ГЛАВА ПЯТАЯ
Лошадь с карасями и свинья в небесах
Плахову все еще казалось, что их могут взять и выгнать из Дворца взашей. Не чувствовал он себя своим на этом празднике жизни. Дамы в навороченных платьях поднимали бокалы с шампанским, и вино искрилось, и искрились бриллианты, а на одной даме натурально колыхалось украшение из огромных павлиньих перьев. Прямо на башке. Плахову казалось, что все на них смотрят, как на чужаков. Хотя никто на них не смотрел, а если и смотрел, то вполне благожелательно: выглядели оперативники благодаря стараниям искрометного Вазгена на все сто.
Рогов же уверенно пробирался сквозь толпу, решительно отодвигая встречных, иногда наступая дамам на ноги и бодро извиняясь: «Миль пардон, мадам!»
Троицкого не было видно.
— Не найдем мы его в такой толпе,— вздохнул Игорь,— а до сеанса — пятнадцать минут.
— Может, на сеансе прямо? — предложил Василий.— У Белова билеты, поди, недалеко от Троицкого.
— Ну и как ты с ним поговоришь на сеансе? И потом: нам лучше вообще в зал не ходить. Белов мог настучать, а если номера мест известны...
— Значит, до сеанса поймаем,— Рогов решительно развернулся и едва не выбил бокал с шампанским из рук тележурналиста Шалашова, который как раз рассказывал юному киноведу Коле правила выбора шампанского. Коля краснел и ждал случая вставить свою информацию: с шампанским удобно употреблять экстази, потому что оно газированное и энергия сразу идет в кровь. Сам Коля при этом никакого экстази отродясь не употреблял, а про эффект шампанского с таблетками знал от приятеля.
— Пардон, ешкин кот,— извинился Рогов перед Шалашовым.
— Это какого же кота вы имеете в виду? — изумился Шалашов.
— Никакого. Это так... — смутился Василий.— Поговорка.
— Вы Троицкого не видели? — закинул удочку Плахов.
— Хотим автограф взять,— поддакнул Рогов.
Шалашов напряженно всматривался в лица оперативников: по статусу он вроде обязан был знать всех русских на фестивале. Этих — определенно не знал.
— Троицкий туда пошел...— показал рукой Шалашов.— В туалет, кажется...
— Вася, быстрей,— рванулся Плахов.— Туалет — это то, что нам надо.
— Фраза — как из Тарантино! — льстиво заметил Коля.
— Какая?..— слегка покраснел Шалашов.
— «Туалет — это то, что нам надо».
— Ну нет!..— возразил, воодушевляясь, Шалашов.— Это, скорее, из братьев Коэнов. Или...
Дверь в туалет находилась за красной портьерой — того же цвета, что и звездная дорожка. Заметив у дверей охранников Троицкого, одного из которых они видали на яхте, Игорь и Вася сделали лица кирпичом и прошли мимо. В двух импозантных мужчинах Николай давешних странных посетителей не признал.
Троицкий умывался. Он не очень хорошо себя чувствовал и решил освежиться: обтирал холодной водой лицо и голову.
Скрипнула дверь, и в зеркале Троицкий увидел двух неприятных незнакомцев. Огромный опыт Демьяныча и звериное чугье подсказали, что эти двое — по его душу. Не переставая умываться и наблюдать, он покрепче расставил ноги, поиграл мышцами, готовясь к возможной схватке.
— Здравствуйте, Михаил Демьянович,— вежливо произнес Плахов.
— Здравствуйте,— обратился Троицкий к отражениям в зеркале.— Но я вас не знаю.
— Только не волнуйтесь и спокойно выслушайте,— попросил Игорь.
— Мы из Петербурга,— Рогов махнул удостоверением.— Из «убойного» отдела.
Так. Здесь их двое. Надо надеяться, без оружия. Этих дурачков можно похоронить в кабинках. Только бы в туалет никто не вошел. Хотя бы полторы минуты. Потом — быстро из Дворца. Интересно, есть другой выход, кроме этой сраной красной тропинки? Неизвестно, сколько их снаружи и где они...
— Мы не собираемся вас задерживать,— будто бы прочитал мысли Троицкого Плахов.— Просто хотим поговорить.
Троицкий резко развернулся. Негромко крикнул:
— Дима!..
Возникли охранники. Сработали четко: заняли позиции за спинами оперативников, готовые по команде к атаке. Впрочем — отметил Троицкий — это Дима сработал четко. «Зафиксировал» своего по всем правилам боевого искусства. А Николай за своим клиентом встал немножко сбоку, так что коротышка мог врезать ему локтем в ребра. Расслабился, вообще, Николай. Надо будет в Португалии устроить ему показательную порку.
— Здесь побудьте,— бросил Троицкий охранникам, а. потом кивнул Плахову.— Так что вы хотите?
— Вас, Михаил Демьяныч, «заказали»,— спокойно сообщил Игорь.— Во время фестиваля должны грохнуть.
— Кто?! — удивился Троицкий.
— Знаем только исполнителя,— пояснил Рогов.— Он, кстати, уже здесь.
— Во Дворце? — еще больше удивился Троицкий. . Что за бред? Или блеф?
Или не блеф и не бред, а по Дворцу и впрямь бродит киллер с... зенитной установкой.
— В Каннах.
— А вам-то какой резон меня спасать? — Троицкий взял себя в руки и начал прощупывать незваных новых знакомцев.
Ни разу менты еще о его здоровье не беспокоились.
— Хотим киллера взять с поличным. За ним еще много всего. Поэтому и приехали.
— Не бойтесь, вы нам не нужны.
— Не нужен,— с иронией повторил Троицкий,— Киллеру нужен, а вам нет...
— Мы бы тогда не пришли,— Плахов смотрел Троицкому прямо в глаза.
Тоже известный приемчик. Если впариваешь откровенную туфту, честно смотри в глаза собеседнику.
— На яхту вы приезжали? — Троицкий ответил таким же пристальным взглядом.
— Они,— опередив оперативников, ляпнул Николай. И закашлялся. Ему обещали, что за учиненную тогда пальбу он еще будет отвечать «дома» отдельным пунктом.
— Мы... — подтвердил Плахов.
Дверь открылась, в туалет зашел Пьер Ришар. Поскользнулся на ровном месте, с размаху сел на пол, ловко вскочил, подмигнул собравшимся и устремился к белоснежному писсуару.
«Ки-ино!» — подумал Троицкий. Некстати вспомнился еще какой-то фильм, где человека в кинозале находили после сеанса с пулей в сердце. Одного, второго, третьего... На одном и том же месте. Выяснили, что из-за экрана стрелять не могли. В результате оказалось, что ковбой с экрана стрелял.
Типа, ненаучная фантастика. Что-то с моралью: о вреде массовой культуры.
— Ладно. Не сейчас,— решил Троицкий.— Завтра поговорим. Где вы остановились?
— Здесь, в Каннах. У одного эмигранта.
— В час подойдете на пляж за Дворцом. Там будет катер голубого цвета. Вот он вас привезет,— Троицкий кивнул на Николая.— Возле двери он оглянулся: — Фильм-то остаетесь смотреть?
— Да мы уголовное дело читали,— брякнул Рогов. Троицкий поджал губы. Выйдя из туалета, приказал
Диме:
— Глаз не спускать! Странно все это...
— Шеф, таблетки через полчаса,— напомнил Дима.
— Таблетки Николаю отдай... Нет,— вдруг перерешил Троицкий.— Ты остаешься, а Николай — за ними.
Доверять Николаю таблетки отчего-то не хотелось.
Утром Федор Ильич немножко усовершенствовал свой аппарат: тот самый, который Василий рекламировал Пастухову. В котором «вместо рыб яблоки». Днем усовершенствованный аппарат работал, причем не только на яблоках, но и на грушах, а вечером Федор Ильич дремал перед телевизором и дегустировал усовершенствованную продукцию. «Неплохо,— думал Федор Ильич.— В целом вышло неплохо».
В телевизоре шли новости культуры. Известный режиссер собирался снимать сериал по знаменитому роману «Мастер и Маргарита».
— А правда, что на роль Иешуа вы планируете пригласить Леонардо ди Каприо?..— приставала к режиссеру назойливая журналистка с разноцветными волосами.
— Нет, все роли в сериале сыграют наши соотечественники.
— И кота — соотечественник?..
— На роль кота будем пробовать дрессированного тигра из саратовского зоопарка.
«Хорошо»,— одобрил Федор Ильич.
Не тигра одобрил, а факт сериала. Когда-то, давным-давно, он собирался прочесть роман «Мастер и Маргарита». Но так и не собрался, А теперь и не нужно — скоро будет сериал.
В телевизоре перешли к международным новостям, По экрану поплыли пальмы.
— Продолжается Каннский фестиваль,— бодро рапортовал диктор.— Сегодня свой фильм представляет известный французский режиссер Жан Рошфор. Главную роль в нем исполнил популярный российский актер Олег Белов. По словам режиссера, действие картины происходит в России. Она посвящена сложной эпохе девяностых, когда интересы личности и государства разошлись настолько, что, казалось, вместе, как сказал поэт, им не сойтись. Но...
Белова в этот вечер творческая группа поймать не смогла, а потому просто транслировала проход по красной дорожке.
По дорожке шли Рогов и Плахов. Игорь был сосредоточенный, а Василий, напротив, очень довольный.
Федору Ильичу даже показалось, что Васька ему подмигнул с экрана.
— Мать! Беги сюда! — вскрикнул Васькин тесть.
— Чего стряслось-то?..— вбежала в комнату взволнованная теща.
— Там... Там наш Васька. Во фраке... С бабочкой,— Федор Ильич тыкал пальцем в телевизор.
Но репортаж из Канн уже закончился. Начался репортаж с выставки авангардистов. Вместо Василия теща увидела на экране портрет женщины с тремя глазами и двумя ушами. Из головы у нее росло дерево типа дуб.
— И с сачком... — съязвила теща.—Додегустиро-вался, что бабочки в голове...
— Да при чем здесь сачок?! — возмутился Федор Ильич.— По лестнице, говорю, шел... Во фраке... Клянусь!
— Во фраке?!
— Во фраке... С бабочкой. Игореха Плахов рядом с
ним.
— И этот во фраке?
— И этот! — гордо подтвердил Федор Ильич. Теща выключила телевизор.
— Все. Иди спать... Полегчает. Федор Ильич подчинился. Вставая, буркнул:
— А наш Васька-то мог бы кота сыграть...
— Тьфу! — плюнула теща. «Может, и впрямь привиделось,— рассуждал тесть,
засыпая.— Как же может Васька во фраке?.. Корень, интересно, нашел, нет? И подмигнул с экрана. С экрана же не подмигивают...»
«Мы строим церкви! Детские дома! На моей родине, наконец-то...» — вещал на экране герой Олега Белова.
Троицкий поморщился. Выходило как-то неубедительно. Жаловаться, конечно, не на кого. Сам принял фильм. Тогда показалось, что ничего, хорошо даже. А сейчас — чего-то не то... Или настроение такое. Или голова болит. И ведь все правда: и про церкви, и про детские дома. А неубедительно. Актер, что ли, плохой?
Белов, подлец, на премьеру не пришел. «Испугался, что придушу, сука...»
— Шеф, таблеточки... — деликатно шепнул Дима.— То есть, извините, таблетки...
«А ведь все только начиналось! — страдал Егоров.— И ничего еще толком не началось. Не подержал, как следует, за коленку, не поцеловал. Не рассказал, как в девяносто втором году Дэвид Линч сымитировал пожар в гостинице, чтобы привлечь внимание к своему фильму «Твин Пике: огонь, иди со мной». Не... Сплошные «не»!
Егоров поискал Кристину в нарядной толпе на набережной Круазетт, но не нашел, да и понимал, что смысла в этом никакого. Ну найдет он ее, ну и что? В лучшем случае даст она ему пощечину. Или даст понять, что презирает его. А больше ничего интересного не даст.
Домой идти не хотелось. Выслушивать россказни Плахова и Рогова о посещении премьеры?! Описались поди от счастья, олухи царя небесного. И где они достали билеты, мерзавцы?! Если у них были свои ходы, по любым понятиям требовалось перво-наперво обеспечить билетами старшего группы!
«Напьюсь! — решил Егоров.— На фестивале, я или не на фестивале?».
Наперсток виски в ближайшем кафе стоил десять евро.
«Однако!» — подумал Егоров и пить не стал. Пошел в ночную лавчонку, которую давно приметил, и купил у араба за ту же десятку бутылку в-двести граммов. Тоже не слишком много, но все же... Больше в пять раз.
Пошел на пляж, сел на прохладный песок. Вечерами дул северный ветер, у воды становилось не то что холодно, но чуть-чуть свежо, С виски — сочетание идеальное.
Залив был полон огней, но чуть в стороне, дальше начиналась бескрайняя темнота. Открытое море.
«Люди затеряны в жизни,— с горечью рассуждал Егоров.— Как эти... Как острова в океане. Что такое вот эта пляжная песчинка (в ботинки Егорову понабилось песка) в сравнении с человеком?.. Ничто. Тьфу!.. А что такое человек в сравнении с бесконечным океаном? Такая же бессмысленная песчинка. Человек всю жизнь совершает ошибки. Вот я делил командировочные — и совершил ошибку. Можно было оставить Рогову и Плахову чуть поменьше...»
У кромки воды появилась женская фигура. Она бежала вдоль берега, махала руками. Егоров узнал Кристину. Едва не зарылся в песок. С его комплекцией сделать это было сложновато, но, по счастью, луна была закрыта тучами, и Кристина не заметила Сергея Аркадьевича.
Да она и не смотрела по сторонам. Неслась и кричала:
— Фена нет! Билета нет! Обманули!
— Сумасшедшая... — пробормотал Егоров.— Хорошо что мы... расстались.
Виски кончилось. Кристина скрылась за Дворцом. Луна выползла из-за туч. С набережной доносилась музыка. «На дискотеку, что ли, сходить? Чего билетам пропадать?» В суете он расслышал от Анри, только что дискотека — немножко необычная.
У входа в дискотеку толпились только парни — ни одной девушки, если не считать женщины-охранницы. Егоров это заметил, но значения поначалу не придал. Появление Егорова у публики, столпившейся у входа, вызвало искренний интерес. Все разом замолчали и уставились на громоздкого дядьку, который, несмотря на короткую стрижку, казался очень взъерошенным.
Сергей Аркадьевич решил продать второй билет по номиналу (разглядел в углу маленьким шрифтом — 15 евро). Деньги сгодятся. Вертлявый рыжеволосый юноша в оранжевой жилетке, тыча длинным пальцем в жилет, вдруг приобнял Егорова за талию, прижался весь прямо к нему и стал что-то быстро ворковать по-своему. Егоров оторопел. Дернулся, вырываясь из объятий рыжего, но субтильный хлопец прилип к нему крепко.
— Э, ты чё? — возмутился Егоров.— Отцепился быстро, кому сказал! Это чё он? Чё он говорит-то...
В толпе засмеялись.
— Чё гогочете-то? — взревел Егоров (по-русски, разумеется) и сжал кулаки.
Русскоязычной оказалась охранница. Соизволила помочь соотечественнику:
— Он говорит, что денег у него нет, зато темперамент у него горячий, а страсть его нежна...
Егорова словно оглоблей по голове стукнули. Челюсть, отваливаясь как ковш экскаватора, аж скрипнула от возмущения.
— Но я вам не советую,— доверительно добавила землячка.— Это известный «динамщик».
Стряхнув, как муху, слюнявого рыжего, кое-как справившись с чувствами, вспомнив задним числом не дошедшие сразу до сознания слова Анри, Егоров с помощью охранницы пристроил билеты за полцены (два за пятнадцать) и двинул вспять.
На душе у него было черно.
Он то ненавидел всех (клятых киношников, араба с билетами, предательницу Кристину, особенно Рогова с Плаховым, даже за что-то Шалашова с юным Колей, встреченных близ дискотеки), то начинал жалеть себя (как несправедлив мир!), то вспоминал несбывшиеся лирические мечты.
«А ведь я бы мог расстегивать сейчас молнию на ее платье... Гладить полные бедра....»
Жюль Дега расстегнул молнию на платье Сусанны, начал ласкать ее костлявые бедра...
— Жюль, не томи, мон амур,— зарычала Сусанна,— я вся истомилась. Мы не делали этого уже десять дней. Тебе хорошо, ты пялишь свою жену каждую ночь, а каково мне?!
Сусанна отвесила Жюлю увесистую пощечину и тут же впилась в его губы в страстном поцелуе.
— М-м... Р-р-р...— распалялся Жюль. Оторвавшись от поцелуя, он стал оправдываться: -— Но ты же знаешь, моя похотливая птичка, что у меня были ночные дежурства. И нам с тобой было просто негде, просто не было места!..
— Ты все врешь, мерзавец! Ты просто не хотел меня, вонючий самец...
Беседуя так, они быстро раздели друг друга. Платье и белье Сусанны, брюки, жилет и пистолет Жюля —-все полетело на пол.
Жюль не врал: вот уже неделю все четыре доступные ему конспиративные квартиры в Каннах были глухо заняты. На балконах всех четырех торчали огромные кактусы. Прямо кактусовый лес какой-то. И вот лишь сегодня...
И в тот самый момент, когда Сусанна бросила болтать (что случалась с ней крайне редко) и уже только стонала, послышался тревожный скрежет. Будто кто-то вращал ключ в замочной скважине. Жюль влепил Сусанне затрещину, чтобы перестала стонать. Так и есть: ключ в замке.
Жюль прошептал:
— Странно! Полицейские не могут сюда прийти... — Его аналитический ум тут же сделал единственно возможный вывод: — Значит, воры! Подожди, моя страстная рыбка...
Он неслышно встал.
— Вломи им скорее и возвращайся, грязный хрен! — напутствовала его девушка.
Войдя в комнату, Сергей Аркадьевич Егоров мгновенно почувствовал, что ко лбу ему уже успели приставить ствол пистолета. Ну и денек.
— Стоять, придурок! Руки за голову! — рычал Жюль.
Рычал он по-французски, но Егоров понял, о чем речь. Руки поднял.
— Жюль, убей его и иди ко мне,— закричала Сусанна.— Я больше не могу!..
Напевая веселую песенку, Вазген вышел из своего ателье с тряпкой в руках. Будто бы окна протереть. То есть окна тоже нужно было протереть: Вазген любил чистоту. Любил, когда внутри ателье много солнца,— тогда душа сама петь начинает!..
Но была еще одна цель: проверить, по-прежнему ли пасется снаружи приставленный к операм бычок от Троицкого.
Да, пасется. Другой, не с такой дауновской физиономией, как вчера, но явно из той же компании. И тоже явно не Спиноза. Обнаружить его нетрудно — торчит за углом, за двумя довольно чахлыми для этих мест пальмами.
На здешнем перекрестке наблюдателю укрыться особо негде. Неблагодарная у парня задача. То-то у него рожа такая кислая...
Завидев Диму, Вазген быстро перешел дорогу. Туда, к пальмам. Якобы полюбоваться сверкающими на солнце стеклами. Николай дернулся, но сделать уже ничего было нельзя. Не ретироваться же, навлекая лишние подозрения.
— Сверкает, как само солнце, и переливается, как хрусталь! — вознес Вазген руки к небу. Дружелюбно подмигнул Диме.— Комм ля сьель! Нес па?..
Дескать, как солнце! Не так ли, досточтимый незнакомец?
Дима что-то буркнул в ответ, попытался выдавить улыбку... Выдавилась, но кривая.
Уяснив, что наблюдатель ни бельмеса не сечет по-французски, Вазген решил немного развлечься. Просто так, из чистой жизнерадостности. Из любви к искусству. А вот есть и зритель. Сухонькая старушка с тросточкой пересекает улицу.
Обращаясь прямо к Диме и приветливо на него глядя, Вазген понес на языке д'Артаньяна и мадам Бовари бессистемный вздор:
— Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет. Есть и такие, ленивые птицы, которые отсиживаются в своем гнезде и не суют клюва наружу. Лазурный берег — лучшее место во Франции, воистину земной рай. Конечно, если вы христианин. Лошади кушают овес и сено — не все, но подавляющее большинство. Подавляющее большинство!.. Однако старый Вазген знал некую лошадь, которая кушала карасей и огурцы. За час можно влюбиться, жениться, сделать ребенка, разочароваться, развестись и влюбиться в другую!.. Ростов — тоже красивый город, но на протяжении последних четырех веков нравы оставляют желать лучшего...
Говорил все это Вазген с такой интонацией, будто требовал у Димы подтверждения своим словам. Дима в ответ недовольно кивал. Он ко всему прочему побаивался певучего эмигранта: интонации-то вроде добродушные, но вообще ряха — в страшном сне не приснится.
Старушка послушала немного, скорчила свирепую физиономию, погрозила Вазгену и Диме тростью и быстро уковыляла в сторону моря.
Вазген пошел домой очень довольный.
Игорь и Вася, спрятавшиеся во внутреннем помещении ателье, рассматривали ящики с упаковками белых рубашек для фраков. То есть не рубашки — которые у них уже были — Рогова и Плахова заинтересовали, а сами ящики. Вернее, маркировка на них — «made in Paristan».
— Гляди-ка, в Пакистане сделано,— обратил внимание Рогов.—А французы что, белых рубашек не производят?..
— Наверное, там дешевле,— пожал плечами Плахов.— Бизнес! Или может только написано, что в Пакистане, а на самом деле в Ростове... Или в Ереване.
«Не всякая птица дважды в год совершает длительный перелет»,— напевал, входя, Вазген. Ему так понравилась свежепридуманная фраза, что захотелось подобрать для нее мелодию. В детстве Вазген закончил пять классов музыкальной школы.
— Ну, чего там? — Рогов бросил рубашку в ящик.
— Ха, он прячется за пальмами! Он думает обмануть местного жителя, укрывшись за пальмой!.. Будто он птичка породы колибри, а не тупоголовый бугай...
— А нам ведь идти пора,— забеспокоился Игорь.— Может, отвлечь его как-нибудь?
— Господа офицеры забыли, что они имеют дело с опытным правонарушителем,— обиделся Вазген.— Что, по-вашему, Вазген похож на полного идиота? На дебила, на лоха ростовского, на дурака? Отчего-то мне кажется, что вы так не считаете...
— Не считаем, конечно,— подтвердил Игорь.
— В ателье есть черный ход, на соседнюю улицу. На совершенно соседнюю, абсолютно другую улицу! Да, у Вазгена всего один черный ход, и что? Вы скажете, мало? Не соглашусь! Один черный ход в этом земном раю — вполне, поверьте, вполне достаточно...
— Вы, Вазген, настоящий конспиратор.
— Коллеги ваши научили, шустрые ростовские опера! Дай им Бог здоровья. Жаль, что вы не были знакомы со следователем Кулебякой! Может быть, на дорожку по двадцать капель?
— Вазген, если можно — вечером... — взмолился Рогов,— Правда пора. Мы вас не очень стеснили?
— А ла гер ком а ла гер!
— Чего? — не понял Василий.
— На войне как на войне,— перевел Плахов.
— А-а, точно,— хлопнул себя по лбу Рогов.— Я это с Семеном разучивал. Вот голова пустая... Ну, мы пошли.
И оперативники покинули гостеприимное ателье с черного хода.
А незадачливый охранник Дима подвергся в это время агрессивной атаке со стороны возвращавшейся назад старушки. Размахивая клюкой, она втолковывала Диме, что он и его толстый друг являются несомненными идиотами, если считают, что лошади способны кушать карасей.
Старушка говорила страстно и долго. Сначала Дима кивал, но скоро ему это наскучило. Воровато оглянувшись, он сделал старушке хорошую «козу» и прохрипел:
— Вали отседова, старая...
Старушка огрызнулась, но ретировалась.
Егоров и Перес стояли друг против друга с недовольными физиономиями.
— Своих олухов я в бараний рог согну, а дома из зарплаты вычтем, чтоб неповадно,— соглашался Егоров с необходимостью примерно наказать Рогова и Шахова,— Но и у вас, Анри, согласитесь, черт знает что творится. Мало того что с билетом облапошили, так еще и этот ваш Жюль с пистолетом. Чуть не пристрелил ведь...
— Детектив Жюль Дега, У него была встреча с агентом,.. — процедил сквозь зубы Анри.
— Так я и понял... — Егоров вылепил в воздухе руками эдакую снежную бабу.— С голым агентом. А кактус на балконе — чтобы голым задом на него не сесть.
В голосе подполковника звучала досада. Голого агента он вчера имел возможность разглядеть хорошо. Несмотря на включенный свет и присутствие чужака, агент и не думала прикрываться, а продолжала валяться, раскинувшись, на его, подполковничьей кровати и громко призывала детектива Дега немедленно разделить с ней ложе. На фоне происшествия с Егоровым все это было откровенным издевательством.
Оперативную сметку Сергей Аркадьевич, конечно, проявил — взял у Жюля двадцатку, чтобы полчаса подождать в ночном кафе (выпил два бокала вина на десять двадцать в сумме, пятьдесят центов оставил на чай, девять тридцать сэкономил),— но осадок остался.
— Это моя вина, конечно,— потупился Перес— Я вас забыл предупредить про ботаническое растение. Это не просто кактус, это условный полицейский кактус. Если его нет на балконе, квартира есть свободна.
— Да я понял,—хохотнул Егоров.— Прямо как у Штирлица!
— Кто это? — нахмурился Перес.
— Как кто — разведчик наш знаменитый. Если бы не он...
Егоров осекся. Он недавно читал книжку про Штирлица. «Семнадцать мгновений весны». Ну, собственно, как читал... В общем-то, романов он не любил, предпочитал справочную литературу. Просто открыл и закрыл. Но первую страницу прочел. И на первой же странице рассказывалось, что Штирлиц снял загородный домик для встреч с агентами, и сторож никак не мог понять, почему у этого солидного мужчины бывают в гостях одни мужчины, и он заподозрил, что герр Штирлиц — гомосексуалист. Егоров вспомнил вчерашнее происшествие у дискотеки, и ототвращения его чуть не стошнило. Казалось бы, культурная страна, Франция, а по улицам свободно разгуливают толпы гомо, будь они не ладны, сексуалистов!..
Раздался звонок в дверь.
— Ну я им сейчас дам... — Егоров сжал кулаки. Щелккнул задвижкой.
На пороге стояли Плахов и Рогов.
— Вы где шляетесь?! — буквально заорал и затопал ногами Сергей Аркадьевич. Аж Анри вздрогнул. А на ком еще срывать злость, как не на подчиненных? Для этого они, в частности, и предназначены.
— Приобщались к европейской культуре,— буркнул Плахов.
— Сергей Аркадьевич, сейчас все объясним... — засуетился Рогов. Войдя в комнату, он увидел Переса и растерялся: — О... Привет, Анри.
Анри холодно кивнул. Молча. Пусть русские между собой разбираются, а он и одним внешним видом выразит презрительное отношение.
— Вы что себе позволяете?! — шумел Егоров,— В чужой стране! ГУВД наше на весь мир позорите!
— А что случилось-то? — прикинулся шлангом Плахов.
— Издеваешься?! — взревел Егоров.
— Белов пожаловался в полицию, что вы похитили его билет,— вмешался Анри.
— У народного артиста! — Егоров поднял вверх указательный палец.— Возмутительно!.. Человек собирался на свою премьеру! Многие другие достойные люди остались без пригласительных!.. А вы...
— Может, в России это и принято,— Анри попытался вложить в свой тон максимум сарказма,— а у нас...
— Какое принято! — возмутился Егоров.— Это у этих вот... цуциков... принято!
— Ах билет,— словно бы спохватился Рогов.— Так он нам сам его предложил. От чистого сердца... Я, говорит, фильм уже видел, и фрак жмет, а вы...
— Хватит паясничать! — отрубил Егоров.— Белов заявление написал! На вас бы дело завели. Если бы... Если бы не имидж фестиваля. Скажите Анри спасибо!
— Мерси! — хором выдали Плахов и Рогов. Получилось почему-то издевательски.
Анри демонстративно отвернулся. Дескать, не нуждаюсь я в вашей благодарности.
— Все, сегодня же все домой! — огласил Егоров вердикт.— Анри, когда самолет?
— Через три часа,— глянул Анри на часы. На самом деле, инициатором высылки шебутных ментов был он.
— Вы с нами? — поинтересовался Игорь у Егорова.
— А вот я, Плахов, останусь. Грехи ваши замаливать.
— Их в аэропорт отвезти? — обратился Анри к Егорову, по-прежнему игнорируя оперативников.
— Сами доедем,— гордо отказался Плахов.
— Не графья... — добавил Вася.
— Тогда, прощайте. Счастливая дорога!
Анри, гордо вскинув подбородок, покинул квартиру.
— Давайте вещи свои пакуйте,— приказал Егоров.— В Питере разберемся... Ишь чего удумали — билеты у артистов воровать! Вы бы уж тогда не представлялись, кто такие, а просто — р-раз ему в рыло...
— Была такая оперативная мысль,— признался Рогов.— Чисто гуманизм не позволил.
— Ну вот. И он бы не знал, кто вы. А вы... Собирайтесь, короче.
— Погодите, Сергей Аркадьевич,— остановил его Плахов.— Сейчас не до этого... У вас фотографии лишней нет?
— Чьей? — удивился Егоров.
— Вашей.
— Есть. От визы осталась. А зачем?
«Зачем» — пришлось объяснять довольно долго. Вася с Игорем и сами не были уверены во всех деталях своего плана. Зато, пока объясняли, прошло время и сам по себе отпал вопрос о самолете.
На речке, на речке, на том бережочке
Мыла Марусенька белое...
Что же она могла еще мыть такое белое? Чрево?.. Но чрево — не белое. И вообще — внутри его на речке особо не помоешь. А все части тела, которые снаружи, Троицкий уже перебрал. Даже «белые зубы», хотя и они не вполне снаружи...
Поплавок дернулся. Троицкий подсек. Пусто. Тревога ложная. Не ловится на его удочку каннская рыбка. Второй час отлынивает.
И умиротворение не наступает. Тревожный сигнал. Раньше рыбалка всегда приводила Михаила Демьяновича в душевное равновесие. После всех стрелок-разборок, после СИЗО, после любых трагических происшествий, когда, бывало, и жизнь висела на волоске. Выйдешь к реке, забросишь удочки, смотришь на водную гладь, ветерок по камышам гуляет...
Троицкий вдруг грязно выругался. Коллеги взглянули на него с удивлением. А Троицкий вспомнил в тот момент, что в его фильме нет сцен рыбалки. Там герой расслабляется в баньке, за зеленым столом казино или' вообще на лошадях по полям скачет, как наскипидаренный (реальный Троицкий лошадей на дух не переносил). Как-то все по-гопнически, по-новорусски. А по-человечески — чтобы вот на рыбалке, на тихом озере — нету сцен. Не додумался он подсказать режиссеру. И сам киношник, мудила, не додумался. А ведь такое естественное художественное решение.
«Дерьмо фильм,— решил Троицкий. Эх... Поубивал бы всех, ей-богу».
Мыла Марусенька белое...
— Что же белое?
— Белое сердце,— подсказал Николай.
— Что-о? — изумился Троицкий.— Ну ты даешь. Скажи лучше, они тебя точно не заметили? Белое сердце...
— Обижаешь, Демьяныч,— вскинул голову Николай,— Я за ними, как мышка, проскочил.
— Хороша мышка... — Троицкий иронически оглядел мощную фигуру охранника.— Дальше рассказывай.
— Потом они по набережной прошлись, пива из магазина выпили и к этому портняжке. Улица Александра Третьего, дом восемь. И больше не выходили.
— Что за дом?
— Ателье проката и пошива одежды. Там он и живет. Соседи сказали, эмигрант из Ростова. Давно здесь,
— Из Росто-ова,— протянул Троицкий. Не клевало.
— Димон отзвонился,—подошел Серов,—Пока тихо сидят. Хозяин окна вымыл.
— В тихом омуте черти водятся,— Троицкий потер рукой лоб.— Зараза, опять разболелась...
— Еще пятнадцать минут до «колес»,— глянул на часы Серов. В отсутствие Димы он лично следил за графиком приема лекарств.— Да, а ребята питерские борзые. Может, пока в Португалию свалить? А на закрытие, если что, приедем.
Привычное серовское предложение свалить Михаил Демьянович проигнорировал. Задумчиво посмотрел на поплавок:
— Ну ведь ни черта не клюет, сволочь... Фестивальная рыба, вся на понтах. Серый, кинь-ка еще каши...
Серов взял из ведерка горсть каши, швырнул в воду.
— Демьяныч, на спиннинг попробуй,— льстивым голосом предложил Николай.
— Не люблю я все эти спиннинги,— поморщился хозяин.— Настоящая рыбалка только на удочку... Отвлечься можно. И о жизни подумать...
— А мне больше сеткой нравится,— признался простодушный Николай.— Ты на берегу отвлекаешься, а она ловится. Зато потом как вытащишь...
— И в чем тут кайф, Белое Сердце? — вздохнул Троицкий.
— Как в чем? В количестве рыбы.
— Дурак ты, Белое Сердце. Николай обиделся и заткнулся.
— Нам бы самим блесну не заглотить,— зануд ел свое Серов.
Голова болела. Рыба не клевала. И фильм оказался дерьмом. Это — жизнь?!
Троицкий представил себе белое сердце. Крупным планом. Бьется еще, дрянь такая, колышется. Тьфу!..
Вернулись опера тоже через черный ход. У дверей встретилась вздорная старушонка, похожая на Шапокляк. Она почему-то погрозила им клюкой.
— На Демьяна работает?..— насторожился Рогов.
— Вряд ли,— усомнился Игорь.
С сожалением снова отказались от коньяка. Пора было уже выходить на «стрелку». А хозяин неожиданно оказался пьян. И продолжал наливать — рюмочку за рюмочкой.
— Вазген, что-то случилось? — обеспокоился Игорь.
— Угадайте,— расплылся в улыбке портной,— кто почтил сегодня своим посещением сей благословенный кров?
— Тарантино,— пошутил Рогов.
— Вы уже знаете?! — поразился хозяин,— Ну конечно, как старый Вазген мог забыть,— вы ведь подлинные профессионалы, вы все знаете первыми, да! Но скоро узнают все, и реклама моего заведения, клянусь Араратом...
— Правда, что ли, Тарантино? — не поверил Плахов.
— Взял в прокат белый фрак! Пятьсот евро в день, на четыре дня! Я давал ему скидку — Вазген никогда не против справедливой разумной скидки! — но он не взял. Великий Тарантино отказался от скидки за белый фрак!.. С ним было еще двое худеньких, они взяли по комплекту за 200 на четыре дня, и вот они — они! — не отказались от скидки. О, Вазген их понимает — почему не взять скидку, если тебе предлагают ее искренне, от чистого...
— Вазген,— усомнился Рогов.— У Тарантино есть фрак... Мы видели вчера.
— О, но ведь это звезда! А вы же знаете звезд!.. Вчера они пошли купаться ночью после приема — прямо во фраках. И фраки обрели полную, абсолютную негодность...
Вася заметил на столе полароидную фотокарточку.
— Глянь, Игорь!..
На снимке Вазген обнимался с кинематографистом Тарантино.
— Я сделал нынче такой бизнес, что могу теперь отдыхать и помогать друзьям несколько дней! — возвестил Вазген.— Вам нужна еще моя помощь?
Без четверти час катер с Николаем причалил у маяка. Серов внимательно наблюдал за ним в бинокль. За ним и за окрестностями: нет ли поблизости каких-нибудь подозрительных лодок. А заодно и за самим Николаем. Серов начал уже подозревать всех и вся. Конечно, насчет Николая — абсурд, но...
Жизнь вообще абсурдна.
У них бухгалтер работал лет десять. Неприметный такой Иван Иванович. Сидоров. Умный, опытный, осторожный, преданный. Много черных-серых схем через него шло — всегда все чисто. Скромный такой человечек лет пятидесяти. Без особых потребностей. Троицкий платил ему огромную зарплату, а он все ходил в одном и том же пиджаке советского еще производства с кожаными заплатами на локтях. Почти все деньги раздавал родственникам, в том числе и каким-то наглым племянникам с уралов и из сибирей, которых в глаза не видел.
И вдруг украл миллион баксов у Троицкого. Хотел сбежать. Было ясно, что поймают и убьют. Без вариантов. Поймали на следующий день. Ни доллара не успел потратить. Троицкий даже не ругался, только спросил растерянно: «Иван Иваныч, что с тобой?..»
А этот дурак, оказывается, влюбился в пэтэушницу. В классическую занюханную пэтэушницу из Ломоносова. Серов ее видел потом: ума и внешности ровно на то, чтобы до тридцати лет работать дешевой шлюхой, а потом продавщицей в овощном. И хорошо если в Питере, а то, скорее, в своем Ломоносове. Иван же Иваныч удумал удрать с ней в Австралию. Зачем в Австралию, что он там с ней делать собирался — не смог объяснить.
До того абсурдно, что его и убивать не стали. Отрубили два пальца с правой руки и — пинком под зад.
Он спился потом быстро, хотя до любви в рот не брал...
Что же там Николай? Вышел из катера, пошел по мысу осмотреться на местности.
На местности внимание Николая привлек толстый мужик в ковбойке и белой панаме. Громко спрашивал, заглядывая в разговорник, на чрезвычайно ломаном французском:
— Сколько стоит покататься на катере?
— Один час прогулки стоит пятьдесят евро,— вежливо ответил хозяин одного из припаркованных у маяка туристических катеров.
— Я не понимаю. Я турист из России,— столь же громко орал толстяк.
«А не понимаешь, хер ли спрашиваешь?» — подумал Николай и подошел поближе.
— Чья это яхта? — толстяк указал рукой на яхту Троицкого.
«Ничего себе вопросики».
— Я не знаю,— пожал плечами хозяин катера.
— Чего вы хотите? — вмешался Николай.
— О, вы русский,— обрадовался толстяк.— Хотел узнать, чья это яхта.
— Зачем?
— Очень красивая. И название наше, славянское. «Мрия» — по-украински «мечта».
— Я в курсе,— Николай внимательно разглядывал толстяка.— И что дальше?
— А чья яхта — не в курсе? «Надо же какой упорный».
— Нет. А час прогулки стоит полета евро. Я могу вас как соотечественника — за сорок. Попозже. К вечеру сегодня.
Толстяк горячо поблагодарил Николая, обещал подумать и медленно побрел в сторону города, с любопытством поглядывая по сторонам.
Николай сел в катер и задумался. Вообще, делать этого он не любил и, по большому счету, не умел, но в текущей ситуации явно следовало задуматься.
Особых результатов, впрочем, размышления не принесли. «Пусть Демьяныч с Серым кумекают»,— сделал вывод Николай, а тут и менты вчерашние подвалили.
— Привет,— поздоровался Николай.
— Смотри, какой стал вежливый,— удивился Рогов.— Ну, привет...
— Едут,— опустил бинокль Серов.— Слышь, Де-мьяныч! Сейчас будут. Ты готов?
— Не ори,— поморщился в каюте Троицкий.— Чего мне готовиться-то? Вот только таблетки Димон притащил... Как мне прикажешь готовиться? Сходить отлить? Ну схожу...
Николай описал по заливу изящную дугу и эффектно притормозил у яхты. Гонять на катере он любил — с
семи лет сам ходил на моторке.
На борт Вася и Игорь поднялись в тишине. Серов жестом велел им поднять руки. Обыскал на предмет оружия. Тоже молча. И для солидности, и потому что не очень понимал, что говорить. Кивнул в сторону каюты. Протянул Николаю бинокль:
— Последи за акваторией. Мало ли что...
Каюта была отделана красным деревом. С неброской золотой окантовкой. Стильные кожаные диваны, аккуратный столик с фруктами и напитками. На стене гравюра. Рогов ткнулся в нее носом:
— Культурненько...
— А ты думал, у него тут бабы с титьками? Из «Спид-инфо» вырезки?
— Это есть как раз...
— Что?
— Баба с титьками,— Рогов показал на гравюру. На
носу парусника и впрямь красовалось грудастое морское божество. Наяда или русалка.
Вошел Серов, за ним Троицкий. Поздоровался за руку.
— Позвольте еще раз ваши документы, господа. А то я толком не рассмотрел.
Плахов и Рогов протянули свои удостоверения.
— Капитан милиции Плахов Игорь Сергеевич... — прочел Троицкий.— Старший лейтенант Рогов Василий Иванович... Отдел по раскрытию убийств... Хороший отдел.
— Можно я гляну? — подал голос Серов.
— Глянь... А вы садитесь, господа. Что-нибудь пить будете?
— В рабочее время — только сок,— заявил Рогов.
— Ну, наливайте сок,— ухмыльнулся Троицкий.— Сами справитесь?
Рогов налил себе апельсинового сока. Игорь воздержался.
— Итак, к делу. Значит, по-вашему, меня «заказали»? И кто же?..
— Не знаем. Вам виднее...
Серов нехотя протянул оперативникам документы, извертев и так и сяк. Только что не обнюхав.
— Что, у тебя врагов нет? — отпил сока Вася.
— Живых — хоть отбавляй,— медленно произнес Троцкий.— В том числе и в милиции...
— Мы бы вас тогда не предупреждали,— пожал плечами Плахов.
— Тут еще разобраться надо, что у вас за игра,— возразил Михаил Демьянович.— Во-первых, откуда у вас эти сведения?
— От агентуры,— пояснил Игорь.— Киллер, его кличка Хомяк, нашему человеку сболтнул. В интимной беседе. Только вот заказчика не назвал.
— Что еще за Хомяк? Кто такой? — напряг память Серов.— Питерский?..
— Да, у нас базируется. Говорят, ученик Солоника. Троицкий и Серов переглянулись.
— Я слышал, там еще какой-то Сосулько объявился? — подозрительно спросил Серов.
— Этого гуся лапчатого знаем,— едва сдержал улыбку Рогов.— Только не Сосулько, а Сосулька. Не фамилия, а «погоняло». Но мы его взяли,.. С месяц где-то... Да, Игорь?
— Полтора уже,— легко соврал Плахов,— президента хоккейного клуба напоследок грохнул. В шайбу взрывчатку вмонтировал. А Хомяк — вот он...
Плахов достал из кармана фотографию Егорова, сделанную в уличном автомате, и положил перед Троицким.
— Полное имя — Егоров Сергей Аркадьевич. Сорок шесть лет. Раньше служил в спецназе ГРУ. Афганистан, Чечня, все дела... Подполковник в отставке. Мы с ним вместе сюда летели, чтоб под контролем держать.
Самое трудное было уговорить Егорова на кличку Хомяк. Сам он предлагал — Бизон.
— И где остановился, мы в курсе.
— Демьяныч, это тебя спецслужбы заказали,— встрял вдруг молчавший доселе Дима.— Как Троцкого... Троицкого как Троцкого.
— Исключено,— помотал головой Плахов.— У нас сейчас с Литейным дружба. Спрашивали — это не они.
С Литейным, то есть с ФСБ, у милиции отношения то налаживались, то напрягались. Как раз сейчас, вопреки заявлению Игоря, был период охлаждения, но этого-то Троицкий точно проверить не мог.
— Я такого не знаю,— сказал Серов, внимательно изучив фотографию.
— Я тоже,— кивнул Дима.
— Этого позови,— Троицкий кивнул в сторону палубы.— Белое Сердце...
Дима пошел за Николаем.
— За ним четыре убийства минимум,— заливал Плахов о мнимых подвигах Хомяка.— В Пскове вице-мэра уложил — снял из оптики на балконе. Тот и вышел-то на секунду, глянуть — стоит ли машина внизу... В Питере двух авторитетов и в Москве одного ресторатора. Который сеть быстрого питания «Хрум-хрум».
Только не доказать ничего. А сейчас есть возможность взять с поличным.
— Что ж вы французам об этом не сообщили? Сами пришмандячили. Или в Канны захотелось?
— А вы им, Михаил Демьяныч, нужны? — вопросом на вопрос ответил Плахов.— Французам-то?..
Троицкий промолчал. Появился Николай, увидел фотографию и удивился:
— О, я этого чмыря сегодня видал! Хотел рассказать как раз...
— Где ж ты его мог видать? — опять заподозревал что-то Сергей.— Ты сегодня только к маяку плавал.
— Там и видал. Про яхту Демьяныча выспрашивал. Красивая, говорит, яхта. И про мечту что-то загибал. Наглый очень. На хомяка похож...
— Стоило без присмотра оставить... — развел руками Плахов.
Тут уж Троицкому пришлось поверить. Он переменился в лице. Достал из кармана коробочку с витаминами, вытащил несколько штук, взвесил на ладони. Передумал, швырнул на пол, налил виски. Понюхал — тоже передумал. Бросил Серову: ;
— Пошли, подышим...
В голубом небе плыл огромный дирижабль, на котором был нарисован задорный розовый поросенок. Хвостик его переходил в название кино — «Неунывающий Мирияку». Японский мультфильм про поросенка обещал стать сенсацией фестиваля. Озвучивал поросенка Майкл Джексон, а его папашу, старого свина,— Элтон Джон.
— Свинью запустили,— недовольно глянул на дирижабль Троицкий.— Совсем озверели.
Сергей закурил. Троицкий вырвал у него сигарету, швырнул за борт.
— Хватит травиться! Подумай лучше, кто же это мог? Знать бы...
— Может, Кашалота люди? — наморщил лоб Сергей.
У потерявшего силу, смертельно больного Кашалота Троицкий недавно отобрал несколько казино. Кашалот, похоже, этого и не заметил: он крепко сидел на опиуме и постоянно читал какие-то религиозные книги. То ли про белое братство, то ли про зеленое.
— Кроме него, что ли, некому? Те же эфэсбэшники... Мало ли чего им на Литейном напели.
— Демьяныч, давай свалим от греха подальше,-- завел свою любимую волынку Серов.— Проводим твоих гостей, якорь поднимем — и фыоить!.. Чего тебе здесь еще делать? Премьера прошла. Приза, сам говорил, хрен дадут.
— Главного не дадут, но, может, какой второстепенный... — Троицкий не очень верил даже в такую перспективу, но ведь надежда, как известно, умирает последней,— За операторскую там работу или еще за какую херню... А главное: толку-то сматывать? Захотят — найдут. Надо узнать, кто заказал. Мы бы тогда «ответку» заслали...
Над головой со свистом пронеслась жирная чайка. Есть такая примета: чайка над головой? Или вообще птица? Точно: есть примета, что в дом птица не к добру залетает...
— Я только одного не пойму. С чего это менты о тебе заботятся? Какие-то скользкие они. Особенно этот... вежливый.
Под вежливым Серов имел в виду, разумеется, Плахова,
— Думаешь, лажа? — поскреб подбородок Троицкий. Сергей пожал плечами. Троицкий двинул в каюту.
Рогов пил сок, а Плахов сидел молча, глядя через окно на залив.
— Что-то мне, господа, ваш интерес все-таки неясен,— Троицкий взял быка за рога. Подпустил в голос угрожающих интонаций. Совсем чуть-чуть. Но действует. На такие вещи Демьяныч был большой мастак.
— Чего ж тебе неясно? — удивился «невежливый» Рогов.— Хотим Хомяка с поличным взять. В момент покушения.
— Так дали бы ему меня пристрелить. После бы и брали. С поличным. Одним выстрелом — двух зайцев. Обо мне-то чего переживать? — резонно, в общем-то, рассудил Троицкий.
— Мы не о вас, Михаил Демьяныч, переживаем. Просто интересы совпали,— пояснил Плахов.— Нам не выгодно, чтоб вас убили.
— Это почему же? А, по-моему, вам как раз очень даже выгодно.
— Ну как же — вы ведь «жертва политического режима». Сразу раструбят на весь мир, что это происки спецслужб. Сами же говорите. А мы скоро встречаемся с Егор Егорычем...
— С кем?
— С Бушем...
— Вы встречаетесь с Бушем? — не понял Троицкий. Может, все сейчас разъяснится спокойненько?
Просто двое сумасшедших, которые где-то надыбали ментовские ксивы. Тогда можно спокойно скинуть их за борт. А Хомяка никакого нет. Хотя Хомяк-то как раз есть... У маяка бродит.
— Ну не мы, а президент. У России саммит со Штатами. И там одна из тем — политические репрессии. Особенно после дела «Юкоса».
— Да, это вы нам, изгнанникам, удружили,— ухмыльнулся Троицкий.— Удобно теперь отмазываться.
— Нас потому и отправили, чтоб тебя спасти,— важно заявил Рогов.— После саммита нам по барабану, пусть тебя хоть изрешетят, а перед саммитом...
— Это и есть наш второй заяц,— закончил Плахов. Троицкий секунду подумал.
— Звучит логично. Так что вы предлагаете, господа менты?
— Совместные действия...
