями суетились носильщики. Беспокойно выглядывали из-за чужих спин встречающие. Чуть поодаль, у открытого окна жандармской комнаты, нервно курил офицер.
Клим Пантелеевич и диакон вышли из синего вагона. Услужливый носильщик, завладевший их багажом еще в коридоре, катил впереди чемоданы. Добравшись до парного экипажа, он что-то сказал извозчику и тут же принялся укладывать вещи на задок коляски.
— Куда прикажете? — осведомился возница.
Диакон замялся и рассеянно посмотрел на Ардашева.
— В «Бристоль», — распорядился адвокат.
Окинув вельможного господина почтительным взглядом, кучер тронул лошадей, и рессорная коляска мерно застучала колесами по известняку Романовской улицы, тянувшейся с востока на запад, от вокзала до Елизаветинской галереи.
Главный бульвар города по высоте расположения делился на три части: верхний, средний и нижний. Средний, с примыкающим к нему Николаевским цветником, и был самым главным. Собственно, здесь сосредоточивались самые важные здания и учреждения Пятигорска: казенный ресторан, контора группы, городская управа, банк, библиотека, почта и многочисленные магазины. Вся курортная жизнь с ее нежданными, вспыхивающими, как бенгальский огонь, романами протекала большей частью под этими липами и каштанами. Именно по главной аллее фланировала беззаботная публика: купеческие семейства с целым «выводком» вечно галдящих детей; пленительные и неприступные, как холодные вершины Эльбруса, дамы строгого вида, шествующие в сопровождении гордых кавалеров; перезрелые барышни из провинции с престарелыми тетушками, немолодые офицеры, прибывшие подлечить здоровье за казенный счет, и разного рода авантюристы — искатели состоятельных любовниц и богатых вдовушек. Последний тип можно было легко определить по закрученным кверху усам, щегольской, но недорогой трости и внимательному, стреляющему по сторонам взгляду.
Экипаж миновал Лермонтовский сквер и Александровскую площадь, за которой виднелась ограда Казенного сада. Стоило проехать два квартала, как взору открылся величественный пятиглавый Спасский собор с синими куполами. Отец Кирилл и Ардашев перекрестились. Немногим дальше, рядом с «Парикмахерской Андреева», на боковой стене четырехэтажного здания хорошо читалась выполненная саженными буквами надпись: «Отель «Бристоль».
Не успел извозчик остановиться перед входом, как из дверей выскочил носильщик в красной венгерке. Он проворно выгрузил чемоданы и потащил их в гостиницу. Ардашев протянул кучеру целковый, и тот стал искать сдачу.
— Оставь себе, — соскакивая с подножки, вскликнул Клим Пантелеевич.
— Благодарствую, барин. Приятного вам отдыха! — получив тройную плату, возница учтиво склонил голову.
Путешественники вошли внутрь. Полукругом стояла дорогая мягкая мебель и кофейные столики. С украшенного лепниной потолка свисала массивная люстра с электрическими лампами.
Завидев гостей, метрдотель расплылся в дежурной улыбке, и от этого его пшеничные усы показались еще длиннее.
— Гостиница и впрямь неплохая, — протягивая паспорт, выговорил Клим Пантелеевич.
— Простите, не соглашусь — отель лучший в городе-с.
— Что ж, посмотрим. Третьего дня я бронировал у вас номер.
— Точно так-с, извольте, — метр протянул ключи. — Второй этаж.
— Благодарю. Но нам нужна еще одна комната, — адвокат кивнул в сторону диакона Кирилла.
— Сожалею, но ничего нет. — Служащий гостиницы уставился в потолок. — Все комнаты оккупированы.
У присяжного поверенного начало портиться настроение. Он прикрыл глаза, медленно провел ладонью по лицу, будто снимая паутину, и, тяжело вздохнув, вымолвил:
— У вас, любезный, есть два варианта: первый — я даю вам красненькую и за эти деньги вы напрягаете все имеющиеся в вашем распоряжении извилины. Результатом этой титанической работы должна стать еще одна, точно такая, как у меня, комната; второй вариант: я звоню директору Вод и прошу его лично вмешаться и разрешить досадное недоразумение, случившееся со мной в вашем, безусловно лучшем, отеле города.
— Простите, сударь, но есть и третий вариант-с: комната нумер 26. Оплата по прейскуранту-с: три рублика сутки-с, — заговорил словоерсами метрдотель и протянул еще один ключ.
— С вами приятно иметь дело, вы умеете держать нос по ветру, — усмехнулся Клим Пантелеевич и положил на стойку названную сумму. Оглядев вестибюль, он увидел диакона, который знакомился с роскошной обстановкой гостиницы.
Он то проваливался в кресла, дивясь их необыкновенной мягкости, то поднимался и растерянно бродил по зале, то вдруг останавливался, провожая завороженным взглядом подъемные машины на этажи. Но особенное восхищение у него вызвал внутренний итальянский дворик с бьющим фонтаном, живой форелью в бассейне, огромными попугаями и пальмами в деревянных кадках. А рядом тянулись к солнцу апельсиновые и лимонные деревья с настоящими, уже спелыми плодами.
Когда адвокат подошел к отцу Кириллу, то без труда прочитал в его глазах одно-единственное слово: «Рай!»
И за ужином в ресторане священнослужитель был задумчив и немногословен. Как позже выяснилось, его поразили и комната, и обстановка, и всевозможные удобства. Передняя, гостиная, спальня, балкон, телефон, электрическое освещение, ванная с горячей и холодной водой и даже ватерклозет! А окна — надо же! — были устроены в своеобразных нишах, которые предохраняли помещение от излишне яркого солнца. Неожиданно для самого себя этот скромный и богобоязненный человек, удостоенный архиереем права ношения двойного ораря, оказался внутри другой, шикарной и беззаботной жизни, которой он побаивался и всегда считал чуть ли не грехом, и от этого, наверное, растерялся. По всему было видно, что диакон полностью погрузился в тягостные раздумья. И даже изысканное кушанье, казалось, его не радовало. Вот и длилось за столом молчанье, словно это было молчание Лазаря.
Ардашев отхлебнул глоток «Цинандали» и, глядя на печальное лицо соседа, спросил:
— Вам не нравится судак под соусом?
— Ну что вы, Клим Пантелеевич, как можно! Блюдо, безусловно, вкусное. Однако я чувствую себя перед вами бедным родственником. Мало того что вы на свои деньги купили мне билет в первый класс, но еще и оплатили проживание в этом дворце, а теперь вот угощаете какими-то неслыханными изысками.
— Да ничего здесь необычного нет, поверьте. Просто, когда я гащивал в Париже у одного знакомого француза, мы частенько посещали ресторан «Лаперуз». Там прекрасно готовили судака. А наше кушанье, если вы посмотрите в меню, так и называется: «судака филе по способу парижского ресторана «Лаперуз». Но самое смешное заключается в том, что местный Крез — хозяин этого дворца — выписал сюда именно шеф-повара «Лаперуза». По слухам, он увеличил ему жалованье в десять раз. Узнав это из рекламной брошюры еще в Ставрополе, я не мог отказать себе в удовольствии попробовать любимое кушанье.
— Простите, а кто он, этот толстосум?
— Господин Замковой — член правления Общества Владикавказской железной дороги, миллионер. А что до затрат, о которых вы только что упомянули, то примите их благосклонно в виде моей скромной платы за ваши незабываемые лекции. Знаете, последнее время мне редко доводилось встречать людей, перед которыми я чувствовал бы себя неучем. Одним из них был покойный Маевский, чьи познания в истории Византии были весьма обширны. Заметьте, мы ехали с вами в поезде восемь часов, и все это время я слушал вас с искренним интересом. Представляете, какое количество книг мне пришлось бы прочесть, чтобы досконально разобраться в истории христианства на Кавказе?
Диакон благодарно улыбнулся и пожелал:
— Ангела за трапезой!
— Невидимо предстоит! — откликнулся адвокат.
Отец Кирилл повеселел и с аппетитом принялся за судака.
Тем временем Ардашев, разделавшись с рыбой, промокнул губы салфеткой и проговорил:
— Пару часов назад у меня родилась одна безумная мысль. Насколько я понял, изображение Христа датируется приблизительно началом X века. А нашествие татаро-монголов на Кавказ случилось уже спустя триста лет, так?
— Да. В 30—40-х годах XIII столетия Алания пала под игом монголов и вошла в состав улуса Джучи, позже получившего название Золотой Орды. А еще через сто лет на землю Кавказа ступил новый завоеватель — эмир Тимур. За ним, уже в следующем столетии, опустошительный поход на Северный Кавказ совершил Тамерлан. Расправляясь с аланами и черкесами огнем и мечом, он дошел до Эльбруса, вытеснил их из верховьев Кубани и Пятигорья в ущелья Осетии. И только потом, после завоевания Византии турками, на Кавказ проник ислам… — Церковнослужитель на секунду замолк и выговорил извинительным тоном: — Простите, Клим Пантелеевич, я увлекся, продолжайте, пожалуйста.
— Нет-нет, ваши уточнения только подтверждают мою гипотезу: монахи должны были не просто спрятать переписку с Византией, им предстояло сохранить ее для потомков таким образом, чтобы даже в случае их смерти христиане будущего сумели бы эти манускрипты отыскать. Согласны?
— Воистину так!
— Тогда получается, что любой православный, осведомленный о существовании тайника, оказавшись неподалеку, должен догадаться о его местонахождении. При условии, конечно, что он обладает достаточным вниманием и его образовательный уровень не уступает знаниям аланских священников. Ведь что произойдет, если, к примеру, взять и закопать клад ночью, где-нибудь в лесу или в поле без привязки к какому-нибудь ориентиру? Наутро его нельзя будет найти. Так и здесь. Поэтому вполне логично предположить, что бесценный пергамент спрятан поблизости от Священного лика. К тому же вы сказали мне, что Спаситель служил своеобразным оберегом для аланской столицы. В таком случае они могли посчитать, что икона на скале так же убережет и переписку с византийским патриархом.
Диакон Кирилл давно перестал жевать и застыл с вилкой в руке. Сбросив наконец оцепенение, он проронил:
— Гениально!
— Однако убедиться в правильности или ошибочности сей теории мы сможем только на месте, непосредственно перед Святым образом.
— Я поражен! Как все просто!
— Хвалить меня еще рано. Пока это только слова. — Ардашев посмотрел в сторону ресторанного лакея. — А что вы предпочитаете на десерт? Пирожные, конфекты, горячий шоколад, чай, кофе?
— Чаю и… ванильных сухариков.
— Ну, полноте! Не скромничайте, отец Кирилл. Поверьте, им проще приготовить крем-брюле, чем разыскать на кухне ванильные сухари.
— В таком случае я полностью полагаюсь на вас.
Официант уже стоял рядом.
— Пирожные с меренгой и чайную пару с лимоном.
Откушав чаю со сластями, уставшие за день вояжеры уже собрались было отправиться по номерам, как сзади раздался голос:
— Простите, господа, за вторжение, однако я заметил, что вы уже отужинали, и потому осмелился вас потревожить. Галактион Нифонтонович Кампус, горный инженер, — отрекомендовался солидный господин средних лет с лихо закрученными кверху усами. — А вы, как я понимаю, диакон Кирилл и присяжный поверенный Клим Пантелеевич Ардашев, не так ли?
— Вы правы, — отозвался адвокат и, ответив на рукопожатие, пригласил гостя за стол.
— Надо же! В одном городе живем и ни разу с вами не встретились. Вот и на последний журфикс у Высотских я опоздал, а вы, сказывают, там были. Зато с вами, отец диакон, я, кажется, уже встречался.
— Разве?
— Да, в приемной епархиального управления. Владыка вызывал меня как раз по поводу вас. Он сказал, что вы намереваетесь исследовать лик Христа и старые храмы, расположенные в верховьях большого Зеленчука.
— Истинно так, — подтвердил церковнослужитель.
— Вот и замечательно! Да, чуть не забыл: в нашем полку прибыло. С нами отправится преподаватель географии и природоведения Ставропольской 1-й мужской гимназии. Статский советник… — Он потер ладонью лоб: — Надо же, запамятовал фамилию. Помню только, что предстоящим летом вместе с Кавказским горным обществом он планирует ученическую экскурсию к подножию Эльбруса. Думаю, завтра вы с ним познакомитесь.
— Вероятно, это Гласов, — сухо заметил Ардашев.
— Я его знаю! Мартирий Павлович — премилый человек! — радостно проговорил диакон. — Увлекается археологией. Вместе с господином Прозрителевым он участвовал в раскопках древнего захоронения в Мещанском лесу.
— Вот и прекрасно! Итак, господа, встречаемся завтра в семь на Лермонтовской, в доме Кавказского горного общества. Оттуда и отправимся. Я приобрел все необходимое.
— Галактион Нифонтонович, я бы тоже хотел внести свою лепту, — доставая портмоне, проговорил адвокат.
— Не извольте беспокоиться, Клим Пантелеевич! Я обещал владыке, что все затраты возьму на себя.
— Но может быть, все-таки я могу…
— Нет, нет и еще раз нет! — наотрез отказался Кампус.
— Что ж, вам решать.
Геолог щелкнул крышкой золотых часов и воскликнул:
— Боже милостивый! Уже девять! С вашего позволения, господа, я откланяюсь. Совершенно ничего не успеваю.
— И нам пора, — вставая, проговорил Ардашев. — Надобно хорошо выспаться.
Подхватив трость, горный инженер заторопился к выходу, а присяжный поверенный с диаконом направились к лифтам.
