ГЛАВА 6
Этот магазин мистера Чермака на углу Кавендиш-стрит и Эппл-авеню в самом конце района, где жили Батлеры, был одним из тех торговых предприятий стандартных товаров, которые в последнее время буквально заполонили не только Калифорнию, но и всю Америку.
В последние несколько лет небольшие лавки, в которых одна и та же вещь могла стоить или десять центов, или же целый никель, то есть – четверть доллара (в зависимости от конъюнктуры или просто прихоти продавца), катастрофически разорялись, не в силах конкурировать с подобными торговыми заведениями.
В этом чудовищно огромном, похожем скорее на ангар или необъятное зернохранилище магазине все было стандартным – и товары, и цены на них, и, как зачастую казалось Скарлетт, сами продавцы: почти все мужчины чем-то неуловимо напоминали популярных голливудских кинозвезд, а молоденькие девочки-продавщицы, как одна, были похожи или на тех же кинозвезд, или на модных эстрадных певичек, изображения которых на открытках можно было приобрести тут же, не отходя от кассы.
Огромное полутораэтажное здание занимало почти целый квартал: тут можно было купить практически все – начиная от бритвенных лезвий и шнурков для ботинок и заканчивая самодвижущейся керосиновой коляской без кучера, названной изысканным французским словом «автомобиль». Магазин мистера Чермака не зря назывался «универсальным». Впрочем, того, чего у мистера Чермака нельзя было купить сейчас же, сию минуту, всегда можно было заказать – за небольшую доплату мальчики-посыльные любезно приносили покупку прямо к дверям дома…
Однако в данный момент Скарлетт не интересовали ни бритвенные лезвия, ни шнурки для ботинок, ни, тем более, эти самодвижущиеся коляски, эти уродливые чадящие «автомобили», и она отнюдь не собиралась делать какие-нибудь заказы по каталогу.
Ее интересовал продуктовый отдел – место, наиболее пригодное, по ее мнению, для того, чтобы выпустить там горностая…
«Наверняка, это как раз то, что мне надо, – решила она. – Во-первых, горностай должен освоиться там довольно быстро, ему там понравится – ведь еды – великое множество, кроме того, есть из чего выбирать… Во-вторых – он вряд ли сможет найти дорогу домой… Конечно же, рано или поздно его заметят и изловят, но бессловесная тварь никогда не укажет на своего хозяина… А моя совесть, по крайней мере, будет чиста – я не буду упрекать себя в смерти этого животного…»
Впрочем, еще до того, как она пошла в этот универсальный магазин, Скарлетт как следует подготовилась…
Прежде всего, надо было подумать, каким образом она понесет туда горностая. За пазухой?..
Нет, не годится – этот зверек слишком быстрый и юркий – он обязательно удерет. В кармане?..
Тоже не то: у этого грызуна слишком острые зубки – Скарлетт не раз имела возможность убедиться в этом на собственном опыте. А потом, носить горностая в кармане… Такая мысль могла прийти в голову кому угодно, но только не такому рациональному и практичному человеку, как Скарлетт Батлер…
Оставалось одно – посадить горностая в сумку и, принеся таким образом в магазин, незаметно выпустить его там…
Скарлетт так и поступила…
Горностай сидел на платяном шкафу, когда Скарлетт, подойдя поближе, положила перед ним кусочек ветчины и почти ласково произнесла:
– Не убегай, не убегай…
Пока животное было занято едой, Скарлетт быстро нашла в шкафу старую сумку, застегивающуюся на ровный ряд мелких костяных пуговиц и, тщательно осмотрев ее, выяснила, что сумка крепкая и целая, без дыр. Подманить зверька еще одним куском мяса не составило большого труда – через пять минут горностай судорожно метался по сумке – она к тому времени уже была застегнута, и улизнуть оттуда не было никакой возможности.
Спустя десять минут Скарлетт, держа сумку в руке, вышла из дому и направилась в сторону перекрестка Кавендиш-стрит и Эппл-авеню…
До универсального магазина мистера Чермака было не более двадцати минут неспешной ходьбы, где-то около полумили пути, и Скарлетт, прижимая к себе сумочку с безумно метавшимся там грызуном, всю дорогу обдумывала, какие же оправдания она скажет потом Ретту насчет исчезновения горностая.
«Наверное, придется сказать, что он куда-то убежал, – размышляла Скарлетт, – тем более, что окно в гостиной открыто с самого раннего утра. Вполне естественно, что горностай может вскарабкаться на старую смоковницу, которая своими ветвями врывается почти в комнату… А почему бы, собственно говоря, и нет – ведь, что ни говори о приручении, это дикий зверь…
Как бы то ни было, какой бы скандал мне потом ни устроил Ретт, от горностая надо избавиться, и притом – как можно скорее, – решила Скарлетт, подходя к универсальному магазину. – Как можно скорее…»
Толкнув на себя массивную дверь со стертой от многократных прикосновений посетителей бронзовой ручкой в виде когтистой львиной лапы, Скарлетт неспешным шагом вошла в магазин.
Несмотря на послеобеденное время, покупателей было немного: люди, живущие в этом районе, как правило, делали покупки или утром, или после пяти вечера: район этот населялся по преимуществу пожилыми людьми, рантье или пенсионерами, которые в дневную июньскую жару предпочитали сидеть дома за закрытыми жалюзями – в такую погоду лишь они давали спасение от зноя.
Универсальный магазин действительно был велик – ровные ряды, заставленные всевозможными товарами, образовывали бесконечные правильные прямоугольники, в которых человек, впервые попавший сюда, мог заблудиться…
Это был настоящий лабиринт, какой-то миниатюрный город, с главной площадью, на которой красовался своими блестящими отполированными поверхностями «Форд-Т», новинка этого автомобильного сезона, – довольно безобразное сооружение: с поднятым верхом этот автомобиль походил на маленький черный ящик на колесах. Но, как утверждал создатель этой машины, мистер Генри Форд, что, впрочем, целиком соответствовало действительности, этот автомобиль был предназначен не для красоты, а для того, чтобы на нем можно было достичь любой точки земного шара, за исключением нескольких горных вершин: в машине было удобное сидение, крыша, под которой можно было укрыться от дождя, надежный мотор, который работал на совесть и колеса, которые вертелись без отказа. Многие находили, что этот автомобиль похож на современного среднего американца, который мало заботится о красоте, но больше – о пользе…
В универсальном магазине-минигороде мистера Чермака были и авеню электрических товаров, и стриты канцелярских принадлежностей, обуви, головных уборов и одежды, и бульвары товаров для дома, и широкие проспекты кулинарных изделий – с многочисленными переулками колбасных и кондитерских товаров, тупиками и ответвлениями, заставленными бесчисленными огнеупорными кастрюлями, кухонными наборами и специальными приспособлениями, облегчающими нелегкую жизнь домашней хозяйки…
Скарлетт неоднократно наведывалась в этот магазин – быстро сориентировавшись, она прошла в отдел, торгующий фруктами.
«Самый раз, – решила она. – Вчера вечером Ретт кормил этого зверька бананом, и горностай с удовольствием его ел… Думаю, что если оставить его тут, он наверняка не умрет с голоду… А когда его отловят, я не думаю, что этого зверька убьют за съеденное… Несколько бананов для такого магазина – небольшая потеря».
Оставалось сделать немногое: поставить холщовую сумочку с присмиревшим уже зверьком на специальный столик, незаметно открыть ее, чтобы горностай не задохнулся и, как ни в чем не бывало, удалиться…
Скарлетт уже почти прошла к столику, уже собралась расстегнуть несколько костяных пуговиц…
Но внезапно нос к носу столкнулась с мистером Дейлом Ганнибаллом Сойером, с тем самым, как она сказала Ретту, «несносным» отставным генералом от инфантерии, с которым она столь неосторожно повздорила около месяца назад на вечере у мистера Коллинза.
Отставной генерал сразу же признал в этой пожилой леди своего давнего оппонента. Подойдя к Скарлетт, он совершенно неожиданно для нее очень приветливо улыбнулся и снял шляпу.
– Добрый день, мэм…
«Черт бы его побрал, – мысленно выругалась Скарлетт. – Как он тут появился?.. Этого мне еще не хватало… И почему всегда, когда я что-нибудь задумываю, мне все время кто-то мешает?..»
Однако ей не оставалось ничего другого, как поприветствовать в свою очередь мистера Сойера – Скарлетт, неоднократно проанализировав ту словесную перепалку, решила, что основная тяжесть вины за ту неприглядную сцену в гостях лежит на ней…
Она чувствовала себя виноватой, и загладить свою пусть невольную, но вину было просто необходимо.
Приветливо улыбнувшись, Скарлетт с полупоклоном произнесла:
– Здравствуйте… Как ваши дела, мистер Дейл Ганнибалл Сойер?..
Отставной генерал подошел поближе. Скарлетт по выражению его лица сразу поняла, что, обратившись к нему полным именем, она доставила Сойеру пусть маленькое, но удовольствие.
– Благодарю вас, неплохо… Давненько с вами не виделись…
Скарлетт кивнула.
– Да уж… Честно говоря, генерал, я и не думала, что вы подойдете ко мне первым…
В этой фразе нетрудно было расслышать: «Я ведь так обидела вас… Обидела в лучших чувствах. Простите, мистер Сойер, если я своей вспыльчивостью причинила вам несколько неприятных минут».
Мистер Сойер улыбнулся – но, как показалось Скарлетт, несколько застенчиво.
– Да, мне так неловко… Видимо, Дейл Ганнибал Сойер испытывал приблизительно те же чувства, что и Скарлетт… Кроме того, очевидно, он постоянно находился в одиночестве, и потому испытывал острейший дефицит общения, и потому был необыкновенно рад возможности побеседовать с этой леди.
– Мисс Батлер, если не ошибаюсь, – начал было он, но Скарлетт тут же довольно мягко перебила своего собеседника:
– Миссис Батлер, – произнесла она. – А мое полное имя, к вашему сведению – миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер.
Однако генерал ни на секунду не смутился от этого замечания.
– Да, да, конечно, конечно же, миссис Батлер, – произнес он в ответ. – Как я мог забыть… Конечно, конечно…
Скарлетт, убедившись, что собеседник не держит на нее зла, уже хотела было раскланяться и свернуть в какой-нибудь ряд, но Сойер удержал ее:
– Миссис Батлер, я хотел было принести вам свои извинения…
После этих слов генерала Скарлетт совершенно искренне удивилась:
– Извинения?..
Сойер кивнул. По всему было заметно, что Дейл Ганнибалл очень смущен.
– Да, мэм…
Передернув плечами, она произнесла:
– Не понимаю – за что только… Генерал, вы сказали – извинения?.. По-моему, извинения должна была приносить я…
В этот момент она, занятая исключительно мыслями, как же поскорее избавиться от горностая, даже и не вспомнила ту свою размолвку с этим неприятным для нее человеком.
– Да, извинения, – произнес генерал веско. – Приношу свои извинения… Миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер.
– Но за что?..
Генерал улыбнулся – как показалось Скарлетт, еще более сконфуженно.
– Дело в том, что тогда, месяц назад… На нашем полковом празднике, на который были приглашены вы с вашим мужем… э-э-э…
Скарлетт быстро подсказала:
– Мистером Реттом Батлером…
– Вот-вот, с мистером Реттом Батлером, – продолжал отставной генерал, – я позволил себе… э-э-э… Некоторую несдержанность… И теперь я глубоко раскаиваюсь в содеянном.
Скарлетт улыбнулась. – И потому вы хотите принести мне свои извинения, генерал?..
Генерал наклонил седеющую голову.
– О да, мэм… Просто я боюсь, что после той нашей беседы у вас, миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер, – заученно повторил он ее полное имя, – у вас могло сложиться довольно привратное, неправильное мнение о людях, которые воевали в армии генерала Шермана… А для меня, как вы наверняка понимаете, главное – чтобы люди, пусть даже и из враждебного стана, считали янки джентльменами…
Скарлетт, не выпуская из рук сумочки, с легкой иронией поинтересовалась:
– Мистер Сойер, скажите… Неужели вы до сих пор считаете, что я – ваш враг?.. Неужели вы и теперь всерьез думаете, что сегодня это все так уж и важно – янки, Конфедерация, война Севера и Юга…
Отставной генерал на минуту задумался, после чего ответил:
– Нет, конечно же, миссис Батлер, теперь, спустя столько лет… Нет, что вы, что вы, я не считаю так, далеко не считаю… Но я никогда не забуду, что мы с вами в свое время, так сказать, находились по разные стороны фронта… – Он вновь мягко улыбнулся. – Простите, я понимаю, возможно то, что я говорю, вам и неприятно, но те далекие теперь уже для многих события… Это ведь все, что у меня, по сути, осталось… Я и теперь живу одними только воспоминаниями о тех днях… А Авраам Линкольн… Нет, что бы там ни говорили, а это был действительно великий человек… Он часто снится мне по ночам…
Скарлетт понимала, что теперь она должна сказать этому человеку хоть что-нибудь приятное – понимала, как никто другой…
«Как точно он выразился, – подумала она невольно, – «я живу только воспоминаниями»… Точно также, как и я… Одними только воспоминаниями…»
Изобразив на лице живейший интерес, Скарлетт поинтересовалась:
– А вы действительно присутствовали при том, как этот президент произносил свою знаменитую речь – ну ту, в Геттесберге?..
По тому, как сразу же оживился отставной генерал, Скарлетт поняла, что не ошиблась с вопросом.
– О, да, конечно же… Я присутствовал при этом, миссис Батлер…
И генерал вновь процитировал Скарлетт отрывок столь понравившегося ему образчика ораторского искусства.
При всей серьезности ситуации Скарлетт не могла удержаться от улыбки.
«Никак не могу понять, – подумала она, – для чего это ему надо?.. Хотя… Да, он, наверное, совершенно одинокий человек, старый и одинокий… Точно, как мы с Реттом. Правда, у меня есть Ретт, у Ретта есть его горностай… Надеюсь, больше не будет, – тут же поправила она себя мысленно, – а у этого несчастного отставного генерала, по сути, ничего не осталось… Да, он правильно сказал… Только его воспоминания о безвозвратно ушедшей молодости и сознание того, что он положил лучшие годы своей жизни на алтарь правого дела – разгрома армии Конфедерации… Наверняка, у него нет детей, и доживает он где-то в одиночестве…»
Покачав головой, Скарлетт с посерьезневшим лицом спросила:
Мистер Сойер, позвольте один несколько личный вопрос?..
Сойер с нескрываемым удивлением посмотрел на свою собеседницу. Личный?..
«Наверняка, за последние несколько лет никто не задавал ему таких вопросов, подумала Скарлетт, – да, этот мистер Сойер, по своей сути, глубоко несчастный человек… Зря я с ним тогда поспорила…»
Отставной генерал вновь спросил:
– Личный?..
Скарлетт мягко улыбнулась в ответ – она понимала, что теперь одним только нечаянным жестом, косым взглядом, неловкостью в голосе может до глубины души оскорбить этого человека…
– Да… Если можно.
– Можно, мэм…
Стараясь придать своим интонациям максимум почтительности и доброжелательности, Скарлетт очень осторожно поинтересовалась:
– Мистер Сойер… Скажите, пожалуйста, у вас есть дети?..
Лицо отставного генерала от инфантерии внезапно погрустнело.
– Есть… То есть нет.
– Так да или нет?., – спросила Скарлетт все тем же тоном.
Тяжело вздохнув, мистер Сойер изрек:
– Понимаете ли, у меня было два сына. Старший сын, Фрэнк, морской пехотинец, отличный парень и подающий надежды офицер, погиб во время войны с Испанией в 1896 году. Он был вторым лейтенантом на канонерской лодке «Массачусетс», и его корабль, получив несколько пробоин ниже ватерлинии, по пути из Гаваны попал в шторм… А младший… мистер Сойер вновь вздохнул. – Мой младший, мой Денис связался со скверной компанией, с какими-то жуликами, аферистами, наподписывал кучу подложных векселей, и теперь вот пустился в бега… Он душевный человек, но очень, очень доверчивый… А те негодяи и воспользовались его добротой… Я не видел его более трех лет – правда, периодически он высылает мне открытки из разных штатов, успокаивает, что жив-здоров… – Сделав небольшую паузу, отставной генерал добавил – Буквально несколько недель назад он прислал мне письмо с Аляски… Работает там лесорубом – это после технологического-то колледжа. Пишет, что когда скопит нужные деньги, чтобы рассчитаться с кредиторами, то обязательно вернется…
Скарлетт слушала, согласно кивая Сойеру время от времени.
«Да, так я и знала, – думала она, – этого человека можно только пожалеть… По сути – это очень несчастный, всеми брошенный, одинокий старик… У него тоже ничего не осталось, кроме воспоминаний… Наверняка, у него нету и жены – пуговица на пиджаке болтается, вот-вот оборвется… Да, наверное, что он давно уже не видел заботливых женских рук…»
А мистер Сойер, словно угадав направление мыслей своей собеседницы, после непродолжительной паузы очень печально добавил:
– Моя супруга Бекки скончалась от сердечного приступа, когда получила известие о гибели Фрэнка… Это был ее любимец… Сам я тогда за несколько дней поседел… – Дейл Ганнибалл тряхнул лысеющей уже серебряной шевелюрой, – так что теперь вот доживаю один…
Скарлетт почему-то захотелось сделать этому человеку что-то приятное – сказать несколько добрых слов в утешение, как-нибудь обнадежить…
Старик изрек:
– Да, конечно же… Тогда я совершил большую глупость, что ввязался с вами в этот спор… Простите меня великодушно…
Но в этот момент горностай, сидевший в сумке, внезапно зашевелился, и она, судорожным движением прижав сумку к груди, произнесла:
– Мистер Сойер, я думаю, в нашем возрасте не стоит обращать внимание на такие пустяки, как некстати вылетевшее слово, – Скарлетт улыбнулась. – Конечно же, со времен той войны прошло столько лет, и теперь, мистер Сойер, нам с вами совершенно ни к чему… – Она хотела было уже сказать: «разбирать снова и снова, кто был виноват, а кто – прав», но, поняв, что с ее стороны это будет нетактичным, что этот пожилой человек никогда не сочтет дело, за которое воевал, неправым, тут же поспешно изменила начатую уже фразу: – Совершенно не к чему бередить старые раны… Спустя так много времени. Да, каждый сражался за то, во что верил…
Сойер понимающе улыбнулся.
– Да, конечно же… Я и сам много думал об этом… Спасибо вам, миссис Батлер…
Та с интересом посмотрела на него.
– Это я должна вас благодарить.
Скромно улыбнувшись, отставной генерал с мягкой улыбкой произнес:
– За вашу доброту, за ваше понимание… Миссис Скарлетт О'Хара Гамильтон Кеннеди Батлер…
Поговорив с мистером Сойером еще несколько минут, но на этот раз – уже не возвращаясь к первоначальной теме, а так, о разных пустяках, они расстались, как давние добрые друзья.
«Все-таки – как иногда мы бываем несправедливы к людям, – подумала Скарлетт, – и потому лишь только, что их убеждения не совпадают с нашими…»
* * *
Когда мистер Сойер, вежливо попрощавшись, ушел, Скарлетт, оглядевшись по сторонам, подошла к столику и, убедившись, что поблизости никого нет, осторожно расстегнула несколько пуговичек сумки…
– Ну, давай же, давай, – прошептала она таким тоном, будто бы зверек мог ее понимать, – давай, выходи из сумки…
Однако горностай упорно не выходил – то ли ему действительно так понравилось в этом темном холщовом убежище, то ли зверек попросту был напуган новой обстановкой.
Скарлетт легонько постучала по стенке сумки. Наконец, через несколько секунд, из щели высунулась острая мордочка с маленькими полупрозрачными усиками и принюхалась…
– Выходи, выходи…
Зверек высунул из образовавшегося отверстия мордочку и быстро осмотрелся.
– Ну, наконец-то, – прошептала Скарлетт и, еще раз посмотрев по сторонам, отошла от столика, оставив на нем полураскрытую сумку…
Через минуту горностай вынырнул из сумочки и стремглав бросился под прилавок…
И Скарлетт, облегченно вздохнув, пошла в сторону выхода…
Идя домой, она чувствовала в себе необычайное облегчение – будто бы сбросила с себя такой тяжкий груз!.. А ведь она действительно его сбросила…
Скарлетт прибавила шаг. Руки ее были свободны, их уже ничего не отягощало; сумочку Скарлетт оставила в магазине – действительно, к чему ей теперь какая-то сумочка?..
Ей захотелось куда-нибудь зайти, посидеть в одиночестве – может быть даже, чего-нибудь выпить… Действительно, а почему бы и не выпить по случаю праздника?.. Ведь теперь на душе ее был самый настоящий праздник, она наконец-то избавила дом от этого чудовищного горностая, из-за которого Ретт сходит с ума…
Неподалеку от ее дома была аптека – заведение, в котором можно было не только купить какие-то лекарства, но и поесть, выпить чай, или кофе или даже чего-нибудь более крепкого…
С некоторых пор – наверное, лет пять назад, – почти все аптеки в Калифорнии, как, впрочем, и во всей Америке, превратились в некое подобие закусочных… Дело в том, что фирмы, занимающиеся лекарственными препаратами, поставили производство медикаментов на промышленную основу. Действительно – чем это там занимаются за своими перегородками провизоры?.. Что они там растирают в своих глубоких фаянсовых чашечках?.. Лекарства?.. Но ведь все эти десять, пятнадцать, двадцать, пусть даже сто или триста разновидностей жаропонижающего, болеутоляющего и тонизирующего можно готовить на предприятиях, а не кустарным способом.
И лекарства стали изготавливаться на фабриках. Разумеется, провизоры потеряли свой заработок, и, чтобы не разориться, были вынуждены продавать мороженое, прохладительные напитки, табачные изделия, игрушки, папиросы кухонную посуду, бижутерию, открытки и даже автомобильные проспекты.
Спустя несколько лет после этого фармацевтического переворота американская аптека уже представляла собой большой бар с высокой стойкой и вертящейся рояльной табуреткой перед ней. За стойкой, как правило, стояли крепкие парни в белых пилотках, немного сдвинутых набок, или миловидные девушки. Улыбаясь посетителям профессиональной улыбкой, они жарили в грилях кур, подавали мороженое, цедили из толстых никелированных кранов шипящую сельтерскую…
В такой аптеке можно было позавтракать, пообедать, поужинать, выпить кофе или даже вина и виски – в зависимости от вкусов и пристрастий посетителя.
Именно в такую аптеку и зашла Скарлетт. Заказав стакан красного сладкого вина, она уселась за крайний от выхода столик и, пригубив его, задумалась…
«Да, теперь-то, наконец, с этим горностаем покончено, – подумала она. – Ничего, пусть Ретт возмущается, пусть даже кричит – теперь он, наконец-то, останется один… То есть, не один, а со мной… Теперь он не будет говорить, что ему одиноко… Что этот облезлый зверек заменяет ему всех и вся – и семью, и дом… и меня… А Ретту я скажу… Скажу, что он убежал. А-а-а, придумаю что-нибудь, а когда он успокоится, расскажу, как все произошло».
Скарлетт сделала еще один глоток вина и отставила стакан. Вино было на редкость хорошим, а тем более – для такого заведения. Скарлетт давно, вот уже несколько лет не пила такого…
Она размышляла…
* * *
Но почему все-таки Ретт Батлер так неожиданно, так внезапно изменился?..
Он ведь изменился не просто по отношению к ней – он вообще изменился…
Она могла ожидать от своего мужа чего угодно – но только не этого…
Променять ее, Скарлетт О'Хару, женщину, которую он всем своим сердцем любил, женщину, которую он когда-то назвал своим наркотиком… променять на это глупое бессловесное существо?..
Но почему?..
Разве оно способно дать ему, Ретту, то, что дает она, Скарлетт?..
Разве оно способно понимать его с полуслова, так же, как и она?..
Разве оно может действительно любить его, это животное?..
Нет, нет и еще раз нет…
Да, он изменился… Раньше ей это только казалось, раньше она все время мучилась вопросом – а не ошибается ли она? Не наговаривает ли на своего любимого?.. Но теперь она сама видит…
Кто же виноват в этом – он сам?.. А может… Может быть, она, Скарлетт?..
Нет, Скарлетт твердо знала – она осталась прежней – той самой Скарлетт О'Харой…
Она всегда казалась себе очень сильной, а особенно теперь: сильной своим жизненным опытом, твердостью и умом, рациональностью в поступках и в мыслях и трезвой практичностью. Она давно уже была уверена в том, что живет именно так, как хотела; правда, все эти неприятности, связанные с Реттом…
Но что за семейная жизнь без неприятностей?..
Она сделала еще один глоток и отставила стакан – на этот раз вино почему-то показалось ей приторным, липким и противным.
Скарлетт поморщилась: «И почему это я занимаю свои мысли такими глупыми рассуждениями?..»
Поднявшись, она, кивнув на прощание хозяину аптеки, неспешно пошла в сторону своего дома…
Скарлетт шла домой, твердо зная, что больше не будет терзать себя подобными размышлениями…
Все, с нее довольно!..
Стена, которая стояла между ней и Реттом, наконец-то сломана.
«Все, наконец-то с этим «облезлым хомяком» покончено, – подумала она, снимая плащ, – теперь ничто и никто не будет отвлекать Ретта от меня…»
Часы пробили пять вечера…
В комнате с прикрытыми жалюзями царил полумрак. Скарлетт в белом пеньюаре сидела на кровати в спальне, ее только что вымытые волосы были распущены по плечам. Она знала, что сейчас должен появиться Ретт, и потому хотела казаться в его глазах все такой же привлекательной и желанной, как и сорок лет назад.
В незакрытое жалюзями окно соседней комнаты вливалось вечернее тепло золотого июньского дня. Здесь словно чувствовалось сонное оцепенение Телеграфного холма, дремавшего за окнами. И Скарлетт испытывала теперь точно такое же состояние – легкое и спокойное. Теперь, когда больше ничто и никто не стоял между ней и Реттом, она была способна просто тихо, без движений, лежать, не чувствуя потребности размышлять о чем-нибудь серьезном. Ей было достаточно одного лишь сознания, что теперь она не одна, что теперь они вновь вместе, и что это препятствие, столь неожиданно ставшее между ней и Реттом, наконец-то преодолено…
Да, она прекрасно знала, что Ретт, обнаружив пропажу своего любимца, наверняка будет переживать, будет волноваться…
«Но ведь я сделала это исключительно для его же пользы!.. – все время выдвигала себе самооправдание Скарлетт. – Надо было раньше так поступить… Когда волна безумия, охватившего его, наконец-то отступит, Ретт сам будет благодарен мне за это…»
Заходящее солнце окрашивало калифорнийское небо в неяркие багряные тона – Скарлетт, сидя у окна, любовалась этим закатом…
Эти багряные тона чем-то напоминали ей родную Джорджию…
Сколько еще закатов ей предстоит проводить в своей жизни?..
Одному Богу известно…
Но ведь она не одна, не одна…
С ней – Ретт Батлер, ее любовь…
Было уже около семи, когда в комнату к Скарлетт зашел Ретт. Смерив ее недобрым взглядом, он тихо, но очень выразительно спросил:
– Где горностай?..
Скарлетт, конечно же, была готова к этому вопросу. Не поворачивая головы, она почти ласково, таким тоном, каким врачи обычно разговаривают с больными, поинтересовалась:
– Ретт!..
– Что?..
– Почему ты не здороваешься со мной?..
Ретт как-то механически, безо всякого выражения произнес:
– Добрый вечер.
Инициатива предстоящего разговора, как показалось миссис Батлер, была перехвачена. Но Скарлетт это только показалось…
Улыбнувшись, она ласково, с чувством произнесла:
– И я тоже очень рада видеть тебя, Ретт… Подсев на кровать, он вновь спросил – голос его зазвучал еще более напряженно:
– Где горностай?..
Скарлетт очень удачно изобразила на своем лице удивление.
– Горностай?..
– Ну да…
Пожав плечами, она произнесла:
– Не знаю… Ведь с ним все время занимаешься только ты… Я не страж твоему зверю, – произнесла она, некстати перефразировав Священное Писание, – не знаю…
Скарлетт улыбнулась, попыталась перевести разговор на другую тему.
Но Ретт в этот июньский вечер был настроен серьезно, как никогда.
– Скарлетт, у меня нет времени для шуток… Ответь мне, где этот зверек?..
Отведя взгляд к окну, чтобы Ретт не догадался обо всем по ее лицу, Скарлетт произнесла:
– Не знаю… А ты смотрел в кабинете?..
Ретт едва заметно кивнул в ответ.
– Да…
– Ну, и…
Пристально посмотрев на свою жену, Ретт все так же напряженно произнес:
– Это я должен тебя спросить – «ну, и…»
В этот момент Скарлетт поняла, что Ретту все прекрасно известно… Да, конечно же, он не знал, что она посещала магазин на углу Кавендиш-стрит и Эппл-авеню, не знал, что она несла туда, крадучись, этого зверька, вставшего непреодолимой преградой между ней и любимым… Он ничего этого не знал – да и как ему было догадаться?..
Но Ретт понимал, что исчезновение Флинта – дело ее, Скарлетт, рук. И Скарлетт поняла, что видит, чувствует это… Более того – она поняла, что он сам знает, догадывается о ее знании…
Отвернувшись к окну, глядя на старую смоковницу, старческую кору которой изборождали глубокие рубцы, она подумала: «И к чему весь этот ненужный разговор? Ведь мы и без слов прекрасно понимаем друг друга…» Ретт продолжал настаивать:
– Или ты, Скарлетт, скажешь мне, где мой горностай, или…
«Он говорит так, как капризный маленький мальчик, который потерял своего любимого плюшевого мишку, и теперь обвиняет в этом всех подряд, – устало подумала Скарлетт, – Боже, как это все мне надоело…»
Ретт все наступал и наступал, а Скарлетт как-то вяло отбивалась…
Неожиданно ее почти болезненная возбудимость сменилась каким-то обморочным равнодушием ко всему… Так человек, собравшийся на вокзал, обнаружив, что часы его давно уже стоят, устало садится на чемоданы и ни на что не обращает внимание…
«А может быть… Может быть, действительно во всем ему признаться, – подумала Скарлетт как-то обреченно… Ну, не будет он потом со мной разговаривать неделю-другую… Но ведь потом, через какое-то время, он поймет меня… Поймет и простит!.. Не будем же мы ссориться из-за такой мелочи… Это просто смешно».
Ретт уже не говорил, а кричал, срываясь в простуженный фальцет:
– Отвечай же немедленно, куда ты его дела!.. Скарлетт, я ведь по глазам твоим вижу, что ты его спрятала… Ответь же мне!..
Она, устало посмотрев на мужа, ответила тихо-тихо:
– Не знаю…
– Да ты мне…
В этот момент послушался звук колокольчика у входной двери.
– Кто это может быть?.. – Спросил Ретт, запнувшись на полуслове.
Она равнодушно пожала плечами.
– Не знаю…
– Ты никого не ждешь?..
– Нет… Кого я еще могу ждать?..
Скарлетт хотела добавить: «кроме тебя», но решила не говорить столь сакраментальной фразы – общий тон беседы явно не способствовал доверительности…
– Странно, кто это может быть…
Заметив, что Ретт хочет подняться и пройти к двери, Скарлетт произнесла:
– Посиди, я пойду и открою…
Мистер Батлер, опережая жену, первым выскользнул в коридор и пошел в сторону лестницы, ведущей на первый этаж, к входу.
– Нет, тогда вместе спустимся… – произнес он Скарлетт, не оборачиваясь, – мне кажется, что это что-то такое…
Он, не договорив, быстро спустился к двери и повернул ключ, торчавший в замке. Скарлетт поспешно проследовала за ним.
На пороге стоял какой-то румяный мужчина – во всяком случае, ни Скарлетт, ни Ретт раньше с ним никогда не встречались.
Неожиданный гость представлял собой чрезвычайно распространенный в Калифорнии тип румяного и седовласого делового человека. Такой тип, как правило, вырабатывается из преуспевающих американцев к сорока или пятидесяти годам на основе приличных доходов, хорошего аппетита и неисчерпаемого запаса оптимизма. Сделавшись к сорока или к пятидесяти румяным и седовласым джентльменом, он остается таким до конца своих дней, и уже нет никакой возможности определить, сколько же ему лет: сорок три или шестьдесят один.
Но Скарлетт и не пыталась определить истинный возраст этого человека – в руках у посетителя она сразу же заметила холщовую хозяйственную сумочку – ту самую, с которой она сегодня ходила в универсальный магазин на углу Кавендиш-стрит и Эппл-Авеню…
Улыбнувшись, незнакомый посетитель вынул из нагрудного кармана своего твидового пиджака карточку и, протянув ее Ретту, произнес:
– Моя фамилия – Чермак. Уильям Т. Чермак… К вашим услугам.
Ретт, бросив беглый взгляд на карточку посетителя, словно желая тем самым удостовериться, что он действительно тот человек, за которого себя выдает, протянул ее обратно и, едва заметно улыбнувшись в ответ, поинтересовался:
– Чем могу служить?..
Чермак, слегка вздохнув, произнес:
– Простите, тут произошло небольшое недоразумение… Вы, если не ошибаюсь – мистер Ретт Батлер?..
Ретт кивнул.
– Да, действительно… А откуда вам это известно?..
Вы, наверное, из налогового отделения?.. Какие-то сложности, мистер Чермак?..
Покачав головой, посетитель с мягкой улыбкой профессионального торговца произнес:
– Нет, нет, что вы… Посмотрите на меня, мистер Батлер… Да разве я похож на человека, который может заниматься фискальной деятельностью?.. Я боюсь их точно также, как и вы…
Ретт передернул плечами.
– В чем же тогда дело?..
Ни слова не отвечая, мистер Чермак ловко вынул из того же нагрудного кармана еще одну карточку и протянул ее Ретту.
– Ретт Батлер… Адрес… Дом…
Недоуменно посмотрев на визитера, Ретт спросил: – Простите, я не совсем понимаю, каким образом она попала к вам – имею в виду карточку… Насколько я помню, мы с вами никогда не были представлены…
Откашлявшись, Чермак сказал:
– Дело в том, что я хозяин универсального магазина неподалеку отсюда… В конце этого района, на углу Кавендиш-стрит и Эппл-авеню…
Ретт пожал плечами.
– Безусловно, быть владельцем магазина – весьма почтенное занятие, но никак не могу понять, какое оно имеет отношение ко мне… Я ведь не оптовый торговец и не коммивояжер…
Чермак улыбнулся.
– Отношение самое что ни на есть непосредственное… Дело в том, что сегодня мои продавцы случайно обнаружили в отделе фруктов вот это, – он кивнул на холщовую сумку, которую держал в руках.
Скарлетт, стоявшая рядом, в этот момент подумала: «Ну, слава Богу… Наверное, этот мистер Чермак принес только сумку…»
Владелец универсального магазина продолжал все так же любезно:
– Да, мои ребята посчитали, что ее забыл кто-то из наших посетителей, и потому решили осмотреть ее, надеясь найти что-нибудь такое, что могло бы натолкнуть на след ее владельца или владелицы. Нам повезло: вот в этом отделении, – владелец универсального магазина стандартных товаров указал на небольшой карманчик, – мы обнаружили визитную карточку… И, как только что выяснили – принадлежащую вам, мистер Батлер.
Ретт удивленно произнес:
– Но я давно не был в вашем магазине… Может быть, это ты, Скарлетт?..
Конечно же, той ничего другого не оставалось, как сознаться в том, что она действительно была сегодня днем в универсаме.
– Да, я…
Чермак, протянув сумочку Ретту, улыбнулся.
– Но и это еще не все… Дело в том, что сумка была не пустая; сегодня же днем мы случайно обнаружили в отделе фруктов горностая…
У Скарлетт потемнело в глазах…
А Чермак все с той же профессионально-любезной улыбкой продолжал:
– Да, представьте себе – живого горностая!.. Когда мне его принесли, я просто глазам своим не поверил!.. Разумеется, я попытался определить, каким же образом он попал в наш магазин… И, осмотрев сумочку, пришел к неоспоримому выводу, что он был принесен к нам в ней… Значит, это ваш зверек?..
Ретт, метнув в Скарлетт презрительный взгляд, более чем любезно, однако, улыбнулся Чермаку.
– О, да, конечно же… Вы и сами не можете представить, какое одолжение для меня сделали!.. Значит, он был в сумке?..
Чермак наклонил голову:
– Да…
– А где же он теперь?.. Указав взглядом на холщовую сумочку, владелец магазина произнес:
– Там же…
И действительно, в сумке после этих слов что-то зашевелилось…
Ретт, ни слова не говоря, вынул из кармана чековую книжку.
– Простите, сэр, я хотел бы…
Чермак изобразил на своем лице легкую досаду.
– Нет, нет, что вы, мистер Батлер… Ведь это – мой долг…
Однако Батлер, выписав Чермаку чек на сто долларов, протянул его со словами:
– Мистер Чермак!.. Этот горностай для меня больше, чем просто зверек. Большое вам спасибо…
Чермак еще несколько раз попытался отказаться от денег, но, наконец, не устояв под напором Ретта, положил чек себе в карман.
– Большое вам спасибо, мистер Чермак, – напутствовал его Ретт.
– Это вам спасибо…
– Заходите в наш магазин. А вы, миссис Батлер, – он кивнул Скарлетт, – не забывайте больше свои вещи где попало…
И мистер Чермак удалился, весьма удивленный тем, что еще находятся какие-то безумцы, которые способны за какого-то негодного облезлого грызуна выложить такие баснословные деньги…
Ретт, вынув зверька из сумки, нежно погладил его и поцеловал в мордочку.
– Хороший ты мой…
Скарлетт бросила на своего мужа косой взгляд – глаза его блестели, как у помешанного.
«О, Боже, – едва не вырвалось из груди Скарлетт, – и вновь этот зверек…»
Да, теперь она прекрасно знала, о чем будет говорить с ней Ретт.
– Ретт, – произнесла она. – Да, я сделала это… Я сделала…
Ретт, нежно глядя на горностая, только тихо приговаривал:
– Хороший… Хороший… Я-то думал, что никогда больше тебя не увижу… Флинт… Хороший…
Скарлетт обратилась к своему мужу более громко – как человек, который хочет, чтобы на него обратили внимание:
– Да, я сделала это… Но сделала для твоей же пользы!..
Однако Ретт никак не прореагировал на это обращение – с Флинтом на руках поднялся по деревянной лестнице и пошел в сторону своего кабинета…
И Скарлетт, с трудом найдя в себе силы подняться в свою комнату, тяжело опустилась на кушетку…