Книга: Полное блюдце секретов
Назад: ЧАСТЬ 1
Дальше: Глава 2

Глава 1

– Так вот, господа, эта веселенькая собачка называлась бультерьером. Такая маленькая, похожая на белого поросеночка с розовым пятачком. И по природе своей ласковая и преданная хозяину до безумия. В данном случае – хозяйке. Но главное ее достоинство помимо преданности способность сжимать челюсти с давлением до двадцати пяти атмосфер. Вы знаете, что такое двадцать пять атмосфер? Суньте руку в гибочный пресс узнаете. И если этот маленький ротик на чем-то сжимается, даже любимый хозяин с трудом убедит собачонку отпустить то, за что она там уцепилась.
Такое вот необычное животное. А глупый и неосмотрительный мужичок как раз его в расчет и не принял, не разбирался ни фига в породах. Ну, подумаешь, бегает по кустам что-то свиноподобное и поскуливает. Ногой пни – улетит к ближайшей березе. Пшла вон!
А мужичок-то, короста, не просто так по парку прогуливался. Он, короста, интересным паскудством занимался. Одиноких лыжниц насиловал. Как снежок выпадет, нацепляет он белый маскхалат с вязаной шапочкой – и в парк. Парк большой, лыжниц много. Которые воздухом лесным подышать решили, которые жирок растрясти. Двигают лыжами по лыжне, любуются зимними пейзажами. Не спеша, со смаком. А этот ухарь тут как тут. Как партизан под елкой. Ага, едет красотка. Оружие к бою. Вокруг, кроме ворон и галок, никого. Шапочку на глаза, сзади прыг дамочке на лыжи – стоп, машина! Дамочка по инерции носом вперед, на коленки бух и никуда! Крепления ботинки держат, мужичок лыжи не отпускает – попалась бабочка в сачок.
Мужик же использует неожиданно представившуюся возможность познакомиться в самых скотских целях. Ну, в смысле похотливых. Стягивает с нижней половины лыжницы верхнюю и прочую одежды и уестествляет дамочку в ускоренном варианте. Парк, как я уже говорил, большой, кричать бесполезно, мужичок специально места поукромней выбирает. Закончит он это безобразие и в лес. Как будто и не было. Многие дамочки даже и понять не успевали, что произошло. Снежный человек, что ли, в парке завелся?
Может, стоит сообщить в научный институт?
В институт, однако, не сообщали, а все больше в наше отделение шли. Мы этот чертов парк обслуживали. И так-то от него хлопот – то грабежи, то убийства, а тут еще такие лыжные фокусы. Ну, прямо, фристайл порнографический.
Прикидываете, шесть эпизодов уже надыбали, а как ловить, черт его знает. Не самим же в маскхалатах по кустам прыгать. И через средства массовой информации лыжниц не шибко предупредишь. В принципе, это сейчас запросто, чуть что – товарищи, по улице гуляют маньяки, будьте бдительны! А тогда – ни-ни. Нечего панику разводить в нашем самом безопасном городе. Чувствуем, если седьмой эпизод случится, нас, оперов, начальство само, как лыжниц, уестествит. Точно придется маскхалата шить и по парку партизанить.
Но как повезло нам и как не повезло мужичку! Число семь действительно магическое.
Дамочка каталась на лыжах не одна, а со своей маленькой подружкой, бультерьеркой по кличке Крэйзи. Надо ж такую кликуху придумать!
И когда крошка Крэйзи увидела описанную мной сценку, она просто из себя вышла от такого нахальства и бесстыдства. На ее преданных собачьих глазах лишают чести любимую хозяйку! Бардак! Команда «Фас!» в таких случаях даже не требуется. Тихонько разгоняемся, тихонько взлетаем и тихонько вешаемся на голой заднице мужичка, сжав челюсти на все двадцать пять атмосфер.
Ничего паровозик получился. Дамочка орет, мужичок даже не орет, а извергает рев турбин сверхзвукового истребителя, Крэйзи висит, как присоска, и отцепляться не собирается. Мужичок, забыв про жертву, прямо со спущенными штанами помчался по лыжне в свободном направлении; хозяйка опомнилась, и за ним. Через пару километров нагнала, благо была неплохой лыжницей. Собачка как висела, так и висит; народ, гуляющий по парку, шарахается; мужичок уже не истребителем, а тяжелым бомбардировщиком воет.
Хозяйка: «Крэйзи, фу! Фу!». Но какое, к черту, «фу», если поругана хозяйская честь.
Никакого «фу». Короче, пока половину задницы у мужичка не оттяпала, не успокоилась…
– Ты не устал тараторить, Вовчик? Скажи, сам сочинил или рассказал кто?
– Вот те крест – было! Позвони в мой бывший отдел, там все эту историю помнят.
Мужичку семь лет влепили и третью группу инвалидности. Но как с одной половиной задницы жить-то?
Рассказчика перебил телефонный звонок. Вовчик снял, трубку.
– Белкин слушает… Казанцева нет, он в морге… Что значит, когда умер?! Он в морг на опознание уехал. Что-нибудь передать? Ну, как хотите.
– Достали казанцевские козы, – пожаловался Белкин, положив трубку, Единственный номер постоянно занят из-за его баб. Петрович, скажи ему, пускай домашний телефон дает. А то к нам, как в справочное Аэрофлота. Звони, не звони – глухо.
– Я говорил, бесполезно. Он утверждает, что все его знакомые дамы состоят у него на оперативной связи, а значит, это служебные дела, а не личные. Поэтому и телефон должен быть служебный.
– Сказал бы я, на какой связи они у него состоят. Диван, посмотри, еле жив. Еще пара его «оперативных встреч» – и мы останемся без мебели. Прикинь, Петрович, ему нормальных баб уже не хватает, он уже с женами убитых бандитов шалит. Мол, отрабатывает на причастность. Как мордашка ничего, Казанова тут как тут-дайте отработаю. Даже если дело не его.
– Брось ты, Вовчик, – вмешался в разговор третий из находившихся в кабинете, опер Паша Гончаров, – Казанова неисправим, а его амурные шашни действительно иногда помогают.
Белкин не стал спорить, склонившись над бумагами.
Вновь затрещал телефон.
– Во, опять какой-нибудь казанцевский бабец. Скажи, что Казанцев из морга не вернется. Разлагается.
Паша поднял трубку.
– Это тебя, нытик. Наверное, тот мужик из парка с половиной задницы.
Вовчик, ухмыльнувшись, подошел к телефону.
– Владимир Викторович, здравствуйте. Это Олег Уткин. Помните, из девяносто второго дома?
– Помню. Здорово.
– Вы извините, что отрываю… Это не вы, случаем, занимаетесь делом Мотылевского?
Вовчик удивленно поднял бровь:
– Мы все им занимаемся, но персональную ответственность несу действительно я. Это моя территория. А ты что, знаешь, кто его завалил?
Паша и Петрович разом уставились на Белкина.
– Нет, я не знаю… Просто есть люди, которые хотели бы пообщаться с вами по этому вопросу. Меня попросили связаться. Я здесь навроде посредника.
– А что, люди не могут узнать у дежурного телефон отделения по раскрытию убийств?
Самим не позвонить?
– Да нет, могут, конечно. Но когда кого-то знаешь, лучше напрямую.
– Ну, хорошо. Но хоть они-то знают расклад?
– Не думаю. У них, возможно, имеются подозрения. Вообще-то, они хотели бы поговорить неофициально…
– Поэтому тебя и попросили. Понятно. Хорошо, пускай подъезжают. Адрес знаешь?
– Да, вытрезвитель. Простите, а нельзя где-нибудь в другом месте? На стороне? А то вытрезвитель как-то несолидно.
– Ничего подобного. Они хотят поговорить со мной, интерес имеют они, поэтому условия ставлю я. Мне здесь нравится. А что касается вытрезвителя, то могу сказать, что недавно у меня в гостях был мужичок, у которого в кабинете стоит прямой телефон с Черномырдиным. И ничего, мужичок ушел от меня вполне удовлетворенный беседой.
Людей интересую я, а не обстановка, верно?
– Ладно, я передам. Когда к вам можно подъехать?
– Сегодня в пять. Я буду на месте.
– Они представятся от Олега.
– Да я уж догадываюсь, что не от Патриарха Всея Руси. Пока.
– Что там? – полюбопытствовал Петрович.
– Начинается, – вздохнул Белкин. – Как бандита грохнут, так «стрелки» идут, «разговоры», «секреты». Когда Мотылевского нашли, позавчера? Во, уже звонят.
– Кто?
– Откуда мне знать? Сегодня в пять познакомлюсь. Это звонил Уткин Олег, фраерок мелкий с моей бывшей территории. Так, ничего особенного, сам никуда не вписывался, но знал много. Приторговывал наркотой, в застойные времена фарцевал. Ему сейчас тридцатник где-то, в последний раз я встретил его года два назад, на улице, случайно.
Понятия не имею, что он сейчас из себя представляет. Но до уровня Мотылевского вряд ли дорос. Здесь, видишь ли, встречаться не хотят…
– Ну, иногда действительно полезнее встретиться на стороне. Не все любят казенные стены.
– Да я в гнездо осиное залезу ради крупицы полезной информации. А тут, чувствую, старую песню заведут – мы в долгу не останемся, вы постарайтесь, вы уж как-нибудь, а сами мы и рады бы помочь, да ничего не знаем. Кроме того, скажут, что Мотылевский был прекрасным другом, мужем, автори… не, этого не скажут. Слово «авторитет» в нынешнее время имеет единственное значение.
Так что пускай сами приезжают. Посмотрят на наши стены, может, денег на ремонт дадут. Тот, что с Черномырдиным по телефону прямому болтает, обещал, да не дал. А я его специально тогда к нам вытащил.
Белкин откинулся на стуле и сложил ладони на затылке.
Убийство Мотылевского представляло собой типичную вариацию на тему бандитскокоммерческих разборок и имело очень туманные перспективы раскрытия. Как и все аналогичные убийства. Поэтому выхватывать сабли из ножен и с криком «Да-а-а-а-ешь!!!»
Мчаться к заветной цели как-то не хотелось. «Все, что нужно, мы, конечно, сделаем, но не спеша, не торопясь, без особенного внутреннего настроения. Сцапаем то, что само приплывет в руки. А не. приплывет – что же, не смогли, мы не всесильны».
Мотылевский действительно занимал высокую ступень на питерской бандитскоиерархической лестнице. Его возраст приближался к сорока, он считался патриархом, «стариком». Фамилия его была если не нарицательной, то не менее известной, чем фамилии Малышева и Кумарина.
По словам подъехавших на место РУОПовцев, Мотылевский, в отличие от многих авторитетов, не очень старался прикрываться коммерческой деятельностью и принимал непосредственное участие во всяческих разборках и наездах. По слухам, скатавшись в прошлом году в Швецию поохотиться на уток, он вместо утки подстрелил бывшего соотечественника, что-то там не поделившего с фирмой, которую прикрывала группировка дяди Славы. Но слухи к делу не пришьешь, поэтому шведские власти только развели руками, объясняя, что слово «глухарь» интернациональное, «глухари» водятся и в России, и в Швеции, так же как и утки.
Официально Мотылевский являлся директором какого-то АОЗТ. АОЗТ это нигде не проявлялось и нигде не рекламировалось, потому что даже сам шеф, наверное, до конца не представлял, чем занимается его предприятие. Но чуть что – я директор, я не бандит.
О похождениях Мотылевского на отчизне РУОПовцы не распространялись, возможно, из-за того, что не хотели раскрывать профессиональные секреты, а возможно, потому, что попросту ничего не знали.
До позавчерашнего дня Вовчик знал о Мотылевском лишь чуть больше обыкновенного гражданского человека, черпающего сведения из средств массовой информации и трамвайных сплетен. Район, обслуживаемый убойным отделом, где трудился Белкин, данным авторитетом не контролировался, поэтому перекинуться словечком о возможных причинах убийства было не с кем. Местных же бандитов убийство интересовало только с той позиции, что завтра с любым из них могла приключиться подобная история.
Мотылевский был найден застреленным в одной из своих многочисленных конспиративных квартир, разбросанных по всему городу. Прописку же имел в какой-то коммуналке, где, разумеется, никогда не появлялся.
Жил покойный, как и подобает людям его положения, где считал нужным, вернее – необходимым, поэтому и держал большое количество «хат», а отнюдь не из-за того, что любил пустить пыль в глаза, показывая свою состоятельность. Вынужденная мера предосторожности. При заморочках никогда не помешает иметь пару глаз за спиной и несколько подземных нор-убежищ.
Обнаружил его сосед по площадке, отреагировав на незапертую дверь квартиры напротив. Авторитет лежал на пороге, ногами к выходу, застреленный тремя выстрелами в спину. Плюс контрольная пуля в затылок.
Судя по кровавым брызгам на стенах площадки и на двери, пули были выпущены в ту же секунду, как он открыл замок. Ключи так и остались зажатыми в руке. Затем, вероятно, тело перетащили за порог, чтобы не пугать покойником жильцов, где и бросили. Двери почему-то закрывать не стали, хотя по элементарной преступной логике чем позднее найдут труп, тем лучше. Не были забраны документы, что обычно практикуется при убийствах. А тут – пожалуйста, паспорт, права, визитки. Выстрелов никто не слышал, это как раз неудивительно. Стрелковое оружие совершенствуется, и прицепить глушачок на любую модель пистолета – что гвоздь в стенку вбить.
Точного времени смерти установить не удалось. На этаже располагалось по две квартиры, дом имел лифт, сосед, обнаруживший Мотылевского, вернулся домой поддатый в одиннадцать вечера и через полчаса, слегка протрезвев, вызвал милицию.
Судебный медик, рассмотрев свой длинный градусник, констатировал, что несчастье приключилось около трех-четырех часов назад. А может, двух. В принципе, неважно, потому что негодяи уже смылись, и организовывать преследование по горячим следам не имело смысла.
Начальник районного уголовного розыска, вырванный прямо из-за вечернего стола, ковыряя мизинцем в зубах и выхаживая вокруг лежащего тела, цинично подметил: «Какое гнусное самоубийство», но следователь прокуратуры не прислушался к его логичным доводам и без зазрения совести возбудил «глухаря» по сто третьей статье. Столбик процента раскрываемости убийств упал еще на одно деление.
Закончив возиться с протоколом осмотра, следователь заметил, что покойного должен опознать кто-нибудь из родственников или знакомых. Белкин, дежуривший от убойного отдела, долго голову ломать не стал. Он нашел визитку господина Мотылевского Владислава Сергеевича, коммерческого директора АОЗТ «Снежинка», и набрал указанный на ней номер телефона.
«Здравствуйте. Господин Мотылевский, к сожалению, не может сейчас поговорить с вами. После сигнала оставьте свое сообщение, и при первой возможности он перезвонит вам. Спасибо».
«Да не за что, – ответил Вовчик. – Передайте господину Мотылевскому, что он вряд ли сможет позвонить мне и вообще кому бы то ни было, потому что сейчас находится по такому-то адресу совместно с опергруппой, расследующей его убийство».
Этого вполне хватило, чтобы через полчаса у дверей квартиры объявились крайне взволнованные ребята с «Мотороллами» в руках. Вместо того чтобы спокойно побеседовать, ребятишки начали нервно суетиться, кричать, размахивать руками, а один даже блеванул в мусорный бачок этажом ниже.
Вовчику удалось найти в команде старшего и поговорить с ним наедине в квартире соседа. Собеседник постоянно курил, никак не мог сосредоточиться и на вопросы, поставленные опером, отвечал крайне невнятно. Вовчик выяснил, что последний раз живым Славу Мотылевского видели около шести вечера в кабаке «Ромашка», где авторитет имел обыкновение закусывать.
Около семи кто-то позвонил на его «Мотороллу», но сути разговора никто не понял, Слава отвечал односложно – «да» и «нет». В течение дня была масса звонков, но именно этот запомнился собеседнику, потому что покойный никак его не откомментировал, а сразу после разговора заметно помрачнел. На вопросы типа «Что, Слава, непонятки?» Мотылевский не реагировал, выпил две по сто коньяку, чего обычно в это время суток не делал, и в восемь вечера укатил на своем «Мерсе» вместе с двумя охранниками и водителем в неизвестном направлении. Охранников сейчас ищут, и через несколько часов они будут здесь. В последнем Вовчик усомнился, потому что наверняка сначала с ними захотят побеседовать товарищи убитого, а для любого разговора нужно время. И если охранники и водитель что-то знают, то вряд ли они предстанут перед Вовчиком – скорее, они предстанут перед Всевышним.
Адрес, где был обнаружен Мотылевский, знал очень ограниченный круг лиц. Квартира использовалась в основном для любовных развлечений и изредка для деловых встреч.
Появлялся здесь авторитет нерегулярно, то есть когда в голову взбредет, и никому не отчитывался, почему именно сегодня он выбрал это жилище.
Квартира имела три комнаты и обставлена была с подобающим шиком ванна, к примеру, была с гидромассажем, а уж видео-аудио-безделушек никто даже не считал. Как выяснилось впоследствии, записано было гнездышко на какую-то бабулю, неизвестно где находящуюся и неизвестно, существующую ли в обществе. По крайней мере, гидромассаж заделали явно не для нее.
На вопрос о возможных мотивах убийства Мотылевского собеседник Вовчика виновато пожал своими широкими плечами и покачал большой бритой головой. По этому жесту Белкин понял, что либо товарищ ничего не знает, либо мотивов настолько много, что выбрать сразу наиболее подходящий очень проблематично.
Эксперт-криминалист обнаружил на входных дверях несколько следов пальцевых захватов, но кому они принадлежат – то ли Мотылевскому, то ли соседу – пьянице, то ли убийце, то ли рядовому или начальствующему составу райотдела – сказать пока, естественно, не мог.
Короче говоря, поприсутствовав на месте происшествия, Вовчик твердо уяснил, что надо запасаться бумагой и с самого первого дня браться за заполнение белых корочек оперативно-поискового дела. Либо раскрывай, либо показывай, как раскрываешь. Если не будет ни того, ни другого, случится конфуз с занесением в личное дело.
Белкин потянулся и вылез из-за стола. Осмотрев в поисках остатков кофе банки, в изобилии присутствующие на кабинетном подоконнике, и ничего не обнаружив, он вернулся на место.
Выдвинув ящик стола, он достал оттуда чистый лист и белого заводного цыпленка.
Повернув пару раз ключик, Вовчик поставил цыпленка на блюдце и отпустил руку.
Цыпленок запрыгал и застучал клювом по фарфору.
Паша вытаращился на коллегу.
– Белкин, ты что, совсем, что ли? Детство в «очке» заиграло? Может, тебе куколку купить или настольный футбол?
Вовчик, помолчав несколько секунд, негромко ответил:
– Ты ничего не понимаешь, Гончар. Это самый надежный агент. Смотри, что он делает.
Стучит. Безвозмездно, бескорыстно и от всей души. Он знает о всех секретах на этом блюдце. Мне остается только записывать. Мне ничего не надо выдумывать. Никакой липы.
Белкин взял ручки и написал на чистом листе:
«Секретно. Экземпляр единственный. Принял Белкин. Агент Цыплаков. Место встречи обусловлено. 6 мая 1995 года. Источник сообщает, что, выполняя ранее полученное задание, встретился со своим приятелем Уткиным Олегом. В разговоре Уткин упомянул, что знаком с людьми, могущими иметь сведения об убийстве преступного авторитета Мотылевского. Сам Уткин о причинах и мотивах убийства не догадывается».
Поставив точку, Белкин сунул бумагу в корочки и остановил цыпленка.
– Отлично, агент Цыплаков. Вы нам очень помогли. Продолжайте выявлять сведения о личности убитого и причастных к его смерти лицах.
Гончаров покрутил пальцем у виска и рекламным голосом изрек:
– Я работаю врачом-психиатром уже пятнадцать лет. И мне достаточно одного взгляда, чтобы определить среди моих клиентов потенциальных самоубийц. Всем им я советую пользоваться мылом «Сорти-фрут». Оно прекрасно мылит веревку и идеально подходит для задуманного мероприятия! Мыло, создающее настроение! Красивый исход без особых хлопот!!!
– Давай, Гончар, давай. Очень остроумно. Ты такой веселый, потому что на методсовет по этому «глухарю» не поедешь. Но ничего, я, вообще-то, в отпуск собрался. Так что в кабинете тебе отсидеться не удастся. Психиатр…
Назад: ЧАСТЬ 1
Дальше: Глава 2