Книга: Угол отражения
Назад: Андрей Кивинов Угол отражения
Дальше: 2003 год. Санкт-Петербург

1965 год. Ленинград

– А ну-ка, гражданочка, потеснимся! Ещё чутка…
– Да вы ж меня расплющите, как селёдку!
– Всем ехать надо…
Ленька плечом подтолкнул полнотелую даму, которой никак не грозило превратиться в селёдку, вскарабкался на ступеньку троллейбуса, выдохнул и вытянулся в струнку. Дверь-гармошка зашипела и кое-как захлопнулась за спиной. Все, порядок. Водитель, трогай…
Троллейбус дёрнулся, пассажирская масса пошла назад. Ленька мгновенно переместился на более удобную позицию и правой рукой, якобы нечаянно, слегка дёрнул ремешок сумочки, висевшей на плече толстозадой дамы. Все было отработано почти до автоматизма. Женщина ничего не почувствовала, сумочка же переместилась за её спину. Даму больше волновала авоська с торчащим из неё длинным батоном, она вцепилась в неё, словно паук в муху, боясь, что батон потеряется в толпе. Ленька скосил глаза в сторону, убедился, что никто не обращает на него никакого внимания. Можно работать. У него есть четыре-пять минут. Примерно столько полз рогатый троллейбус от метро до ближайшей остановки. Два перекрёстка, два светофора. Вполне хватит.
Он выдохнул для снятия нервного напряжения, поиграл пальцами правой руки… Самое трудное – не мандражировать, не суетиться. Каждый раз Ленька настраивал себя на это, но подавить инстинкт самосохранения не так просто. Даже мастера экстра-класса никогда не остаются полностью хладнокровными.
Один раз его чуть не поймали. Тётка неожиданно полезла в сумку, а там чужая рука. Повезло, что в этот момент открылись двери и удалось выскочить из троллейбуса. После этого Ленька месяц не показывался на маршруте. Вообще, он был вольным стрелком, работать предпочитал один, частенько залезая на чужие объекты и рискуя нарваться на неприятности не только со стороны милиции. Город был строго поделён между шайками карманников. Сегодня Ленька незаконно забрался на цыганскую территорию.
Сумка имела крепкий замок, висящий на хлястике. Это усложняет дело, придётся пользоваться инструментом. Бритва выскользнула из рукава куртки и упёрлась в подставленный указательный палец. Секунду спустя она заняла боевую позицию. Бритвы Ленька делал сам из специальной стали. Они резали толстую кожу легко, словно студень, и имели удобный захват для пальцев.
Спокойней, спокойней… Ещё один контрольный взгляд. Народу не до него, народ устал после тяжёлого трудового дня. За стеклом мелькнула зелёная вывеска гастронома. Через сто метров первый перекрёсток. Хорошо б рогатый резко тормознул на светофоре…
Все-таки неудобно работать без напарника, отвлекающего клиента. Все время приходится рассчитывать на удачное стечение обстоятельств. Фу, жарко, как в котельной…
Троллейбус притормозил, правда, недостаточно резко. Тем не менее толстая дама по инерции пошла вперёд, упираясь в стоящего впереди пассажира. Ленька локтем левой руки придержал ремешок сумочки, правой же едва уловимым движением распорол бок, внизу у основания. Тут же скинул бритву и для страховки подставил под разрез ладонь. Убедившись, что ничего не выпало, убрал руку и откинулся на дверь. Первый раунд прошёл нормально…
Что за окном? Лозунг «Слава строителям коммунизма!». Полпути позади…
– На следующей выходите? – Голос с задней площадки отвлёк Леньку.
– Выпущу, – кивнул он.
Дальше ехать он, конечно, не собирался. Даже если ничего не выудит из сумочки. Но лучше сделать вид, что поедет. Фу-у-у… Слишком жарко. Тихо, тихо, не трясись, как девочка перед первой койкой… Ты-то не в первый раз. Ты мастер, ты ни разу не попадался, ловкости твоих пальцев позавидует любой шулер. Ещё немного…
Водитель объявил остановку, пассажир, обращавшийся к нему, тараном пошёл вперёд через толпу.
– Полегче нельзя?
– В другой раз.
– Хамло… Понаехали из деревни.
Пора. Толстуха отвлечена конфликтом.
Ленька подач чуть правее, заслоняя обзор со стороны салона. Взглядов слева можно не опасаться, он работал на задней площадке. Два пальца скользнули в распоротую щель, нащупали кошелёк. Черт, тот был прямоугольной формы и в дырку не пролезал. Придётся развернуть его узкой стороной. Ленька работал только руками, предпочитал не связываться со всякими приспособлениями, типа крючков или пинцетов.
Есть!
Троллейбус с ходу проскочил перекрёсток и резко затормозил на остановке, спрессовывая народ в своей железной утробе. Пытаясь удержаться, женщина схватилась за поручень, подняв сумку. Кошелёк остался в руке Леньки. Причём вызывающе открыто, словно голая задница на торжественной демонстрации.
– Эй, друг… А ну-ка стой!
Это был окрик мужика, выходящего на остановке.
– Мать, у тебя кошелёк спёрли, а ты спишь! Держи его!
Черт! Засёк, гад! Валить!
Двери распахнулись, Ленька соскочил на тротуар. Но удрать не удалось. Толпа, ожидавшая троллейбус, оставила слишком узкий коридор для выходящих. Сделав два шага, он почувствовал, как сильная рука схватила его за воротник.
– Попался, ворюга!
Удар по затылку ребром кулака, жёсткая подсечка. Женский вопли. «А-а-а!!! Всю заплату украл, сволочь!» Мужской уверенный бас. «Не убежит».
Падая, Ленька успел откинуть в сторону кошелёк. В следующую секунду мужик прижал его голову к грязному асфальту, разодрав Ленькину щеку, словно наждаком.
– Пусти! Больно! Чего я сделал?!
– Я те покажу чего… Милицию, милицию вызывайте! Вон будка, тут участок рядом… Где кошелёк, сучонок?
– Какой ещё кошелёк?! Спятил, что ли?!.

 

* * *
«Акт изъятия. Мной, дежурным 44-го отделения милиции, майором милиции Федорчуком Н. П. составлен настоящий в том, что в помещении дежурной части отделения у гражданина Степанова Леонида Сергеевича, 1945 года рождения, проживающего Георгиевская, 36-2, не работающего, (данные со слов), в присутствии понятых таких-то изъяты следующие вещи:
1. Два ключа белого металла на кольце.
2. Расчёска синяя.
3. Деньги в сумме один рубль двадцать три копейки.
4. Пачка сигарет без фильтра „Аврора", нераспечатанная.
5. Платок носовой, белый с синей каймой.
6. Проездной билет на ноябрь 1965 года на троллейбус.
Число, подписи».
Оперуполномоченный Федор Жегалов внимательно прочитал акт, затем рапорт постового милиционера Куликова о доставлении в отделение гражданина Степанова, задержанного сознательными гражданами за кражу кошелька у женщины.
– Потерпевшая где? – спросил он у сидящего за пультом Федорчука.
– В паспортном ждёт.
– А свидетель?
Дежурный виновато сконфузился.
– Федь, этот мудак Куликов даже данные не записал. Велел самому в отделение прийти. А тому это надо?.. Скажите спасибо, что задержал.
– Идиотизм… Карманы трещат через день, а тут, можно сказать, с поличным взяли. Неужели, трудно адрес спросить или фамилию?
– Да он спросил. Только фамилия простая. Петров. Попробуй теперь найди.
– Много в кошельке было?
– Сто двадцать с мелочью. Получка на заводе сегодня. Тётка ревёт. Этот ухарь кошель скинуть успел, а кто-то в толпе помыл. Либо напарник у него был.
– Это скорее. Ладно, возьми с женщины заяву, но не штампуй пока, а я со Степановым потолкую. Выводи его…

 

* * *
В кабинете пахло табачным дымом, сыростью и почему-то керосином. Жегалов указал Леньке на стул, сам сел напротив за стол, обитый по периметру коричневым дерматином. Ленька быстро огляделся. Не из любопытства, а чтобы унять мандраж. В уголовку он попал впервые, до этого бывал лишь в детской комнате милиции. Состоял там на учёте, как трудный… Да, в кино-то у них побогаче апартаменты. А тут довоенный стол, едва живой стул, облупившийся сейф в углу… Почётная грамота. «Оперуполномоченному Жегалову за отличные показатели». Плакат с портретом Ленина и лозунгом про народную милицию, графин с засохшей на дне плесенью. Стеклянная чернильница. Деревянная скамья у стены, усеянная следами от сигарет и изрезанная ножами. Вылинявшие занавески. Самому Жегалову было лет двадцать пять, что тоже удивило Леньку. Он считал, что в уголовке служат возрастные, опытные мужики. А тут комсомольский значок на пиджаке.
– Судимый? – жёстко спросил Жегалов, оторвав Леньку от наблюдений.
– Нет.
– Значит, с почином. Документы где?
– Дома.
– Кто там сейчас?
– Мать, батя…
Опер задал ещё несколько формальных вопросов, связанных с биографией Леньки.
– Сам чем занимаешься?
– В овощном. Грузчиком. День через два…
Действительно, Ленькина трудовая лежала в магазине, хотя ни разу на работе он не появлялся. Директор – мать школьного приятеля – фиктивно устроила его к себе. Зарплату клала себе в карман, Лёнька только расписывался. Совсем без работы нельзя – могут влепить статью за тунеядство.
– В армии служил? – продолжал Жегалов.
– Справка у меня… Сердце больное.
– Интересно… А когда по карманам щиплешь, оно у тебя не болит? Кто сумки резать научил, грузчик хренов?
– Какие сумки?
Мощная оплеуха опрокинула Леньку со стула, падая, он больно ударился затылком о скамью.
– Чего вы?..
– Тебе мало мужик на остановке дал? – Жегалов вылез из-за стола, двумя руками приподнял Леньку за отвороты куртки и усадил на скамью. – Я тебе подкину слегонца. Значит так, слушай внимательно. Моя фамилия Жегалов. Когда будешь дохнуть на нарах, поинтересуйся обо мне у народа.
– За что мне дохнуть? – почти плачущим голосом спросил Ленька.
– Не перебивай, убогий… Говну слова не давали. Слушай дальше. Сидеть ты будешь. С этим смирись. Это я тебе гарантирую. Хочешь человеческого отношения – вот лист, ручка. С кем бомбил, сколько раз, где. Подробно. Иначе не позавидую.
«Ага, сейчас, как же, – подумал Ленька, – я вам не Лев Толстой романы писать. Кошелька при мне не нашли, хрен что докажете, а пугать все горазды. Ну отлупите, ну ребра сломаете, но не убьёте же. А мордобой и потерпеть можно. Пошли вы…»
Он даже чуть успокоился. Раз лупят, значит, нет у них ни хрена.
– Ничего я не резал! Вышел из троллейбуса, а тут этот козёл полоумный!
…Федор особо и не рассчитывал, что Степанов бросится каяться. Карманников можно брать только с поличным. И сажают их только за один эпизод – где поймали. Все остальное пустая болтовня. Он надеялся на другое – парень в силу возраста и неопытности мог дать слабину. С матёрым щипачом Федор бы даже и не разговаривал. «Черт, Куликов – идиот… Был бы сейчас свидетель, все, можно не волноваться». Тем не менее оперативник решил продолжить:
– Тебя пять человек видели! Как ты кошель тащил.
– Ничего я не тащил, – огрызнулся Ленька, – мало ли что им померещилось?
– Ты, значит, со мной социалистическое соревнование решил устроить? Ладно, посоревнуемся. Ты свой ход сделал, теперь мой. – Жегалов за шкирку поднял Леньку и поволок к дверям. – Давай, фокусник, пока в камеру. Один час у тебя. Потом я тебя немножко огорчу. И на наставников своих трудовых не надейся. Неважно они тебя учили.
«Ой, как страшно, – усмехнулся про себя Ленька, – максимум, до утра продержите».
На счёт наставника Федор намекнул не случайно. Для новичка парень держался довольно уверенно, ни слова лишнего не сказал. Да и сумки резать без учителя невозможно. Тут виртуозом надо быть. Покруче фокусника.
Жегалов не ошибался. «Карманному искусству» Леньку обучил сосед по лестничной площадке, отдавший Богу душу пару месяцев назад от туберкулёза. Сосед лет двадцать путешествовал по лагерям за подобный иллюзион и, не имея собственных детей, передал трудовую эстафету Леньке. Помимо практических занятий провёл курс теории. Объяснил, что говорить на случай поимки, как держаться, как в камере сидеть. Ленька, чей моральный облик не слишком соответствовал облику молодого строителя коммунизма, науку перенял с охотой и целый год успешно потрошил сумочки и карманы горожан. Заработанную нелёгким трудом копейку на ветер не бросал, не пропивал, а припрятывал в кубышку, зарытую в укромном месте.
«Лишь бы мильтоны пальцы не отбили, работать не смогу», – подумал он, когда за спиной захлопнулась щеколда камеры.

 

* * *
Вернулся Жегалов за ним не через час, как обещал, а около полуночи. Ленька почти успокоился. Насчёт свидетелей он не боялся. Кошелёк в руке видел только задержавший его мужик, но пришёл ли он в отделение, ещё большой вопрос. Скорей всего, нет. Иначе б менты не тянули и не грозились попусту. А стало быть, извините, товарищи милиционеры, но мне домой пора. Завтра на работу.
Когда он во второй раз сел на знакомый стул, Жегалов положил перед ним пачку «Авроры». Ленька купил её в большом бакалейном магазине, минут за пять до «работы» и даже не успел распечатать.
– Твоя? – спросил Федор без какой-либо прелюдии.
– Ну моя…
– Где купил?
– В бакалейке. Возле метро. – Ленька пока не улавливал смысла вопросов и не понимал, к чему клонит опер.
– Кто-нибудь может это подтвердить? Продавец, например, или приятель какой?
– Приятеля не было, а насчёт продавца не знаю. Может, и подтвердит.
Не все ли равно?
– Не все… Я тебя на всякий случай ещё раз спрашиваю – будет нормальный разговор?
– Он и так нормальный… Мне вообще-то завтра на работу.
– На какую? – усмехнулся Федор. – Если в магазин, то спешить особо некуда, без тебя там отлично справляются. А к директрисе теперь масса вопросов у БХСС. Не в свой ли дачный участок с домиком она твою зарплату вбухивает.
«Гады… Время зря не теряли… Аркадьевну навестили… Обкладывают».
– И со справкой о твоём здоровье тоже большие сомнения, – продолжал Жегалов, – но этим после займёмся, так сказать, из спортивного интереса. До кучи. А сейчас к сумочке вернёмся, которую ты подрезал.
– Ничего я не резал…
– Хозяин – барин. Значит, твои сигареты? – ещё раз, как-то нехотя переспросил Жегалов.
– Мои.
Федор перевернул пачку обратной стороной и поднёс к Ленькиным глазам.
– Чей адрес?
На пачке, фиолетовым цветом, скорей всего химическим карандашом, было нацарапано «Бассейная 8-17». Почерк корявый, видно, писали на весу.
– Без понятия, – искренне ответил Ленька. Он действительно впервые увидел эту надпись.
– Тогда я тебе расскажу. Сегодня Демидова, потерпевшая, купила мужу пять пачек сигарет «Аврора». Положила их в авоську. По дороге на остановку встретила старинную подругу. Та переехала на новую квартиру, предложила записать адрес. Бумаги под рукой не оказалось, и Демидова записала его на пачке сигарет. Химическим карандашом… Пачку сунула не обратно в авоську, а в сумочку. Вместе с карандашом. Чисто автоматически… А ты эту пачку и выудил… Усекаешь?
Ленька усёк, не дурак… Сердце поменяло ритм. Но он решил не сдаваться. Пугают мильтоны.
– Да это мои сигареты. Какая ещё подруга?
– Никто не может подтвердить твои слова, сам же сказал. А вот объяснение подруги, – Жегалов извлёк из папки листок, – она заявляет, что действительно встретила сегодня Демидову и та записала свой адрес. На пачке сигарет «Аврора». Подруга два месяца назад переехала в новую квартиру на Бассейной.
«Сволочи…»
– Вот объяснение мужа Демидовой, – опер показал второй листок, – вчера он попросил купить её курево, потому что работал в ночь и сам не успевал. Муж курит сигареты без фильтра, в основном «Аврору».
– Ну и что? – без прежнего вызова парировал Ленька. – Я тоже курю «Аврору». У бабы своя пачка, у меня своя.
– Увы, Лень… Демидова заявила, что пачка пропала у неё вместе с кошельком. И именно её пачка изъята у тебя. С понятыми изъята. То есть при свидетелях, если вдруг не знаешь, кто такие понятые. Да и сам ты расписался.
Очередной лист лёг на стол. Уже знакомый Леньке акт изъятия. «…Пачка сигарет без фильтра „Аврора", нераспечатанная, с надписью „Бассейная 8-17…"»
Когда Ленька расписывался в акте, никакого адреса на пачке не было, он помнил это железно… Адрес приписали позже, благо место позволяло.
Жегалов догадался, о чем размышляет карманник.
– Я думаю, Лень, понятые подтвердят… Не повезло тебе сегодня. Говорю ж, плохой у тебя наставник.
– Вы сами приписали, я ничего… – Ленька не знал, как реагировать на подобный оборот. – Это… Это нечестно…
Мотор начинал закипать, во рту мгновенно пересохло. Ленька не очень боялся сесть, рано или поздно это бы случилось, и он готовил себя к этому. Но одно дело, когда тебя схватят за руку. Тут никуда не денешься… Но когда вот так, через мухлеж… Это неправильно, не по закону… Сволочи.
– Нечестно? – добродушно переспросил Жегалов. – Ты бы про честность помалкивал, а? Когда ты сумки потрошишь, про честность вспоминаешь? То-то. А совесть моя чиста, Лёня. Я знаю, что ты украл этот кошелёк, и ты знаешь. Мы оба знаем. Мы оба знаем, что это не единственный украденный кошелёк. Меня задолбало каждый день видеть зарёванных женщин. Какие угрызения? А с адресом на пачке теперь пускай суд разбирается. Сумеешь объяснить, как он там оказался, молодец, гуляй. Только вряд ли объяснишь… В суде не дураки заседают. Даже если что и заподозрят, все прекрасно понимают.
– Мы оба знаем, что адреса не было.
– Может, и не было, – не стал отпираться Федор, – но на твоей участи это ни как не отразится. Сидеть ты будешь все равно. Не знаю, сколько на первый раз тебе дадут, но будешь. Это гарантирую. А иначе грош мне цена, иначе б я даром зарплату получал…
Ленька не знал, что ответить. Его обложили внагляк. Дать чернильницей по башке и бежать?.. А куда?
– Грамоту ещё хотите?
Жегалов улыбнулся.
– За тебя грамоту не дадут, дурачок. И не зыркай глазами, как волк, косоглазие заработаешь. Ты думал, тут тебя мандарина ми угостят? Или романсы про совесть петь будут? Не, любезный. Как ты, так и мы. Слышал про закон физики – угол падения равен углу отражения? Вот и прикидывай. Любишь шалить – люби и лес валить.
Он взял авторучку, не спеша заправил чернилами.
– Ну? Что писать будем? Стихи или прозу?
– Пошёл ты, – прошептал Ленька.
Он посмотрел на окно. Словно ожидая, что оттуда протянется волшебная рука и вытащит его из вонючего кабинета.
Руки не было. Была решётка.
Назад: Андрей Кивинов Угол отражения
Дальше: 2003 год. Санкт-Петербург