Первым порывом Валеры было прыгнуть на Абдулова и вцепиться ему в глотку. «Откуда „бабки“, сученок?»

«Спокойно, спокойно! Ты не салага, угомонись, никаких резких движений. На твоей стороне опыт и рассудительность. Ты опер, а не безмозглый холерик. Пальцы растопырить никогда не поздно».

Валера сделал глубокий вдох, достал сигареты и закурил. Открыв нижний ящик стола, он порылся в нем и вытащил старенький, потрепанный блокнот. Полистав, нашел нужную страницу со столбцом цифр. Пробежал глазами. В точку. Два номера совпадали. Любимов не сомневался, что и остальные купюры из той же самой пачки.

Он бросил блокнот обратно в стол и вышел из кабинета, чтобы не выдать своего волнения. В коридоре Валера сел на корточки, прислонился к стене и принялся пускать дым сигареты в потолок.

Картина снова отчетливо встала перед его глазами. «Ты узнал его?» – «Да». – «Кто это?» – «Ты».

Атмосфера подъезда, его холод окружили Валеру, он автоматически вытер руку о брюки, будто почувствовал на пальцах кровь. «Кто это?» – «Ты».

Тихо, не паникуй. Скрипи мозгами. Кем был Абдулов пять лет назад? Никем. Вернулся из армии, поступил в универ. Живет он рядом с рынком, с Никитой они почти ровесники, пара лет разницы. Общий двор, может быть, одна школа. Конечно, они знали друг друга. Нигде и никогда Абдула засвечен не был. Хорошие характеристики, престижный вуз. Никому и в голову не придет проверять студента юрфака…

– Чего уселся-то? – Мимо, усмехаясь, прошел Каравай. – Хоть бы шляпу для денег бросил, я бы подал.

– Жарко, – вяло отозвался Валера. «Была одна проблема, стало полторы. Как по заявочке свалилось. Впрочем, не проблема. Козырь. Аргумент. Всего-навсего „мокруха“-убийство. Доказательств, правда, ноль. Кроме этих денег, про которые знаю я, но зато не знает он. А тут как повернуть, как поднести… Как обрадовать, вовремя и к месту. Имея такой козырь, можно и про Олежку спросить, и про „Тузы“-„Короли“, и про все остальное».

Валера уже не сомневался, кто подложил патроны. Многовато совпадений для одной фигуры.

Валера затушил сигарету о стенку, поднялся и вернулся в кабинет. Спрашивать о деньгах он сейчас не будет, хотя можно, как бы невзначай. Откуда взял? Но, как Жеглов, отец родной, говорил – каждый вопрос в «десяточку» лупить должен, каждому вопросу свой срок.

– Сергей, мне пораньше свалить надо, с Аленой к врачу съездить. Прикрой. Хотя ладно, я и так отпрошусь. Будут по телефону спрашивать – вышел, возможно, вернется. Пока.

– Пока,

По пути к дому Валера завернул в РУВД, поднялся в отдел кадров. Отдел в лице начальника успешно ковал кадры, несмотря на духоту и гнетущую атмосферу праздника «Чистых рук».

– Привет, кузница, – Любимов протянул руку. – Отписываешься за просчеты?

– Здоров, Валер… Отписываемся. Так ладно бы по делу. Отчет вот рожаю. Сколько сотрудников в текущем году уволено за коррупцию? И что писать?

– А сколько было уволено?

– Ни одного.

– А сколько надо?

– Как минимум пять.

– Ну, меня уволь. Хоть не баранка будет.

– Да, баранку однозначно нельзя. Сразу выдернут – как, у вас нет коррупционеров? Есть? Почему ж вы их не увольняете?

– Нашел проблему. Сколько спрашивают, столько и пиши. Если дебет с кредитом дружит, никто проверять не полезет. По себе знаю. Когда раскрываемость девяносто процентов, ни один клерк жало не сунет, а как двадцать – целыми бригадами наезжают проверять, ну, в смысле помощь оказывать методическую. Что тебе-то объяснять?

Кадровик пару лет трудился замом в Любимовском отделе.

– Да, действительно… Что хотят, то и отвечу. Кому-то приятно сделаю. Ты-то какими судьбами?

– Дай Абдулова личное дело глянуть.

– Зачем?

– Он по утрам каждый день черную икру жрет. Подозрительно. Коррупция.

– Ох, Валерыч… – начальник кадрового аппарата, хорошо зная Любимова, понимал, что истинную причину тот не назовет. – Прогонят меня раньше срока на пенсию из-за ваших фокусов.

Он протянул руку к громадному металлическому шкафу-сейфу и, покопавшись, вытащил тоненькую папку.

– Секретное, между прочим.

– Все наши секреты у нас на лбах написаны. – Любимов взял дело, открыл его и пробежал глазами анкету.

«Да, красавчик… Узнал тебя Никита, узнал. Одна школа, один двор. Полгода пробел в биографии. Как раз в то лето. Папашка – крупная шишка, наверняка сынка-мажора по блату в универ пристроил. Престижно».

– Все, спасибо. Я никому ничего не скажу, раз секретно. – Валера положил папку на стол. – Не буду мешать, бывай.

Кадровик убрал дело в сейф.

– Погоди-ка, Валер. Выйдем.

Они вышли в коридор и остановились у Доски почета, где портретом Любимова даже не пахло.

– Знаешь, – полушепотом сказал начальник, – сегодня по твою душу звонили из очистки рядов.

– И чего хотели?

– Так, общие вопросы. Давно ли работает, как характеризуется. Домашний телефон. Ты никуда там не вписался? Халтура, может?

– Мне вписываться некуда. Я весь в делах государевых.

– Имей в виду, в общем, с материалами зажатыми поосторожнее. Сейчас под видом потерпевших проверяющие по отделам ползают. Не дай Бог, отфутболишь или невежливое слово скажешь, считай, отработал.

– Спасибо, Николаич. Я всем буду улыбаться и кивать, как китайский болванчик. Дарить людям свет и тепло. Хотя вроде не лампочка.

Алена обрадовала своим присутствием, но огорчила новостью о том, что в очередной раз отключили горячую воду. Валера, перекусив, ушел на лоджию.

«Без пяти семь. Должно, должно сработать! Он не будет тянуть, он обязательно сегодня позвонит и обязательно встретится. Единственное, я не знаю, как они связываются. Если я не попал, промахнулся, тогда все, оперативная комбинация превращается в комбинацию из трех пальцев. Придется снова мозгами скрипеть».

Валера вернулся в комнату и включил приемник.

– Ты сегодня куда-то собираешься?

– Да, возможно. А возможно, нет. Звонка жду.

– Вернешься?

– Вернусь. Если не вернусь, позвоню.

– Сегодня подписи собирали по квартирам. Девушка с парнем. У нас тут оказывается какая-то особая экологическая зона, чуть ли не единственная на широте земного шара. А ее застроить собираются. Вот противники этого и создали комитет, автографы собирают.

Валера убавил звук приемника.

– Ты… Ты пустила их в квартиру?

– Нет, мы на пороге разговаривали. Они меня очень долго убеждали, но я все равно не расписалась.

– Я тебе что говорил? – вскипел Валера. – Я тебя о чем предупреждал? Никому двери не открывать! Ни-ко-му! Ни сантехникам, ни активистам всяким! Нет тебя дома! Я своим ключом открою.

– Что ты кричишь? Я что, под домашним арестом?! Я что, рабыня Изаура? Это моя квартира, я кому хочу, тому двери и открываю! Они приходили не только ко мне, вон и у Людмилы были! Мне такое предстоит, я и так вся на нервах, так еще и ты со своими заскоками! Я не железная, понимаешь?

– Это не заскоки! Ты знаешь, что случилось с Олегом! Я, возможно, следующий. Я хочу лишь одного, чтобы с тобой ничего не стряслось, а для этого ты должна меня слушаться, я очень тебя прошу.

– Мне все это надоело. Ты ничего не объясняешь, а только все время просишь. Я уеду к маме, она хоть доставать не будет.

Алена ушла на кухню. Валера зло промычал что-то нечленораздельное и направился следом. Жена стояла возле окна, смотрела во двор.

– Ален, ну извини, – Валера обнял ее за плечи. – Я все объясню тебе, все расскажу. Все нормально будет. Я действительно не хочу, чтобы мои беды тебя касались. Я люблю тебя, Ален. Я глотку за тебя перегрызу. Но ты должна сейчас слушаться меня, родная. Прости, пожалуйста.

Алена не отвечала, по-прежнему не отрывая взгляд от окна. Валера прижался к ее спине, погладил по волосам.

«Пи-пи-пи-пи…» Валера вздрогнул, достал пейджер, прочитал сообщение.

Есть! Сработало!

Он поцеловал Алену в щеку.

– Я скоро приду. Не переживай.

– Да уж не буду.

– Ну, зачем ты так?

Валера направился в прихожую, влез в ботинки, накинул пиджак.

– Не открывай никому.

Хлопнув дверью, он сбежал по лестнице к лифту. Ох, блин…

Через полчаса он вышел на Невском, свернул на Садовую, быстрым шагом миновал пару кварталов, скрылся в арке жилого дома, поднялся на второй этаж и замер возле окна.

Обзор был великолепным, на зрение Валера не жаловался, оставалось спокойно дожидаться рандеву. Еще десять минут, можно покурить. Он повернулся и взглянул на ступеньки.

«Кто это?»

«Ты».

Валера вздрогнул, увидев направленный на него окровавленный палец. Зажмурился.

«Господи, да когда же это кончится? Это не я, Никита, не я!»

Валера поймал себя на мысли, что последние три часа не перестает думать о той истории. Этот жест умирающего Никиты… Предсмертный укор? «Зачем? Он же видел, что это не я, видел, что я хотел помочь ему».

– Ты чего тут делаешь? – раздался сверху сварливый голос.

Валера поднял глаза. Суровая бабуля осторожно выглядывала из квартиры.

– Я девушку жду, мать. Свидание.

– На улице жди. Засрали весь подъезд хапцами. Через пять минут не уйдешь, я милицию вызову.

– Хорошо, уйду сейчас.

«Что же не вяжется? Все вроде логично. Общий двор, общая школа. Деньги! Деньги, в конце концов! Откуда Абдула их взял? Единственная и неповторимая улика… Но что-то не вяжется. Слабоват Абдула для этого, слабоват. Пластилиновый он какой-то. А тут резкость нужна, да еще какая. Резкость в башке. Расчетливая, холодная ярость. Убийца тоже узнал Никиту, он шел не просто грабить, он шел убивать. И времени на размышления у него особо не было. Увидел „бабки“ и тут же принял решение, без всяких сопливых терзаний о душе. А Абдула из-за каждой мелочовки, где хоть немного рисковать придется, канючит по три дня. Кишка у него тонка на „мокрое“ пойти. Вот патроны подсунуть, это вернее. Риска никакого. Попросили – сделал. Особенно если не знал зачем».

«Кто это?» Валера вновь вздрогнул.

– Не ушел еще? Все, я вызываю.

– Мать, я сам милиция, угомонись. – Валера поднялся к двери и показал удостоверение.

Женщина осторожно наклонилась к красной книжице, после чего подозрительно взглянула на Валеру.

– А тут в форме! Где у тебя форма? Да и лицо другое. Нашел чьи-то документы и прикидываешься, бандюган.

– Мать, я пропил форму вместе с совестью. Пожалуйста, не шуми, я скоро уйду. Не бандюган я, милиционер.

– На лбу не написано.

«Кто это?»

«Ты-ты-ты!!!»

Валера опять почувствовал жар. «На лбу написано! Где твоя форма?!!»

«О, черт! Какой же ты, Любимов, осел. умирающему Никите больше делать было нечего кроме как тебе, ослу, на совесть намекать. О тебе, ослу, дал единственно возможный в то ситуации ответ на вопрос „Кто это?“. Он показал пальцем не на ВАЛЕРУ ЛЮБИМОВА, о показал на тебя, как на МЕНТА. Убийца Никиты был ментом! И Никита знал, что он ментом Абдуловым тем летом в милиции и близко не пахло!»

– Мать, дай телефон! – Валера смахнул капельку пота со лба и, оттолкнув женщину, ринулся в квартиру.

– Куда, ирод?! Убивают!

Аппарат стоял на тумбочке в прихожей. Валера схватил трубку, лихорадочно закрутил диск.

– Абдула?! – обалдел Валера. – Ты что, отделе? Дежуришь? Ладно. Откуда у тебя баксы, что ты мне сегодня показывал?! Да, да, эт самые! Так, так… Понял! Дежурь дальше.

Валера швырнул трубку, взглянул на часы. О, бля! Увлекся, однако. Они уже встретились. Хорошо, если кофейку попьют да о погоде поболтают…

– Мать, жива? А говорила, убивают. Бди дальше!

Кто ж пришел на встречу? Абдула в отделе. Остались двое.

Валера бросился к окну. Знакомых лиц на месте встречи, возле кафе, не наблюдалось.

Мимо прошла пара городовых в красных беретах. Один слушал плейер, наушники были надеты поверх головного убора. Судя по походке, сейчас звучал последний хит группы «ПТУ» «Паровозик-яблочко».

Придется зайти на чашечку кофе. Про-зе-вал.

Обидно.

Он поправил кобуру, сбежал вниз. До разгадки осталось несколько минут, даже секунд. Достаточно перейти Садовую.

Валера шагнул в черный предбанник подъезда, протянул руку к двери и в то же мгновение ощутил легкое недомогание, сравнимое с воздействием утюжка «Серфлайн», упавшего на голову с последнего этажа небоскреба. Картинка вздрогнула, экран погас. «Почувствуйте разницу», – это была последняя мысль, посетившая сознание опера. Звука падения собственного организма на холодные ступеньки подъезда Валера, разумеется, уже не слышал.