ГЛАВА 2

Все жизненные передряги надо переносить стоически. Когда всё время хорошо — это тоже плохо. Потому что расслабляешься. Расслабишься, разнежишься, и тут тебя жизнь тяп доской по башке, а ты и не готов. Поэтому в душе надо быть вечным пионером — «Всегда готов!» — и любую жизненную проблему воспринимать спокойно, без суеты. Не бегать, не кричать: «Ах, мамочки, что же теперь делать?!»

Поэтому я не бегаю и не кричу. Я лежу. Лежу на мягком диване в комнате своей хорошенькой знакомой с очаровательным именем Виктория. Лежу не просто так, а смотрю в потолок и думаю. Решаю очередную жизненную проблему. Весьма прозаичную. Что я теперь буду делать. В смысле работы. Чему посвятить оставшийся отрезок жизни. Можно податься в медицину, которую я бросил на пятом курсе института. Но не тянет. Тогда пойду… Нет, не пойду. Тоже не тянет. Н-да-а…

Ладно, не будем пока переживать. Ещё две недели, стало — быть, время есть. Не люблю гадать, что будет завтра. Живу-то сегодня.

Вика принесла с кухни кофе. Я поднялся с дивана, завернулся в простыню и взял чашку. Так, не проронив ни слова, мы просидели минут десять, прислушиваясь к грохоту трамваев за окнами. Прибавьте к этому гудки машин, карканье ворон и лай собак и получится весьма неплохая музыка — что-то в стиле раннего «Пинк Флойда». Отличный аккомпанемент под кофе. Однако это не концерт и я не в зрительном зале. Пора списывать материалы и сдавать дела. Я сходил, умылся, оделся, естественно, чмокнул Вику, пожал лапу её ньюфу Бинго, вышел на улицу имени раннего «Пинк Флойда» и поехал в отделение.

О маленьком секрете Саввы я позабыл уже через день после нашей беседы, а через неделю он у меня и вовсе из головы вылетел. Я же не компьютер, чтобы всё помнить, особенно когда вся моя карьера находится под угрозой. У меня сейчас другие заботы. В соседнем отделении есть вакансия дежурного. На всякий случай, надо иметь в виду.

Я разгребал свой стол, сортируя бумаги — какие в помойку, какие в отделенческий архив. Другой альтернативы нет. Так, это что такое? Усовка — запрос в информационный центр о судимости какого-то хлопца. Я улыбнулся. Усовочка старенькая, проверялась вручную. Сейчас компьютер всё проверяет. А тогда девочки сидели. И поэтому вверху запроса моей рукой было приписано: «Лети с приветом, вернись с ответом. Целую. Ларин». Девчонка из информационного центра юмор понимала и на обратной стороне после сведений о судимости приписала уже своей рукой «Уволить дурака из органов». Достойный ответ… Увольняют.

Я разорвал усовку и выкинул в корзину. Туда же отправились старые, использованные бумаги, копии моих отказников, яблочные огрызки, хабарики и пивные пробки.

Зашёл дежурный. Как-то по-другому, не как всегда. Обычно он или звонил, или влетал как ураган, если что-нибудь приключалось, и в приказном порядке гнал меня на происшествие. А сейчас тихо зашёл, без суеты. В отделении, конечно, уже знают, что я на волоске, а может, уже и совсем того…

— Кирилл, ты это, того?… Ещё в графике?

— Я это, того, ещё в графике.

Дежурный приободрился.

— Тогда, на заявочку. Ножевое, «скорая» даёт. Возле рынка, в ларьке.

— Вообще-то я не по заявкам.

— Антипов кражу оформляет, а ты в резерве.

Мне, честно говоря, не очень-то хотелось ехать на ножевое. Время — полдень, скоро обед, а тут… Но ничего не попишешь. Ещё неделю надо честно выполнять долг.

— Ладно, сейчас подойду.

— Побыстрей давай. Позвонили со «скорой», они уже там, забирают. Надо выяснить, в чём дело.

— Хорошо, иду.

Минут через пять, выскочив из УАЗика, я уже подходил к ларьку. Жёлтая машина реанимации ещё не уехала. Возле ларька толпились любопытные и возмущённые граждане.

— Это среди бела дня…

— У нас что, Чикаго?..

— Стрелять надо, сволочей!..

— У вас закурить не найдётся?..

— Нет, я не здесь брал. Вон, на рынке, там по две сто…

Вот такой винегрет.

Минуя толпу, я подошёл к «скорой».

— Милиция. Что у нас приключилось?

— Три ножевых, все проникающие, два в живот, одно под сердце.

— Помрёт? (Заметьте, не «жить будет», а «помрёт». Просто настроение плохое.)

— Не должен. Молодой.

— Что говорит?

— Зашла команда. Трое бритых. Потребовали денег, он отказал, его и ткнули.

Я оглянулся на ларёк.

«Овощи-фрукты». Совсем, что ли, рехнулись? Нашли кого грабить. Врач не дал развиться моей дедукции.

— Ваша фамилия?

— Ларин.

— Участковый?

— Опер.

— Хорошо. Мы уезжаем. В институт скорой помощи.

Врач записал мою фамилию, я записал бортовой номер его машины, и мы раскланялись.

Я направился к ларьку. В чисто познавательных целях хочу ознакомить вас с местоположением данного объекта. Он стоял рядом с забором, ограждающим рынок, в ряду других таких же ларьков, где продавалась всякая всячина, начиная с расчесок и кончая телевизорами. В нашем ларьке, как я уже упоминал, продавались овощи и фрукты. Вернее, их продавал тот, кто уехал на «скорой» в качестве пассажира. В соседних ларьках тоже сидели продавцы, но они пока были живы-здоровы. Место очень людное, а стало быть, ребята лихие. Ну, понятное дело ночью продавца в ларьке опустить. Никаких вопросов не возникает, особенно если он водкой торгует, а не редиской. А тут… Точно беспредел.

Я заглянул в ларь. Там уже суетился мужичок, подбирая раскиданные в пылу борьбы бананы, помидоры и киви. Когда он повернулся ко мне, я увидел смуглое лицо кавказца. Он встревоженно посмотрел на меня, затем, вероятно узнав, протянул руку.

Лично я с ним знаком не был, но так как на рынок заходил частенько, то не раз видел его раньше, крутящимся вокруг ларьков.

— Здравствуйте, — произнес он почти без акцента. — Из милиции?

Это он на всякий случай.

— Из неё.

Парень был азербайджанцем, я немного научился различать, кто есть кто среди «чёрных». Мало того, я вовсе не относился к ним предвзято, как большинство наших сограждан. Хотя, конечно, и среди них встречаются мудаки, и не просто мудаки, а с большой буквы «М». И даже в достаточном количестве. Но есть и ничего мужики. Если не бандиты, а, к примеру, честные жулики. По крайней мере, подход к уличной торговле у них посерьёзней нашего. Что бы в их ларьках не продавалось. Как говорится, чувствуется рука хозяина.

В нашем ларьке как раз такая рука и чувствовалась. Она старательно смывала кровь с пола. А голос уже объявлял цену на бананы, потому что ценник куда-то залетел. Но при виде меня хозяин тут же прекратил суету и присел на стульчик.

— Фамилию продавца знаем?

— Конечно, конечно. Вот.

Он протянул ценник, на обратной стороне которого фломастером было написано: «Стариков Степан Евгеньевич».

— Сколько лет?

— Кому, мне?

— Стёпе.

— А, где-то двадцать. Я точно не знаю.

— Адрес?

— О, не знаю. Надо в офисе смотреть.

Хорошо звучит. Офис. Небось, какая-нибудь квартира, снимаемая у пьяницы, а всё туда же — офис.

— Ладно, потом посмотрим. Ларёк ваш?

— Да, да. ИЧП «Аракс».

— Торгуем только едой?

— Нет, ещё два ларька, там — спиртное, шоколад, жевачка…

— Ясно, можете не продолжать. Паспорт ваш, будьте добры.

— Да, пожалуйста.

Еще одна особенность южных продавцов — всё время паспорт при себе.

Я переписал данные в блокнотик и вернул документы хозяину.

Заглянул участковый из нашего отделения.

— Кирилл, привет. А говорят, ты уже того, на гражданке.

— Здорово. Только ваши сведения устарели. Я оставлен в органах и представлен к правительственной награде за безупречную службу. Будь другом, поболтай с людьми, кто что видел.

Участковый скрылся за дверью и ринулся в толпу зевак.

Я обернулся к хозяину.

— Ну-с, что всё-таки произошло?

— Я, понимаешь, на рынке был, сам не видел. Где-то в полдвенадцатого сюда заглянул, Стёпа торговал. Я туда-сюда. А через полчаса меня нашли, кричат — продавца твоего зарезали. Я в ларёк. Стёпа лежит весь в крови. Суки поганые. Я «скорую» вызвал, затем к Стёпе, что да как? Он ничего, в сознании. Говорит, зашли трое в чёрных куртках, нож поставили, деньги давай требовать. А что тут Стёпа наторговал? Ну, на сотню штук, не больше, со вчерашним остатком. Он им так и сказал, что нет денег. Один — к кассе, Стёпа руку-то его перехватил, а второй — ножом. Деньги взяли и смылись. Вроде, на машине, как люди говорят.

— Примет он не называл?

— Да нет, не до того ему было. Сказал, что лет по двадцать — двадцать пять всем.

— Отличненько. Ну, и какие мысли по поводу резни?

— Сволочи. Найду — придушу.

— Это не мысли, это эмоции. Какой же дурак ларёк фруктовый грабить будет, тем более, на нож человека сажать из-за какой-то мелочёвки? Давай, уважаемый, вспоминай, с кем доходом не поделился или кому дорогу перешёл, а то в двух оставшихся ларьках тоже продавцов почикают.

Пока «уважаемый» вспоминал, я через стеклянную витрину ларька рассматривал окрестности. Участковый добывал информацию, ведя нелёгкую битву с «ничего-не-видением». Нищие просили милостыню, граждане делали покупки в неограбленных ларьках. О! Мелькнуло знакомое лицо. Ну конечно, как же без него здесь? Паша Снегирёв — представитель местной группировки, курирующей рынок. Бригадир. А может звеньевой. Я в их иерархии слабо разбираюсь. Звеньевой… Надо ж такое придумать! «По улице шагает весёлое звено, никто из нас не знает, куда идёт оно…»

Надо бы с ним перекинуться. Разумеется, не гранатами. А так, парочкой слов на тему сегодняшней трагедии. У нас с Пашей, как это говорится в милицейских кругах, контакт. Контакт! Есть контакт! Оставляем хозяина вспоминать о своих разборках и устремимся на контакт.

— Привет, Павел.

— Здрасьте, Кирилл Андреич.

— В курсе?

— В курсе.

— Ну и?

— Не знаю. Это не наши. Наши с головой дружат.

— А кто не дружит?

Паша пожал плечами.

— А может, с Мамедом поссорились?

— А что с ним ссориться? Из-за его редиски да бананов?

— Ну, мало ли. Обратно — дружба народов.

— Так продавец-то русский. Если б Мамед не прав был, с ним бы и разбирались.

— А для острастки? Вроде как предупредить?

— Да ну. Мы люди интеллигентные.

Не знаю, насколько интеллигентным был Паша, но погром «чёрных», устроенный по весне его бойцами, до сих пор многие вспоминали. Правда, никто так и не сел, потому что никто ничего не хотел. Впрочем, как всегда.

— А можно вопрос задать? — неожиданно обратился ко мне Снегирёв. — Это правда, что вас из милиции того?

Отлично! Информация в районе распространялась со скоростью света. Ну, я понимаю, если бы в «Намедни» по телевизору передали: «Сегодня в связи с служебным несоответствием был отстранён от должности оперуполномоченный уголовного розыска, капитан милиции Ларин. Правительство выражает глубокие соболезнования родным и близким отстранённого. Специально для НТВ из ГУВД г. Санкт-Петербурга такой-то такой-то…» Тогда всё ясно, всё понятно. А тут уж ни в какие ворота…

— Это сплетни, Паша. Завистников и скрытых врагов.

— Понятно. Это я на всякий случай. Если что, можем местечко подыскать. У вас опыт…

Вы думаете, я удивился? Ни-фи-га! Половина ментов бывших на бандитов работают или сами бандитами становятся. Поэтому я вполне спокойно ответил:

— Спасибо, не надо.

Потом, взглянув на ларёк, спросил:

— Ну так что? Может подскажешь в порядке шефской помощи?

— Нет, я не знаю. Тачка, правда, знакомая… Хотя сам я не видел.

— Ну-ка, ну-ка…

— «БМВ» чёрная, без номеров. Не первый раз светится тут. Может, эта же сегодня и была. Мужики мне сказали.

— Раз тачка знакомая, значит и хозяин известен?

— Хозяина не знаю. Вы про Захара слышали? Который старший у саратовских?

— Витя? Слышал.

— Его бойцы, похоже. Беспредельщики. Наши их не любят. Как шакалы по всему городу рыщут. Казанцы куда уж суровые, но до этих им далеко. Захар набрал себе дебилов, которым что курицу зарезать, что человека. С одной извилиной, обмороженных… Им всё равно что делать — что прикажут, то и выполняют. Козлы. Они тут пару ларьков наших опустили. Мы стрелочку забили, разобраться что к чему, да они не приехали…

Я вспомнил слова Саввы про то, что Захар трусоват по натуре. Хотя, с другой стороны, чтобы таких головорезов под крылом держать, надо прежде всего смелость иметь.

— Я не помню, чтоб тут грабежи были…

— Да не заявляли. Мужика помните, с башкой проломленной, что за рынком валялся? Их работа.

Я помнил тот случай. Возле забора нашли зверски избитого мужчину со вставленным в задний проход металлическим штырем. «Глухарь». Правда, тогда Паша мне ничего про саратовских не говорил. А теперь, видно, достали. А может для отвода глаз, если сам при делах?

— Ну, и что с машиной?

— Я ж говорю, у них тачка есть — «БМВ» чёрный. Сегодня тоже видели.

— Ну, это ещё ни о чём не говорит.

— Говорит. Почерк их. Чуть что — сразу за нож.

— А почему «Овощи»?

— Без понятия.

— Тогда пока.

Я вернулся к ларьку, по пути пошептавшись с участковым. Тот подтвердил, что трое бандитов скрылись на чёрной «БМВ», но лиц их никто не видел. Всё произошло слишком быстро и неожиданно. Обидно. Остается надеяться, что у потерпевшего со зрительной памятью всё в порядке.

Хозяин-азербайджанец так ничего и не вспомнил. Ни про разборки, ни про межнациональные конфликты. Таким образом, версия одна — продавца подранили из-за редиски. Она сейчас в самом расцвете. Сочная и красная, как большие клопы.

Я собрался было покинуть ларёк, как вдруг обратил внимание на пальцы хозяина. На одном из них блестел большой перстень. Внезапная догадка осенила меня. Я сел на стул продавца и стал выдвигать ящички, расположенные под прилавком. В одном из них, в футляре из-под бритвы «Харьков», я нашёл складные аптекарские весы и набор маленьких гирек. Вот теперь всё ясно. Раненый продавец баловался скупкой золота.