4. Поездка за город
До колхоза «Советский» добрались достаточно быстро – сперва по шоссе, потом несколько километров по укатанной грунтовке, на которой машину трясло куда меньше, чем на асфальте федеральной трассы. Дома центральной усадьбы появились как-то неожиданно. Только что по обе стороны дороги тянулся скучный, однообразный лес, мелькнуло озеро, на которое Акулов засмотрелся, разграбленные корпуса молочной фермы, испохабленная надписями автобусная остановка – и вдруг машина оказалась на улице поселка, где под слоем песка угадывались остатки гудрона.
Некогда колхоз считался богатым, но в последние годы, как водится, захирел. Дома стояли заколоченными, на огородах – ни души, молчали собаки, и только вдалеке, на уходящем за горизонт поле, тарахтел одинокий трактор да кружилась над перелеском стая ворон.
– Печальное зрелище, – вздохнул Акулов. – А ведь когда-то, в школе, нас сюда гоняли морковь убирать.
Дом Кости Сидорова Андрей узнал сразу, по описанию. Смотрелся он не более презентабельно, чем соседние строения, но был, по крайней мере,обжитым.
– Тормози. И подожди меня, пожалуйста, в машине. Может, нам тут совсем и не рады.
– Ты что, Андрей? Какая мать прогонит человека, который пришел от ее сына, из тюрьмы?
Акулов промолчал.
Дом был открыт, и Андрей пошел по дорожке от калитки к крыльцу, опасливо поглядывая на собачью будку, но обошлось, никто его не облаял и не покусал.
– Можно? – Акулов прошел через сени и постучал по двери, которая вела в жилые помещения.
– Входите.
Валентина Ивановна сидела за столом. Видимо, в окно заметила машину и теперь ожидала гостей, догадавшись, с чем они пожаловали:
– Вы от Кости?
– Да…
– Он меня предупреждал, я была вчера на свидании.
Акулову стало неловко: его освободили три дня назад, но только сейчас он выбрал время приехать к матери сокамерника.
– У меня нет никакого письма… ничего. Видите ли, мы не ожидали, что меня отпустят. – Акулов не стал говорить, что вынести послание из тюрьмы он вряд ли бы смог, слишком придирчиво обыскивали конвоиры при перевозке в райсуд.
– Костя предупреждал. Вас оправдали?
– Не совсем. Не пришли свидетели и потерпевшие, дело отправили на доследование. Меня отпустили, но оставили под подпиской о невыезде.
Внезапно Андрей осознал, что совершенно не знает, что и как говорить этой усталой, измотанной жизнью женщине. Пока ехал – готовился, но теперь все вылетело из головы или показалось ненужным, пустым, каким-то даже жалким. Ей нужны не слова утешения – утешить и соседки могут, а реальная помощь, которую Акулов пока что оказать был не в состоянии. Начать самостоятельное расследование, найти настоящих убийц? Хороший сюжет для кино, но не для жизни. А даже если и заняться поисками, то многое ли сможет вчерашний зек, за время отсидки подрастерявший оперские навыки и связи?
– Да вы садитесь, что же стоите? – Валентина Ивановна выдвинула из-под стола табуретку, и Акулов присел. – Знаете, вы чем-то похожи на Костю.
«А вы – на мою маму», – подумал Акулов и сказал:
– Тюрьма накладывает свой отпечаток.
– Как он там?
– Нормально, насколько это может быть.
– Он тоже так говорит, но я почему-то не верю.
– Напрасно, сейчас у него все нормально.
– Вот именно, что сейчас…
Фраза повисла в воздухе. Валентина Ивановна пытливо смотрела на Андрея, а он старался сохранить лицо, прикидывая: «Не мог же он ей о „прессе“ писать, не стал бы этого делать. Да и цензура бы не пропустила…»
– Давайте чая попьем. Или вы сильно спешите?
– Нет, конечно… У меня есть время. Все, необходимое к чаю, уже было на столе, стояло на немудреном подносе, прикрытое стареньким полотенцем, и Андрей понял, что женщина готовилась к его визиту.
Кипяток Валентина Ивановна налила из термоса с восточными картинками на мятых боках.
– Вам нужна холодная вода, чтобы разбавить? Костя всегда так делает.
– Я тоже. Все время обжигаюсь горячим…
– Возьмите, это кипяченая. Как вы считаете,сколько Косте дадут?
Акулов вздрогнул и облил пальцы водой. Свои мысли по этому поводу он неоднократно высказывал в камере, но Сидоров ему не верил. Андрей считал, что когда срок следствия по убийству приблизится к концу, вспомнят про заявление,написанное Костей об утере удостоверения. Арестанту вменят статью о заведомо ложном доносе, сопряженном с обвинением неустановленных лиц в совершении тяжкого преступления, за это дадут год-полтора условно и амнистируют. Про убийство на суде никто и не вспомнит, уж слишком слабы доказательства, но и освобождать сидельца «просто – так» областная прокуратура не станет, опасаясь нагоняя за незаконный арест.
Костя с доводами Акулова не соглашался, был уверен, что сидеть ему долго и, похоже, сумел убе-дить в этом мать. Может, и не говорил такого прямо, наоборот, на свиданиях бодрился и пытался ее успокоить – но мать почувствовала состояние сына.
– Я уверен, что его освободят на суде. Он ведь не убивал.
– Следователь так не считает.
– Следователи бывают разные, в том числе и дураки. Не знаю, что у них там в уголовном деде написано, но я провел бок о бок с Костей столько. времени и знаю точно, что он не при чем.
– Страшная история. У нас такого никогда не случалось. Я покойницу неплохо знала, она всю жизнь тут прожила, в колхозе дояркой работала, до самой пенсии. Дочка у нее, Елена, с детства непутевой была. В шестнадцать лет удрала в город, через год родила. Первый сын умер. она потом второго родила и сплавила его к родителям мужа. Говорят, наркотиками занималась. Не знаю, правда или брешут люди, но когда ее последний раз видела, за день до убийства, так не узнала сперва. Тощая, страшная, глаза стеклянные – а ведь. ей только тридцать пять. и Рассказывала, что мужа посадили, а ее обманом из квартиры выселили. Она обратно к матери прописываться хотела.
– Костя об этом ничего не говорил.
– Так откуда ж ему было знать? Следователь этим не интересовался, а Косте я только вчера рассказала.
– Квартирные аферы часто заканчиваются расправой с прежними хозяевами. Неужели следствие не отрабатывало эту версию?
– Говорят, проверяли, не подтвердилось, – Валентина Ивановна помолчала и подвела итог разговору: – Нет уж, раз посадили – теперь не отпустят.
– Меня-то освободили!
– У вас, наверное, адвокат был хороший, да и сами вы человек образованный, не то, что мой шалопай. Не будь он в ту ночь пьяный – глядишь, и выкрутился бы. Сколько раз ему говорила, чтоб пил в меру? Отец от этой водки проклятой умер, теперь вот… – Отвернувшись от Акулова к окну, она помолчала, сдерживая слезы. – Я хотела адвоката нанять, но где ж столько денег найти? У меня пенсия шестьсот рублей, родственников не осталось, соседи сами с хлеба на воду перебиваются, да и не все в Костю верят, есть такие, кто считает, что раз посадили, значит, виноват. Хотела, дом продать —так кому он нужен? Никто и не купит.
– Дом продавать не надо. Я к вам приехал с адвокатом, тем самым, который мне помог.
Валентина Ивановна внимательно посмотрела на бывшего опера.
Андрей чувствовал, что она готова отказаться, принимать помощь от постороннего ей было неловко. Касайся вопрос ее лично – наверняка сказала бы «нет», но речь шла о сыне, и Валентина Ивановна кивнула.
Согласие ей стоило сил.
Не давая времени переменить решение, Андрей поднялся:
– Я сейчас ее позову. Адвоката зовут Мария Дмитриевна.
– Это та девушка, которая ждет вас в машине? Я думала, она – ваша невеста. Еще удивилась, что вы ее за воротами оставили, хотела в дом позвать, но не люблю в чужие отношения вмешиваться.
У двери Андрей остановился:
– Валентина Ивановна, меня ваша собачка не загрызет? Я знаю, что у нее нога когда-то была сломана, но и я не слишком быстро бегаю.
Кто тянул за язык, кто заставлял по-идиотски острить?
– Томка умерла. Через неделю после того, как Константина забрали. Он ведь ее когда-то на дороге подобрал, с перебитой лапой. Ветеринар отказался, сказал, что надо усыплять, а Костя сам ее выходил…
…С братом Ермаковой, Денисом, Акулов когда-то работал в одном отделении. Денис был грамотным опером, ему прочили блестящее милицейское будущее, но он прервал карьеру на взлете, уволился и подался в частные сыщики. Сама Мария тоже несколько лет отдала правоохранительным органам, в их семье это было потомственное. В следственном отделе Северного РУВД звезд с неба она не хватала, но числилась на хорошем счету, брала свое усердием и скрупулезностью, тоже могла далеко пойти – но, как и брат, не пошла, хотя и по другим причинам. Один из подследственных накатал кляузу, что якобы она вымогала взятку. Время от времени про всех практически следователей такое рассказывают, по разным причинам. Иногда грешат потерпевшие или их родственники, недовольные тем, как движется следствие, чаще – преступники и адвокаты, чьи мотивы понятны без комментариев. Пословица про дым без огня в данном случае не действует; как известно в милицейской среде, не жалуются только на того, кто ничего не делает. В случае с Марией Акулов был уверен стопроцентно: никаких денег она не вымогала, волну подняли только для того, чтобы выбить почву у нее из-под ног, помешать нормально работать. Начальство это тоже, в общем, понимало, но спустить на тормозах не захотело и разгорелся легкий скандал. Сто к одному, что в скором времени он бы закончился ничем, но Ермакова не стала ждать развязки. Еще одной причиной, толкнувшей ее к увольнению, было то, что Маша собиралась замуж за оперативника, с которым некогда училась в университете. Он работал в соседнем городе, можно было попытаться перевестись в его управление, но Ермакова порвала с системой, уехала к нему, провела год в качестве домохозяйки, развелась и вернулась обратно. Ей предлагали восстановиться на службе, но она рассудила, что в одну реку входить два раза не стоит, и брат ее поддержал. Многие из однокашников работали в адвокатуре, давно звали к себе, так что устроилась она быстро и без проблем.
В защитники Акулову ее сосватал Денис. Прежний адвокат ничем себя не проявил, а перед началом судебных заседаний всерьез занемог, так что к расторжению договора отнесся с облегчением. Акулов матерился, когда вспоминал, сколько денег тот высосал из его матери и сестры – а ведь клялся, гад, что сделает все невозможное и вытащит из СИЗО еще до суда.
Акулов отдавал себе отчет, что его освободили, а уголовное дело отправили в прокуратуру «на дослед» только потому, что не сыскали потерпевших, сам он ни в чем не признавался, к тому же в протоколах обнаружились чисто технические огрехи, вроде непроставленной даты допроса и отсутствующей подписи понятого. Машиной заслуги в этом не было, но Андрей уже испытывал к ней чувства, несколько превосходящие благодарность клиента по отношению к защитнику. История повторилась – еще в период совместной работы она была ему глубоко симпатична, до настоящей любви оставалось полшага. Тогда Акулов этот шаг так и не сделал, памятуя о женихе, коллеге из провинциального городка. Будь ее избранник кем-нибудь другим, Андрей бы его оттеснил, но принципы не позволяли строить козни товарищу по оружию, тем более, имеющему серьезные намерения, в то время как сам Акулов к браку не стремился.
«…Освободить из-под стражи в зале суда, немедленно, избрав мерой пресечения подписку о невыезде…» Лязгнул замок, сержант-конвоир посмотрел с любопытством и отворил решетчатую калитку. Перешагнув порог «клетки», Акулов оказался на свободе. Мать с сестрой бросились на шею, друзья, в том числе Денис Ермаков, толпились в сторонке, слегка растерянно улыбаясь и ожидая очереди, чтобы похлопать по спине. Маша поздравила сдержанно, дождалась окончания формальностей, завершающих превращение вчерашнего арестанта в почти полноправного гражданина, и уехала незаметно.
Первый вечер Андрей провел в семье. И мама, и младшая сестра Виктория готовились к возможному освобождению, так что на столе оказалось все то, что он когда-то любил. Как выяснилось, за время отсидки его вкусы значительно изменились. Чтобы не расстраивать близких, говорить об этом Андрей не стал, но они, кажется, и сами заметили. Кошка, в его отсутствие превратившаяся из писклявого бело-рыжего комочка в избалованную красавицу, Андрея не узнала. Подозрительно обнюхав его ноги, она фыркнула и скрылась под диваном, откуда не вылезала до конца торжества.
Записную книжку Андрея изъяли на обыске, и в дальнейшем она затерялась где-то в кабинетах УСБ – очевидно, «гестаповцы» слишком усердно изучали связи коррумпированного мента. Координаты друзей Акулов более-менее помнил, а что не помнил, легко восстанавливалось. С подругами обстояло сложнее. Перейдя от праздничного стола в свою комнату, лежа на кровати с сигаретой в зубах, Андрей с тоской осознал, что звонить просто некому. Об этом думал и в тюрьме, но лишь сейчас прочувствовал по-настоящему. Знакомых девушек всегда было много, но все они теперь остались в прошлом. Не желая терять независимость, Андрей брал не качеством, а количеством отношений, мягко их разрывая, когда его слишком серьезно начинали воспринимать как кандидата в мужья.
Он набрал три цифры Машиного номера телефона и остановился. Что ей сказать? Еще раз – спасибо за помощь? Давай приеду к тебе в гости? Пригласить назавтра в кино?
Бросив трубку, Андрей забрал со стола остатки водки и в одиночку прикончил бутылку.
На следующий день он пил с друзьями. Частный детектив Ермаков, набравшись больше всех, фальшиво, но с искренним чувством, распевал «По полю танки грохотали…». Андрей смотрел на него и думал о Маше. Рука опять тянулась к телефону, но он сдерживал себя, понимая, что говорить с ней должен трезвым.
Проснувшись утром, долго переживал: а вдруг все-таки дозвонился, наплел неизвестно чего и теперь не могу вспомнить?
Одолев похмелье, набрал заветный номер. Проклиная застенчивость, которой никогда прежде не испытывал при общении с девушками, договорился о встрече по чисто деловому поводу: обсудить дальнейшие шаги по своему делу и возможность помощи невинно арестованному другу…
Все необходимые бумаги были у Маши с собой, так что закончили быстро. Волнуясь, Валентина Ивановна подписала договор на защиту.
– Все-таки я не представляю, как я с вами рассчитаюсь.
– Об этом, пожалуйста, не беспокойтесь. – Ермакова сложила документы. – Можно еще чашечку чая? Уж очень он у вас вкусный.
Глядя на них, Акулов радовался, что пожилой женщине Маша как будто пришлась по душе, и думал о том, где раздобудет деньги. Маша говорила, что отработает бесплатно, но Андрей согласиться с этим не мог. Вот только когда ему что-то заплатят? Да и не хватит милицейского заработка на полноценный гонорар. О прежних «халтурах» нечего и думать, его место давно уже занято, если и удастся куда-то втиснуться, то приработок выйдет копеечным. Надо что-то придумывать, и придумывать срочно. Не сидеть же на шее у сестры и матери, пусть даже они обе зарабатывают очень прилично.
Допив чай, они распрощались, вышли из дому и сели в машину. Черная «Мазда-323» принадлежала Маше, она же ей и управляла, что вызывало в душе Андрея некий дискомфорт. Не потому, что Маша была плохим водителем или он питал предрассудки против женщин за рулем. Просто вся эта поездка, несмотря на ее необходимость и благородство поставленных целей, вызывала у него ассоциации с белым ужином дамы угощают кавалеров.
– Тебя домой отвезти? – спросила Мария, когда выбрались на шоссе, и голос ее прозвучал как-то уж очень нейтрально.
– Если у тебя есть время. – Андрей прокашлялся. – Насколько я помню, возле того поворота есть местечко, где неплохо делают шашлыки. По крайней мере, если и из собак, то не из бродячих. Может, заглянем перекусить?
Ладони у него вспотели. Впервые за последние пятнадцать лет в такой ситуации.
