Лучше свобода, исполненная опасностей, чем спокойное рабство.

Когда дурным людям достаются награды, безвозмездно быть честным нелегко.

Не называйте рабства покоем, изменяя смысл понятий в меру своей трусости.

Немногие желают свободы, ‹…› большинство – справедливых господ.

Прежде чем начинать, надо подумать, а подумав – действовать быстро.

Если ‹…› ты упомянешь о великой доблести и славе честных людей, то каждый равнодушно примет то, что он, по его мнению, и сам может легко совершить; но то, что превыше этого, признает вымышленным и ложным.

Жаден до чужого, расточитель своего. (О Катилине.)

Царям честные люди подозрительнее, чем дурные, и чужая доблесть всегда их страшит.

Подвиги афинян ‹…› были достаточно блистательны и великолепны, но гораздо менее значительны, чем о них говорит молва. Но так как в Афинах появились писатели чрезвычайного дарования, то деяния афинян и прославляются во всем мире как величайшие.

У римского народа ‹…› все лучшие люди предпочитали действовать, а не говорить, – чтобы другие прославляли их подвиги, а не сами они рассказывали о чужих.

Алчность всегда безгранична, ненасытна и не уменьшается ни при изобилии, ни при скудости.

Каждый измерял опасности степенью своей боязни.

Пожар, грозящий мне, я потушу под развалинами. (Угроза Катилины.)

С наиболее высокой судьбой сопряжена наименьшая свобода: таким людям [занимающим высшее положение] нельзя ни выказывать свое расположение, ни ненавидеть, а более всего – предаваться гневу.

Все дурные дела начинались с хороших образцов.

Наглость сильнее там, где защита слабее.

Не обеты и не бабьи молитвы обеспечивают нам помощь богов; бдительность, деятельность, разумные решения – вот что приносит успех во всем; пребывая в беспечности и праздности, умолять богов бесполезно: они разгневаны и враждебны.

Быть честным, а не казаться им предпочитал он. Таким образом, чем меньше искал он славы, тем больше следовала она за ним. (О Катоне Младшем.)

Один лишь победитель достигает мира ценой войны.

Сознание неизбежности ‹…› даже трусов делает храбрыми.

Большинство повелителей заблуждается, полагая, что чем ничтожнее те, кем они повелевают, тем надежнее их защита.

Всякая жестокая власть скорее сурова, чем долговечна, и ‹…› того, кто внушает страх другим, в конце концов самого охватит ужас.

Мудрые ведут войну ради мира.

Большинство отказывается от нее [свободы] из страха.

Все возникшее уничтожается, а растущее стареет.

[Югурта] больше всех делал, меньше всех говорил о себе.

Согласием малые государства укрепляются, от разногласия величайшие распадаются.

Во всякой борьбе более могущественный, даже если он терпит обиду, все же, так как он сильнее, кажется обидчиком.

Для человека, охваченного каким-либо желанием, все делается недостаточно быстро.

Всякую войну развязать легко, но очень трудно прекратить, ее начало и завершение – не во власти одного и того же человека; начать ее способен любой, даже трус, но кончится она – когда на это будет воля победителей.

Все люди – одинакового происхождения, но все храбрейшие – они и самые благородные.

Чем славнее жизнь предков, тем позорнее нерадивость потомков; она не оставляет во тьме ни их достоинств, ни их пороков.

Изящество подобает женщинам, мужчинам – труд.

Трусость еще никого не сделала бессмертным.

[Тому], кто взял в руки оружие, не подобает искать помощи у безоружных ног.