Таничев вернулся с устроенной сходки в РУВД необычно рано.

– Твою три-господа-бога-душу-мать! Казанова человека подстрелил. Только этого не хватало.

– Где? – Белкин с Гончаровым задали вопрос одновременно.

– В центре. С девкой гулял, какие-то орлы прицепились.

– Насмерть?

– Да нет, ерунда, ляжку прострелил. Все равно черта с два отпишешься. Туда группу ночью вызывали.

– А Казанова где?

– В местном отделе. Я сейчас туда рву. А то никто ничего толком не знает.

– Ты один едешь?

– С начальством. Вы тут, мужики, дурью не майтесь, надо поднять что-нибудь.

– Ты брякни оттуда.

– Лады.

Таничев сгреб со стола все бумаги, сунул их в ящик и вышел из кабинета.

– Туфта какая-то, – проговорил Гончаров. – Казанова спокойный, как танк, это умудриться надо заставить его вытащить «ствол».

– Плохо, если он под газом был. Вылетит из ментуры.

– Да лишь бы не посадили, а работу найдем.

– Я схожу в дежурку, узнаю поподробнее.

– Давай.

Вовчик вышел вслед за Таничевым.

Паша вылез из-за стола и начал нервно расхаживать по кабинету. Действительно, никто из нас не застрахован от криминала.

Он, конечно, не знал, что там с Костиком приключилось, но предполагал, что, если б тот был без оружия, дело могло бы закончиться куда плачевней.

Всеобщая мозговая недостаточность в острой форме. Общество маньяков, бандитов и «бакланов». Без намеков на хотя бы временную остановку.

Паша подошел к столу Петровича. У Таничева под стеклом лежал тетрадный листок с тремя словами, написанными красным фломастером: «НИКОМУ НЕ ВЕРЫ».

Петрович как-то говорил, что эта бумажка заменяет ему все ведомственные приказы и инструкции, все кодексы и своды законов, все учебники и все бестолковые речи начальства на оперативных совещаниях. Всякий раз, когда он слушал расстилавшегося перед ним травой собеседника и уже готов был поверить его стуку кулаками в грудную клетку, он смотрел под стекло и, читая надпись, покачивал головой: «Извини, приятель, ты меня не убедил».

Порой это действительно помогало. Попадались такие артисты, до мастерства которых очень далеко звездам нашего экрана. Трудно не поверить. Невозможно не поверить. И даже хочется посочувствовать, понять и помочь. АН нет – «НИКОМУ НЕ ВЕРЫ».

Паша не до конца принимал этот девиз, полагая, что хоть кому-то надо верить. Зато он разделял другое правило Таничева: «Ничего не происходит просто так». Любому, даже самому пустяшному событию должно найтись хоть какое-то объяснение. Кусочки мозаики, собранные вместе, должны образовывать цельное полотно. И если какой-нибудь кусочек выпадает, надо искать этому разумное объяснение. Чудеса бывают только в снах и сказках.

Паша вспомнил вчерашний день. Что-то выпадало из мозаики, что-то не находило объяснения, что-то не давало покоя. Может, бледное лицо Ларисы Ивановны, может, ее губы, может, сам визит в квартиру Галины. Так ли нужен на второй день после смерти лучшей подруги забытый фотоаппарат и столовый сервиз? Да, это выпадает. Это не объясняется обычной, житейской логикой. Здесь не надо быть Перри Мейсоном.

Паша сел за стол Таничева и уставился на три слова: «НИКОМУ НЕ ВЕРЫ». Первое и последнее правило. Никому не верь, никому… Он закрыл глаза.

«Можно я посижу немного, мне очень плохо… Я не могу представить, что больше не услышу ее голоса… У меня много связано с этой квартирой, ведь может так получиться, что я здесь в последний раз… Это Галя шила. Правда, здорово? Она очень любила это занятие. Сначала шила для Леночки, потом просто так…»

«Она очень любила это занятие…»

«Она очень любила это занятие…»

Бледное лицо, явное расстройство…

«Я здесь в последний раз…»

Паша тряхнул головой. Мозаика…

Через секунду он уже лихорадочно листал верный блокнотик, пытаясь найти нужную страницу.

Никому не верь, никому не верь, никому не верь…

– Леночка, я понимаю, тебе очень тяжело, я не могу представить себя на твоем месте, хотя уже взрослый и многое повидал. И все-таки давай еще раз все рассмотрим, как взрослые люди. Мы делаем это, чтобы поймать…

Окончание фразы Паша договаривать не стал. Слово «убийца» режет слух при общении с детьми.

Девочка сидела на том месте, где вчера сидела Людмила Ивановна, и, наверное, не понимала, чего от нее добиваются. Паша и сам не мог до конца понять, чего же он добивается. Каким-то образом объяснить несколько нелогичное вчерашнее событие.

Хотя, может, это только ему кажется, что оно нелогично. Любой другой, выслушав Пашу, покрутил бы пальцем у виска. Сестра Галины стояла возле дверей и раздраженно смотрела на Гончарова. Что он хочет от ребенка? Девочке и без того тяжело…

– Леночка, сосредоточься. Посмотри еще раз… Все ли в порядке в комнате, все ли так, как всегда? Ты ведь живешь здесь. Что-то необычное сразу бросится в глаза. Не волнуйся, мы никуда не спешим. Ну?

Девочка сидела, как в школе за партой, положив руки на колени, послушно слушая учителя.

– Нет, я ничего не вижу.

Паша выпрямился: «Черт, „пустышку“ тяну».

Никому не верь…

– Леночка, это твои игрушки? Я слышал, мама их сама шила. Очень красивые…

Девочка перевела глаза на сервант, а затем повернулась к женщине.

– Тетя Дня, кто-то забрал моего клоуна. Моего любимого клоуна…

Ребенок неожиданно громко заплакал:

– Где мой клоун? Он был там, рядом с мишкой.

Леночка вскочила с дивана и подбежала к женщине, уткнулась лицом в ее платье.

– Отдайте мне Сеньку! Отдайте!

– Леночка, он найдется, наверное, мама убрала его…

– Он все время стоял здесь… Мама не могла убрать его…

Плач девочки перешел в настоящую истерику.

Тетя Аня бросила еще один осуждающий взгляд на стоявшего посреди комнаты Гончарова.

– Делать вам нечего…

– Скажите, вы, случаем, не знаете, на какой фабрике работала Галя?

– Конечно, знаю. На «Маяке».

– Еще один вопрос. Может, очень несуразный. У вас, а точнее – у Гали, есть знакомые сотрудники милиции? Мужья подруг, братья там, не знаю кто еще.

Тетя Аня покачала головой:

– Не слышала.

– Ладненько. Пойдемте. Леночка, мы обязательно найдем твоего клоуна. Как его звать?

Кажется, Сенька? А во что он был одет?

Девочка немного успокоилась и потерла глаза:

– В такой красный пиджачок с заплатками и зеленые штаны. Тоже с заплатками. А на ногах туфельки с шариками.

– Завтра я привезу тебе твоего клоуна.

– Правда?

– Спрашиваешь.

– Я буду ждать. Я сейчас у тети Ани живу. Вы знаете ее дом?

– Ну, я же как-то нашел вас. Пойдемте, Анна Григорьевна, я спешу. Ключи будут в прокуратуре.

Паша выпустил тетю Аню и Леночку, закрыл уже знакомый замок и, не став опечатывать двери, сбежал вниз по лестнице.

Истина, еще вчера казавшаяся бесконечно расплывчатой, потихоньку начала принимать видимые очертания.

Посетив кондитерскую фабрику, Паша перекусил в пышечной и вновь отправился в микрорайон, где жила Галина.

Не без труда отыскав кооперативную автостоянку, он зашел в дирекцию, размещавшуюся в кирпичном домике-скворечнике на бетонных сваях.

Полная женщина, сидевшая за столом, по-видимому, бухгалтер, выслушав Гончарова, отрицательно покачала головой:

– Мне кажется, со сторожами говорить бесполезно. Через ворота проезжают десятки машин, и запомнить время прибытия каждой нереально. Тем более, что никто и не засекает. Зачем?

– Я с вами совершенно согласен. Я так хотел, на всякий случай.

– Погодите, молодой человек. – Женщина повернулась к дисплею компьютера.

– Я, похоже, все-таки смогу вам помочь, но только если у вашего человека есть магнитная карта.

– Да. – Паша начал хлопать по карманам в поисках своего блокнотика. – У него есть магнитная карта.

– Тогда посмотрим. Дело в том, что у нас большая часть гаражей переведена на магнитные карты. Это гораздо удобнее – не надо возиться с пропусками, не надо выбивать плату с должников. Ворота просто не откроются, если имеются задолженности по взносам, да и сторожам проще. У нас раньше были угоны, сейчас нет.

– Это трогает. А время здесь при чем?

– В компьютере есть все – данные машины, данные хозяина вплоть до серии и номера его паспорта и водительского удостоверения, его взносы в кооператив. Плюс то, что вас интересует. При въезде-выезде машины фиксируется время и поступает на компьютер.

Эти сведения хранятся всего десять дней, затем автоматически стираются из памяти.

– Лихо! – потер руки Паша. – Заведу, пожалуй, себе такой же, чтоб потом вспоминать минувшие дни.

– Десять дней еще не прошло?

– Слава Богу, нет.

– Давайте данные машины и дату.

Гончаров протянул блокнотик, в который он педантично переписал всю информацию о сожителе Галины.

Бухгалтер начала щелкать кнопочками.

– Вам повезло. Записывайте.

Паша перегнулся через стойку, посмотрел на дисплей и ухмыльнулся. «Никому не верь!» Даже если все очевидно и бесспорно.

– Скажите, пожалуйста, а данные о судимости ваша машина предоставить не может?

– Нет, – усмехнулась бухгалтер. – Но, в принципе, будь у меня модем и код допуска – пожалуйста.

Паша вытянул подбородок.

– Какая хорошая машинка. А скажите, к примеру, можно ли вытащить из какого-нибудь американского банка круглую сумму и перевести на ваш счет?

– Думаю, что это вполне реально. Тут один хакер ко мне клинья подбивает. Кандидат наук, а нынче БОМЖ. Живет у нас в пустующем гараже. Все пороги уже обил – дай поиграть, да дай. Но я его отваживаю. Ведь действительно. переведет на наш кооператив валюту из Национального банка Америки, потом ведь не оправдаешься.

Паша вылез из «скворечника», спустился по лесенке и вновь пошел в знакомый двор.

Он остановился возле подъезда, где жила Галина, и осмотрелся, пытаясь вспомнить маршрут убийцы. Наконец он увидел проходной подъезд, где исчез парень, и направился туда.

Подъезд отличался той нередкой особенностью наших домов, которая называется «А год назад у нас был дворник». Прикосновения волшебной метлы бетонный пол не ощущал месяцами.

Мусоропровод, куда скидывался не только хлам, но и пищевые отходы, благоухал, как сортир очкового типа. Гончаров осторожно миновал двери помойки, на верхнем торце которых примостилась впечатляющих размеров крыса, и, миновав узкий коридор, оказался на противоположной стороне дома. Набрав в легкие свежего воздуха, он снова вернулся в подъезд, погрузившись в «сладостный» аромат.

Вход в подвал был прикрыт металлической решеткой. Паша дернул на.весной замок и убедился, что тот не содержит внутри никакого закрывающею механизма к такая вещь, как ключ, здесь абсолютно лишняя деталь.

Толкнув решетку, он спустился по захламленной мусором лестнице вниз. К аромату мусоропровода добавился запах кошачьей мочи и затухшей воды. Однако эта адская смесь не очень смутила Пашу. Они столько раз выезжали на трупы БОМЖей, обитавших в таких вот норах, что выработали иммунитет против любой вони.

Он нашел выключатель и щелкнул тумблером. Удивительно, но в подвале зажглась лампочка. Пол был песчаный, словно пляж на Финском заливе. Держись и загорай. С крысами за компанию. Солнца, правда, маловато.

Согнувшись, чтоб не расшибить голову, Паша пошел вдоль стены подвала, всматриваясь в «пляжный ансамбль». Голых девчонок и киосков с газировкой не наблюдалось. Только какой-то дурень наклеил на стену достаточно красочные рекламки «Китикэт» и «Херши-колы». Не иначе, о бездомных кодаках и кошечках заботился.

За изгибом водопроводной трубы-артерии Паша засек торчащее древко лопаты. Он извлек орудие труда и осмотрел его лезвие. К сожалению, кроме того, что лопатка изготовлена на радиозаводе им. Калинина, Гончаров ничего не установил.

Он присел на корточки и стан рассматривать пол-пляж под другим углом зрения, Как тому учит наука криминалистика. Здесь могут быть следы. «Следы, следы! Друг, туда не ходи, там следы, прошу, друг!!!»

Следы, может, когда и были. «Следы на песке». «Я готов целовать песок, по которому ты ходила…» Ах, как романтично! Но этот песок целовать не хотелось.

«Скажите, Холме, что это за шум?»

«Это вода спешит по трубам».

«А почему воняет дерьмом?»

«Это элементарно, Ватсон. Наклал кто-то…»

Паша, не выпрямляясь, «гусиным» шагом дотащился до самого темного угла подвала.

Грунт здесь имел несколько другой состав. К песку добавились комки земли и грязи.

Ассорти-драже. Тает во рту, а не в руках.

Разумно рассудив, что зыбучие пески в питерских подвалах – вещь невозможная, Гончаров воткнул лопату в землю-матушку и начал копать, подбадривая себя тем, что пираты водились везде, а зарытые клады не писатели выдумали.

Клад, который он увидел, поразил его настолько, что, выбросив лопату и не опасаясь разбить голову о потолок, он стремительно выскочил из подвала на лестницу и начал хватать ртом спертый воздух подъезда. Придя в себя, он закрыл решетку, повесил бутафорский замок и позвонил в ближайшую дверь.

– Телефон есть? Милиция!

– Пожалуйста. А чем это от вас так пахнет?

– Подвальная милиция, БОМЖей ловим.

– Давно пора, житья нет. Вон телефон.

Паша набрал номер:

– Семеныч, здоров. Достоевский-Гончаров беспокоит. У тебя адрес этой подруги, что вчера вещи забирала, имеется? Отличненько. Теперь телефон. Мерси.

Паша нажал на рычаг и набрал еще один номер.

– Людмилу Ивановну могу иметь? Очень жаль. Это из милиции… Куда?! Давно?! Чтоб вы все…

Очень коротко и ясно.

– Виноват, благодарю, – откланялся он перед хозяйкой квартиры.

– А в соседний подвал пойдете? Там тоже живут.

– Не пойдем! Сейчас везде живут. БОМЖи тоже люди, побыли бы сами пару дней без крыши над головой…

Не слушая ответных фраз, Паша вылетел из квартиры, скатился по лестничным ступенькам и помчался в территориальный отдел.