Последний куплет

– Алло, алло, Том! Это я. Слушай, есть клевая халява. Дурик один просит помочь перетаскать какие-то шмотки. Из квартиры в машину. Вроде как переезжает. Завтра ночью. Платит по пятьдесят «зеленых»! Круто, да? Тебя брать в долю?

– А почему ночью?

– Да вроде у него с женой запутки, не хочет, чтобы она знала, кто вещи увел. Ну что, идешь?

– А он нас не киданет?

– Не дрейфь, мужик авторитетный, обещал – заплатит. Знаешь, сколько «бабок» у него? Сам видел. Одни «зеленые».

– Ладно, Шурка, я в доле. Завтра днем еще перетолкуем.

– Ну, пока, Том. В общем, я на тебя рассчитываю.

Я кладу трубку. С момента моего «освобождения» прошло уже три дня. Долг перед Джерри-ным батькой еще не погашен, на Соплю надежд мало, поэтому пренебрегать подобными предложениями я не имею морального права.

По ящику моя любимая криминальная хроника. Теперь я смотрю ее с неким злорадством в душе. Ну что, ребятки, влипли? Доставайте характеристики. Лично меня это уже не касается.

– Сегодня сотрудниками Федеральной службы безопасности и управления уголовного розыска были возвращены Национальному музею бесценные шедевры, похищенные оттуда не так давно…

Я прибавляю громкость. На экране серьезные дяденьки в строгих костюмах из рук в руки передают какой-то тетеньке картины. Тетенька пускает слезу. (Наверное, от досады, что шедевры нашлись. Бля буду, в доле красотка!) Дяденьки умиротворенно улыбаются.

– Возвращению картин и статуэтки «Диана на закате» предшествовала уникальная разработка, проведенная службой разведки при содействии управления уголовного розыска. Только благодаря высокому профессионализму и мастерству наших разведчиков и сыщиков бесценные реликвии были найдены и теперь передаются в музей.

Огромное количество национальных сокровищ тайно вывозится сегодня за пределы страны и оседает в частных коллекциях западных толстосумов. Но есть еще в России люди, которым не безразлична ее культура, ее национальное богатство и достояние. Большое им человеческое спасибо…

Так, так, так! Вот что теперь называется «уникальной разработкой». Черт возьми, а ведь действительно. Как все тонко просчитано! Молодцы. Получается, они заранее знали, что Сопля попросит меня передать коробок с наркотой, что Игорь Анатольевич меня сцапает, что Анатолий Игоревич Небранский напряжет меня на «характеристику», что я в поисках этой «характеристики» наткнусь на воров, снимающих соседнюю комнату моей квартиры… Да…

Самое главное, они очень точно просчитали, что я не буду снимать с этих воров за молчание, а обращусь в государственные инстанции. (Что верно, то верно. Откуда мне знать, что это за ребятки и для кого они сперли картинки? А государство все-таки при любом раскладе в живых оставит. Зачем же рисковать? Я с государством.) Если они предвидели все заранее, то это действительно уникальная разработка. Правда, с задержанием наши «спецслужбы» немного напортачили. Я ж просил, чтоб где-нибудь на улице, чисто случайно, не подставляя некоторых лиц. Ан нет, не захотели. Позвонили в двери, спросили Колю Томина, потом влетели гурьбой в своих шапочках-масках, с автоматами-бульдогами в жилистых лапах, до полусмерти напугали открывшую им двери мать, свернули челюсти несчастным любителям искусства, перевернули вверх дном обе наши комнаты, прихватили картины, «Диану на закате», нашу старую бледно-алюминиевую бижутерию, лежавшую в салатнице, и сгинули вместе с грабителями музея в грязно-белой питерской ночи.

Ну, а к остальному претензий нет. Все очень профессионально. Придется нам с матерью теперь обмен затевать. На случай, если у задержанных тоже окажутся крайне положительные характеристики и их дело перейдет в товарищеский суд. Жаль, я так люблю свой дворик.

И все равно праздник на душе! Мы непобедимы! Не получилось у врагов украсть наши исторические ценности! Все они продумали – и подходы, и отходы, и сигнализацию, и возможные случайности, и психологические закономерности. Подкупили кого-то в музее, нашли клиента на картины, обворовали. Одно не учли – что у товарища Небранского много грамот, да маловат оклад. Что система работает по-прежнему. Неважно как – важен конечный результат. Система состоит из гаечек, каждая из которых наверчена на отведенное место, и пока это условие выполняется, система непобедима.

Время не властно над истинными ценностями.

Честь и слава гаечкам!..

Тпр-у-у-у… Тормозни, мистер Том. Затеял гражданскую панихиду.

Сюжет про искусство кончился. Поехал сюжет про быт. Кто-то кого-то опять зарезал, кто-то кого-то обокрал, кто-то кого-то ограбил. Успокойтесь, граждане. Система не даст вас в обиду. На то она и система…

Я слышу во дворе знакомый смех. Джерри. Я подлетаю к окну. Так и есть! Опять этот урод в «Рибоке»! Все анекдотики травит. Ну, что ему надо от моей Джерри?! Как специально встали под окнами.

Сердце щемит. Пульс учащается до ста двадцати ударов. Меня уже не волнуют ни искусство, ни быт. Пошли они все… Джерри, ну, не надо с ним. Во гад, он, кажется, целоваться лезет!

Я вылетаю из комнаты, впрыгиваю в свои рваные кроссовки, выскакиваю во двор, отталкиваю приятеля в «Рибоке» и впиваюсь неумелым поцелуем в губы Джерри.

Товарищ что-то там кричит и возмущенно размахивает «дипломатиком», но я ничего не слышу. Потому что Джерри не сопротивляется. Вы понимаете, она не сопротивляется! Она не вырывается, не бьет меня по морде, не рвет мою дырявую футболку. Она целуется со мной. Значит, этот, в «Рибоке», ее достал. Ура! Сердце барабанит еще сильнее. Студентик куда-то пропадает.

Мы стоим в центре нашего старенького дворика, застыв как скульптуры Родена. Сидящие старушки все как одна оторвались от сплетен и впялились в нас линзами своих очков. Я вижу их за Юлькиной спиной. Стоп-кадр. Мгновение.

Юлька прижимается ко мне, я зажмуриваюсь от удовольствия и улетаю вместе с ветром.

Я ничего не слышу, кроме странного сплетения звуков, состоящего из стука моего сердца, шума кружащегося ветра и доносящегося откуда-то сверху волшебного голоска дяди Севы:

– Ля-ля-фа…

(Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают. Из зала доносятся здравицы в честь отечественной правоохранительной системы. Слышны голоса: «Еще! Автора!!! Еще!!! Даешь!!!». Аплодисменты переходят в овации. «Слава, слава, слава, ура-а-а!..»)