16
Маленькую темную прихожую Митя пересек в два шага. В комнате его встретил брат Елены.
– Я Всеволод, вы, наверное, знаете.
Митя кивнул, улыбнувшись. Теперь, близко видя юношу, он поразился его сходству с сестрой. Такие же серые глаза под темными ресницами, светло-русые густые волосы, черты лица четкие и нежные.
– Вас ожидают, пойдемте со мной.
Парнишка указал на дверь в соседнюю комнату. Не понимая, Митя оглянулся на девушку: она смотрела приветливо, одобряюще. Он пошел за Всеволодом.
В небольшой комнате на кровати у окна лежал мужчина, накрытый клетчатым пледом. Пока Митя, растерянно остановившись, всматривался в него, тот с трудом приподнялся на локте. Плед соскользнул, обнажив перевязанные грудь и плечо, наброшенная рубаха не закрывала бинтов. Он помотал лохматой головой, сказал весело:
– Что, друг Митяй, я так сильно изменился, что не узнаешь? А я тебя сразу узнал.
«Раненый подпольщик! – в первое мгновение подумал Митя. – Тот, о ком Уржумов говорил…» И только потом до него дошли слова и голос… Небритый, заросший, изможденный, но перед ним лежал Коля Кожевников – все такой же синеглазый богатырь-сибиряк. Тот, с которым он подружился в Харькове, в госпитале, долгих четыре года назад! Митя рванулся к нему, наклонился, обнял…
– Тише, тише, – услышал голос Елены, – у него раны еще не зажили.
– Коля, – Дмитрий присел на край кровати, держа друга за руку, – тебя контрразведка разыскивает. Ведь ты руководитель большевистского подполья?
– Что значит сыщик! – Николай с наигранным изумлением посмотрел на брата и сестру, стоящих рядом. – Только глянул и уже все знает!
– Мне Уржумов рассказал об этом и предположил, что раненый подпольщик может прятаться здесь.
– Серьезный человек этот Уржумов, – покачал головой Николай.
Но его оборвала Елена. Положив руку Мите на плечо, она тревожно воскликнула:
– Да, он говорил брату! И с того дня мы живем в таком напряжении… Откуда он может знать?
– Но подождите! – Митя встал, оглядел всех, попытался успокоить: – Он сказал это шутя, не понравился ему тон Всеволода. Вроде как отплатить ему хотел. Не конкретно, уверяю вас, а так… к слову.
Елена помолчала, потом, вздохнув прерывисто, задумчиво произнесла:
– И все же… Это не такой человек, чтоб говорить просто так. Это очень опасный человек.
Митя улыбнулся. Его сильно обрадовала неприязнь в голосе девушки, но все-таки надо было защитить товарища:
– Я знаю Виктора давно, а вы – совсем немного. Он человек рациональный, у него есть некоторые качества не очень хорошие. Но Виктор не подлец.
Елена подняла на него взгляд, и Митя замер, задохнулся. Она смотрела на него ласково и упрекающе, как на неразумного ребенка. Сказала мягко:
– Можно знать человека долго и не понимать его. А можно сразу увидеть, всю его натуру… Но, может, вы правы: откуда ему знать? Сказал ради красного словца.
И воскликнула совсем другим тоном:
– Давайте пить чай! Лодя, принеси, пожалуйста, поднос, там все готово.
Митя мимоходом отметил, как Елена назвала брата. Лодя. Что-то мелькнуло в памяти, что-то он слыхал… Но тут же забыл. Николай Кожевников, надо же! Заглядывая в глаза друга, спросил:
– Значит, ты большевик? Как же это, помню, ты говорил, что твой отец промышленник, богатый человек. Ты что же, против него?
– А ты, значит, по другую сторону? – тоже спросил Николай, кивнув на форменную фуражку, которую Митя, войдя в комнату, держал в руках и которую уронил на пол, обнимая друга. – И что, ты думаешь, можно вернуть старую жизнь, такую, как была?
– Теперь я так не думаю, – тихо сказал Митя.
– Значит, друг мой, надо строить новую жизнь… А отец умер. Но перед этим успел разориться. Помнишь, я рассказывал, как брат мой Паша наложил на себя руки? А я из дому ушел. Вот отец понял, что кругом он виноват. Охладел ко всему, болеть стал… Так что я, можно сказать, чистый пролетарий. На фронте в окопах всего нагляделся. Меня в подпрапорщики произвели, да я все равно чувствовал себя солдатом. Вошел в солдатский совет – так и пошло…
– Молодые люди, – оборвала их Елена, о которой они почти забыли, – давайте продолжим беседу за чаем. Дмитрий, помогите подвинуть столик к постели.
Так она это просто сказала, словно давно они были знакомы и давно дружили. Митя вскочил и сам передвинул небольшой квадратный стол так, чтоб было удобно Николаю. Всеволод расставил чашки, чайник и тарелку с оладьями. Похвалился:
– Алена испекла.
За долгие последние месяцы Митя впервые был счастлив. Николай стал рассказывать о том, как в городе Харькове лежал после ранения в госпитале, как познакомился с Дмитрием.
– Я его сыщиком не зря назвал, он и есть сыщик, да-да! – сказал, обращаясь к Елене и Всеволоду. – Такое тогда, в шестнадцатом году, интересное дело расследовал. А зацепка-то была почти незаметная, но он за нее ухватился, потянул…
– И что, вытащил?
Елена улыбнулась Мите, но теперь он не смутился. То чувство непонятного родства, которое он испытал при первой встрече, теперь стало реальным, ощутимым. Хотя все равно непонятным до конца…
– А вытащил наш Дмитрий самого немецкого резидента! Вот как!
– Николай скромничает, – пояснил Митя. – Ту зацепочку увидеть помог мне именно он. И ухватил ее я тоже с его помощью. Кто знает, может, без этого и не раскрылось бы дело.
– Согласен, – не стал отпираться Кожевников, – есть и моя доля. Но и без меня ты, Митя, справился бы. Уж дядя твой, господин полицмейстер, помог бы. Как он там поживает?
– Работает на вашу власть.
– Вот как! Умнейший человек Викентий Павлович…
Николай многозначительно посмотрел на Дмитрия, но продолжать не стал. Они оба за разговором не заметили, что Елена, как только заговорили о расследовании, с задумчивым интересом посмотрела на Митю. Когда же прозвучало имя «Викентий Павлович», она и Всеволод быстро, радостно переглянулись.
Митя продолжал сидеть на кровати, рядом с другом. Николай лишь ненадолго полуприсел, опираясь на подушку, опустил на пол ноги. Но через некоторое время Елена, зорко следившая за ним, заметила, что он побледнел, на лбу выступил пот, быстро приказала:
– Все, все, ложитесь, вы еще очень слабы! – и добавила для Мити: – Две раны: пуля навылет прошла, а осколок там, в плече. Вот и не заживает.
– Как же ты был ранен, Коля?
Тот утомленно улыбнулся:
– Еще осенью я здесь оказался, задание было – организовать подпольную работу. А Новороссийск-то был главным городом Черноморского военного губернаторства, сам понимаешь – наводнен войсками. И центр контрразведки вашей тоже здесь базировался. Трудно пришлось. Но… делали дело. – Николай погрозил Мите пальцем. – В подробности вдаваться не буду… А тут месяц назад английский транспорт прибывает, оружие для белых привез. А у нас – потери большие, погибли ребята, кто в перестрелках, кто арестован и расстрелян. Вот я сам и решил взорвать. Слыхал небось – получилось!
Кожевников улыбнулся широко, открыто, словно приглашал друга порадоваться вместе с ним. «Как мальчишка», – подумал Митя и не удержался, улыбнулся в ответ.
– Только заметили меня, когда я еще на борту был. Пришлось отстреливаться и прыгать за борт перед самым взрывом. Плыл к берегу уже с пулей и осколком. Хорошо, что я пловец отменный, у себя дома на речке Чуне плавать учился, а она ой какая порожистая и быстрая… До берега я дотянул, а там, может, и взяли бы меня, силы уже потерял, сознание уходило. Да вот Сева меня нашел.
Всеволод слушал, вытянув шею, широко раскрыв глаза. И тут же подхватил:
– Порт там совсем рядом, а мне в тот день повезло, взяли на разгрузку корабля из Турции, с продуктами.
«Такой хрупкий парнишка, – с жалостью подумал Митя, – интеллигентный…»
А мальчик, поймав его взгляд, словно прочел мысли, кивнул:
– Я с этой бригадой уже несколько раз работал, они меня взяли. Перед самым взрывом грузчики перекусить сели, а я отошел в сторону, ближе к бухте. Смотрел на море и все видел. Взрыв, огонь, и как человек в воду прыгнул, а по нему стреляют… Я понял, что он к следующей бухте плывет, там каменистое пустынное место. Вот и побежал туда, незаметно, пока все на горящий корабль смотрели, да кричали, да руками размахивали.
– Как же вы, Всеволод, дотащили Николая? – удивился Митя. – Он такой большой!
– А я в себя пришел, помогал ему. Сева молодец, провел меня незаметно, подворотнями. Вот только и себя травмировал, ногу о железку разодрал.
– Царапнул, – махнул рукой Всеволод. – Это даже удачно получилось.
– Появился повод просить Уржумова помочь с медикаментами, – вставила Елена. – Он все хочет сам перевязать Лодю, да мы избегаем. Рана небольшая, ему покажется странным, что нужно так много бинтов…
– А я специально сильно хромаю.
– Боюсь только, не слишком он обманывается. – Елена перевела тревожный взгляд с брата на Кожевникова. – И Николаю нужна настоящая помощь врача, хирурга, условия госпитальные.
– А, может, попробовать… – Митя оживился. – В городе несколько госпиталей, там много раненых, Коля среди них затеряется.
– Нет, Митяй, это рискованно, – сказал Николай. – Ваша контрразведка… там такие зубры есть! Знакома им и внешность моя, и то, что я ранен. Небось все медицинские точки под контролем держат. А церемониться не станут, ясное дело – время военное, да и злость у них сильная на нас, на победителей. Расстреляют, как пить дать. А я пожить еще хочу. Галину вот отыскать… Помнишь Галю Акимчук? Искал я ее, да пока не встретил.
Медсестру Акимчук из Харьковского военного госпиталя Митя помнил хорошо. Помогла она тогда Николаю, а значит, и ему… А ведь и правда Николай в большой опасности! Раны не заживают, по городу его ищут, а тут еще Уржумов со своими намеками…
– Надо тебе, Коля, к своим поскорее выбираться, – сказал озабоченно. – Только как? Линия фронта вроде близко, а попробуй доберись! И ты прав: офицеры звереют, я сам видел вчера, прямо на улице расстреливали вроде бы красных. А там – кто знает…
– Ладно, Митяй, не переживай! – Кожевников старался говорить бодро. – Наши – то есть мои – скоро сами здесь будут. Тогда я тебя спасать стану. Если, конечно, не уплывешь в Крым и дальше, в чужие страны.
Дмитрий пристально смотрел на Кожевникова, тот тоже не отводил взгляда.
– Значит, не боишься меня? – спросил Митя наконец.
– Нет, – покачал головой Николай. – Суть в человеке, а не в форме, которую он носит. А тебя я еще тогда узнал, с первой встречи. Если б твоей формы боялся, никто тебя сюда не позвал бы.
– А как ты обо мне узнал? – запоздало спохватился Митя.
– В это окошко увидал, – засмеялся Кожевников, кивая на окно, около которого стояла его кровать.
Митя выглянул: виден был торец дома, куда выходило окно столовой.
– Ты вчера из того окошка выпрыгнул, а я как раз смотрел от скуки во двор.
Митя покраснел и бросил быстрый взгляд на Елену. Она улыбалась, и улыбка была такая… Он не понял: вроде бы насмешливая, но не обидная, а еще… словно девушка все о нем знала.
– Наверное, я почувствовал, что кто-то должен меня увидеть, – пояснил шутливо.
Не стал говорить о том, что избегал встречи с Уржумовым, а тот должен был вот-вот вернуться. Не хотел слушать его бахвальство и намеки…
Елена вернулась к разговору о судьбе раненого.
– Красная армия, конечно, возьмет Новороссийск, сомнений нет, – сказала. – Может, это случится через неделю, а, может, через месяц. Но вам, Николай, и то, и другое – слишком долго. Как я ни стараюсь, рана ваша начинает гноиться, температура не спадает. Осколок сидит глубоко, его может изъять только хирург. Вы правы, Дмитрий, ему бы туда, за линию фронта. Но я не знаю, как это сделать.
– Буду думать, – сказал Митя и стал прощаться.
Вернулся ушедший на улицу Всеволод.
– Уржумова еще нет, – доложил.
И Митя поторопился. Не надо было Виктору знать, что он был в гостях у соседей.