Глава 12
Я просыпаюсь через какие-то жалкие шесть часов, на дворе еще светло. Не могу сказать, что отдохнула, но и заснуть обратно не выходит — нервничаю. Ладно, пойду проверю, все ли хорошо у моих мальчиков.
Картина, открывающаяся мне в соседнем номере, в чем-то комична. Оба спят в совершенно одинаковой позе, засунув голову под подушку и положив сверху локоть. Я не сдерживаюсь и фыркаю. Азамат вздрагивает и просыпается. Тут же вытаскивает голову на волю и вглядывается в Кира. Тот спит. Я открываю рот, чтобы привлечь к себе внимание, но Азамат сам меня замечает, подрывается с лежанки и выводит меня в коридор, тихо, но плотно закрыв дверь.
— Ты чего? — удивляюсь я.
— Не буди его, — понизив голос, отвечает муж. — Он только недавно заснул. Сначала все на меня таращился, сам себя будил, встряхивался, как будто боялся спать. Я тоже все дергался, как бы он не сбежал, но потом усталость пересилила.
Я только головой качаю.
— Ох и намучаемся мы с ним…
— Лиза, ты можешь полностью переложить все заботы о нем на меня, — тут же говорит Азамат. — Он мой сын, и тебе с ним мучиться совершенно необязательно. Ты и так уже подвиг совершила, что его приняла в семью и меня простила. Никто от тебя не может ждать большего!
— Ну ты что, Азамат! — возмущаюсь я. — Какая же у нас будет семья, если я не буду общаться с твоим ребенком? Тем более у тебя времени на него будет — с кошкин зуб, а с мальчиком надо много заниматься, чтобы он как-то обжился, привык к нам… Я словами не бросаюсь, если уж назвалась матерью, то матерью и буду.
Азамат хмурится и явно колеблется, но наконец говорит:
— Это очень благородно с твоей стороны, но не думаю, что тебе стоит себя заставлять… Он ведь тебе не понравился.
Я на пару секунд теряю дар речи.
— С чего ты взял?
— Ну, я же вижу, как ты на него смотришь, как разговариваешь. Ты даже к Ирих лучше относилась.
— Солнце, да я с ним общалась-то часа три максимум, и, согласись, за это время он успел создать кучу проблем. Нельзя же сразу прям полюбить!
— Конечно, нельзя, — соглашается Азамат. — И не нужно. Если он тебе неприятен — так не общайся с ним. Я разберусь. Ему и так досталось в жизни, я хочу, чтобы ему было хорошо, а ты только будешь его понукать и напоминать ему, что он чужой.
Я встряхиваю головой, чтобы убедиться, что не сплю. Вот только ссоры с мужем мне не хватало для полного счастья. Что еще за идеи такие?
— Это тебя так разозлило, что я ему не разрешила вчера вторую порцию мяса съесть? — спрашиваю.
— Ну, и это в частности, — уклончиво отвечает Азамат. — Он в приюте мясо видел раз в год по праздникам. Ну подумаешь, стошнило бы, велика беда.
— Стесняюсь напомнить, — говорю, — но я врач. Для меня здоровье важнее чувств. Это касается всех пациентов, в том числе тебя. Помнишь, как тебе поначалу было неприятно передо мной раздеваться? И ты думаешь, раз я все равно заставляла тебя лечиться, это значит, что я тебя не любила?
Азамат моргает.
— Я как-то об этом в таком ракурсе не задумывался… М-да, извини, все время забываю, что для тебя профессиональное важнее личного.
— Ну, положим, не всегда, но когда речь идет о здоровье моих близких, то я не задумываюсь об оскорбленных чувствах. Когда прилетим на Дол, первым делом Кира надо будет обследовать. Мало ли, может, ему вообще особая диета нужна, он в приюте мог чего угодно набраться. И тощий ужасно. Об этом бы подумал. Я еще про Алэка тебя предупреждала: баловать не позволю! Надо было, когда вчера летели в приют, не сканворды гадать, а читать методички по усыновлению. В ближайшее время этим и придется заняться.
Азамат некоторое время смотрит на меня изучающе.
— Прости, — говорит наконец. — Я поспешил с выводами. Ты права, мы его еще совсем не знаем. Но обещай мне, Лиза, пожалуйста, что, если он будет тебя раздражать, ты сразу скажешь мне, чтобы я принял меры. Я очень боюсь тебя потерять из-за него.
Вздыхаю и тру лицо.
— Что ж ты так паникуешь каждый раз? Мы с тобой вместе до сих пор со всем справлялись. И с этим справимся, чего психовать-то? Никуда я от тебя не денусь. Только не надо сразу собак спускать, если я на твое чадо не так посмотрю. Ты же не думаешь, что я буду ему нарочно вредить, правда?
— Конечно нет! Но, мне кажется, ты могла бы быть помягче…
— Вот с этого и надо было начинать, а не с «не тронь, мое!». Я постараюсь быть с ним поласковей, понимаю, что ему этого в жизни очень не хватало. Но здоровье все-таки важнее.
Азамат кивает и обнимает меня немного отчаянно, видно, и впрямь перепугался вчера. Глажу его по спине, целую сквозь рубашку. Кир — не единственный, кому в нашей семье не хватало ласки.
— Ладно, — вздыхает Азамат, успокоившись, — скажи мне теперь, пожалуйста, когда ему можно будет есть вдоволь?
— Да можно-то хоть сегодня, только надо заказать что-нибудь полегче. Супчик, например, тушеное что-нибудь, вареное… Молоко опять же, кефир. И пускай ест сколько хочет, лишь бы не болел.
— Ба-а, какие гости! — слышится из-за моей спины. Я мгновенно оборачиваюсь. Оказывается, это Лентяй поднялся поздороваться.
— Здравствуй. — Азамат смущенно улыбается. — Буду благодарен, если ты не станешь оповещать всех постояльцев, что я здесь.
— Да уж знаю, — ухмыляется Лентяй, поглаживая бороду, — что ты тайком вчера пробрался. Но не переживай, постояльцев у меня сейчас нет. Двое ночевали, так они утром убыли. Не сезон сейчас, знаешь ли. Так что спускайтесь-ка вы в зал да отобедайте свеженьким, уважьте хозяина.
— Мы бы рады, — начинает Азамат, — но…
Тут дверь, у которой мы все это время стояли, приоткрывается, и в образовавшуюся щель высовывается косматая голова Кира. Поняв, что его заметили, он вздыхает и выходит к нам целиком.
— Доброе утро, — приветствую я. — Как спалось?
Он смотрит на меня как на ненормальную.
— А, вот и твой парнишка! — радостно говорит Лентяй, как будто уже сто лет знает о существовании Кира. — Как же, как же, мне сын про него говорил! Ну давайте, чего застряли, идемте вниз!
— Пойдем завтракать? — предлагает Азамат Киру. Тот пожимает плечами и топает вместе с нами к лестнице.
Одежда на нем тоскливая. Все те же вчерашние залатанные шерстяные штаны, рубашечка на пару размеров меньше, чем нужно, с оторванным карманом, ботинки… как будто сшитые из кусков валенка и стропы. Похоже, на босу ногу. Надо где-то прикупить ему одежды до того, как в столицу приедем, а то неприлично. Но Азамату лучше до ночи из трактира носа не высовывать.
— Лентяй, послушайте, — говорю негромко, — нам бы мальчика одеть… Тут поблизости нет какого-нибудь магазинчика, чтобы продавец нелюбопытный был?
Лентяй задумчиво скребет бакенбард.
— У брата моей жены магазин есть, там всякое земное шмотье, вроде как модное, да я в этом не понимаю ничего. Скучные такие тряпочки, да и толкает он их, скажу я вам, втридорога, но молчать будет как демон. И идти недалеко.
— Лиза, я не хочу, чтобы до официального заявления… — начинает Азамат, но я перебиваю:
— Ты останешься здесь, я с ним схожу. Косынку надену, кто приглядываться будет? Да и даже если узнают, я вполне могу тут пациента навещать, кому какое дело. Незаметно купить ему одежду в Ахмадхоте будет гораздо труднее, а в том, что есть, Старейшинам его не покажешь. Да и холодно, и антисанитарно.
Я ворчу частично на всеобщем, потому что в муданжском некоторые ключевые понятия по-прежнему отсутствуют, и Кир смотрит на меня настороженно.
— Ты извини, — поворачиваюсь к нему, — что я непонятно говорю. Я сама с другой планеты, мне иногда трудно объясняться на муданжском языке.
Глаза у него становятся размером с блюдце.
— Что предпочитаете на завтрак? — спрашивает Лентяй, поскольку мы как раз уселись за столом.
Азамат тут же заказывает жидкое мясное рагу и сыр. Надеюсь, что Кир это потянет. Лентяй вальяжно удаляется на кухню. Ребенок ерзает на месте и жует губу. Наконец решается спросить:
— С другой… чего вы?
— Планеты, — повторяю.
— А… что это?
Азамат хмыкает, а я в растерянности.
— Планета, сынок, — принимается объяснять он, — это огромный шар земли. Вот мы сейчас находимся на планете Муданг. Это ты знаешь?
Кир неуверенно кивает.
— Все, что ты знаешь, умещается на этой планете, — продолжает Азамат. — И твой приют, и столица, и Северные горы, и Южные острова. И океан, конечно. Только солнца, луны и звезды — не на планете.
— И она что, — Кир поводит глазами в мою сторону, — с солнца?
— Нет, на Солнце слишком горячо, там никто не живет. Лиза просто с другой планеты.
— А их много? — поеживаясь, уточняет Кир.
— Как шишек в лесу, — отвечает Азамат.
— Во всем лесу?
— Я бы даже сказал, во всех лесах.
— Ого.
Кир утыкается взглядом в край стола и осмысливает объяснения. Азамат меж тем достает телефон, раскрывает в нем карту звездного неба и кладет перед Киром.
— Вот, смотри. Узнаешь летнее небо?
Тот кивает.
— Вот тут видишь, где кончается горох и начинается кунжут? А теперь увеличиваем — раз, еще, и еще… Видишь, спиралька? Это галактика Млечного Пути, она так называется. А в ней… оп-па, вот она, Земля. Оттуда Лиза к нам и прилетела.
Ребенок переводит зачарованный взгляд с меня на карту и обратно. Наконец спрашивает:
— А как выглядит Муданг? Снаружи?
— Сейчас вернемся, покажу, — охотно отвечает Азамат и переходит обратно к галактике Водоворот. — Вот, гляди. Наше Солнце с Присолнышком и планета.
— Солнце такое большое?!
— Ага, оно просто далеко…
Азамат продолжает объяснять азбучные истины, а я сижу и умиляюсь. У мужа глаза блестят азартом, даже похорошел как-то внезапно. Дорвался наконец воспитывать потомство. Алэк-то ему маловат пока, едва-едва сидеть учится. А тут вдруг настоящий человек, да еще и любопытный, похоже, в папу.
Мы даже не замечаем, когда появляется Лентяй с завтраком. Он окидывает насмешливым взглядом Байч-Харахов и подмигивает мне, мол, тоже понимает, что происходит. Вид еды, однако, временно перебивает у Кира жажду знаний.
Ребенок наворачивает мясо-молочную кашицу так, как будто месяц не ел. Азамат косится на меня, но я только отмахиваюсь. Раз уж ему вчера с шашлыка не сплохело, от этой штуки вряд ли что-то будет, разве только пронесет. Так что пускай наслаждается изобилием.
Я стоически молчу, когда Кир выпрашивает добавки. Когда он начинает требовать третью порцию, у Лентяя высоко поднимаются его кустистые брови. Азамат смотрит на меня беспомощно: мол, что делать?
— Несите, — вздыхаю и принимаюсь одеваться. Аптечка у меня в унгуце.
Кир послушно выпивает таблетку для облегчения пищеварения и уминает еще полпиалы, но потом все-таки притормаживает. Смотрит на еду жадно, ложкой возит, но запихнуть в себя больше не может.
— А где Филин? — спрашивает наконец.
— Там же, где ты его вчера привязал, — отвечает Лентяй, с интересом наблюдающий за нами от двери кухни. — Его уже кормили после полудня, но я думаю, он не обидится, если ты поделишься.
— Ты сам-то не обидишься? — уточняет Азамат. — Ты же готовил.
Лентяй хохочет.
— После третьей добавки трудно поверить, что клиента не устроил вкус! Уж вижу, что больше не лезет. Пойдем, пацан, побалуешь своего пса моей стряпней.
Мы берем напрокат одну из хозяйских шуб, чтобы Кир не замерз и не привлекал внимания, я натягиваю косынку по самые брови, и в сопровождении самого Лентяя мы топаем за покупками. Азамат остается в своей комнате собираться и звонить потерявшим его подчиненным.
Лавка Лентяева шурина и правда в двух шагах, мои предосторожности оказываются излишними, нам никто даже не встречается по дороге. Мы заходим в крепко сбитый небольшой домик с вывеской «Земля дизайн» (слово «дизайн» просто переписано со всеобщего муданжскими буквами).
Поскольку на Муданге магазины обычно находятся прямо в доме торговцев, у них нет определенных часов работы. Хозяин дома и не спит — значит, заходи и покупай. О наличии хозяина свидетельствует веревочный «статус» на двери. Если же ты большая шишка или собрался потратить много денег, хозяин не обидится и на побудку среди ночи. К сожалению, еду продают только на рынках, а там торговцы сворачиваются рано. Зато многие трактиры открыты круглые сутки, а по цене поесть дома и в трактире — не существенно отличается. Замужним женщинам женатые трактирщики часто делают скидки, выражая таким образом солидарность с их мужьями, которым пришлось бы отрываться от работы, чтобы приготовить обед.
Торговый зал у нашего лавочника невелик, но густо увешан и завален самыми разными земными товарами — от компьютеров до галстуков. Мы здороваемся, Лентяй занимает шурина разговором, а я подвожу Кира к стене, на которой висит одежда.
— Ну, дружок, давай выбирать.
Кир опасливо поглядывает на меня и на одежду.
— Что, прям вот так? Что хочу, то и беру?
— Сначала надо прикинуть, что тебе нужно.
— Ничего мне не нужно, у меня все есть, — хмуро отвечает ребенок.
— То, что у тебя есть, годится разве что в лес за грибами ходить, да и то холодно. Тебе нужно все новое купить, понимаешь?
Кир кивает, осматривает ассортимент и снимает с вешалки самые простейшие штаны серо-бурого цвета и такую же рубашку. На этом он останавливается и выжидательно смотрит на меня.
— Замечательно, — говорю. — Но этого мало. Выбери, пожалуйста, еще две пары штанов и десять рубашек, потом футболки, носки…
— Зачем? — перебивает Кир странным голосом. — Зачем так много? Старейшины будут смотреть на мои носки? И зачем для поездки в столицу трое штанов?
— Затем, что ты там жить будешь! И да, Старейшины будут смотреть на твои носки, потому что в Доме Старейшин нужно разуваться.
— Жить в столице? — недоверчиво переспрашивает Кир.
— Ну конечно, твой отец ведь там работает!
Кир хмурится и еще раз обводит взглядом вешалки. Потом косится на лавочника, занятого разговором с зятем, и, понизив голос, говорит:
— Трактирщик сказал, что этот магазин дорогой. Может, здесь немножко купить, а остальное потом, подешевле?
— Это мысль разумная, — ухмыляюсь, — но тебе не стоит волноваться о деньгах. Во-первых, мы с твоим отцом очень богатые люди. Во-вторых, у нас обычно мало времени, поэтому, раз уж мы пришли в магазин, так надо закупиться как следует и потом об этом не думать. А в-третьих, в столице уж точно не будет дешевле, чем здесь.
— Понятно, — кивает Кир и снова принимается ворошить ассортимент.
— Только я тебя очень прошу, — говорю, — выбирай то, что тебе действительно нравится, а не то, что кажется самым дешевым. Это земные вещи, ты не можешь догадаться, какие из них стоят больше, а какие меньше.
Кир задумывается, потом оглядывается на меня и вешает обратно те два предмета, которые уже выбрал. Роется он основательно, явно считая это ответственным делом, и в итоге нагребает всякой яркой дребедени — красные, синие, зеленые штаны с узорчиками, рубашки всех цветов радуги, какие только допустимы для мальчиков, носки вырвиглаз и белье в динозавриках. К этому добавляется кислотно-зеленая зимняя куртка, которая ему ужасно не к лицу, и такие же кроссовки. Ладно, изделия из кожи и меха мы лучше и правда в столице купим, а пока главное, чтобы ему нравилось и было тепло.
Ребенок обозревает кучу барахла, которую принимается упаковывать лавочник, и задумчиво изрекает:
— Я с вами никогда за все это не расплачусь…
Боже, как предсказуемо.
С тяжелым вздохом беру его за плечи и разворачиваю к себе так, чтобы смотреть в глаза.
— Тебе не придется ни за что расплачиваться. Родители покупают вещи своим детям, это нормально.
Кажется, я немножко перестаралась с доходчивостью — он вдруг пугается и втягивает голову в плечи. Приходится притянуть его поближе, погладить по голове и спине. Он уже почти с меня ростом, поэтому ощущение странное. Вроде ребенок, а глаза вровень с моими. И это он еще сутулится. Видимо, будет такой же гигант, как Азамат.
Мы возвращаемся к трактиру, груженные огромными сумками. Азамат уже сидит в унгуце, а один из сыновей Лентяя держит на поводке Филина, выгулянного перед дорогой. Пес машет нам хвостом, который у него не скручен в колечко, как у лайки, а просто прямой, волчий такой, с длинным мехом. В карих глазах светится любопытство, Филин с огромным интересом обнюхивает хозяина в новой одежде.
— Ну, совсем другое дело, — удовлетворенно замечает Азамат, вылезая из унгуца, чтобы забросить сумки в багажник. — Такой приличный мальчик, не стыдно и при дворе показаться.
Кир кроит перекошенную рожу.
Мы забираемся в салон, делаем ручкой Лентяю и его сыновьям и отрываемся от земли. Филин решает понаглеть и забирается на сей раз на сиденье. Я строго грожу ему пальцем, но Азамат отмахивается:
— Пускай полежит на мягком, лететь долго.
Кир поначалу смотрит в окно, разглядывая горы, леса и огоньки, зажигающиеся в Худуле, но потом становится темно, Худул скрывается за предгорьями Ахмадула, и ребенок отрубается щекой на собачьем боку. То-то, ночами не спать!
Азамат включает тихую музыку и подпевает себе под нос, уверенно ведя машину. Погода нынче ясная, луна восходит оранжевая, вполнеба.
Я же осваиваю новые мощности унгуца. Подключаю телефон к панели управления, вызываю на стекло перед собой экран телефона, после чего принимаюсь заниматься сетесерфингом на тему обращения с приемным ребенком раннеподросткового возраста. Листаю статьи, просматриваю форумы… и чем дальше, тем печальней видится мне ближайшее будущее. От обычной ситуации с усыновлением детдомовского ребенка наша отличается по двум пунктам: мы его не выбирали и не можем вернуть обратно.
Молоко у меня подпирает, постоянно напоминая про оставленного в столице Алэка — уже две ночи маму не видел, бедный. Я, правда, начала его прикармливать, поэтому для еды я ему уже не так необходима, Тирбиш с банкой детского питания его вполне устраивает. Но все равно неправильно это, бросать его на несколько дней. Ладно, будем считать, что поездка за Киром — это ЧП и в ближайшие месяцы ничего подобного не повторится.
Прилетаем мы под утро. За это время я успела начитаться историй усыновления до предынфарктного состояния, забрать у Азамата руль, чтобы он тоже почитал и поужасался, дать ему поспать и вернуть руль обратно. Кир просыпается только на подлете и вместе с Филином прилипает к окну, восторженно рассматривая мой дом.
— Любуйся-любуйся, — говорю. — Это твой отец строил.
Когда мы выгружаемся и, сладостно разминая ноги, ползем к дому, навстречу нам выбегают мои коты. Честно говоря, когда я соглашалась взять ребенкову собаку, я и думать забыла про котов, да и вообще, что мы полетим на Дол. Коты тоже не сразу врубаются, что у них могут быть проблемы. Мчатся к нам, мявча и мурлыча, и, едва добежав, принимаются усердно тереться об ноги.
Филин и Кир замерли в нерешительности. Кир, правда, на котов не обратил внимания, он всецело поглощен рассматриванием дома. А вот пес смешно растопырил лапы и вертит головой, пытаясь не упустить из виду ни одного из троих кошаков. Потом он издает негромкий вопросительный вяф. Кир оборачивается и наконец-то замечает котов. Я беру Электрона на ручки и глажу, а он все норовит понюхать, чем пахнет у меня изо рта.
— Филин! Нельзя! Не смей! — вопит Кир, дергая за поводок. Пес, впрочем, кажется, ничего и не пытался сделать. Но, чтобы успокоить хозяина, ложится на землю, демонстрируя полное отсутствие интереса к котам.
— Он у тебя кошек гоняет? — спрашиваю.
— Он их не видел никогда, — озабоченно говорит Кир. — Я и сам только издали…
— Тогда давай их познакомим, — предлагаю. — Все трое — коты, вот это Электрон, у Азамата на руках Тау, а Мюон самый независимый, вон, в сторонке топчется. На, хочешь подержать?
Кир осторожно берет у меня Электрона, который тут же принимается обнюхивать его лицо. Нюхает-нюхает и чихает. Кир смеется, тихо, не открывая рта, как будто не хочет признаваться, что ему смешно.
Тем временем Мюон подходит к Филину и начинается знакомство. Азамат выпускает Тау и с любопытством наблюдает, что будет. Филин тщательно принюхивается, потом, видимо, забывает, что хозяин сказал «нельзя», и пытается играть — напрыгивает, приседает, клацает зубами. Кир замечает это и хватает поводок, чтобы оттащить пса, но тот именно в этот момент прикусывает Мюону хвост, кот удивляется, возмущается и залепляет Филину по носу когтистой лапой. Воздух над долом заполняется жалобным скулежом.
— Филин, я же сказал нельзя!!! — кричит Кир, вцепившись в ошейник пса.
Мюон поворачивается к нему задом и пару раз выразительно копает лапой.
— Мюон, зараза! — Я поднимаю кота за шкирку и легонько шлепаю. — Не бей маленьких!
— Я думаю, Филин больше к нему не подойдет, — усмехается Азамат, присаживаясь на корточки. — Да ладно тебе, — говорит он псу и треплет его по холке. — Нос заживет, ничего страшного. Пошли в дом.
— Его тоже в дом? — уточняет Кир.
— Ну, а куда еще? — разводит руками Азамат. — У нас тут только дом и гараж. Конечно, не так холодно, как на Сиримирне, но жалко твоего щенка в незнакомом месте на ночь оставлять на улице. Тут лесные жители непуганые… Сегодня в доме переночует, а завтра соорудим ему конуру с подогревом, как тебе такой вариант?
— Хорошо, — осторожно отвечает Кир и заходит в прихожую со скулящим Филином на поводке.
Я разуваюсь первая и сразу включаю отопление. Мы все устали и нанервничались за последние сутки, так что связываться с приготовлением ужина неохота, а из готовой еды одни только мои молочные продукты в холодильнике. Азамат берет себе бутылку несладкого кефира со злаками, я организую нам всем горячий шоколад. Кир спрашивает разрешения попробовать малиновый йогурт.
— Ешь, пожалуйста, — говорю. — Только учти, что это из молока и сладкое.
Кир удивляется, но все-таки открывает стаканчик и пробует инопланетное блюдо. Думает. И доедает. И потом еще четыре штуки.
— Неужто понравилось? — удивляется Азамат. — Ну и дрянью же вас кормили в приюте! Как ты это можешь есть?
Кир пожимает плечами:
— Сладко.
Я наливаю всем какао и ухожу сцеживать молоко, а то сил никаких нету. Когда возвращаюсь, Азамату звонит встревоженный Алтонгирел, которому, оказывается, было обещано, что мы отзвонимся, как только долетим до дома. Азамат выходит в гостиную поговорить, а я иду мыть ванну, чтобы потом мыть в ней ребенка перед сном.
— Опять мыться? — хмурится Кир, когда я возвращаюсь за ним с пижамой и полотенцем. — Я же вчера мылся!
— У нас заведено мыться каждый день, — говорю. — Благо всегда есть горячая вода, и это совсем легко.
Кир еще сильнее сдвигает брови, опускает голову и понуро топает в ванную, а я — наверх, стелить постели.
Наконец все дела переделаны, мужики распиханы по комнатам, и я сама провинчиваюсь под бочок к Азамату. Неужели я дома, почти со всей семьей, и все устроилось?..
