Глава 7
Правду в сердце взращу
Под соломенной крышей простой.
И смогу я себя
Человеком достойным назвать…
Эти бессмертные строки Тао Юань-мина я вспоминаю, поднимаясь на одиннадцатый этаж высотки Ксюхиной подруги. Пешком. По пожарной лестнице. Сжимая в руке одинокую розочку. В смысле цветок, а не разбитую бутылку. Да и какие еще слова могут прийти в голову, если какая-то сволочь паскудная сломала лифт? Только Тао Юань-мин.
Одиннадцатый этаж — не десятый. Даже для опытного физкультурника это достойная нагрузка. В результате мой указательный палец прикоснулся к кнопочке звонка не мягко и нежно, а как-то ожесточенно, я бы сказал, с вызовом и обидой.
Дзын-н-н-н-нь…
Открыла подруга Катя, если только у нее нет сестры-близнеца. За спиной маячила довольная Веселова.
— Здравствуйте! Вы, наверное, Павел!
— П-павел, — согласился я, тяжело дыша.
— Проходите! Вы что, пешком шли? — догадалась она, глядя на мой вспотевший лоб. — Опять катушки украли! Ужас какой-то. Чуть ли не каждую неделю воруют! Мы к вам ходили, заявление коллективное писали… Всё без толку.
Веселова, значит, уже натрепала про мою «профессию». Спасибо, Ксения. Пришлось с порога защищать честь чужого мундира.
— Да, беда с этими ворюгами: одного поймаем, завтра двое новых выходят. Мы же не можем у каждого лифта засаду сажать!
— Да, разумеется, я все понимаю.
Подружка живьем ничуть не хуже, чем на фотографической карточке. Даже прикольней. И тоже, похоже, повернута на китайской поэзии — висящий на груди мобильник украшен красным фэн-шуем с дракончиком.
Я протягиваю розочку.
— С днем рождения, Катя.
— Ой, спасибо…
Пришел я не к началу гуляний, а к одиннадцати, как и договаривались. Поэтому и подарок скромный. Ибо, как гласит народная мудрость: главное для гостя на дне рождения — съесть и выпить на сумму подарка. А здесь все уже съедено. И выпито.
— Ксения, ты готова?
— Ой, Паша, но вы хоть на минутку пройдите, — засуетилась именинница. — Мы как раз чай пьем. С плюшками.
Ну, разве можно уйти от такого взгляда? А от плюшек?!
— Ну, если на минуточку… — Я скинул правый ботинок.
Из комнаты вышел рыжий доходяга в тяжелых очках и небрежно обнял Катю за стройную талию. Что еще за чучело?
— Игорь, познакомься. Это Паша.
— Очень приятно, — доходяга протянул мне костлявую руку, — Игорь.
Я тоже представился.
— Вы с ним почти коллеги, — улыбнулась мне Катя, — Игорь работает в прокуратуре.
Так, где мой правый ботинок… Извините, мне пора. Совсем забыл, у меня засада… В прокуратуре, надо же… Хорошо, хоть не в Управлении исполнения наказаний. Нашли бы массу общих тем.
Веселова, дабы я не убежал, быстренько слиняла в комнату. Ладно, попьем чайку, о делах наших скорбных покалякаем.
Гостей в комнате было немного. Кроме Кати, Ксюхи и прокурора — еще одна пара лет тридцати. Внешне ничем не примечательная, не буду отвлекать на них ваше внимание. Они тоже представились, но я сразу же забыл их имена.
Я занял свободное место за столом. Ксюха тут же подсела ко мне. Именинница поставила еще одну чашку и налила зеленого китайского чая. Рыжий приземлился прямо напротив меня. Сейчас допрашивать будет.
— Ксюша сказала, ты из местного отдела?
Я как в воду глядел. Придется включать интеллект.
— Да… С Булгаковым в одном кабинете.
— С Сашкой?! — обрадовался прокурорский. — Класс! Мир, как говорится, тесен. Он раньше в нашем районе работал, а как женился, сюда перевелся. Ездить поближе.
— Знаю.
— Не развелся еще? А то у них были трения.
— Нет, но собирается… У него, между нами говоря, новая тема. Блондинка без шоколада.
Врать, так от чистого сердца!
— О, это в его ключе, — хмыкнул Игорь. — Удивлюсь, если всего одна. И зачем женился? Он и семья понятия несовместимые. Но в остальном нормальный мужик. Наш.
А с чего это он решил, что я их? Вдруг я оборотень? Или, наоборот — честный, а они оборотни? Видимо, глазик наметан. Кошмар, неужели я так на мусорюгу похож? У меня же на лбу «четыре года колонии» написано.
— Помню, случай был, — рыжий мечтательно закинул ногу на ногу, прихлебывая чаек, — маньяка мы с ним поймали.
— Правда?! — обрадовалась Катя. — Настоящего маньяка?
— Да-а-а… Чисто логикой взяли и знанием преступной психологии.
— Ух, ты! Расскажи!
Давай, давай. Поделись опытом.
— Это было в степях Херсонщины… Ха-ха-ха… Девчонку на стройке нашли. Асфиксия. Шнурком задушена. И изнасилована. С дискотеки шла одна, без провожатого. «Глухарек» капитальный.
Я не понял, он анекдот рассказывает или реальную тему? Улыбка, как у бегемота.
— А стройка как раз на Булгаковской «земле» Ну, как обычно, бригаду тут же прислали, командиров кучу. Вон, Паша знает…
Как не знать? Столько лет в органах! Уже старлей. Согласно киваю и беру плюшку.
— Бардак, одним словом. Все мечутся, орут друг на друга, а как раскрывать, никто не знает. Я от прокуратуры дежурил: выехал, протокол осмотра сбацал, дело возбудил. А потом мы с Сашкой заперлись у него в кабинете, чтобы никто не мешал, и стали прикидывать, что делать будем. Для разминки беленькую раскатали. Сашка, вообще-то, опер не пьющий, но запас всегда держал. После беленькой на коньяк перешли.
— Тоже запас? — поинтересовался я.
— Не, сбегать пришлось. Короче, продолжили. Ну, а после коньяка про логику вспомнили. Основанную на судебной психологии. А что нам говорит психология? Что преступники, особенно маньяки, очень часто возвращаются на место происшествия. Зачем, одному Богу известно, но возвращаются! А почему наш вернуться не может? Я тут же команду в дежурную часть — срочно засаду на стройку. Двух участковых. Всех подозрительных тормозить и проверять на причастность.
— А как это проверять? — спросила Ксюха. — Допустим, я честный человек, никого не убивал, а ко мне подходят милиционеры и начинают проверять. Каким, интересно, образом?
— А это тебе потом Паша объяснит, — хохотнул рассказчик. — В общем, участковые засели на стройке и секут. Видят, мужичок идет. Они к нему — документики для начала. А тот как рванет прямо через кучу песочную. Хорошо, мужики спортивные были, не пили почти, догнали минут через сорок. И что оказалось? Этот козел девчонку и придушил! И не только ее одну. И, как мы грамотно и предположили, вернулся на место происшествия проверить, не наследил ли. И получить удовольствие от воспоминаний. Премии и награды, между прочим, получили все, кроме нас с Сашкой. Какая-то гнида стуканула, что мы бухали!
Лексикон у него, как у сапожника. Не цзюэнцзюй. В нашем трактире культурней разговаривают.
— А вы-то своего разбойника когда поймаете?
Это он мне. Как бы ему помягче ответить…
— Ловим.
— Что за разбойник? — переспрашивает неугомонная Веселова. Молча ей чай не пьется.
— Это… тайна следствия, — вспомнил я ментовский оборот.
— Да ладно, — опять ржёт прокурорский, — любите вы, опера, тумана напустить! Полгорода знает. Пряник у них один завелся, в подворотнях на теток, виноват, барышень нападает. Почерк у него конкретный, без лирики: по глазам кастетом или чем-то вроде. Чтобы барышня не увидела и опознать не смогла. Пока она в отключке, забирает все, что есть ценного, и ку-ку. Четыре эпизода за месяц. Ценности ладно, а лицо на всю жизнь испорчено, никакой пластикой не исправить. По всем районам ориентировку дали, а ребята все резину тянут, поймать не могут. Чего ж вы так?..
Все и даже Ксюха почему-то осуждающе посмотрели в мою сторону.
Ага, сейчас встану и побегу ловить.
Не люблю, если честно, отдуваться за чужие грехи.
За свои, правда, тоже…
Ладно, пускай таращатся, лишь бы не спрашивали ничего про опасную и трудную службу, которая, на первый взгляд, как будто не видна. А то похвастаться особо нечем. Разве что рассказать, как на нашу зону упаковали бывшего гаишника и как его весь срок петушили нормальные зэки…
— А как у вас, кстати, с коррупцией? — подхватил криминальную тему третий гость, кажется, Витя. — Недавно с высоких трибун пообещали покончить. Кончаете?
— Я тебе как представитель прокуратуры скажу прямо, — взялся отвечать Игорь, — всё это фуфло собачье. Никуда коррупция не денется. Она неизбежна, как смерть и налоги. Мало того, я уверен, что без нее никуда!
— Это ты про себя? — удивилась Катя.
— Это я про всех. Приведу на примере…
Дипломированный юрист… Да у нас прапорщики грамотнее говорили.
— У моего дядюшки домик в деревне, — продолжил Игорь, — в глухомани. На границе двух районов. И что мы видим? В одном районе бардак, пьянство, нищета, безработица и прочие застойные явления, вроде веерного отключения электричества. Крестьяне лес воруют, этим и живут. А через речку, в другом районе, — совсем иная картина. Льняной комбинат, хорошие зарплаты, клубы, лагеря пионерские. Дороги, обратно, отремонтированы. Все довольны и, возможно, счастливы. В чем секрет?
— За речкой — Финляндия? — предположил Витя.
— Нет, тоже Русь-матушка. Дело в главе. Я имею в виду: в барине. Главе администрации. Первый — честный, ни копейки не берет. Принципиальный, с коррупцией борется, браконьеров ловит. В покосившемся доме с понтом живет. Типа, глядите, я как все. Ну и народ его в жо… Пардон, в дерьме. Зато на втором, по слухам, клейма ставить негде. Откаты, взятки… Но зато и народ не бедствует. Выделяет, к примеру, правительство районам деньги из бюджета на развитие. Деньги лежат в министерстве финансов. И когда они поступят в район, зависит от конкретного человечка из упомянутого министерства. Либо в январе, либо в декабре. Первый барин, честный, будет ждать до декабря, пока инфляция эти деньги не сожрет. А второй не ждет — пять процентов отката человечку, и можно развиваться. Теперь риторический вопрос: где лучше жить? Лично я выбрал бы второй вариант. Да, звучит цинично, но зато искренне. И девяносто девять процентов в нашей стране ответят так же. И не только в нашей, кстати… Посмотрите на Италию! Берлускони тоже не белый и пушистый. А поменяли его на честного и что? Быстро наелись. Неаполь в мусоре утонул. Так что коррупцию надо принять как данность, это по большому счету — двигатель прогресса. Я мог бы привести еще массу примеров, но не буду.
Игорь закончил монолог и потянулся к плюшкам.
— А ты как считаешь? — как-то грустно спросила у меня Ксюха.
Не знаю, что ответить. Можно, конечно, понтануться — типа, всем одинаково хорошо никогда не будет: если прибывает в одном месте, убывает в другом. Сколько ни откатывай, найдется тот, кто откатит больше… Но с другой стороны… В той же тюрьме хорошо жилось тому, кто материально дружил с администрацией. Потому что у администрации маленькая зарплата, но высокие потребности.
Публика с нетерпением ждала моего ответа.
— На всех откатов не хватит. Ксюх, наших-то никого больше не встречала? — Я плавно сменил тему.
— Паша с Ксенией одноклассники, — пояснила окружающим Катя.
— Нет, никого… От Голубевой письмо получила. По Интернету. Привет тебе передает.
Так-так, любопытно…
— Да? Ну, ты ей тоже передавай.
Интересно, Ксюха написала, кто я по профессии и как помог вернуть ценную флэшку. Но переспрашивать не решился.
— Хорошо… Представляете, она недавно экзамен сдавала для получения гражданства. И знаете, что ее спросили в первую очередь? Никогда не догадаетесь.
— Слова гимна? — попытал счастья прокурорский.
— Мимо.
— Наверно, кто лучший бомбардир НХЛ? — со смехом предположил Витя.
— Не буду мучить, — сжалилась Веселова, — ее заставили заниматься ресайклингом!
— Это стриптиз, что ли? — раскатал губу Игорь.
— Сортировка мусора! Поставили бак и предложили перебрать. Стекло отдельно, пластик отдельно, бумагу отдельно. Представляете? Они на чистоте помешаны.
— Д-а-а-а… Дикари, — выразил общую мысль сотрудник прокуратуры.
Я допил чай. Редкая гадость. У Геры средство от лишая вкуснее.
По привычке закусил маринованным огурцом.
— Понравилось? Давай, еще налью. — Катя подняла чайник.
— Да, вкусно… Но наливать не надо… Нам пора уже. Мне еще в отдел.
— А мне добавь, — протянул кружку рыжий, — и не только чая. Я сегодня не на дежурстве, имею право. Хотя на дежурстве тоже имею.
— Ну вы уж постарайтесь этого злодея поймать, — попросила Катя, когда я поднялся из-за стола, — а то по улице ходить страшно. Изуродует ещё…
— Как же, поймают! — рассмеялся Игорь. — Они сейчас последние в городе по раскрываемости. Шефа вот-вот скинут. Или уже скинули?
Я опять был вынужден вступиться за честь совершенно незнакомого мне недоделка.
— Пупок развяжется скидывать. А раскрываемость — это временные трудности.
— Ну, конечно, кто бы сомневался… — опять хихикнул рыжий.
Не нравится мне этот типаж. Понтов много. Его б в Псковскую десантную дивизию строгого режима на пару деньков. К тому гаишнику в компанию. Мигом бы угомонился.
Я по старинному десантному обычаю незаметно сунул в карман джинсов пару плюшек и поднялся из-за стола.
— Благодарю.
— Привет Булгакову передавай! От Ершова!
В прихожей Катя протянула мне руку.
— Было очень приятно познакомиться.
Ах, какие глазки… И чего она в этом рыжем клоуне нашла? Гораздо симпатичней клоун белый. Вроде меня.
— Мне тоже.
— Защищайте нас.
— Они себя-то защитить не могут! — донеслась из комнаты клоунская реприза.
Достал, умник. Жаль, мы не в «Эрмитаже». Поглядели бы, кто кого защищает.
Катя обнялась и поцеловалась с Ксюхой, поблагодарила за подарок, произнесла дежурное: «Созвонимся, пока-пока», после чего мы покинули чужую жилплощадь.
Спускались пешком, по страшной темной лестнице. Иногда на ощупь.
— Ты на машине? — спросила Веселова между девятым и восьмым этажами.
Ах да, я ведь и забыл, что у меня есть машина.
— А зачем? Ты ж хотела узнать, пасут тебя или нет. Придется идти пешком.
— Да, да, конечно… Еще и лучше.
Ничего хорошего, но… На пятом этаже я поскользнулся на чем-то подозрительно неприятном и загремел по ступенькам, сильно потянув ногу. И только неимоверным усилием воли сумел удержать себя в рамках приличий.
— 3-засранцы!!! Убью козлов!
— У нас тоже катушки часто воруют, — поддержала тему Веселова, — ты не очень ушибся?
Я мужественно простонал:
— Н-н-нет…
Ну вот и первые неприятности. Удивительно, что они не начались раньше, после истории с флэшкой. Чувствую, еще аукнется. Веселова как заколдованная, одни проблемы из-за нее.
Признаюсь вам откровенно, что «рубить хвосты» я не умею. У меня нет специальных очков с зеркалом заднего вида, нет фотографической памяти, нет напарника в кустах и спутникового навигатора. Придется учиться по ходу пьесы.
Сейчас на улице народу не много, надеюсь, не промахнусь. Мне, вообще, кажется, что Ксюха нагоняет страху. Ну зачем какому-то клиенту, даже сильно обиженному, устраивать слежку? Компромат собрать? Бред. По голове настучать? Для этого не нужно играть в шпионов. Встреть у подъезда и стучи, сколько влезет.
Но моя задача — не рассуждать, а действовать. Как подобает настоящим профессионалам.
Перед дверью подъезда я попросил Веселову подождать и сначала вышел сам. Осмотрелся. Ряды припаркованных машин. Поддатая компания на детской площадке. Под аркой негры избивают скинхеда, выкрикивая: «Долой ксенофобию!»
В общем, ничего подозрительного.
Я завязал шнурок, потер ушибленное колено и позвал Ксюху.
Она, как в прошлый раз, схватила меня под руку, и мы направились навстречу опасностям и приключениям, мужественно обходя препятствия в виде собачьих меток. Примерно раз в минуту я под благовидным предлогом оглядывался. Если за нами и следит какой-нибудь чел, то я его срисую. Белые ночи стоят на пороге, и мне не понадобится прибор ночного видения.
— Катя очень хороший человек, — продолжила щебетать Веселова вместо того, чтобы следить за вероятным противником. — Я так рада, что у них с Игорем все хорошо. Наконец-то ей повезло.
— Сомневаюсь. По-моему, какой-то он недоделанный. Гонору, как у Гитлера. Подумаешь, прокуроришка!..
— Главное, Кате с ним хорошо… А недостатки есть у каждого. Знаешь, мне кажется, что достоинства человека — это умело замаскированные недостатки. Не у всех, конечно, но у большинства. Например, если человек показательно щедрый, возможно, он в душе жадина. Если добряк, то злой. Наш шеф в офисе душка, а дома, говорят, от него все стонут. И наоборот, многие почему-то стесняются своих истинных достоинств. Добрый человек зачем-то прикидывается злодеем. Вроде так почетней. Ты согласен?
Я таращился по сторонам и прозевал ход ее рассуждений, поэтому утвердительно кивнул:
— Да, наверное.
— Так и Игорь. Наверняка он добрый, светлый человек, но зачем-то надевает такую маску. Стесняется своей доброты.
Ну она сказанула… Прокурор стесняется своей доброты. Взятки, наверное, брать не стесняется, да людей невинных по заказу сажать. А доброты стесняется. Бедняжка. Надо ему розового зайчика подарить.
— Ты ведь тоже добрый, а хочешь казаться… Другим.
— С чего ты решила, что я добрый?
— Это сразу не объяснить. Иногда людей чувствуешь… Вообще, вы с Игорем молодцы. Сейчас органы только ленивый грязью не поливает. И оборотни, и взяточники. Но я, например, не могу представить, чтобы ты брал взятки. Это для тебя противоестественно.
Тут она трижды права. Действительно, ведь, не беру. Не дает никто. Поэтому согласно кивнул гордой головой.
— Ты и в милицию пошел, потому что добрый.
Видела б она добряков из лагерной администрации или «Тайфуна». Тоже, по большому счету, менты. Какие ж они славные! И, главное, весят много. Килограмм по сто доброты на брата. Не спрячешься, затопчут.
— Хм… У нас разные работают.
— А, помнишь, ты мне место в метро уступил, когда нас в Эрмитаж возили. Никто из наших ребят не уступил, кроме тебя. Я ж говорю, добрый.
Чего она про доброту заладила? Не мог я ей уступить место по определению. Меня бы заклеймили позором порядочные сверстники, а на физкультуре забросали бы гранатами для метания.
— Нас возили в Эрмитаж?
— Конечно. На выставку импрессионистов.
Да, что-то было. Я тогда купил пирожок в ларьке, и у меня прихватило живот. Аж сидеть не мог. Пришлось встать. А она на свой счет приняла. И до сих пор помнит.
Точно чокнутая. Надо с ней ухо держать востро: психи непредсказуемы.
— Уступить место женщине — это нормально. Здесь не надо быть добрым или злым.
— А почему ты именно мне уступил?
— Ну… Просто ты рядом стояла.
— Только поэтому?
«Не поверишь, я хотел тебе понравиться!»
Есть вопросы, на которые нет честных ответов. Этот один из списка. Опять меняем тему.
— Вон, сзади чел идет. Оглянись, только осторожно, как бы нечаянно. Не похож на того, лысого?
Веселова понимающе кивнула и резко повернула голову.
— Ой, Паш, это же женщина.
— Ты уверена? Хороший грим из унитаза фен сделает.
— Что же я, слепая?
— Черт, теряю навыки… Пытался работать на слух… Прокол.
Следующие десятка три метров мы прошли в тишине, нарушаемой лишь криком чаек возле мусорных баков и звуками военного оркестра, готовящегося где-то к параду. Ничего, похожего на «хвост» я пока не замечал.
А вот и «Эрмитаж». Наш «Эрмитаж», районного масштаба. Он уже закрылся и спит. Но даже во сне пахнет пивом.
— А у тебя был кто-то? Я имею в виду женщин? — опять полезла в душу Веселова.
Что у нее за пионерские разговоры? Она ведь уже спрашивала про жену с детьми. Жены нет точно, с детьми — вероятность один к двадцати пяти.
— Было. Встречался с одной. По-взрослому. Недели две. Но тут вернулся ее муж. Из командировки. Убивать его сразу не стал — так, приложил разок, когда он утюг схватил… Она с ним осталась. А ты почему разошлась?
Обычно при упоминании бывших супругов люди морщатся, но Ксюха только улыбнулась.
— Так вышло… Мы квартиру снимали. По вечерам Коля репетировал. На виолончели. Это довольно громко. Как-то пришла соседка сверху. Попросила не играть, мол, мешаете. Коля на другой день стал играть еще громче. Имеет право до одиннадцати. Соседка снова к нам. Поругались даже… Она милицией пригрозила. Но Коля не успокоился, хотя он неконфликтный человек. Я даже сама стала просить, чтоб потише играл. В общем, она опять с претензией… А через месяц он к ней ушел… Насовсем. Он, оказывается, специально громко играл, чтобы она заходила. Влюбился. Я его не осуждаю, хотя сильно переживала. Это не зависит от человека… Они до сих пор вместе. Мальчик родился.
— Ну ты даешь! Надо было дверь ей бензином облить и подпалить. Для начала.
— Ты серьезно?
— У меня бы так жену увели, тихой сапой!.. Разобрался бы конкретно.
— Здесь сила не поможет… Да и зачем…
— И сколько вы прожили?
— Два месяца… А как он ухаживал, ты не представляешь… Целый год. Цветы, стихи… Один раз даже на виолончели под окном играл… Знаешь, что оказалось самым болезненным? Разочарование. Не будь этой помпы, я бы не так переживала. Вообще, разочаровываться в людях очень больно.
— Вот поэтому я и не женюсь.
— У нас охранник в офисе, ему под шестьдесят уже. Так он свою жену до свадьбы знал восемь дней. И живут счастливо всю жизнь. Здесь не угадаешь…
Я бы тоже много чего мог порассказать. Со мной в колонии один еврейчик из Ростова сидел, сразу с шестью тетками переписывался. Знакомился по журнальным объявлениям. Каждой в любви клялся, жениться после звонка обещал, и каждая ему передачки слала. Хорошие такие передачки, богатые. А потом все шестеро его встречать приехали. С цветочками и колечками обручальными. Только не встретили. Он накануне освободился. До сих пор, наверное, ищут. И вряд ли найдут, потому что фотографии он слал всем разные. То есть чужие. Одной, кстати, послал Джонни Деппа. Та не просекла, хозяину, в смысле, начальнику колонии показывала — не у вас ли сидит? Да, у нас. В седьмом отряде. За пиратство на Карибах.
Остаток пути мы прошли молча. Когда Веселова хотела заговорить, я прикладывал палец к губам, дескать, не мешай работать. Мы тут не под луной, если помнишь, гуляем.
Никто к нам не подходил, сигаретку не спрашивал, по лицу не бил и не грабил. Даже скучно как-то. Хоть бы медведя встретить дикого, побегали бы. Возле подъезда она, продолжая держать мою руку, словно утопающий свисток для отпугивания акул, предложила:
— Зайдем на минутку? Я боюсь одна по лестнице…
Живи она выше второго этажа, я бы еще крепко подумал. А на первый не жалко. Зайдем. Заглянул внутрь, решив убедиться, что засады нет.
Как и десять лет назад — полный мрак. Хоть с собой лампочку носи. Ксюха долго искала в сумочке ключ. Минуты две. Я уже начал нервничать, не потеряла ли и не придется ли лезть в форточку. Наконец нашла…
Тут позвонил Гера и предложил срочно прибыть к месту несения службы. Предложил громко, но я вовремя прикрыл трубку.
— Павлуха, давай прямо сейчас ко мне! Такие чиксы! От одного вида вст…
Я закашлялся, чтобы Веселова не расслышала окончания реплики.
— Постараюсь… Только в отдел заскочу.
— Какой еще отдел? Богадельню Керимовскую?
— Так точно… Надо забрать кое-что.
— Правильно. Бухла захвати: мне водки, девкам — шампанского. Ну, ты знаешь… Ждем-с!
Я отключил трубку.
— Булгаков… Просит подстраховать… Он в засаде. В шахте лифта. Катушечников ловит.
Ксюха мгновенно погрустнела. Странно. Не все ли ей равно, в засаду я отправляюсь или на разврат.
Она открыла дверь.
— Не зайдешь?
Мне, вообще-то, не жалко, но… Какой смысл? Чаю уже попили. Да и напарник ждет.
— Ну, если хочешь…
— Ладно, ты же спешишь… В другой раз… Спасибо, что проводил.
Я пожал плечами, мол, не за что.
— По-моему, за тобой никто не следил. По крайней мере, сегодня. Но если что — звони. Рога обломаем.
— Пока, Паша… Ой, подожди… Я же совсем забыла. Вот…
Она порылась в сумочке, достала небольшую пластмассовую коробочку и протянула мне.
— Это тебе… за хлопоты.
Я открыл крышечку. Авторучка. С нарисованными иероглифами, красным дракончиком и кисточкой на конце.
На конце у авторучки, а не дракончика.
— Ты говорил, что приходится много писать.
— Спасибо, Ксюх, конечно, но я бы тебе и так помог… Без базара.
— Бери, бери… Мне будет приятно, что ты будешь писать моей ручкой… Пока, Пашенька.
Она нехотя закрыла дверь, словно в квартире вместо спокойствия и уюта ее ждали ткацкий станок и надсмотрщик с плетью.
Я ушел не сразу. Почему-то нутро царапало легкое чувство вины. Впрочем, какая вина? Попросила — проводил.
Сам не знаю зачем, я приложил ухо к двери. Услышал, как она набрала номер стоящего в прихожей телефона.
— Алло, Катюша… Мы дошли, всё в порядке… Спасибо за вечер. Ты очень понравилась Паше. И Игорь тоже… Нет-нет, он все время такой. У нас всё в порядке. Конечно, конечно, обязательно передам. Целую, спокойной ночи.
Странно, она ничего не сказала насчет слежки… Блин, а что это вы делаете, благородный мистер Угрюмов? Подслушиваете чужие базары? Западло, товарищ старший лейтенант!
Я вышел из подъезда. Посмотрел на небо. Сейчас сориентируюсь по звездам и выберу кратчайший путь в Герину гавань.
Шучу, дорогу к приятелю я найду безо всяких звезд, даже в полной темноте. Скажу откровенно, соскучился я по нашим вечеринкам. Прекрасно устроен человек — вроде бы все осточертело, вроде все обрыдло, ничего нового не увидишь. А проходит неделя-другая, и снова тянет.
Это я не только о гульбе. Но и об остальном. Например, о работе на урановых рудниках и лесоповале.
Как идти? Через заброшенный футбольный стадион, что было бы короче, или дворами, дабы не нарваться на бродячих животных, любящих по ночам погонять мяч и покусать случайных болельщиков.
Из открытого окна лились страдания солиста «Green Day» — «Разбуди меня, когда кончится сентябрь…» После певицы Макsим это самая популярная вещица в нашем трактире. Хотя и старенькая.
И какого рожна Ксюха завела эти пустые разговоры про доброту и достоинства? Лучше б анекдот рассказала или про Голубеву. Что там еще в письме? Скучает по родным подворотням? В Канаде ведь ни одной нормальной подворотни нет. Все вылизано до тошноты, а что не вылизано — рекламой прикрыто. А эта фраза по телефону: «У нас все в порядке». У кого «у нас»? У меня с ней? И о чем вообще речь?
Со слежкой опять же непонятно. Неужели она серьезно думает, что за ней кто-то будет следить? Хотя, если допустить, что она того, на учете состоит… Тогда всё объяснимо. Паранойя для подобной публики вещь обычная.
Жалко Ксюху, человек-то неплохой…
Пока я рассуждал, стоя как дурак возле ее подъезда, скрипнула дверь соседнего дома.
Разумеется, я обернулся — не «хвост» ли?
Паранойя, оказывается, передается воздушно-капельным путем.
Мужичок. Невзрачный и серый, как моя жизнь. Лет тридцати, среднего т/с, рост выше ср. Лысый. Одет не от Кардена, питается не на Невском.
Лысый?!
Мужичок как-то подозрительно от меня шарахнулся. Словно любовник, застуканный другим любовником. Потупился, сделал шаг обратно, за дверь, но тут же притормозил. Нерешительно постоял, присмотрелся ко мне и лишь затем, переложив тяжелую спортивную сумку из одной руки в другую, наконец, вышел. Не оглядываясь, быстро, насколько позволял груз, двинул в противоположную сторону.
Так… А Ксюха, похоже, не фантазерка. Неужели действительно следит? А в сумке что? Прибор ночного видения или крупнокалиберный бинокль? С крыши наблюдать. И направленный микрофон.
Чего он оглядывается через секунду?
Сейчас уточним.
— Эй, приятель!
Он не остановился, наоборот, прибавил. Типа, не слышал. Хотя в такую звездную и прекрасную ночь и слепой услышит. А я ненавижу, когда меня игнорируют как класс и не слышат.
— Слышь, чудила! К тебе обращаюсь!
Никакой реакции.
Это уже наглость. Вдруг у меня проблемы какие, и я прошу психологической помощи? А он даже не оборачивается. Точно — на хвосте висел.
Догнал, притормозил наглеца за плечо. «Сударь, не окажете ли честь выслушать меня?»
— Алло, что со слухом?
Он тут же повернулся и опустил сумку на асфальт. Я, хоть и не обладаю нюхом сомелье, но выхлоп от средства для мойки окон узнал. На зоне многие им догонялись… А сам вонючий, как сыр раклет. Да и личико не ведущего CNN. Не занимается общественно-полезным трудом. Чушкарь, одним словом, если не черт. Таким только под шконкой место.
— Чё надо?
Грубо.
Я бы сказал, откровенно грубо.
— Откуда так поздно?
— А тебя колышет?
В общем-то, не колышет. Скажу больше: если бы меня ночью спросили, куда, мол, держишь путь, я в лучшем случае послал бы любопытного на XXXL.
Но я первым бросил перчатку и останавливаться не имел морального права.
— Колышет. Поговорить хочу.
— А кто ты такой? — Мужик уловил в моем голосе неоптимистические нотки и не рискнул на открытую конфронтацию.
— Когда узнаешь, огорчишься, — уклончиво ответил я и нежно погладил нагрудный карман пиджака. — В сумке что?
— Да так… Вещички забрал… От жены бывшей.
Я бы на его месте заехал мне в морду. А этот начал оправдываться. А кто оправдывается? Виноватый.
Я почувствовал прилив вдохновения.
— Ночью?
— Так днем я работаю…
— Ну-ка, расстегни.
Он опять проигнорировал мою просьбу.
— Может, договоримся, а? — Мужик вытащил из кармана мятую сотню. — По-людски, а?
Прикольная ситуация, согласитесь. Все равно как встретить в метро Абрамовича с картонкой: «Умерла мама, помогите на „Челси“». Подходите к совершенно левому гражданину, просите показать, что в сумке, а он вместо того, чтобы позвать на помощь или просто послать, протягивает сотенную. Прогуляйся эдак по дворам — и тысячную соберешь. Может, заняться этим промыслом?
Я хотел было взять, но вовремя вспомнил, что в стране объявлена война с коррупцией.
— В жопу себе засунь… Открывай по-шустрому!
Мужик нагнулся к сумке и вдруг, развернувшись, сиганул в ближайший кустарник. Не поверите, но я сиганул следом! Причем, мозг спрашивал: «Что ты делаешь, Павел?» — но ноги бежали сами по себе. И гораздо быстрее, чем ноги мужика.
Финишировали возле стадиона. Новый рекорд арены! Когда до ленточки оставались считанные секунды и беглец понял, что не уйдет, он повел себя не спортивно. Затормозил, развернулся и выбросил вперед кулак правой руки.
Ага, помечтай, юниор!..
Нырок вниз и ответная комбинация «корпус-лысая голова-корпус». Нокаут, без иллюзий.
Потом я поставил его на ноги, заломал руку за спину и потащил назад, к сумке. Надо поторопиться, а то упрут несознательные сволочи.
Интересно все-таки, что в ней? Чудеса шпионской техники?..
* * *
До Геры я не дошел. Не знаю, что со мной случилось и почему вдруг расхотелось романтики и прочих телесных радостей.
Но точно не потому, что пожалел денег на шампанское и водку (не подумайте, я не жмот). И не потому, что завтра утром на дежурство в трактир. Какая, блин, разница?
Считайте, что я заразился от Ксюхи расстройством души, виноват — рассудка.
Душа у меня и так расстроена.
Тупо притащился домой, отключил мобильник и, не почистив зубы, упал на диван.
Разбудите меня, когда кончится сентябрь.
