19
Наказание

Солнце уже почти спряталось за гору, и ущелье потонуло в сумерках. Готовились ко сну и далекие голубоватые вершины — крутые и безлюдные. Сырая туманная дымка окутала аул, пытаясь проникнуть в жилища. Невзрачные каменные домики тесно жались друг к другу по всему склону, точно ступени гигантского храма, упирающегося в небеса.

В сакле, на краю аула, едва теплился свет. Там в кунакской, у самого очага, на низком деревянном диване, покрытом персидским ковром, перед трехногим столиком сидел бородатый горец среднего роста, с бритой головой. Он был одет в белый шелковый бешмет с высоким стоячим воротником и подпоясан узким ремнем с набором серебряных пряжек и подвесок. Серые полотняные штаны и мягкие ноговицы довершали его наряд. Справа от него находился кинжал и Смит-энд-Вессон, который еще можно было встретить у городовых. На стене висела шашка. В ближнем углу виднелось прислоненное к стене длинное ружье. На полу стояло блюдце, из которого пил молоко белый котенок.

Из большой глиняной чашки мужчина брал куски горячего мяса, макал их в деревянную миску с соусом и, громко чавкая, отправлял в рот. Пахло чесноком, свежеиспеченным лавашем, вареной бараниной и шерстью еще не высохшей бурки. Со двора доносилось овечье блеянье и лай пастушьей собаки. Испуганно кричали растревоженные кем-то гуси.

В дверях показался человек. Слегка поклонившись, он сообщил:

— Шакур пришел.

— Впустите его.

Скрипнула дверь, и в комнату вошел высокий бородатый мужчина в бараньей папахе, черной черкеске и коротких сапогах.

— Да благословит вас Аллах, хозяин!

— Садись, Шакур. Раздевайся.

— Спасибо, хозяин.

Невесть откуда появился мальчик с кумганом в руках. Дав гостю умыться, он протянул полотенце и быстро исчез за дверью.

Вошедший расположился напротив. Горец часто сглатывал слюну, но так и не отважился взять что-либо со стола.

— Ну, что же ты не ешь? Бери, угощайся. Ты, наверное, проголодался — дорога была длинная. Спал мало, ел мало…

— Некогда было, хозяин. Я спешил передать тебе известие. Боялся, что не успею.

— Ну, что же ты молчишь? Говори.

— Я не выполнил твое поручение и не отрезал ему уши. Я промахнулся. Заказчик недоволен.

— Почему? — не останавливая трапезы, осведомился хозяин.

— Я повредил ему ружье и уже собирался добить, но у него оказался с собой пистолет. А тут еще и винтовка у меня заела… Мне пришлось в камышах скрыться.

— Ты прятался от него, как трусливый шакал?

— Но я исправлю ошибку, я убью его! Клянусь Аллахом!

Ответа не последовало.

Шакур вынул из-за пазухи запечатанный конверт и протянул его:

— Он просил передать тебе письмо.

В конверте лежала чья-то фотография и полулист почтовой бумаги, исписанный по-арабски.

— Кто писал?

— Саран, под его диктовку.

— Гм-м, — качнул головой хозяин. — Заказчик вновь просит отрезать уши неверного и послать жене. Что это на него нашло? Смотри-ка, даже адрес написал на русском. А где задаток?

Горец пожал плечами и, глядя в пол, пробормотал:

— Он сказал: «Нет ушей, нет задатка». Деньги будут у этого человека, — он показал глазами на лежащую фотографию. — Он расплатится на месте. Все остальные должны быть убиты. Свидетели не нужны.

— Ты закончил? — облизывая жирные пальцы, осведомился собеседник.

— Да.

— Выходит, из-за тебя я задолжал этой нечистой свинье лишнюю пару ушей?

— Но я отработаю!

— Я и не сомневаюсь!

Поднявшись, хозяин резко выхватил из ножен шашку, приблизился и рубанул со всего маху. На пол свалилось ухо. Когда он замахнулся второй раз, Шакур отстранил голову, и клинок соскользнул. Его конец, точно хирургический скальпель, срезал лишь мочку другого уха и задел кожу на голове. Раненный взвыл от боли и, закружившись волчком, прижал к кровоточащим местам ладони. На крик в саклю ворвались два горца и в нерешительности остановились.

— Ну вот, теперь мы с заказчиком в расчете. Ты сам отдашь ему свои уши и скажешь, что искупил вину. И только когда убьешь русского — смоешь с себя позор бегства. А пока убери эти вонючие хрящи в надежное место. Или, если хочешь, засуши, — хохотнул он. — Посмеешь ослушаться — выкраду твою невесту и подарю на ночь моим джигитам. Ты понял?

— Да, — хрипло вымолвил бедняга, поднимая куски собственной окровавленной плоти.

— И не скули! А то у меня от твоего щенячьего визга голова начинает болеть.

Повернувшись к вошедшим, он повелел:

— Отведите его к старухе. Пусть полечит. Рано ему еще умирать. Надо сначала долги отработать.

Стеная от боли, Шакур вместе с двумя сопровождающими поплелся к двери.

Хозяин взял на руки котенка и, ласково поглаживая, вышел на улицу.

«Ишь ты! Промахнулся! — вспомнил он оправдания Шакура и усмехнулся: — Ну что ж, с кем не бывает! Бу гисмет!»

Темное небо без единой звезды мягким облачным одеялом укутало горы, неспокойную реку и узкое, ведущее к перевалу ущелье. Разбуженные человеческим криком птицы, прятавшиеся в скалах, вновь заснули.