Глава 20

Азамат даже пугается моего истерического хохота, а уж тем более когда я сползаю по прохладной шершавой стене Дома Старейшин – решает, что мне плохо. А мне не плохо, мне очень-очень хорошо и легко так невыразимо, кажется, вот сейчас прямо отсюда могу на крышу сигануть, как блоха. Ну или ветерком подует – улечу.

Наконец, досмеявшись до слез, кашля, икоты и колик, я нахожу в себе силы прекратить хаос, а то Азамат и правда нервничает, а уж он-то больше меня заслужил сейчас вздохнуть с облегчением. Сидит передо мной на корточках, за руки держит, воркует по-муданжски:

– Лиза, Лизонька, ну что ты, тише, тише…

Обнимаю его.

– Поднимай, – говорю.

Он встает со мной в охапке, как будто с пустыми руками, так легко. Ему, наверное, теперь тоже легко, как мне, и даже легче. Когда он меня ставит, мне кажется, что он сам уже парит над землей, нависает оттуда сверху, огромный, как столб дыма, вот-вот ветром развеется. Но и я сама представляю из себя сгусток черемухового запаха, не более. Подпрыгиваю на месте, не знаю зачем, и вдруг и правда подлетаю так высоко, как никогда раньше не удавалось.

– Ух ты! – заявляю авторитетно. Гляжу вниз – да нет, ничего особенного, те же плитки, которыми вся площадь вокруг Дома Старейшин выложена. Подпрыгиваю еще раз – и снова невероятно высоко. Хом болтается на шее, как пенковый: вижу, но не чувствую.

Азамат смеется:

– На Муданге притяжение меньше, чем на Земле, планетка-то маленькая!

– А почему я это только сейчас заметила? – удивляюсь.

– Кто тебя знает? – пожимает плечами Азамат. – Мысли тяжелые думала, наверное.

– Зато теперь голова абсолютно пустая, – пожимаю плечами. – Автопилот пьян, так что командуй, как мы живем дальше.

– Ну для начала я бы что-нибудь съел, – сообщает Азамат с таким аппетитом, что я немедленно заражаюсь идеей. А заодно вспоминаю про припасенную воду и выхлебываю полбутылки на радостях. Оказывается, у меня ужасно пересохло во рту.

– Веди, – говорю, – туда, где кормят!

– Еще бы я знал, где теперь кормят… – бормочет он растерянно. – За столько лет все могло десять раз поменяться…

На наше счастье из-за угла выруливает Тирбиш. Правда, он сразу засекает озабоченный вид Азамата и меня в слезах, и лицо его делается таким жалостливым, что аж сердце сжимается.

– Что… все? – неловко спрашивает он, подходя.

– Все отлично! – говорю с широченной улыбкой сквозь слезы. – Мы просто не можем решить, где лучше закатить пир горой в честь окончательного соединения прекрасных нас семейными узами!

Тирбиш по ходу моего монолога демонстрирует все больше зубов и под конец начинает напоминать акулу. Азамат похлопывает меня по спине.

– Лизонька, у тебя точно вода в этой твоей бутылке?

– Точно, – говорю, неуклюже протягивая ему бутылку. – На, проверь. Я вообще удивляюсь, что ты такой спокойный, можно подумать, твердо знал, что все так и выйдет!

– Твердо знал! – фыркает Азамат. – Да я до сих пор поверить не могу! Тем более мне прошлой ночью наснилось столько вариантов, как все случится, что я уже совсем не отличаю, где сон, где явь.

– Так пошли в «Щедрого хозяина», там быстро разбудят! – предлагает Тирбиш, махнув влево, где, видимо, и находится оное заведение.

– Он еще стоит? – удивляется Азамат. – Я думал, после смерти старого Угуна «Хозяин» долго не проработает. – Он продолжает говорить, пока мы садимся в машину. – Его племянник ведь ни за что не хотел переезжать в Ахмадхот, а больше и родственников вроде бы не было живых.

– Не хотеть-то он не хотел, – говорит Тирбиш, выруливая с площади на одну из радиальных улиц, – да только старый Угун его не спросил. Устроил все так, чтобы трактир ни на день не закрывался, вы же помните, как он это умел.

Мы подъезжаем к особо глубокой луже, и Тирбиш форсирует ее, не снижая скорости. Фонтаны из-под колес, конечно, до небес, но нас даже не качнуло. Сашка бы за такую машину полцарства отдал, у него вокруг дачи дороги-то в межсезонье не лучше.

Нужный нам трактир оказывается совсем близко – оно и немудрено, Ахмадхот вообще небольшой город. Это тоже саманный дом, большой и круглый, насколько я могу судить, с маленькими окнами, подсвеченными красным и оранжевым, а над входом торчит уж очень толстый козырек. Темновато для рассматривания, свет только из окон соседних домов да из фар Тирбишева драндулета.

– Развернись, посвети, – говорит ему Азамат. – Лиза ведь не видела…

Тирбиш послушно разворачивает машину так, чтобы фары глядели на здание трактира, и становится видно, что козырек – вовсе никакой не козырек, а голова вроде змеиной. Через несколько секунд я понимаю, что все здание представляет собой гигантскую черепаху с монументальными ножищами-колоннами, подпирающими покатую крышу-панцирь.

– Ух ты-ы-ы… – протягиваю я, рассматривая исполинскую черепаху. Она правда как живая, не стилизация какая-нибудь, не намек, а просто того и гляди двинется на нас, разевая свой драконий клюв.

– Пойдем, пойдем, – посмеивается Азамат. – Налюбуешься еще на архитектуру.

А сам довольный как слон, что я так впечатлилась.

– Да уж, – говорю, – это не гарнетское стекло с пальмами.

Мужики ржут.

Внутренность «Щедрого хозяина» не уступает наружности. Там и правда красно-оранжевое освещение, не очень яркое, но видно хорошо. Потолок представляет собой гигантский зонтик, вдоль спиц которого развешаны фонарики, бусики, ленточки, шнурочки, статуэточки и прочая дребедень. Посередине зала, очевидно, кухня, распространяющая во все стороны здоровые запахи вкусной, сытной и разнообразной пищи. Там заправляет сурового вида тетка в три обхвата, а к ней иногда присоединяется снующая по залу официанточка в свободных штанах, тоже не дистрофичная, мягко говоря.

Сам зал представляет собой очень толстый ковер, по которому хаотически раскиданы подушки для сидения, а между ними с трудом втиснуты столики соответствующей высоты. Сейчас тут довольно людно, хотя и не аншлаг. Вокруг столиков поблескивают черные лоснящиеся муданжские затылки. Посетители по большей части вальяжно раскинулись на подушках, попивая, пожевывая, покуривая и похохатывая. Действительно сидят и едят единицы. Удивительно, но при всем при этом совсем не душно, не то что у Старейшин.

Мы устраиваемся вокруг столика неподалеку от входа.

– Все-таки женщина готовит? – замечаю я. – Нарассказывали мне тут…

Азамат поднимает взгляд на кухарку.

– Сам удивляюсь, – кивает Тирбишу: – чего это она?

– Ее племянник Угуна нанял, – говорит Тирбиш с хитрой физиономией. – Она вдова с Восточных островов. Всю жизнь хотела жить в столице, да муж на это заработать не успел. А тут Удан ей предложил халявное жилье да парнишке ее образование. Она же с годовалым осталась. Ну так она решила, что ради такого дела можно и поработать, пока на повара не скопит. Да и втянулась, сыну уже пятый год пошел, а она все здесь. Девчонок со своего острова притаскивает, а они там красивые такие… По паре месяцев поработают – и замуж.

– Это так Восточные острова вообще без женщин останутся, – усмехается Азамат.

Тут к нам подходит официантка, похожая на свежую булочку.

– Чего будет угодно? – спрашивает она, без тени стеснения рассматривая меня. То так голову повернет, то сяк.

Азамат открывает было рот, но Тирбиш вдруг перебивает и заказывает какое-то непроизносимое блюдо, которое, насколько я поняла, ему здесь особенно нравится. Он тут же извиняется перед Азаматом и поясняет:

– Бул-Ивсин потрясающе готовит… – тут он снова говорит то непроизносимое слово, – вам обязательно надо попробовать!

– Не уверен, что Лизе понравится, – качает головой Азамат, но сглатывает при этом очень выразительно.

– Да я не шибко голодная, – отмахиваюсь. – Не понравится – обойдусь, так что бери что хочешь.

Сдобная официантка приносит нам чаю, и Азамат, понюхав его, тут же зачем-то требует еще. Оказывается, обо мне печется: принесенный чай содержит в себе бараний жир и острые приправы и для меня совершенно несъедобен. Но вот второй чайник тоже тут, и можно спокойно разлечься на подушках в ожидании основного блюда.

– Ну расскажите же, как все прошло! – не выдерживает Тирбиш.

Азамат кратко излагает ему основные моменты, даже слишком кратко, на мой вкус, и поглядывает на меня все время как-то странно. Мое эпатажное заявление про кражу души он и вовсе пропускает.

– Так вы понимаете по-муданжски?! – в полном ужасе говорит Тирбиш, краснея. – Ой, боги, да мы ж при вас столько всего… ой, простите!

Азамат только головой качает – тоже, похоже, только что дошло.

– Да ничего особенного вы при мне не говорили, или я не поняла. Я ведь не так чтобы хорошо знаю язык…

– Кошмар, ужас, – бормочет Тирбиш.

– Да тебе-то ладно, – говорит Азамат. – Я пытаюсь прикинуть, чего я мог наболтать, вот где ужас начинается. Удивительно, как Лиза вообще за меня пошла, если все понимала.

Я хмыкаю.

– Скорее уж наоборот, честно говоря. Тебе крупно повезло, что я случайно подслушала вас с Алтонгирелом у твоей незапирающейся двери, а то бы сошла на Гарнете, и поминай как звали.

Азамат пару раз моргает, пытаясь припомнить, о чем был разговор, потом бледнеет, краснеет и закусывает губу. Тирбиш, кажется, перестает дышать. Я покатываюсь со смеху.

– Да ладно, – говорю. – Теперь-то чего нервничать?

– Да та-ак, – нетвердым голосом протягивает Азамат, потом облегченно переводит дух. – Все никак не могу привыкнуть, какие невероятные вещи кажутся тебе важными и привлекательными.

– А пора бы, – говорю, наставительно грозя пальцем. – Не все же мне одной под вас подстраиваться. Кстати, объясни мне наконец, что было не так с этими фигурками?

– Какими фигурками? – Тирбиш хватается за другую тему, как утопающий. Видно, сильно ему неуютно.

– Бормол? – переспрашивает Азамат. Можно подумать, большой выбор. Киваю. Он трет подбородок. – Не то чтобы с ними было что-то не так, просто… – поднимает на меня робкий взгляд. – Ты их всерьез выбирала?

– Ты думаешь, я могла в таком деле пошутить?! – огрызаюсь я несколько более агрессивно, чем оно того заслуживает. Видимо, злость, что никто мне ничего заранее не объяснил, все еще не улеглась.

– Нет, конечно, – быстро говорит Азамат. – Просто мне казалось, что я тебя уже неплохо знаю, а тут вдруг такие символы… Ты пыталась напугать Старейшин, что ли?

Нет, так мы никогда друг друга не поймем.

– Азамат, – говорю, – расскажи мне, что значат мои бормол.

– Ну как… – Он разводит руками, потом чешет в затылке. – То и значат. Куда еще рассказывать-то?..

– А какие? – спрашивает Тирбиш.

– Можно ему сказать? – уточняет у меня Азамат.

Я киваю, чувствуя, что сейчас начну убивать.

Он быстро бормочет по-муданжски, и Тирбиш резко спадает с лица, а потом окидывает меня благоговейным взглядом. Проблема в том, что то, что сказал Азамат, совершенно непохоже на то, как по-муданжски называются те предметы, которые я выбрала. Настораживаюсь.

– А ну-ка повтори названия на всеобщем, – говорю ему.

– Э-э… – Азамат на секунду задумывается, – трон, небеса, молитвы.

Я роняю голову в ладони. М-да, где мне было догадаться.

– Алтонгирел – идиот, – заключаю я в итоге. – Да и ты немногим лучше. Уж извини, но предметы, которые я выбрала, называются подушка, зонтик и книжка. А все остальное – это ваше больное воображение.

Азамат смотрит на меня пару секунд не моргая, а потом как грохнет хохотать, Тирбиш аж подскочил.

– Ну, коне-эчно, – стонет мой муженек, – ты же не знаешь значений! Ой, не могу, Лиза, а я-то волнуюсь! Боги, да если бы Старейшины знали…

Тирбиш чешет в затылке:

– Вот это да-а… И ведь не поспоришь, правда же подушка, зонтик и книжка!

Азамата накрывает второй волной хохота. Я сижу, посмеиваюсь дебильненько, жду, пока его отпустит и я получу какие-нибудь объяснения. Ну ладно, параллель зонтик – небо я еще могу себе представить. Подушка – трон – уже хуже, но если на ней сидят… А уж книжка – сборник молитв, что ли? Ну и как, откуда я могла это знать?!

Ишь, как его разбирает, прямо как меня у Дома Старейшин. Тоже стресс выходит небось. Но все-таки Азамат гораздо сдержаннее меня, так что у него это не так долго длится. Поднимается только что не из-под стола в сидячее положение, утирает слезы.

– Лиза, – всхлипывает он, – с тех пор как ты появилась, я смеюсь вдвое больше, чем за все пятнадцать лет изгнания вместе взятые!

– Это меня не сильно удивляет, – говорю. – Лучше объясни, как я должна была, по-твоему, понять, что есть что в этих несчастных фигурках.

– Ну это же… все равно что ты бы про дом сказала, что это кусок глины! В голову ведь не придет, что можно не знать такие вещи! Да и вообще, если забыть о значении, то как ты выбирала-то? Не по внешнему сходству ведь!

Высоко задираю брови, стараясь выразить на лице как можно большее фе.

– Я, естественно, наделила их значениями по функции. Подушка нужна, чтобы было мягко и уютно, зонтик от дождя, книжка – чтобы не скучать, тем более, у тебя ведь тоже книжка была…

Он воздевает руки к небесам:

– У меня были летописи, я ведь книжник! А ты взяла молитвенник!

– Чем они отличаются на вид-то?!

– Молитвенник узкий, потому что стихи в столбик пишутся, – объясняет он, снова начиная смеяться.

– Дал бы мне рулетку, – говорю, – я бы померила и сравнила!

– Ты лучше скажи, – Азамат с трудом борется со смехом, – зачем тебе был зонтик? От какого тебе дождя защищаться надо?

Я открываю рот… и чувствую, что краснею, припоминая тот сентиментальный бред, который был у меня в голове. Тем более при Тирбише уж и вовсе неудобно… А этот сидит, похохатывает, зонтик ему смешно.

– Ну видишь ли, – отвечаю прохладно, – мне Алтонгирел велел постараться показать себя хорошей женой. Вот я и старалась выбирать такие вещи, которые описывают хорошую жену.

– И при чем тут зонтик? – фыркает Азамат, трясясь от смеха.

Мне это начинает надоедать. Подзываю его пальцем, чтобы наклонился поближе. Он перегибается через столик, а Тирбиш, наоборот, откидывается назад, чтобы не слушать.

– Видишь ли, дорогой, – говорю довольно раздраженно, – я считаю своим долгом защищать тебя от злословия и поддерживать в трудную минуту. Конечно, если ты находишь это смешным, я могу воздержаться.

Отодвигаюсь, чтобы заглянуть ему в лицо. Смеха и след простыл, конечно. Жалко его так осаживать, вон извиняться принялся… Господи, как же я с ним жить-то буду, если даже после такого крошечного выговора сердце сжимается и хочется все вернуть как было. Пускай смеется, если ему весело, на его долю и так достаточно злобы выпало.

Пересаживаюсь к нему под бок, обнимаю, насколько дотягиваюсь.

– Не мечись, – говорю. – Если я намекаю, что ты неправ, это еще не значит, что я тебя ненавижу.

– Надеюсь, – улыбается он, целует меня в макушку.

Тут является официантка с нашей едой, Тирбиш оглядывает и девушку, и подносы плотоядно, тем более что на нас ему смотреть неудобно. Официантка пялится пару секунд на нашу скульптурную группу, краснеет, быстренько составляет с подноса блюдо и уматывает – не иначе сплетничать.

На блюде тушка чего-то типа кролика в окружении белых хлопьев.

– Кто это? – спрашиваю.

Азамат щурится, напрягая память.

– Сурок.

Тут вдруг становится очень шумно – в трактир вваливается толпа народа, в гуще которого я различаю Алтонгирела.

– Вот, точно они! – кричит какой-то мужик от двери. – Я ж говорил, Азаматов хохот ни с чем не спутаешь.

Пришедшие довольно бесцеремонно рассаживаются за нашим столом. Хорошо, что я подсела к Азамату, а то оказалась бы в гуще чужих тел. Он, не задумываясь, отрывает от тушки половину и отдает Тирбишу, а остальное так и держит на весу. Видимо, иначе сожрут.

– Ты будешь? – спрашивает меня, как бы не замечая толпы вокруг.

– Кусочек… – без энтузиазма соглашаюсь я.

Он выдает мне, видимо, голень. Ох, как же я не люблю соотносить еду с тем, что бегает! Впрочем, на вкус эта тварь оказывается вполне приемлемой, особенно если не думать. Азамат наливает мне молока и предупреждает не запивать чаем, а то, говорит, невкусно будет. Верю беспрекословно.

Практически напротив меня усаживается Алтонгирел с видом мецената-юбиляра, можно подумать, это его свадьбу мы тут празднуем. Девушка-булочка приносит два кувшина с выпивкой, которые практически тут же пустеют, хотя мы и не участвуем. Мне кажется, Азамат хочет выпить, но отказывается вслед за мной.

Один из вновь прибывших произносит длинный хитроумный тост, но, поскольку эта чарка у него явно не первая, я почти ничего не понимаю – только то, что пьют они за Алтонгирела.

– Молодец! – от души хвалит его мужик постарше справа от меня, показывая какую-то конструкцию из пальцев. – Вот это я понимаю, в корень смотришь! Это ж надо так разглядеть! Даже учитель твой не увидел, что они подходят, а ты прямо раз – и все! Великий Старейшина из тебя получится, под стать Ажгдийдимидину!

Я чуть не давлюсь – и от имени, и от ситуации. Шепчу Азамату:

– Это у вас принято так, не молодоженов поздравлять, а того, кто их поженил?

– Они с нами говорить стесняются, – объясняет Азамат. – Ты и для нас в космосе почетная гостья была, а тут и вовсе божество, тем более про твои бормол уже полгорода знает, я думаю.

Видимо заслышав знакомое слово, Алтонгирел обращает ко мне свой царственный лик, открывает рот – и наступает тишина.

– Можно узнать, чего ты хотела добиться? – спрашивает он меня с высоты своего величия.

Ну и что я должна отвечать?

Азамат приходит на выручку, быстро и тихо что-то объясняет. На лице Алтонгирела, который с меня взгляда не сводит, на секунду мелькает удивление и даже уважение (или мне мерещится), но тут же снова сменяется маской превосходства.

– Что же, – говорит он размеренно, – это ничего не меняет. Одна трактовка бормол не отменяет прочих. И твое понимание, и наше описывают тебя в равной степени, это вопрос точки зрения, а суть едина.

Он замолкает и отпивает из чашки, обозначая, что речь окончена. Все вокруг начинают скандировать хвалы Алтонгиреловой мудрости, а мне предлагается утереться.

Я уже собираюсь предложить Азамату пойти отсюда на фиг, но он успевает первым:

– Ты будешь еще есть?

– Нет, спасибо. Доедай и пойдем.

Он кивает и быстро дожевывает сурка. Брр. Хотя я его тоже ела… Нашариваю в кармане влажные салфетки – я без них никуда – и выдаю ему руки вытереть. Мы уже даже встали, когда дверь таверны снова распахивается и врывается высокий раскрасневшийся мужик в неподпоясанном шитом халате поверх пижамы, пузо наружу, борода торчит во все стороны, глаза на лбу, дышит, как насос.

– Азамат!!! – вопит он срывающимся голосом, но так громко, что все посетители оборачиваются. – Ты вернулся!!! Боги милостивые!!!

А после этого происходит уж вовсе нечто феерическое – этот большой дядя прямо-таки напрыгивает на моего мужа, обхватывает его руками-ногами и повисает на нем, как коала на дереве, перемежая сдавленные возгласы полнозвучными рыданиями. Азамату только и остается, что поглаживать его по спине да приговаривать что-то утешительное.

– Кто это? – шиплю я Алтонгирелу.

– Младший брат, – как ни в чем не бывало отвечает духовник.

Видимо, у младших братьев заведено именно так приветствовать старших, иначе я чего-то не понимаю.

– А он всегда такой э-э… эмоциональный? – спрашиваю.

Те из мужиков вокруг, которые понимают на всеобщем, фыркают и смеются.

– Возможно, тебе это в новинку, – начинает Алтонгирел, и я уже жалею, что спросила, – но некоторым людям свойственно выражать свои чувства, а не представления о том, какими они должны быть.

– Несомненно, – говорю, – например, обиду на всех баб.

Я завоевываю еще несколько сдавленных смешков, а тем временем пылкий братишка все-таки отпускает моего мужа. Точнее сказать, он становится на свои ноги, хотя в вертикальном положении все еще находится только благодаря Азамату. Я обхожу этот монумент сбоку, смотрю на мужа вопросительно. Тот нежно улыбается в ответ.

– Он всегда боялся космоса, – говорит Азамат через голову братика. – Поэтому мы не виделись все это время…

Ох, смотрю, семейка у меня образуется… Честно говоря, я от этого деверя ожидала чего-то большего. Думала, он на Азамата будет похож, что ли… А он и лицом не похож, да еще борода эта длиннющая, козлиная, и пузо круглое поверх пижамных штанов. М-да.

– Мне тебя так не хватало, – бормочет этот дядя Азамату в воротник.

Хорошо хоть этого шрамы не смущают. Азамат в кои-то веки человеком себя почувствует. У меня за спиной возобновляется процесс прославления Алтонгирела.

Наконец осчастливленный родич находит в себе силы держаться на ногах самостоятельно и отпускает Азамата. Я тут же беру дорогого супруга под руку в надежде, что он нас официально познакомит. Он понимает намек.

– Это Арон, мой брат. Ты как предпочитаешь назваться?

– Как обычно, как тебе, ты же знаешь, я полное имя не люблю.

– Хорошо. Арон, это Лиза, моя жена.

Арон хлопает на меня мокрыми глазами. День истерик.

– Так это правда? Действительно земная женщина?

Я киваю.

Внезапно он набрасывается с объятиями на меня – хорошо хоть не с ногами! Я очень выразительно артикулирую Азамату, чтобы забрал от меня своего родича, а тот все бормочет, захлебываясь:

– Спасибо Вам, спасибо, спасибо!

В муданжском кроме «ты» и «вы» есть еще «Вы», которое употребляют при обращении к богам в молитве, насколько я помню. Ну да, я уже прониклась своим величием, а теперь отпусти.

Азамат не сразу, но все-таки ухитряется отцепить его от меня, а подоспевшая официантка приносит кувшин гармарры, которую Арон выпивает залпом до дна. Памятник поставлю тому, кто заказал, если только это не Алтонгирел.

Когда мой чувствительный деверь обретает способность снова воспринимать мир, Азамат заводит речь о ночлеге.

– Не хочется на корабле ночевать, после стольких лет без дома… У тебя же наверняка летний пустует?

– Да, да, пустует, – кивает Арон, вытирая нос, – но вообще… знаешь… Я так хотел, чтобы ты вернулся… так надеялся…

Азамат гладит его по плечу, выжидательно глядя. Надеюсь, он не предложит ночевать у него? Я не уверена, что он не залезет к нам третьим под одеяло…

– В общем, – продолжает Арон, – я за твоим домом присматривал. Чтобы крыша не протекла, следил, тропинку выкашивал… Короче говоря, вещей там, конечно, нет, но это я дам, а так вообще…

Я вижу, как у Азамата округляются глаза.

– Ты… сохранял мне мой дом? Все эти годы?

– Ну да, – Арон застенчиво краснеет, – я так тебя ждал…

Еще одной семейной сцены моя хрупкая натура не выдерживает, я отворачиваюсь и звучно сморкаюсь. Удивительно, что то же самое делает Алтонгирел. Ну все, теперь вечно буду мучиться, он это всерьез или тоже от цинизма?

Азамат тянет меня за локоть, в глазах душа прямо даже не в зеркале, а из окошек глядит.

– Ты поняла, да?

– Я поняла, что кое-кто любит тебя почти так же сильно, как я.

Он улыбается с влажными глазами, и Арон тащит нас скорее к дому по другую сторону площади. Мы пробегаем пешком до Дома Старейшин чуть ли не быстрее, чем на машине, потом в горку чуть-чуть, потом за калитку, сквозь кусты и мокрую траву по прелой листве – и вот он дом. В темноте не вижу ничегошеньки, но Арон где-то на стенке нашаривает выключатель, и над входом вспыхивает радостная желтая лампочка. Арон отходит, предоставляя Азамату открыть дверь:

– Я сейчас домой сбегаю, постели вам принесу!

Я слышу, как его ноги быстро чавкают по листве и грязи.

Азамат не спешит: к ручке двери привязана толстая веревка с несколькими узлами, покрашенными в разные цвета, между ними на отдельных ниточках навязаны перья и камушки. Муж все теребит ее в руках.

– Что это? – отваживаюсь спросить я.

– Надпись, – отвечает он. – «Хозяина нет дома, но он скоро вернется, потому что здесь его любят».