«Куда меня занесло? Ничего не помню. Головная коробка гудит. Бр-р-р, ещё и холодно. Вроде, всё на месте. А руки где? А, вот, за спиной. Сейчас глаза попробую открыть. Первый пошёл. Ура! Есть. Пока достаточно. Ну и урод. В наколках весь, как житель острова Зелёного Мыса. Улыбается. Ему не идёт».

– Эдик, он очухался. Поговорим?

«Ещё и Эдик тут какой-то. А у этого исколотого никак автомат? Точно. Без дула. Может, у него и гранаты найдутся? Эдик? Что за Эдик? А я-то кто? И что тут делаю, привязанный к стулу? Мне на работу надо отказник строчить. Отказник! Вспомнил, я же опер. Кивинов Андрей Васильевич, 85-е отделение милиции. Это, значит, по мою душу ребята. А башка как гудит! Водки бы».

– Андрюша, ку-ку. Просыпайся, нехорошо задерживать старых товарищей.

Кивинов открыл второй глаз. «Это ж Воронцов Эдик, педрила райкомовский. Он, значит, меня упаковал. Комната в доме-корабле. Эту планировку ни с чем не спутаешь. Что же я натворил?»

– Он медленно меркует. Дай-ка я подгоню. Парень в наколках подошёл к Кивинову и резким ударом в бок опрокинул его на пол. Вместе со стулом.

– Давай, ментяра, не прикидывайся. Разговорчик есть. Срочный.

– Спокойно, Топор. Андрюша – парень сообразительный, сейчас врубится.

Кивинов застонал. «Может, это снится? Топор. Эдик. А Верстака тут нету? Потом узнаю. Точно, снится. Я ведь сейчас дома, в кровати, вот проснусь – и ничего не будет. Но башка, а теперь и бок… Нет, на сон не похоже. Может, спросить у этого, Топора?»

– А ну-ка, посмотри сюда. Что ты с этой штучкой делал? А? Поиграть захотелось? Мы ведь тебя на кусочки пошинкуем. Узнаёшь?

Воронцов покрутил у Кивинова перед носом дискеткой.

– И как ты в кабинет попал, я тоже хочу знать. На всякий случай, чтобы другие не захотели. Топор, верни-ка сыщика в исходное положение.

Кивинов по-собачьи потряс головой. «Что этот козёл от меня хочет? Может, чтоб спел? Не, ребята, я не Майкл Джексон и даже не Пресняков-младший. Но как меня сюда занесло? Думать больно».

– Выпить нет?

– Чего-о-о? Я тебе сейчас дам выпить, сука! Получай!

Новый удар по корпусу снова свалил Кивинова на пол. «У него что, условный рефлекс такой – кулаком по печени? Мне же больно, я не груша с опилками».

– Слушай, амиго, ты мне надоел, что-нибудь другое умеешь, кроме апперкота?

– Во, врубается. Андрюша, я жду. Что ты делал с этой дискетой?

«Дискетой? Слава Богу, вспомнил. Это из-за этой пластинки я тут. Что вчера было? Юлька, компьютер, Димыч, офис, удар. Да, дубинкой. Охранник не спал. Прокол. В следующий раз надену каску. А в дискете что? Кое-что. Ах, вот Эдик почему такой нервный. Это же его дискета Но не только. Там ещё пароль нужен. Да, круто я влип. Отсюда на халяву не выйдешь».

Кивинов огляделся. Наручники впились в запястья. Он повёл подбородком и промычал:

– Не-не знаю…

– Не знаешь? Слушай сюда. Очень внимательно. Видишь эту штучку? Это АКМ. Тактико-технические данные говорить не буду. Через десять минут, если ты не вспомнишь, что тут делал, его воздействие испытаешь на себе. Понял? Понял, сука? – вдруг заорал Воронцов. – Я тебе и эти десять минут растяну. Просто так не сдохнешь. Топор! Добавь пару.

«Бля, опять апперкот! Он что, Топор этот, зацикленный? Сволочь, больно. Меня же кончить хотят, с ума сошли, что ли? Где там Соловец? Вошёл бы сейчас в дверь и отправил бы всех в камеры. Гео-о-о-ргич! Меня убивают, убивают! Не идёт. Что это? Слезы? Ну, правильно. Защитная реакция организма. Против воли. А Эдик-то сдрейфил. Автоматиком машет, а ручки-то дрожат. А я плачу. Может, заорать? Не буду, не поймут».

– Гнида ментовская, ты понял, что я сказал? Понял? Кто тебя пустил? Уборщица? Прибью суку. Что в «Иве» вынюхивал? Ну?

– Чего разорался? Не на собрании. Дай отдышаться. Ты же не блатной, передо мной рисуешься или перед этим, бритоголовым? Раскудахтался. Отстегнул бы руки, что ли?

«А ты точно сдрейфил, Эдик. Нет, ты, пожалуй, не музыкант, тоже шестёрка. Уровни, уровни. Как Ветров говорил? Они сильнее? Ни фига. Да, у них иномарки, компьютеры, менты купленные, охрана. А у нас БОМЖи, проститутки, неграмотные спившиеся сотрудники, ксива в кармане да пистолет под мышкой. А он боится, трясётся весь, значит, мы сильнее. Убогая и нищая милиция. Гордись, Кивинов, ты сильнее. И вряд ли меня убьют – попугают да выкинут. А может, нет? Что там в дискете дальше? Зачем я влез? Сидел бы ровно. Надо вылезать».

– Дай закурить, комсомолец. Я ведь взносы аккуратно платил, договоримся.

Воронцов, как показалось Кивинову, вздохнул с облегчением. Он вставил ему в зубы сигарету и чиркнул зажигалкой.

«О, гад, зажигалочку мою французскую зажилил. Да нет, у меня девчонка по пояс голая, а эта уже вся. Зажигалочка? А откуда он узнал, что я в „Иве“ был? Как откуда – от Балдинга, наверно. Но ведь Балдинг с ним не мог встретиться, его Ветров в тот же день пришил. Позвонил? Не-е-ет. Балдинг сам сначала хотел узнать, почему я Аяврика разыскиваю. У них же уровни. Зажигалочка. Ха-ха, Виктор Андреевич, неужели вы на следующем уровне? Стоп. А сколько же там букв? В коде. Девять. А тут? Ну, считай, у тебя же высшее техническое, скорее, что, до девяти не сосчитать? Так, семь, восемь, девять. Точно!»

– Я жду, – произнёс Воронцов.

– Не гони, коммесрант, пардон, коммерсант.

– Ты, может, думаешь, что я попугаю тебя и выкину? Помнишь, мужичка в лифте нашли на Юго-Западе? С глоткой перерезанной? Тоже несговорчивый был. Ну, Топор его и уговорил ножичком. Так что, прикидывай, парень. Не шучу.

– Да какие ж шутки? Из печени отбивную можно жарить. Только я тебя сначала попрошу одну штуку сделать. Позвони шефу своему и дай трубочку, поговорить хочу.

– Ты что, совсем оборзел? Какому шефу? – Воронцов выбил у Кивинова сигарету. – Здесь я главный, я! Ты понял?

– Да понял я, понял, не брызгай слюной, противно. Шефу какому? А который в «Иве» заседает, Дайнего Виктору Андреевичу. Не слышал? Слышал, слышал. Я думаю, он уже в курсе, что я здесь. Так вот, генацвале, он очень огорчится, если узнает, что я просил связаться с ним, а ты не дал. Так огорчится, что в следующий раз тебя в лифте найдут. Или под лифтом.

– Что? Пугаешь?

– Нет, очень надо. Ты и так до смерти перепуган. А знаешь почему? Потому что Дайнего к этой дискетке отношение имеет и, случись что, с тебя голову снимет. Ну как? Позвоним?

Воронцов тяжело дышал.

– Что ты видел? Что?

– Звони, Эдик, пока не поздно. Эдик выкинул окурок.

– Ладно, сволочь, припомню.

Затем из пиджака он достал радиотелефон, набрал номер и поднёс трубку к уху Кивинова.

– Дайнего слушает. Кто это? Алло.

– Виктор Андреевич? Добрый денёк или вечерок – я пока плохо ориентируюсь. Это Кивинов, тот самый, из 85-го.

– Андрей Васильевич, если не ошибаюсь? Слушаю вас.

– Правильно, слушайте. А заодно смотрите, вверх, вверх, над дверью. Что там? Нет, это не подлинник, вас обманули. Подлинник – в Лувре, в Париже; где вы были. Там такие подделки за полчаса рисуют. Да не за что. Я не за этим. Название прочитали? Красивое. И главное, в нём тоже девять букв, как в одной штучке, которую сейчас Воронцов перед моим носом крутит. Догадываетесь? Но не о всём. Который сейчас час? Отлично. Ровно через час, если я не вернусь, кассетная копия будет отправлена моим помощником в управление по борьбе с организованной преступностью, ну, с соответствующим комментарием, конечно. Если мы не договоримся.

На другом конце провода учащённо задышали.

– Что ты хочешь?

– Для начала, чтобы отстегнули руки, а то Воронцов мне всю щёку телефоном отбил.

– Пусть он возьмёт трубку.

– Вас, Эльдар Олегович, – кивнул Кивинов. Воронцов поднёс телефон к уху, выслушал, медленно, но верно побелел и отстегнул браслеты.

– Во-вторых, – произнёс Кивинов, взяв трубку освободившейся рукой, – я очень дорожу своим больным и раненым организмом. Поэтому, милостливо прошу, не устраивать канители с пытками и просто мордобоями. Я постараюсь продержаться час, а если не смогу, Бог с ним, но через час я должен быть как огурчик и собственной персоной.

– Тебя не тронут.

– Я тронут. И в-третьих, десять кусков за кассету. Баксов. Условия передачи – мои. Вы ведь предлагали консультации вам оказывать? Будем считать, что это одна дорогая консультация, ну, очень дорогая, но зато большая.

– Где гарантии, что с кассеты не снята копия и что её никто, кроме тебя, не видел?

– Гарантия второго – это то, что вы до сих пор сидите там и разговариваете со мной, ну, а гарантий первого – увы, никаких. Но мы же порядочные люди, хотя мне совмещать порядочность с профессией очень нелегко, как, впрочем, и вам.

– Каким образом ты заберёшь кассету и передашь её мне? Если, конечно, я соглашусь.

– Я еду с вашими Топорами, Верстаками и другими инструментами в условленное место. Мне передают кассету, я отдаю её вам, вы мне отдаёте деньги, и мы друг друга не знаем. Купюры, попрошу, покрупнее.

Дайнего молчал.

«Что, соображаешь? Очко заиграло? Шевели мозгами. Менты ведь покупаются, а я – как все, чем лучше? Лишь бы клюнул, лишь бы мне свалить отсюда, а баксы пусть себе на передачи в зону оставит. Однако, как я с „Эльдорадо“ на шару в цвет попал! Ну, что, решишься, ты, однофамилец?»

– Хорошо, – выдохнул зам директора. – Детали обговоришь с Воронцовым, дай ему трубку.

Эдик, выслушав Дайнего, обратился к Кивинову:

– Ну, падло, где кассета?

– Эдик, с каких это пор ты по фене ботать начал? Сидел, что ли? Или в роль вошёл? Кончай, а то в компании судимых что-нибудь перепутаешь, морду набьют. Шутка. Дай-ка твой «Панасоник».

Кивинов набрал номер.

– Димыч? Кивинов. Ровно в семь часов подойдёшь к метро «Автово», найдёшь какого-нибудь пацана, заплатишь червонец и попросишь передать мне кассету, ту, что я у тебя оставил. Я буду стоять у первого от проспекта ларька справа. Как кассету парню передашь, вали, не жди. Всё понял? Отбой.

– Ну-с, в семь часов кассета будет. Сверим часы. А как насчёт бабок?

– Топор, возьми мою машину и сгоняй в «Иву». Возьмешь у Дайнего деньги и подъезжай к семи в Автово. Топор, запихнув за спину автомат, вышел.

– Пошли! – Воронцов пристегнул Кивинова наручниками к своей руке. Затем кто-то вошёл в комнату, завязал ему глаза и подтолкнул к двери.

Что делать? Кассету они заберут, а потом со мной разберутся – это однозначно. Раз Дайнего сразу согласился, значит, там что-то очень для нас интересное. И он уже ни перед чем не остановится. Хорошо хоть поверили, что мне деньги нужны, раньше не пришили".

Кивинова вывели во двор и затолкали в машину.

– Давай на Стачек, – скомандовал Воронцов.

В дороге повязку сняли. Наручники – нет. У Кивинова был, правда, свой ключ, но толку от этого мало. Да и ключи, наверно, уже у этих. Машина вырулила на проспект Стачек. Навстречу пронёсся милицейский УАЗик.

«Я тут! – захотелось крикнуть Кивинову. – Тут! Куда вы? А, всё равно, не услышат».

Через пять минут машина затормозила у станции метро «Автово».

– Не вздумай дёргаться. Учти, в спине ствол. Сразу пулю получишь. Пошли.

Воронцов вывел Кивинова. Второй сопровождающий вплотную прижался к парочке. В спину Кивинова упёрся твёрдый предмет.

На часах было без пяти семь. Метро выплёвывало пассажиров, спешащих домой к семьям, детям, любовницам. У всех свои заботы.

У меня тоже своя забота, как от мудаков этих отделаться. Был бы я Джеймсом Бондом или хотя бы майором Прониным, раскидал бы ребяток враз. Зачем я влез, а? Придурок. Сам виноват. У нас же тоже уровни. Положено тебе велосипеды искать и колёса пропавшие, вот и ищи. И не лезь выше. Пусть этим занимаются те, кому положено. А, что теперь говорить. Георгич-то меня ищет или нет? Рядом ведь с отделением стоим. Обидно. Хоть бы кто знакомый попался".

В пять минут восьмого к ним подошёл мужик-пьянчужка и протянул свёрток. «Чёрт, Димыч, до безобразия ведь точен, не мог на полчасика опоздать». Воронцов одной рукой развернул бумагу и извлёк кассету. Кивинов позеленел. Это же не та! Это же Фредди! Всё, труба!" Додумать он не успел – его втолкнули в машину.

– Давай в офис. Проверим кассету, мы же порядочные люди, а, Андрюша? Чего побледнел?

– Бабки где?

– Вот посмотрим товар, оценим и рассчитаемся.

«Всё, доигрался».

Машина тормознула вплотную у «Тыр-пыр сервиса». Кивинов взглянул на вывеску. "Странно, а я думал, «сервис» через "з" пишется". Его внесли вовнутрь. Воронцов потянул за собой на второй этаж. Кивинов уже не чувствовал боли ни в голове, ни в боку, ни в руке. В экстремальных ситуациях боль отходит. Защитная реакция организма. Как слезы.

– Эдик, мне в сортир очень хотца, я же не резиновый. Воронцов усмехнулся, отстегнул браслет и пихнул Кивинова по направлению одной из дверей.

«Сортир без окон, зараза. Не убежишь. Ого, унитаз мраморный, круто. А на кафеле знакомое слово. Совки. Да, вас никакой мраморный унитаз не спасёт».

– Ты скоро там, деятель? Штаны, что ли, стираешь? Кивинов вышел, его подтолкнули к кабинету Воронцова. Тот открыл дверь, вошёл, опустил жалюзи и выключил свет.

– Ну-с, посмотрим. У меня здесь в шкафу допотопное чудовище из палеозоя компьютеризации завалялось, всё никак руки выкинуть не доходили. Видишь, вот и пригодилось, а то как бы мы твою кассету проверили?

Воронцов достал из шкафа полупечатную машинку, полухолодильник со встроенным магнитофоном.

– Ошибка старого компьютерщика. Такого уже не увидишь. Ещё из райкома уволок в своё время. Я так понял, – обратился он к Кивинову, – ты пароль знаешь. Может, подскажешь?

– А не боишься, что башку тебе снимут?

– Ничего, не снимут. Ну как, подумаешь? Время есть.

«Подняться хочет, – подумал Кивинов, – на другой уровень. Нет, Эдик, ты шестёрка, вот и шестери».

Воронцов сел за клавиатуру, включил магнитофон, нажал кнопку.

«Всё», – мелькнула мысль у Кивинова.

Дверь распахнулась от удара ногой. На пороге стоял Петров, в руках у него угрожающе дрожал автомат.

– Стоять! Руки на стену!

Возле кабинета крутил охранника Дукалис. Воронцов выхватил кассету из магнитофона, вскочил и с разбегу сиганул прямо в панно с изображением морского пейзажа. Кивинов зажмурился. «Кошмар, он ведь так башку разобьёт, в одном метре от поребрика, как Аяврик». Панно рассыпалось, и Воронцов исчез из виду.

Кивинов подлетел к проёму и посмотрел вниз. За стеклом была улица. Эдик, прихрамывая, убегал.

«Не буду прыгать, мениск болит, да и надоело всё. Хватит с меня. Кассету жалко, новая, даже дослушать не успел».

– Миша, вы очень кстати, ещё бы минут пять, и я бы летел где-нибудь сейчас с небоскрёба, постепенно набирая ускорение свободного падения.

– Нам Юлька всё рассказала, когда ты утром на сходку не пришёл. А мы сначала и не дёргались, мало ли где ты. А потом она прибежала и про дискетку всё выложила. Да ты лежи, не вставай. Тебя ещё не сильно, отлежишься с недельку.

Соловец прикурил.

– Ну вот, мы, соответственно, к «Тыр-пыр сервису» – там всё закрыто. Оставили Петрова с Дукалисом на лавочке наблюдать, а я тебя по своим каналам искать стал. Есть связи кое-какие. А в начале восьмого тебя собственной персоной и привозят, в браслетах. Ребята охрану положили на землю, связали ремнями и в офис. Дальше ты знаешь.

– Кассету посмотрели?

– Да, штучка интересная. Знаешь, что там? До кода – так, исполнители, шушера всякая типа Ветрова и Балдинга. На каждого что-то есть. Крючок. Кто что натворил или сколько кому должен, кто кого знает и так далее. А потом ребята покрупнее пошли. Видно, Дайнего иногда сам с компьютером работал. Воронцов без кода, конечно, ничего узнать не мог.

Там много интересного. Потенциальные потерпевшие для рэкета и грабежей, всё про них, начиная с финансового положения и до распорядка дня. Директор ЛВЗ тоже есть. Я ещё не всё там понял. Много номеров машин, двойных. Как бы старый и новый. Все – иномарки. Миша покопался, и оказалось, эти машинки за границей угнаны, через «Вирус» переправлены сюда и в МРЭО оформлены. Там даже указано, кто сколько в МРЭО за эти операции получает.

В финансовые заморочки я не влезал. Так, догадываюсь, что там пути отмывания денег через конторы типа «Тыр-пыр сервис» да питейные заведения. Целая сеть по городу. Вообще, организация здоровая. Работать и работать с ней. Там и проститутки, и наркотики, и рэкет, и коррупция. И главное вся структура. На такие верхи можно выйти, что голова закружится. Интерполу не справиться. Ты вспомни, кто добро на «Плакучую иву» дал в исполкоме? А Дайнего невысоко сидел, хотя нити держал многие, и, похоже, повыше метил, поэтому и собирал в компьютер всю информацию. Всю и на всех. У них тоже борьба за власть. Своя, тайная. Я так решил: голову ломать не будем, кассету отправим в управление по борьбе с организованной преступностью, это их хлеб.

А ты отлежись, а лучше, знаешь что, дуй в какой-нибудь дом отдыха ментовский, сейчас ведь бесплатно. Через две недели, когда страсти поулягутся, вернёшься. А то тебя достать могут, хотя бы из принципа, что кровь им пустил. Давай.

Соловец вышел из палаты.

«Интересно, – подумал Кивинов, – влепят мне строгача за то, что ксиву у меня Воронцов спёр? А дом отдыха – это хорошо, правда, что там осенью делать? Водку только пить».