Эпилог № 2

Благово шёл на службу правым берегом Фонтанки размеренным шагом, обходя подмёрзшие за ночь лужи. Начало октября… Скоро каналы закроются льдом, задуют ледяные ветры, заскрипит под полозьями снег. Действительный статский советник сменит шаг на галоп, а в кабинете будет долго отгреваться чаем. Лыков вернулся из Сибири с тремя огромными синяками на спине, но живой и здоровый. Хорошо… Получил Станиславскую звезду и камер-юнкерских орлов в петлицы — это в 26 лет! А поскольку разбогател в Забайкалье, то начал потихоньку готовиться к свадьбе. Его, Благово, тоже не обошли наградами: навесили на задницу ключ, и теперь он обязан присутствовать на всех дворцовых приёмах плюс ещё дежурства. Как там у Козьмы Пруткова? «Камергер редко наслаждается природою». И ведь действительно — редко! Когда он, к примеру, последний раз рыбачил в Гатчине? Ох, давно…

Приблизившись к Симеоновскому мосту, по которому он всегда переходил на другой берег Фонтанки, Благово обратил внимние на человека в длинной суконной шинели. Тот стоял, облокотясь на перила, курил и вяло глядел по сторонам. Усы с бородкой, жёлтое нездоровое лицо. Человек как человек. Но было в нём что-то фальшивое. Поза излишне убедительная, и беззаботность какая-то уж очень беззаботная. Сигарету держит в левой руке, а правую опустил в карман шинели.

И тут вдруг Павел Афанасьевич вспомнил, как восемь месяцев назад весёлый грек Папа-Фёдоров пришёл к нему на службу с дикой новостью. Что получил заказ на его, Благово, убийство. Ему велено было вот так же стоять утром на этом мосту и дожидаться вице-директора; тот всегда ходит в департамент одним и тем же маршрутом. Застрелить и умчаться в экипаже. Вон, кстати, и экипаж, едва различимый в сумерках, таится за углом. Т-а-а-к… Они нашли другого исполнителя.

Деваться Благово было уже некуда: он вышел на мост. Развернуться и побежать? Возле цирка Чинизели всегда стоит городовой. Если он ошибается в опасениях и перед ним обычный зевака — выйдет смешно и неловко. Если не ошибается, то его догонят и застрелят в спину. Ну-с, твоё превосходительство, что выбираешь: быть смешным или быть мёртвым?

Оружия Павел Афанасьевич никогда просто так не носил, брал только на задержания. Отбиться тростью? От револьвера не отобьёшся. С каждым шагом Благово приближался к человеку с жёлтым лицом, но ничего спасительного не приходило ему в голову. В висках стучало всё сильнее. Неужели сейчас в самом деле убьют? В центре столицы, в ста саженях от департамента…

До незнакомца осталось семь шагов. Шесть. Пять… Вот огонёк сигареты описал дугу и упал в Фонтанку. Сейчас желтолицый повернётся к нему!

Вдруг за спиной вице-директора раздался звон копыт. Подлетела пароконная коляска, остановилась, и из неё высунулось умное лицо Плеве.

— Павел Афанасьевич! Доброе утро. Вас подвести?

— Доброе утро, Владимир Константинович. Вы от графа? Что так рано?

— А, сорвал ни свет ни заря. И, как всегда, из-за пустяков. Так присядете?

— Пожалуй. Спасибо. Сегодня что-то скользко; дважды чуть не сделал оверкиль.

— Это как? — рассмеялся Плеве.

— Ну, кверху килем. В нашем случае это вниз головой!

Боковым зрением Благово увидел, что человек в суконной шинели быстро ушёл в направлении храма Святых Симеона и Анны и сел там в ожидавший его экипаж. Уф… Болтая ни о чём, полицейские начальники доехали до департамента, и только у себя в кабинете Павел Афанасьевич смог перевести дух. Министр внутренних дел граф Толстой вызывал Плеве обычно к вечеру, а сегодня неожиданно дёрнул с утра. Неужели эта случайность спасла Благово жизнь? Или это плод больного воображения?

Успокоившись и всё обдумав, действительный статский советник послал курьера за Лыковым. Вскоре тот вошёл своей бесшумной пластунской походкой, сильный и надёжный, и стало как-то легче.

— Здравия желаю, ваше превосходительство! — гаркнул он по-солдатски.

— Садись, камер-юнкер хренов.

— От камергера слышу!

Посмеялись, потом Благово сказал:

— Кажется, четверть часа назад меня хотели убить.

Лыков посмотрел на шефа: нет, не шутит.

— Где?

— На Симеоновском мосту.

— Кто?

— Неизвестный мужчина.

— Он в вас целился?

— Нет, стоял и курил. Ждал, когда я подойду поближе. По счастью, случайно появился Плеве и взял меня в свою коляску.

— Мужчина на мосту просто стоял и курил? Почему же вы решили, что он собирается вас убить?

— Ты помнишь по Нижнему Новгороду Папу-Фёдорова?

— Усики? Конечно, помню. Хороший парень.

— Этот хороший парень, когда ты в марте разгуливал по хапиловкам, рассказал мне одну занятную историю…

Лыков выслушал «занятную историю» и ошалел.

— И вы до сих пор это от меня скрывали? Почему?

— Есть вещи, которые тебе лучше не знать.

— Например? — обиделся Алексей.

— Например, кто дал команду проломить мне голову в Нижегородском кремле в феврале 1881-го. Помнишь? Мы тогда ожидали приезда государя.

— И вы знаете, кто?

— Знаю, и тогда знал.

— А мне не скажете?

— Не скажу. Эти люди мне уже не враги; а чем меньше знаешь, тем лучше спишь.

Лыков хотел набычиться, но передумал.

— Ладно! Но вернёмся к истории Папа-Фёдорова. Значит, Шульц и Ример? Они желали вашей смерти?

— Да.

— Шульца я помню, а второй кто таков? Вы тогда в марте предостерегали меня от общения с ним, но без подробностей.

— Это тёмный человек. Я сам не понимаю, какие силы он представляет. Но он желает мне зла. И именно Ример наверняка предупредил Дубяго о Маньке-Контузии и назвал ему твоё имя. Значит, он от меня не отстал. Восемь месяцев прошло, я думал, что всё забыто, ан нет! Ведь я говорил о нём с государем.

— Это тогда, перед коронацией?

— Да. Его величество прочитал доклад о поимке убийц Макова и, как ты помнишь, пожелал со мной встретиться. Очень ласково принял. Только поэтому я и решился заговорить с ним о Римере, что тон беседы сложился благожелательный. Мне некуда было деваться. Кому жаловаться на приятеля Воронцова-Дашкова и графа Толстого, ежели не государю?

— И не вышло?

— Не вышло. Я коротко, но совершенно отчётливо доложил его величеству, что тайный советник Ример препятствовал расследованию и имел секретную связь с Рупейто-Дубяго. Тот молча выслушал, потом сказал, глядя при этом в окно: «Ваше дело сейчас — это коронация. Надеюсь на верную службу. Идите!».

— И вы не посмели ничего добавить?

— А как тут добавишь? Государь посмотрел на меня так… странно. И отчуждённо. Словно хотел сказать: «Это не твоего ума дело, Благово; я всё знаю, но изменить ничего не могу».

— Понятно… Но удивляет другое: зачем Римеру вас преследовать и даже желать вашей смерти? Для чего он вообще пытался спасти Дубяго от арестования? У них есть какие-то общие чёрные дела?

— Несомненно. Рупейто-Дубяго — его средство воздействия на противников. Наверняка за ним с колбасником стоят кровавые злодейства, совершённые по указке Римера. Иначе не стал бы тайный советник защищать эту парочку столь настойчиво и откровенно. И ведь почти получилось! Карл Карлович ошибся только в одном: недооценил Лыкова. Наша сыскная полиция вряд ли бы нашла Московского Баранчика с его фиделькой, когда те легли на дно. А что есть человек, способный безбоязненно прочесать все притоны обеих столиц — этого они не могли предположить.

— И всё равно это не объяснение, — упрямо возразил Алексей. — То, что случилось — уже дело прошлое. Римеру лучше его не ворошить, внимания к себе не привлекать и пытаться только спасти Дубяго. Например, устроить ему побег, если так важно сохранить их общие тайны. Но для чего убивать Благово? Дело-то закрыто.

— Благово говорил о нём с государем.

— И это ничем не кончилось!

— Всё равно Благово опасен. Он ничего не забудет и может начать вредить. Собирать сведения, распространять слухи среди коллегов, искать сильных союзников. И в один прекрасный момент, когда ситуация позволит, нанести удар. Благово опасный противник, поэтому надёжнее будет убить его.

— Значит, они с Шульцем не отстанут?

— Не отстанут. Пока не добьются своего.

— А вот это хрен! — сдвинул брови Лыков. — Есть такая идея…

На следующее утро Благово вышел из дому в обычное время и двинулся на службу. В тридцати саженях сзади, одетый в статское, за ним фланировал майор Закс-Гладнев. Бывший полицмейстер Нерчинского каторжного района, он был переведён, по рекомендации Лыкова, в распоряжение столичного градоначальства. В Петербурге Александр Витальевич окончательно избавился от забайкальской сонливости и обещал вырасти в очень толкового полицейского офицера. Особенно же переезду в столицу была рада его жена… Закс-Гладневу уже подготовили место участкового пристава Казанской части — одной из самых «боевых». Пока же, в ожидании назначения на должность, он охотно согласился покараулить Благово.

По другому, левому берегу Фонтанки параллельно этой парочке и с той же скоростью двигался Лыков. Он должен был выйти на Симеоновский мост одновременно с Павлом Афанасьевичем и зайти предполагаемому террористу со спины.

И, наконец, возле церкви Святых Симеона и Анны, также переодетый в партикулярное платье, дежурил Фёдор Кундрюцков. Месяц назад он закончил кадр Полицейского резерва, получил чин младшего городового и свой первый пост на углу Большого и Малого Казачьих переулков. Но через несколько дней его увидел случайно проезжавший мимо градоначальник генерал Грессер. Восхитившись монументальной статью нового городового, он приказал перевести его на более ответственный пост — к Аничкову дворцу, любимому государем. Так что, карьера Фёдора началась весьма удачно. Сейчас Благово выпросил его у Грессера на несколько дней «для проведения секретной операции». В задачу Кундрюцкова входил арест экипажа, поджидающего террориста.

Ловушка распахнулась — но захватила пустоту. На Симеоновском мосту действительного статского советника в этот раз никто не поджидал. То же самое повторилось и на следующий день. Благово сказал своим телохранителям:

— Всё! Хватит караулить мою никчёмную особу. Видать, я начал выживать из ума и наблюдать то, чего и не было…

— Нет, — возразил Лыков. — Они повторят свою попытку на четвёртый день, по старому бандитскому обычаю. Но и завтра мы будем на месте!

Коллежский асессор оказался прав. Когда послезавтра он проходил мимо Фонтанного дворца Шереметьевых, то ещё оттуда заметил одиноко стоящую на Симеоновском мосту мужскую фигуру. Подошёл поближе, примотрелся. Высокий мужчина с сивыми усами на жёлтом лице, и так же курит. Сбрил бороду и сменил суконную шинель на ватный макинтош — думает, его не узнают!

С другого берега на мост ступил Благово. Вот он приближается к курильщику… Вот, так же, как и в прошлый раз, окурок брошен в Фонтанку… Когда до Павла Афанасьевича осталось три шага, желтомордый повернулся к нему лицом и выхватил револьвер. Тут сзади подошёл Лыков, схватил его за плечи и отобрал оружие.

— Что это у тебя за штука интересная? Дай-кось я посмотрю.

Незнакомец обмер от неожиданности, но тут же в его левой руке появился нож.

— Экой ты настырный! — подивился Лыков; отобрал и его. Выбросил трофеи в Фонтанку, потом схватил террориста одной рукой за ворот макинтоша, перенёс через перила и подвесил над рекой. Тот совсем растерялся и задрал вверх перекошенное от страха лицо.

— Давай так, — доверительно сказал ему Алексей. — Я буду задавать тебе вопрос, всегда один и тот же. Как только ты не ответишь или соврёшь, стану отгибать палец. И так до правдивого ответа — или твоей смерти. Учти, пальцев всего пять. Начнём. Кто тебя подослал?

— Пошёл к чёрту! Немедленно подними меня обратно!

Лыков отогнул мизинец.

— Вторая попытка. Кто тебя подослал?

— Вытащи меня наверх, сволочь!!

Коллежский асессор оттопырил безымянный палец.

— Слушай, я, конечно, парень сильный, но даже я не сумею удержать тебя двумя пальцами. Так что у тебя последняя попытка. Последняя! Ну? Кто тебя подослал?

— Шульц, сенатор Шульц!

— Вот давно бы так, — удовлетворённо кивнул Лыков и поднял террориста на мост. Тут сзади подъехал Фёдор Кундрюцков в лёгкой одноколке; в ногах у него лежал возница.

Лыков с пленником, Благово и подоспевший Закс-Гладнев набились в экипаж и поехали в департамент. Там Павел Афанасьевич с благодарностью отпустил своих добровольных помощников, а сам, вместе с Алексеем, принялся за допрос.

Желтолицый усач оказался известным убийцей, находищимся в розыске, по кличке Вовка-Белотел. Сообразно кличке, он был родом из Ярославской губернии. Прославился налётом на стереотипню Бялобжесского, при котором убил трёх человек. Скрывался от полиции в пещерах за Горячим полем. Через нескольких посредников на него вышел сенатор Шульц и предложил десять тысяч за убийство Благово. Пояснил: это тайная воля «самой верхушки» и ловить Белотела станут больше для вида, но всё равно после акта лучше уехать из столицы.

Вовка дал точное портретное описание Шульца и опознал его по светокопии. Благово с Плеве поехали к министру. Граф Толстой долго тёр нос, сморкался и брюзжал, но всё же был вынужден поговорить в телефон с министром юстиции Набоковым. Тот пригласил всю компанию к себе, и в Шуваловском дворце состоялось секретное совещание.

Конечно, об аресте сенатора не могло быть и речи. Известно, что уголовные часто оговаривают в своих показаниях различных влиятельных лиц с целью запутать следствие. Но здесь попытка покушения на вице-директора Департамента полиции, чиновника четвёртого класса и камергера! Кроме того те, кому положено, знали, что именно этот человек провёл блестящую агентурную операцию под шифрованным названием «Между Амуром и Невой». Чем в очередной раз обратил на себя благосклонное внимание государя… В конце концов, было решено очень вежливо опросить (но не допросить!) тайного советника Шульца. Задать ему несколько вопросов при полном уважении к его сановному статусу…

Видимо, у бывшего управляющего Третьим отделением остались-таки свои люди в Департаменте полиции. Когда в 1880 году отделение было упразнено, из 42 чиновников, состоящих в его штате, во вновь созданный департамент было принято только 17 человек. Кто-то из них и предупредил Шульца. Когда следователь прибыл к нему на квартиру, лакей сообщил, что барин недавно ушёл в Соболевские бани, что по Мойке у Красного моста. Настырный следователь отправился по указанному адресу и обнаружил сенатора мёртвым. Со вскрытыми венами тот лежал в ванне «дворянского» номера ещё тёплый…

Вечером этого насыщенного дня Благово сказал Лыкову:

— Ример соскочил с крючка. Шульц унёс его имя с собой в могилу. Пока он затаится, а когда всё забудется, то нанесёт новый удар. Будь теперь всегда настороже!

На другое утро тайный советник Ример, сидя у себя дома, получил от рассыльного письмо без обратного адреса. Вскрыл конверт и прочитал:

«Если ещё хотя бы раз с Павлом Афанасьевичем Благово случится нечто, подобное вчерашнему, ты покойник. Наведи обо мне справку и поймешь.

Лыков».