Миновали несколько дней, и Кэтрин, хоть и не дозволяя себе заподозрить подругу, невольно наблюдала за оной со всею пристальностью. Результаты наблюдений не ласкали душу. Изабеллу словно подменили. Когда Кэтрин лицезрела ее в кругу ближайших друзей в Эдгарз-билдингз или на Палтни-стрит, перемена манер была столь мала, что осталась бы незамеченной, не заходи дело дальше. Порою Изабеллу охватывали отчасти томное безразличие или рассеянность, коей она так гордилась и о коей Кэтрин прежде слыхом не слыхивала; впрочем, не будь симптомов серьезнее, сие лишь наделило бы Изабеллу новым изяществом и разожгло к ней интерес. Но когда Кэтрин встречала Изабеллу в обществе – Изабеллу, что принимала авансы капитана Тилни с охотою, равной его охоте таковые делать, и дарила его вниманьем и улыбками едва ли менее, чем Джеймса, – перемена становилась чересчур явной и взгляда избегнуть не могла. Что означает сие шаткое поведенье, чего добивается подруга – сего Кэтрин была не в силах уразуметь. Не может быть, чтобы Изабелла сознавала, какую причиняет боль; но подобное своенравное недомыслие возмущало Кэтрин. Страдал Джеймс. Она видела, что он угрюм и беспокоен; и сколь бы невнимательна к его нынешнему душевному покою ни была женщина, отдавшая ему сердце, для Кэтрин покой сей был важен всегда. Кроме того, она всерьез тревожилась за капитана Тилни. Внешность его не услаждала взора Кэтрин, однако имя служило порукой ее благосклонности, и юная дева с искренним сочувствием воображала его грядущее разочарованье; невзирая на его речи, кои почудились ей в бювете, поведенье его было несовместно с осведомленностью о помолвке Изабеллы, и Кэтрин, поразмыслив, сочла, что он, конечно, о помолвке не осведомлен. Возможно, он ревнует к ее брату, сопернику; в остальном же, вероятно, Кэтрин все неверно поняла и ничего более не происходит. Она желала нежными увещеваньями напомнить Изабелле о ее положеньи, вынудить подругу узреть сию двойную недоброту; однако вечно лишена была возможности либо понятливости для увещеваний потребных. Если выдавался шанс намекнуть, Изабелла всякий раз не понимала намека. Посреди сих огорчений Кэтрин утешал один лишь отъезд семейства Тилни: путешествие в Глостершир состоится через несколько дней, и отъезд капитана Тилни по меньшей мере восстановит мир во всех душах, за вычетом его собственной. Капитан Тилни, однако, ныне уезжать не собирался; он не отправится в Нортэнгерское аббатство; он пребудет в Бате. Узнав сие, Кэтрин мгновенно приняла решение. Юная дева обратилась к Генри Тилни – она сожалела о явном неравнодушии капитана к юной г-же Торп и молила его брата сообщить капитану о помолвке.

– Моему брату о сем известно, – был ответ Генри.

– Да? Отчего же он не уезжает?

Генри Тилни не ответил и заговорил было о другом; но Кэтрин с жаром продолжала:

– Отчего вы не уговорите его уехать? Чем дольше он остается здесь, тем хуже ему придется в итоге. Прошу вас, посоветуйте ему ради него самого и ради всех нас срочно уехать из Бата. Со временем разлука уймет его переживания; но здесь ему не на что надеяться, и пребыванье его оделит его одною лишь му́кой.

Генри улыбнулся:

– Я уверен, сего мой брат не захочет.

– Так вы его уговорите?

– Уговоры мне не подвластны; и простите меня, если я даже не попытаюсь его уговаривать. Я сам сообщил ему, что юная госпожа Торп помолвлена. Он понимает, что делает, и сам себе хозяин.

– Нет, он не понимает, что делает! – вскричала Кэтрин. – Он не понимает, какую боль причиняет моему брату. Джеймс ничего такого мне не говорил, но я знаю, что ему очень тягостно.

– И вы уверены, что в сем виновен мой брат?

– Абсолютно уверена.

– Ухаживанья моего брата за юной госпожою Торп ранят господина Морлэнда или же ее приятье таковых?

– Разве это не одно и то же?

– Мне думается, господин Морлэнд узрел бы разницу. Ни единого мужчину не оскорбит чужое восхищенье женщиной, которую он любит; только женщина одна способна обратить сие в му́ку.

Кэтрин покраснела за подругу и ответила:

– Изабелла не права. Но я уверена, что она никого не хочет мучить, она очень привязана к моему брату. Она влюбилась в него с первого взгляда, а пока мы не знали, одобрит ли их брак мой отец, она волненьями довела себя чуть ли не до лихорадки. Вы же видите, что она привязана к нему.

– Я понимаю: она влюблена в Джеймса и кокетничает с Фредериком.

– Ах нет, не кокетничает! Женщина, влюбленная в одного, не может кокетничать с другим.

– Вполне вероятно, она не будет любить столь успешно или столь успешно кокетничать, сколь сие удалось бы, если б дама не распылялась. Обоим джентльменам придется несколько уступить.

После краткой паузы Кэтрин заговорила вновь:

– Значит, вы считаете, что Изабелла не так уж привязана к Джеймсу?

– Мне не подобает иметь мненье на сей счет.

– Но чего хочет ваш брат? Если он знает о ее помолвке, чего он добивается, зачем так себя ведет?

– Вы допрашиваете весьма пристрастно.

– Разве? Я спрашиваю только о том, что желаю услышать.

– Но только ли о том вы спрашиваете, что я в силах прояснить?

– Мне представляется, да; ибо вам наверняка ведома душа вашего брата.

– Касательно души моего брата, как вы сие называете, я сейчас могу лишь строить догадки.

– И?

– И! Нет уж, раз мы играем в угадайку, будемте гадать поодиночке. Нет ничего жальче, нежели руководствоваться домыслами из вторых рук. Посылки пред вами. Брат мой – жизнелюбивый и, вероятно, порою безрассудный молодой человек; он знаком с вашей подругою около недели, а о помолвке ее знает почти столько же, сколько знает ее саму.

– Ну, – молвила Кэтрин, с минуту поразмыслив, – вы можете вывести из сего намеренья вашего брата; однако я совершенно точно не могу. Но ужели ваш отец не обеспокоен? Разве он не хочет, чтобы капитан Тилни уехал? Капитан наверняка отбудет, если с ним поговорит ваш отец.

– Дорогая моя госпожа Морлэнд, – отвечал Генри, – возможно ли, что вы чуточку заблуждаетесь, столь обаятельно заботясь о душевном покое своего брата? Быть может, вы заходите капельку слишком далеко? Поблагодарит ли он вас – от себя или же от имени юной госпожи Торп – за предположенье, что привязанность ее – или, во всяком случае, пристойное ее поведенье – безусловно возможны лишь в отсутствие капитана Тилни? Ужели он в безопасности, лишь когда вокруг никого нет? Ужели сердце ее верно ему, лишь когда никем более не ублажаемо? Не может быть, чтобы ваш брат так думал, – и уверяю вас, он не пожелал бы, чтобы так думали вы. Я не говорю: «Не тревожьтесь», – ибо знаю, что ныне вы тревожитесь; но постарайтесь тревожиться как можно меньше. Вы не сомневаетесь во взаимной привязанности вашего брата и подруги, а посему не сомневайтесь, что меж ними нет места подлинной ревности; не сомневайтесь, что меж ними невозможны длительные разногласья. Их сердца открыты друг другу, как не могут открыться вам; они оба точно знают, что потребно и что возможно снести; не беспокойтесь – один не станет дразнить другого, выходя за рамки того, что мило сердцу.

Видя, что она по-прежнему охвачена сомненьями и мрачна, он прибавил:

– Фредерик не уезжает из Бата с нами, но, вероятно, задержится после нашего отъезда ненадолго – наверное, всего на несколько дней. Его отпуск вскоре завершится, и ему надлежит вернуться в полк. И чем тогда обернется их знакомство? Две недели офицерская столовая будет пить за Изабеллу Торп, а та с вашим братом месяц станет хохотать над страстью бедного Тилни.

Кэтрин более не противоборствовала утешенью. Она отражала его атаки на протяженьи всей речи Генри Тилни, однако теперь утешенье пленило ее. Генри Тилни наверняка знает лучше. Она упрекнула себя за непомерные страхи и вознамерилась более не раздумывать о сем предмете с подобной серьезностью.

Решимость ее укрепило поведенье Изабеллы при расставаньи. Последний вечер Кэтрин в Бате семейство Торп провело на Палтни-стрит, и поведенье влюбленных ничем не встревожило Кэтрин и не породило дурных предчувствий при отъезде. Джеймс был бодр духом, а Изабелла являла крайне обворожительную безмятежность. Сердце ее полонено было главным образом нежностью к подруге, но в подобный момент сие допустимо; один раз Изабелла сухо возразила любимому, один раз отдернула руку; но Кэтрин помнила наставления Генри и все сие списала на благоразумие привязанности. Объятья, слезы и клятвы при расставании прелестных дам вообразить нетрудно.