ГЛАВА 13
Сергей ещё раз посмотрел на упакованный рюкзак, прикинул что-то на пальцах и снова начал перекладывать вещи. Он очень любил это занятие. Сам процесс сборов. Каждая вещица, каждая мелочь должна лежать в строго отведённом ей месте. Особенно стеклянные сувениры и посуда. Чтобы не разбились за время долгой поездки. И чтобы при этом не занимали много места в рюкзаке. Поплотнее, покомпактнее…
Внезапный телефонный звонок оторвал его от столь важного занятия. Он не удивился. Должна была звонить хозяйка — уточнить время его отъезда, чтобы приехать, проверить квартиру и забрать ключи.
— Слушаю, — снял трубку Сергей. Тишина.
— Алло, слушаю вас.
Короткие гудки.
Сергей пожал плечами. Вероятно, ошиблись номером. Он повесил трубку и вернулся в комнату. Чёртова коробка с вазочкой никак не хотела влезать в рюкзак…
* * *
— Алло, алло, Гончар, ты? Паша! Твою мать… Это я, Белкин! Труба! Казанову зацепили. «Пером», вроде несильно. Оклемается. Но мы тут зависли! Не выбраться! Черепа хапнули. Пиши адрес. Да, потом объясню! Пишешь? Лиговский. Рядом с психушкой, это у Обводного. Дом с магазином «Абсолют». Водка такая, шведская. Помнишь, мы купить хотели, да «бабок» не хватило? Ну да! Квартира сорок. Они сегодня пойдут! Ночью. Гоните туда. Мичуринцев возьмите. Всё, Гончар, давай. Я приеду, позвоню. Да не знаю я! Вроде двое, хотя чёрт этих педиков знает! Пока…
Белкин с силой треснул по рычагу. Медсестра, сидящая напротив, вздрогнула и предупредила:
— Поосторожнее, молодой человек.
— Я не хотел. Слышно плохо.
Белкин отрешённо уставился в пол. Как странник, перенёсший ради какой-то своей цели долгую дорогу, но только в самом конце понявший, что путь его был напрасен.
Через минуту он обратился к девушке:
— Как до города можно добраться?
— На электричке.
— Когда ближайшая?
Медсестра взглянула на висящее над её столом расписание.
— Через час. Летом, как обычно, пути ремонтируют, поэтому электрички реже ходят.
Вовчик глубоко вздохнул:
— Я позвоню ещё?
— Пожалуйста.
Он снял трубку старенького больничного аппарата и закрутил диск.
— Тань, это я, Тань. Я опоздаю на день рождения, Тань… Такое дело, знаешь. Я потом объясню! В области я, в области. Казанову подранили. Я у него сейчас. Я не хотел, Тань… Тань… Подожди…
Вовчик оторвал трубку от уха и медленно положил её на рычаг.
Медсестра опустила глаза, ковыряясь в каких-то бумажках.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Вовчик взглянул на часы. 21:30. Чёртово время. Почему нельзя его где-нибудь взять? Или купить? Купить время? Интересно. Бред какой-то.
Домой он, в лучшем случае, приедет за полночь. Если вообще приедет.
Он поднялся и побрел к выходу из больницы, закинув на плечо поясную сумку Казанцева с пистолетом и «ксивой» внутри. Сам Костик находился на операции в одной из палат местной больницы. Рана была не очень серьёзной, но последствия могли оказаться непредсказуемыми. Однако, по словам хирурга, процентов семьдесят, что всё обойдётся.
Черепа Белкин ещё на станции сдал в местное отделение, вызвав машину из будки билетера. Сержант-водитель, приехавший на стареньком, еле живом УАЗике, подкинул Вовчика до больницы, пообещав договориться с начальством, чтобы Новикова держали до утра.
Белкин вышел на улицу и отправился на остановку, где, постояв немного, понял, что общественный транспорт в данном месте — давным-давно забытая роскошь. Поэтому, боясь опоздать на электричку, он пешком двинулся на станцию.
* * *
Сергей открыл глаза, но тут же зажмурил их от ударившего, словно ножом, электрического света. По инерции он поднял голову с подушки, но чья-то рука, схватив сзади за волосы, вернула его в исходное положение. В горло уперлось острие узкого лезвия.
— Лежать. И тише, а то голосовые связочки повредим.
В комнате находилось трое. Напротив, усмехаясь, стоял высоченный парень с вытянутой как дыня, головой, с узкими изогнутыми бакенбардами и зализанными назад сальными волосами. Короткая, не по размеру чёрная куртка с затёртыми до белизны локтями, вылинявшие брюки и надетый на правую руку шипованный кастет. Ничего видок. Впечатляет. Второго, стоявшего позади кровати, Сергей видеть не мог. Он только чувствовал его руку, крепко вцепившуюся в волосы. А нож давил в шею с такой силой, что Сергею начало казаться, будто лезвие давно уже впилось в плоть.
Сергей даже не пытался кричать — он решил, что крик вызовет ужасный приступ боли. Ситуация напоминала снившийся ему постоянно кошмар: к нему домой приходят страшные монстры и пытаются убить его. Сергей сначала бросается к дверям, но замок ломается, а когда их руки протягиваются к его горлу, он кричит. Но крика нет. Только судорожные конвульсии гортани. А затем он улетает. В безграничное небо. На огромной скорости, на небывалую высоту… Спасительную высоту.
Сейчас он очень хотел улететь…
Третий вязал ему ноги. Белой бельевой верёвкой, приготовленной, наверное, заранее. В облике этого парня мелькнули знакомые чёрты. Когда же тот поднял на секунду глаза, Сергей сразу вспомнил — именно он предложил ему комнату на вокзале.
Господи, по сколько ж им лет? Не больше пятидесяти на троих. Но они не играют в «полицейских и воров»… Они хотят…
— Молодчинка, не дёргаешься. Это, кстати, правильно. Теперь хотелось бы поговорить по-деловому.
— Что вам надо? — еле выдавил из себя Сергей.
— Мы не любим жадных людей. Циркуль, ты любишь жадных людей? Во, не любит. Надеемся, ты не жадный мужик. Надо бы поделиться.
— Чем, чем поделиться?
— Денежками. Это такие бумажки. Которые ты получил недавно из какого-то Красногорска. Много, много бумажек.
— Я не получал ничего, — полушепотом ответил Сергей. Капелька пота сползла по щеке и упала на подушку.
Удар по животу ребром ладони заставил его стиснуть зубы от боли. Автоматически он хотел согнуться, но не смог — ноги удерживала верёвка, а голову — рука.
— Тихо, тихо, чувачок! Не надо нас лечить. И злить понапрасну, — длинный парень поигрывал кастетом в руке. — Ночь предстоит долгая. Пока мы не договоримся, мы не покинем этот уютный уголок и всё время будем делать тебе немножко больно. Быстренько, быстренько вспоминай, где там «бабульки». Мы, конечно, можем сами поискать, но, как говорят менты, хочется чистосердечного раскаяния.
— У меня нет денег, я же получил их по безналу… — тяжело дыша, произнёс Сергей. — Можете искать. Придурки.
— Насчёт придурков мы потом побеседуем, отдельно, — высказался второй. — В дополнительное время. Циркуль, проверь-ка сумочку.
Длинный парень развязал тесёмки рюкзака и перевернул его вверх дном. Вещи, так бережно упакованные Сергеем, посыпались на пол; ваза с противным стеклянным звоном разбилась мелкие кусочки. Циркуль раскидал ногами пожитки Сергея.
— Здесь, кажется, нет. Обидно.
— Сволочи, — процедил Сергей.
— Заткнись, дяденька. Сейчас начнём лечить память. У тебя, кажется, с этим проблемы? Надо к доктору.
Сергей закрыл глаза.
— Ты что, спать собрался? Слышь, мужики, он совсем борзанул!
Ещё один удар по животу заставил Сергея захрипеть.
— Где «бабки», сука? Убью, понял? «Бабки», вонючка, «бабки»!!!
Сергей молчал.
— Циркуль, держи его! — скомандовал уже вышедший из себя подросток. — Сейчас эта сволочь всё скажет! Я ему устрою «ласты лягушки».
Он схватил руку обессилевшего от побоев Сергея, зажал её под мышкой и ввел нож между его пальцами.
— Ничего, дядя, и без пальцев живут. Будешь пособие получать, как ветеран.
Сергей с ужасом смотрел на свою руку. Он что, действительно это сделает? А потом? «Они ведь убивают меня», — пронеслась у него в мозгу невероятная мысль. Как пацаны убивают лягушек?! Отрезают лапки, а затем прихлопывают камнем. А деньги? Им ведь не деньги нужны. По крайней мере, это не главное…
— Стойте, я скажу. Не надо.
— Ну, вот. Чувачок понял, что был не прав. Молодчинка. Ну-у?
— Там, в шкафу… Ключ за зеркалом…
Парень, усмехнувшись, отпустил руку Сергея и направился к зеркалу. Ножом подковырнул торец. Из углубления выпал ключик.
Переложив нож в левую руку, пацан поднял ключ и подошёл к старинному платяному шкафу. В антикварном магазине за этот шкаф могли бы отвалить приличную сумму. Настоящий дуб, багет, выполненный вручную искусным резчиком, витые ручки. Но парня мало волновали тонкости мебельного искусства, его волновали тонкости замка.
Он вставил ключ, сделал два оборота и резким движением распахнул створки.
То, что он увидел внутри шкафа, вероятно, несколько не соответствовало его представлению о деньгах. Только этим остальные объяснили его вытянувшееся лицо, вытаращенные глаза и абсолютно не относящийся к происходящим событиям вопрос:
— Ты… ты кто?
— Да так. Из добровольного общества защиты людей от животных. От диких животных…
Последняя фраза сопровождалась активными действиями. Резко двинувшийся вперёд кулак отбросил парня к окну.
— Молодчинка. Хорошо летаешь. А вы, ребята, что встали, как столбы трамвайные? Попрошу всех на пол.
Ствол пистолета указал направление движения. Однако Циркуль явно не желал мириться с таким поворотом событий. Он в своих мыслях уже ехал в купленной «иномарке» с симпатичной Лялькой, с «Дельтой» в руке, а тут на тебе… впору матом ругнуться. Обидно.
Поэтому, почувствовав запах паники и быстро сообразив, что, кажется, они влипли, он смело рванулся к выходу из комнаты, но так же стремительно влетел назад под воздействием в унисон возникших на его светлом пути двух набитых кулаков.
Третий пацан, державший Сергея, был вполне удовлетворен увиденной расправой, чтобы не повторять ошибок своего длинноногого друга. Он бросил нож на пол и зачем-то поднял руки. Впечатлительный человек.
В комнате заметно прибавилось лиц мужского пола. Мичуринцы, которым наконец удалось продемонстрировать своё умение колотить по груше, чему они были несказанно рады, уже надевали наручники на стоявших в партере «штангенциркулей».
Таничев, зашедший последним, ковырялся с узлом верёвки на ногах Сергея, а Паша, до этого нашедший пристанище в старинном шкафу, сейчас обыскивал Витю, который так и не опускал рук.
— Вот и здорово. Ой, ножик.
Витя, которому, наверное, стало щекотно, дёрнулся и несильно наступил Паше на ногу.
— Пос-с-соримся!!! — Паша с силой опустил каблук своего ботинка на ногу невнимательного товарища, после чего тот, словно струнка, вытянулся вдоль стены, устремляясь ввысь, к потолку…
Сергей сел на кровати и согнулся в поясе.
— Козлы… Больно.
— Сам виноват, предупредили же, как только начнут баловством заниматься, посылай их в шкаф.
— Я, честно говоря, не верил во всё это. Бред какой-то. У меня же нет ничего. Вазу разбили, идиоты…
— Посуда бьётся на счастье, старый. Забери осколки на память. На память об одной весёленькой ночке в одном весёленьком городке. В городке белых ночей, но, увы, почерневших дней. Нет, я всё-таки не Гончаров, я — Достоевский, ё-к-л-м-н. А с отъездом придётся повременить, надо бы задержаться. Формальности всякие, сам понимаешь…
Белкин наконец дозвонился:
— Здрасьте, я насчёт ребёнка, помните? Что там по гистологии?
— Секунду.
Шелест страниц.
— Младенец мертворождённый. Внутриутробная асфиксия.
— То есть не криминал?
— Формально, в общем-то, нет. Хотя, рожай она в роддоме, думаю, этого бы не случилось. Так что…
— Понял, спасибо.
Вовчик повесил трубку. Кто-то как-то сказал ему, что в законе нет параграфа для эмоций. И не должно быть. Закон — это высшая математика, смешанная с логикой и поставленная на незыблемый постамент.
Одним словом, не переживайте, Вовчик, по закону — не криминал. Хотя никакой логики. Только эмоции. Не нужные никому эмоции. Спокойней, Вовчик.
Кусок штукатурки, отвалившийся от стены, вывел Белкина из задумчивого ступора.
Он вздрогнул, равнодушно взглянул на очередную язву вытрезвительских стен, после чего достал из стола папку с какими-то документами и бросил её перед собой. Почитав с минуту бумаги, он оторвал от них глаза, неожиданно поднялся со стула и, выскочив на центр небольшого кабинета, согнул руку в локте. Он со злость продемонстрировал этот жест внешнему миру.
В кабинете никого не было, и любой заглянувший сейчас в окно решил бы, что Белкин тронулся умишком.
Вовчик же, ни секунды не намереваясь задерживаться в кабинете, схватил со стула курточку, закинул её на спину и выскочил на летнюю улицу, так шарнув дверью, что чуть не уронил табличку с надписью «Высокое напряжение».
Но тут же остановился, шагнул назад, поправил произведение Петровича и, развернувшись, быстро зашагал по солнечной стороне улицы.
