Народу у гадального шатра толпилась огромная куча. В основном женщины всех возрастов, но и без мужчин не обошлось. Некоторые люди бывают настолько доверчивы, что без совета гадалки не спешат заключать какие-нибудь серьезные сделки. Смешные. Настоящую гадалку найти сложнее, чем демона приручить.

Быстро темнело. Как хорошо на улице, ветра нет и небо такое чистое, на осеннее не похоже совсем. Зачем мне идти в этот шатер? Зачем слушать какие-то пустые обещания, щедро расточаемые уставшей гадалкой, которой и дела нет, что со мной случится на самом деле.

Я отдала деньги Аленке и отправила ее к гадалке вместо себя. Как только Аленка исчезла за грязным, когда-то полосатым пологом, Маришка начала рассказывать новые считалки, которые появились в кругу детворы, и развлекала меня, пока Аленка не вернулась. Вернулась она быстро и на мой молчаливый вопрос только плечами пожала.

— Все то же, суженый, дом полная чаша и куча детей.

Аленка грустно улыбается. Моя чудная, странная, милая Аленка.

— Если бы я была мужиком, женилась бы на тебе прямо завтра! — сообщаю ей.

— Что ты такое говоришь? — Краснеет, как будто это уже случилось и я ей предложение делаю.

— Это вы про что? — влезает Маришка.

Когда наш смех начинает привлекать внимание окружающих, приходится отойти в сторону, Аленка накланяется завязать шнурок своего ботинка, Маришка смотрит на это дело как на нечто крайне интересное. Кстати, самое время братьям объявится, время позднее, лучше не ждать пока разъяренная Марфутишна примчится, а тихонько прийти домой пораньше. Нет, ни братьев, ни волков пока не видно.

Но что это там? Там, за шатрами, за сваленными кучами бесформенных мешков и коробок быстро мелькает чья-то тень. Уже сумерки, может показалось? Нет… Я вижу Стаську, прячущуюся за повозкой и она старательно мне подмигивает. Стаська… Что она тут делает? Похоже, меня зовет, причем очень настойчиво. Быстро киваю и чтобы Маришка не услышала, шепчу Аленке на ухо:

— Аленка, будь добра, подожди тут, пока братья придут, если раньше меня — веди их всех домой. Мне нужно ненадолго отойти, хорошо?

— А куда тебе надо?

— Потом расскажу, ладно?

На Аленку всегда можно положиться, она без дальнейших вопросов кивает.

— Маришка жди меня тут и слушайся, — по привычке напоминаю, уже направляясь в сторону шатра, за которым прячется Стаська. Убедившись, что я поняла все правильно, она отворачивается и быстро идет к смутно виднеющимся вдалеке домам. Я — за ней, выдерживая расстояние. Чего она хочет, уводит от ярмарки туда… где никого нет. Где нас никто не увидит, вот куда! Она хочет со мной поговорить, причем так, чтобы об этом никто не узнал. Вполне понятно — если нас увидят вместе, я могу смело переселятся в дом развлечений. И она, зная это… Что же такого случилось, если, несмотря на риск, хочет со мной говорить?

Стаська торопливо сворачивает в поле за первым в деревне домом, обходит кругом длинный сарай, заползающий одним краем прямо на грядки, за ним простой навес — крыша на подпорках, над кучей сена, заготовленного на зиму. Прячется в щель между ними и ждет.

Вот и я. С жадностью разглядываю Стаську, она так изменилась, сердце щемит. Хотя сейчас в обычном платье и даже не накрашенная, но на лице такая жуткая смесь усталости, и презрения, и скуки. Профессиональное лицо легкодоступной женщины. Как больно видеть ее… такую. А этот солдат ее, женился, говорят недавно и слова ему никто поперек не сказал. За что? Смотря на меня, она вдруг меняется, лицо оплывает, как свеча, теряя всю свою защитную маску.

— Стаська…. — Впервые после побега обнимаемся, крепко-крепко. Пахнет сладкими духами и чем-то острым.

— Стаська… — удается сдержать обычный вопрос «как ты?». Глупый вопрос, который кроме боли ничего не вызовет.

— Дарька, — она отстраняется и крепко хватает мои руки чуть ниже предплечья. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что? — Она волнуется, очень волнуется, почему?

— Ночью у нас были волки, — говорит просто, и я краснею. Не потому что их осуждаю, всем известно, что мужчины не могут долго обходиться без плотской любви. А потому что там была… Стаська.

— Я слышала их разговор, — тяжело говорит она, — берегись, Дарька, они что-то задумали. Помнишь, ты мне бусы подарила? Те, из мелких серебряных шариков? Это наверняка знамение, упали они вчера с шеи прямо перед дверью, где волки пили, упали и рассыпались. Стала я бусины подбирать, это же память о тебе, единственное дорогое, что осталось. Тут их и услышала. Один сказал: «…с кочевниками договоримся и все. Не тяни, забирай Дарьку и едем, сам знаешь, итак слишком долго в замке отсутствуем, а время сложное». А второй ответил: «Как я могу, не разбудив? По принуждению?», а первый как фыркнет, так презрительно: «Тут, похоже, только так и принято. Выбора все равно нет. Хотя вот могу вариант предложить — может ты хочешь люна-са тут оставить, пусть живет себе под крылом… заботливого папаши?». А в ответ, я так испугалась, просто рычание глухое, ни единого слова. Рычание и тишина… Дарька, они хотят забрать тебя с собой!

— Они хотят взять в заложницы меня? — не укладывается в голове.

— Какая заложница! — сердится Стаська. — Им не нужна заложница!

— Как… Я не понимаю.

— Они потом еще говорили, решили, что заложницей тебя нужно объявить. Мол, и князь останется доволен, подумает, что они согласились принять извинения. И ты, Дарька, сделаешь, что князь скажет и поедешь с ними. И никто остановить не сможет, потому как по воле князя.

— Дарька, — шепчет, обнимая мое тело, вдруг такое безвольное, руки опустились. — Берегись….

Вокруг сгущается темнота, так тихо, что уши режет и от земли вверх по телу поднимается зябкий холод. Стаськи как и не бывало, улизнула, легко, как лисица, проскользнув между досками и перепрыгнув кучу камней, собранных с поля. Только край платья мелькнул во тьме. Оставила после себя тягостные слова, засыпала с головой темными вестями, сердце никак теперь не успокаивается, и руки дрожат. Что же теперь будет?

Вдруг за спиной раздается тихий вкрадчивый голос:

— Что ты тут делаешь?

Радим стоит буквально в двух метрах и подошел так близко, подошел совсем неслышно, подкрался как… зверь. И глаза у него вдруг сверкают, как будто добычу увидел. Темно, край деревни, если орать во всю глотку народ, конечно, прибежит, но нескоро. Прибежит слишком поздно! Можно конечно попробовать как Стаська, если он сделает хоть один шаг, хоть движение…

А он вдруг отступает назад.

— Я думал, ты меня уже не боишься, — еле слышно шелестят слова, — иди за мной, домой провожу. Твои уже там.

Отсюда и правда пора выбираться, секунду раздумываю, не пойти ли тропинкой которой Стаська ушла, но странное напряжение внутри убеждает, что лучше держать волка на виду. Держусь подальше, но Радим и правда идет в сторону моего дома, по крайней мере, в сторону людей. В воздухе все слышнее музыкальные переливы, сопровождающие веселый мужской голос, зазывающий народ на начавшиеся танцы. Где-то смеются люди, болтают и веселятся. А я тут, в обществе зверя, попала в какую-то неизвестную, и оттого еще более страшную ловушку.

Он останавливается у забора, сразу за углом калитка во двор. Кивает мне и вдруг смотрит прямо в глаза и у него такое лицо, как будто я сделала что-то плохое и жестокое. Как будто ударила слабого или смеялась над калекой. Как будто…

Нет! Стаська рисковала многим, чтобы меня предупредить и напугала больше, чем хочется признаваться. Не прощаясь, иду к калитке, оттуда меня уже видит Марфутишна. Она тут же громко вскрикивает, и начинает раскручивать свой голос, разворачивает его как веер, чтобы отхлопать меня побольнее. Я самая несносная, глупая, непослушная и испорченная. Собственно даже не слушаю, она часто произносит эту тираду, которая уже воспринимается просто как фон, без смысла. Слышу только, как в конце Марфутишна добавляет:

— Неделю дома, завтра с рассвета на кухню!

Вот так безобразно закончился день, который всего час назад я считала чуть ли не самым лучшим в своей жизни.

Убедившись, что вся детвора во дворе, Ждан облегченно вздохнул и они с Дынко пошли провожать Аленку. На улицах совсем никого не было, взрослые все выселяться, дети уже по домам сидят. У калитки рядом с домом, который Аленка указала, как свой они вежливо раскланялись и остались убедиться, что Аленка войдет без происшествий внутрь.

— А она неглупая, — сказал Ждан, следя за светлой фигуркой, идущей по тропинке к пятну освещенных окон. — Думаю, она меня раскусила.

Дынко безобразно захохотал.

— Ждан, да тебя любой ребенок раскусит, не то что молодая сообразительная девушка. С чего ты решил, будто обладаешь даром интриганства?

— Нет, правда, не глупа. Дарене бы у нее поучиться. В смысле не уму, с этим вроде проблем нет, а вот наивности перебор. Каждому слову верит.

— Это да, — охотно согласился Дынко — пошли, может? Пора уже.

— А Радим? Ждать не будем?

— Не, дай ему со своими делами разобраться, а мы сами пока.

Ждан вдруг быстро оглянулся и придвинулся ближе, чтобы никто не услышал, хотя вокруг было совсем пусто. В темноте заблестели любопытные глаза.

— А думаешь, уже действует?

— А ты не заметил? Еще как действует, только он пока держится хорошо. Ну, пошли.

Через несколько минут они стояли у повозок на краю опустевшего ярмарочного поля, напротив кочевника в серой протертой рубахе и мешковатых штанах.

— К Трофиму, волки. — Короткой фразы оказалось достаточно и кочевник, с пониманием кивнув, повел их за собой.

Лагерь Трофима, главы Красных повязок располагался у самого леса. Несколько шатров, поставленных кругом и огороженных повозками, посередине — большой костер. Глава сидел на почетном месте — массивной табуретке, в окружении множества суровых охранников, особо приближенных за заслуги мужчин и нескольких ярко одетых женщин. Слух главы услаждался игрой парочки гармонистов и пением двух молодых девушек с гаремными ошейниками на шеях. Красный бантик, из разряда любимых наложниц, Ждан вежливо кланяется им сразу же после приветствия самого Трофима. Дынко не забывает восхититься их неземной красотой и вкусом хозяина, подбирающего себе таких потрясающих женщин. Кочевой народ не интересуется долгими изощренными беседами, ему ближе грубая и прямая лесть, что и волков вполне устраивает — времени на разговоры тратиться куда меньше.

Тем временем к ним подводят серого жеребца, отданного волками на осмотр Трофиму перед началом ярмарки. Ждан улыбается, наблюдая за настороженными лицами кочевников, план удался и теперь можно переходить к договору.

— Чего вы хотите? — ровный голос Трофима хорошо скрывает интерес, который все-таки проскакивает в глазах. — Кристальную дурь? Заказать чье-то убийство? Украсть какую-то редкую женщину?

Волки лучезарно улыбаются.

— Что ты, уважаемый! Мы покупаем только те услуги, с которыми не можем справиться сами.

Подождав еще минуту, Трофим, наконец, встает и приглашает волков внутрь своего шатра, где они могут поговорить без свидетелей. Все усаживаются прямо на застеленный множеством ковров пол и терпеливо ждут, пока женщины расставят на низком столике закуски и крошечные чашечки с пустынным чаем, покрытым слоем жира. Мерзость редкостная, но Трофим старательно наблюдает за лицами волков, которые, не оттягивая, пьют чай и на лицах только глубокое удовлетворение, ни тени недовольства.

— Я готов выслушать ваше предложение, — Трофим доволен пришедшими гостями. С такими можно иметь дело и даже получить от этого удовольствие.

Ждан допивает чай до дна, стараясь не замечать, как горло обволакивает липкая густая жировая масса.

— Нам нужна информация. Очень много хорошей и полной информации. Все касательно пустынных земель.

— Поясни.

— Хорошо, разложу по пунктам. Первое: территория пустыни, как далеко она вами исследована, истории и слухи про то, что там за пустыней дальше. Второе: животный мир, кто водиться, в каких количествах, ядовитые твари, хищники, безобидные, пригодные для разведения, способные выживать в климате пустынных земель. Какие были попытки и чем закончились. Третье: растительный мир, что выращивают и что пытались вырастить. Все растения и их характеристики, даже на ваш взгляд неважные. Четвертое: население, количество и месторасположение обжитых станиц. Социальный строй и структура управления, законы. Пятое: почва, как далеко простилается плодородный слой, как глубоко залегает, месторасположение песочных рек и озер. И, конечно же, вода. Источники, количество осадков, способы поиска и способы поддержания. Шестое: искусство путешествия, строительство временных убежищ, одежда, транспортировка воды. Вся информация, даже самая незначительная, список вопросов оставлю. Взамен получишь полдюжины жеребцов, таких же, как серый.

— Дюжина, — тут же выпалил Трофим, на смуглом узкоглазом лице шевельнулись только узкие губы.

— Полдюжины и грамота на проход до Стольска, — так же одними губами ответил Ждан.

Трофим задумался, отвлекшись только на секунду, щелкнув пальцами. Вошедшая девушка принесла кружки и тыквенный сосуд с квасом, молча расставила перед гостями, разлила и так же неслышно удалилась.

— Согласен, — резко ответил Трофим, — сколько у меня времени?

Ждан пожал плечами и позволил себе смыть квасом остатки пустынного чая.

— Мы не спешим, нам важна добротная полная информация. Грамота на проезд со мной, как все соберешь, поезжай в Стольск и обратись в посольство, там и обменяетесь согласно договору.

Скрученная в трубочку бумажная грамота, которую с большой неохотой подписал этим утром князь, перекочевала в руки Трофима. Тот быстро смекнул, что такая бумажка сама по себе царский подарок — Трофим сможет провезти под ней в Стольск парочку возов товара, не платя никаких налогов Князю и не подвергаясь проверкам. А еще и новая порода лошадей, выведенная волками… таких еще ни у кого нет, они даже лучше лунных, которые, несомненно, очень умны, красивы и преданы, но до серых не дотягивают. Те способны без особого труда бегать по вязкому песку, перепрыгивать расстояния почти в два раза больше лунных и обходиться без воды почти двое суток, не теряя при этом скорости и силы. Лучший конь для пустыни, как ни крути.

— Договорились, — Трофим был весьма доволен сегодняшним днем, все итак шло неплохо, но такой договор под вечер просто пришедшее само огромное преимущество перед двумя другими лидерами, а быть сильнее других — единственное, что его интересовало в жизни. Поднявшись, Трофим раскланялся с волками. Потом крикнул одного из помощников, приказав вывести гостей к деревне. Когда они уже подошли к выходу из шатра, Трофим вдруг негромко сказал:

— Вы не выживите в пустыне. — Сказал как будто сам себе, тихо и смотря в сторону.

Волки замерли у входа, хмуро разглядывая друг друга. Губы Ждана шевельнулись, словно он хотел что-то ответить, но так ничего и не произнесли.