Холодный дом принимает гостей
Фадир мягко опустился, коснувшись копытами промерзшей серой земли. Могучий жеребец переступал с ноги на ногу и недовольно фыркал, чувствуя магию. Грехобор огляделся, и по его замкнутому лицу пробежала тень. Он озирался, вспоминая все, что было связано с этим местом и с тем, что здесь произошло.
Магия.
Его магия выстудила эту землю.
Здесь до сих пор под ногами хрустела и крошилась замерзшая трава, а ветви деревьев под ветром звонко перестукивались, скованные ледяным панцирем.
— Я не был здесь девять лет. — Маг соскользнул на землю со спины крылатого коня. — Неужели так ничего и… не изменилось?
— Нет. — В голосе брата отсутствовали обвинительные интонации. — Эту землю уже не возродить. Здесь даже летом всегда мерзнешь.
Грехобор промолчал и сделал несколько нерешительных шагов в ту сторону, где раньше возвышалась Клетка магов — величественное строение, его первый и последний дом. Место, где он вырос, где его оберегали и защищали, место, которое он уничтожил.
— И… вы не пытались ничего восстановить?
— Мы построили здесь дом и назвали его Убежищем. Разлитой в воздухе магии с лихвой хватило на защиту, а камень, зачарованный дэйнами, стужа сковала так, что не разрушить. Эта защита выдержит все — хоть магию, хоть землетрясение. И что важно, Убежище послушно только нам. — Волоран спешился и закончил: — Но это не потому, что наша магия сильнее.
— А почему же? — Брат заинтересованно обернулся.
— Мы сделали строение… живым. Эти стены не обмануть — они чувствуют колдовство. Они явятся дэйну, но останутся невидимыми для колдуна. Лучшее мое творение, — мужчина улыбнулся с такой гордостью, словно говорил о любимом ребенке. — Я вложил в него душу… точнее, то, что от нее еще оставалось.
— Волоран. — Йен подошел к брату и заглянул в глаза. — Ты словно…
— Посмотри на восход.
Маг повернулся в ту сторону, куда подбородком указал ему дэйн, и на мгновение ослеп — яркий солнечный луч отразился в ледяном хрустале, сковавшем деревья, вспыхнул искрами на седой от инея мертвой траве, скользнул по лицу… Грехобор моргнул и тут же подался вперед, увидев… дом. Неказистое строение с кривыми стенами стояло всего в нескольких шагах. Оно то появлялось, то пропадало — розовые краски рассвета подрумянивали серые стены, и те блестели, будто слюда, — это пронизывали неровную кладку голубоватые нити магии. Приглядевшись, Йен разглядел тонкие морозные паутинки, опутывающие дом, словно ледяная сеть. Йен неверяще посмотрел на брата.
— Это…
— Твоя магия. Дом защищен от колдунов силой мага.
Волоран не мог выразить яснее то, что чувствовал. Все эти долгие, полные одиночества годы, годы злости и обиды, он убеждал себя, будто его брат — его враг, а значит, нужно забыть о родстве. А сейчас вдруг все причины, по которым он не мог простить Йена, показались надуманными и пустыми. И своими словами, объяснением сути дома он пытался неведомо как донести до брата, что простил. Все ему простил. И сам просил о прощении.
Йен застыл. Лишь мгновение они смотрели друг на друга, словно ведя безмолвный разговор, а потом дэйн улыбнулся привычной скупой улыбкой, услышав насмешливую похвалу:
— На диво хорош для дэйна.
Дверь с тихим шорохом скользнула в сторону, словно приглашая гостей внутрь. Волоран прислушался к чему-то, а потом вновь перевел взгляд на мага:
— Я пойду один.
— Но…
— Один. Тебе там нечего делать. Убежище пропустило дэйнов, но, увидев тебя, они вряд ли будут рады. К тому же наш призрак куда-то запропастился, хотя уже давно должен бы стоять тут, так что…
Грехобор кивнул и повернулся к фадиру. Погладил крутой бок горделивого животного и хлопнул по крупу, отпуская. Летун взмыл в небо, сторонясь чужих глаз. Умный. Не попадется на глаза, но будет на расстоянии зова, чтобы при первой возможности прийти на выручку хозяину.
Дэйн глубоко вдохнул морозный воздух и переступил порог Убежища. Здесь ничего не изменилось — серые стены, серый пол, серый потолок, серые провалы окон… Мягкий теплый свет лился из гостиной, и дэйн, ведомый домом, направился туда.
— Ты одна, — сказал он, остановившись напротив женщины, сидящей на медвежьей шкуре и глядящей остановившимися взглядом на рдеющие угли камина. Обитательница дома — красавица с роскошными золотыми волосами, рассыпавшимися по плечам, кивнула.
Видия. Все они были прекрасны — фарфоровые лица, тонкие черты, соблазнительные формы… Одно это уже притягивало взор, а если добавить к безупречному облику певучий и вкрадчивый голос, то устоять под натиском чар казалось не только невозможным, но и… бессмысленным. Видии знали о силе своей притягательности и наслаждались ею, вот только дэйны этим чарам не поддавались. Увы. Поэтому провидицы очень не любили плачей магов. Ну, правда, какой женщине будет приятно осознание того, что ее красота не всесильна?
— Где остальные дэйны?
Пожатие плеч. Видия надеялась, что незваный гость если не рассердится на ее пренебрежение, то хотя бы повторит вопрос, но тот молчал, более того, отошел к окну и устремил задумчивый взор на скованные льдом деревья, покачивающиеся под легкими порывами ветра. О-о-о, каков наглец! Сначала отдал приказ заточить ее сюда, словно преступницу, а теперь корчит равнодушную мину, будто она пустое место! Да как он…
— Ты и есть преступница, — не оборачиваясь, промолвил дэйн, прекрасно понявший, о чем думает его молчаливая собеседница. — Да еще и говорить со мной не хочешь? Так что постою молча, подожду остальных.
Он усмехнулся, обводя взглядом пустую серую комнату. Шкура на полу, камин да низенький топчан у стены — вот все, что здесь было.
— Кого «остальных»? — вскинула тонкую бровь видия.
— Дэйнов. Ты их куда-то отправила, но они вернутся. А я подожду…
И мужчина опустился на топчан, вытягивая ноги. Поерзал, устроился поудобнее и прикрыл глаза с выражением абсолютного наслаждения на лице. В следующее мгновение на блаженствующего Волорана обрушился град обвинений. Однако дэйн с виду оставался довольным и невозмутимым, хотя в душе сотрясался от смеха.
Видии. Как легко ими управлять. Как просто вывести из себя. Насколько палачи магов были безразличны и спокойны, настолько предсказательницы подвержены чувствам. С одной стороны, именно эта порывистость и помогала им видеть магов, с другой — именно она привела к предательству.
— Ты… ты… пошел вон!!! — на высокой ноте закончила женщина и вскочила с пола.
— Потому что я недостоин созерцать твою несравненную красоту, ибо не в силах ее оценить? — уточнил Волоран.
Красавица взвыла.
— ДА! Ненавижу вас! Вы слепые… дураки! Вам приказали — вы убиваете! Детей! Слушаетесь вашего Маркуса, словно никакой другой правды нет и быть не может.
— И потому ты направила дэйнов…
— …собрать всех оставшихся в Клетках магов! Всех новорожденных! Живыми! Их отведут туда, где они будут жить, а не погибнут от рук бездушных палачей. Их дар — он не их вина! И…
— А почему они послушали тебя? — быстро спросил Волоран, и не пылай его собеседница праведным гневом, она заметила бы, сколь остер стал его взгляд, сколь мягок и вкрадчив голос.
— Потому что сейчас я несу волю бога, — видия вдруг успокоилась. — И ты тоже обязан подчиниться.
— Шахнал пал… — задумался невозмутимый посетитель. — Отца в храме больше нет. И право говорить устами небожителей теперь у тебя — у провидицы, вот только… Маркус не может говорить тебе свою волю. Он молчит. А это значит, что ты солгала дэйнам.
— Докажи! — с яростью прошипела видия. — Докажи им. Всем!
— Я? На это есть жрец. Он, хоть и павший, но…
— Нет жреца, — видия усмехнулась. — Его путь пройден, дэйн. И пусть это печально, но это наименьшее зло.
— Что значит «пройден»? — Напускная невозмутимость слетела с дэйна. — Видия!
— Если ты не подчинишься мне, станешь предателем, — словно не слыша его вопроса, произнесла женщина и безмятежно улыбнулась. — Тогда тебя уничтожат собственные же собратья. Пойми, я не иду против богов. Просто Маркус ошибся, а я помогаю все исправить.
Взгляд дэйна потемнел, и палач магов с расстановкой спросил:
— Что. Случится. С Шахналом?
— Одна очень одаренная колдунья, Мариоса, не хочет отпустить его с миром, — ядовито прошипела женщина. — Его выследят, как дикого зверя. Он для всех — насильник, даже для себя. Поэтому отца поймают и накажут.
— Накажут? Так ты в своем мнимом всемогуществе называешь убийство? — Дэйн сделал широкий шаг по направлению к собеседнице, и та невольно отпрянула. — Куда отведут магов? Отвечай.
— Его не будут убивать!
— МАГИ!
Впервые в жизни дэйн повысил голос, позволив себе рявкнуть на провидицу. Непривычное чувство страха всколыхнулось в груди женщины, ослабило волю, и видия затараторила, позабыв о запрете:
— Их отведут в Жилище — это очень хорошее место, там они смогут жить, никому не чиня вреда… — Красавица осеклась, когда Волоран резко отвернулся и подошел к камину.
— Когда ты отдала свой приказ?
— Четыре дня назад, они уже должны были дойти…
— Жилище с недавних пор стало вотчиной колдунов, приговоренная, — голосом, лишенным всякого чувства, произнес палач. — Ты испортила все, что смогла, из-за тебя колдуны получат силу, о которой не смели и мечтать.
— Что ты несешь…
— Дэйны давали клятву. Они никогда не помогают колдунам. Они обязаны их уничтожать, потому что любой колдун — зло.
— Дэйн…
— А ты отправила всех дэйнов Аринтмы в подмогу этим тварям, которые только и умеют, что творить зло.
— Но…
— Но когда дэйны переступили порог Жилища, знаешь, что произошло? — он повернулся к собеседнице и сказал: — Они умерли. Все до единого. За нарушение клятвы. За предательство Маркуса.
Видия побледнела. Пронзительные синие глаза распахнулись, и женщина стала оседать обратно на шкуру. Ноги не держали ее. Волоран понимал, что эта дуреха ничего не знала. Глен прав — они узколобы, видят не дальше собственного носа и только то, что прямо перед глазами, да и это не в силах понять и оценить. Но палача это не трогало. Любой виновный ищет оправдания себе, но это не отменяет содеянного.
— Да-да. Столь любимые тобой маги теперь обречены. Ты, видящая, не умеешь наблюдать. И даже не потрудилась понять, что мы, дэйны, однажды ступаем на свою стезю лишь с единственной целью — помочь магам выжить.
— Но… вы же хотели… — она уже не говорила — шептала. И в каждом слове звучала боль, только Волоран не сочувствовал.
— Я объясню, чтобы ты поняла всю глубину своего деяния. — Мужчина устремил тяжелый взгляд на сжавшуюся на полу красавицу. — Это было решено не мной и не тобой — необходимость видиям подчиняться палачам магов. На стене в твоей келье висел свиток со словами: «Да склонится видия перед дэйном». Морака. Она сеет смерть и хаос, и всякий раз, когда появляется, страдают маги. Ей нравится играть их даром, усугублять его, сводить с ума, доводить до смерти. Именно она создала первых колдунов. Мучения, агония — все это уже было прежде. И тогда, чтобы хоть немного ослабить безумную богиню, дэйны разрушили ее храмы. Она приходит — и маги перестают справляться. Они страдают, гибнут, сгорают в огне собственного дара, который сводит их с ума. Посмотрел бы я на тебя после того, как тебе довелось увидеть агонию мага. Ему нельзя помочь, его муки не облегчить. То, что сотворила Морака, не исправить. И у дэйнов есть только одна возможность спасти мага — милосердная смерть, которая воспрепятствует рождению колдуна и даст облегчение.
Волоран прожигал женщину взглядом:
— На этот раз Маркус предупредил вовремя. Большую часть взрослых магов защитили кольца — любящая половина не дает проклятию Мораки завладеть жертвами.
— Но кольца всего лишь…
— Дар Маркуса. Люди подходят к Чаше, берут кольцо, если рядом с ними есть тот или та, кто предназначен. Кольца наделены силой. Нареченные охраняют друг друга, даже не подозревая о том, как важны их символы любви. Ими не защититься от магии, не уничтожить ее, но они помогают спастись от безумия проклятого дара. Только ведь маги не брали прежде колец. Считалось, что им никто не предназначен. Так что богу пришлось принести им кольца. Чтобы защитить от Мораки.
— Разговор был иным…
— Ты не слышала того разговора. То, что донесли до тебя, было переврано, хотя… даже услышь ты его от начала и до конца, все равно бы не поняла. Шахнал прекрасно знал, в чем его долг. И дэйны знали. А видия… она решила, будто способна исправлять «ошибки» богов… — дэйн горько усмехнулся. — Не тебе судить, чем мы живем. Чем я живу. Ты никогда не интересовалась, чего хочет дэйн. Хочет ли быть спасенным маг. Но я тебе скажу. Мы не можем чего-то хотеть — мы слуги Маркуса. Те маги, обреченные Моракой на гибель, должны были умереть без боли, легко, а теперь… чем сильнее муки — тем злее появившийся колдун. В Жилище маги умрут страшной смертью, их агония будет долгой и мучительной, она сведет их с ума. И появятся новые колдуны, против которых одно спасение — дэйны. А теперь пойми, наконец: маги мертвы, дэйны мертвы. Что станет с людьми?
— Но… как…
— Я не могу поднять на тебя руку, не могу даже дотрагиваться до тебя, — безжалостно продолжил дэйн. — Но я покину тебя, оставив дар. Такой, какой ты преподнесла детям из Клетки магов.
Он прикрыл глаза и произнес рвущее горло заклинание. Угли в камине почернели и подернулись пеплом. Тишина… Слышно только судорожное дыхание видии.
— Они — твое наказание. Смотри на них. А они будут, не отрываясь, смотреть на тебя, которая их убила.
Палач сделал то, что был должен, — наказал за преступление, и теперь ослушница повсюду видела тех, кого отправила на смерть.
— Запереть двери, — выйдя из гостиной, приказал Волоран дому.
Ему было все равно, сойдет ли она с ума, лишит ли себя жизни, погибнет ли от голода. Для дэйна провидица уже была мертва.
Он успел сделать всего один шаг к выходу, как дом едва ощутимо вздрогнул, а дверь словно оказалась дальше. По стенам побежали ледяные узоры, мерцающие и ломкие.
— Выпусти! — Дэйн рванулся вперед по внезапно удлинившемуся коридору, не обращая внимания на: протестующий скрип снега под ногами.
Дом медлил, не желая открывать двери, не собираясь подчиняться. Палачу пришлось снова выкрикнуть приказ. Дверь распахнулась, и дэйн на мгновение застыл, глядя на завораживающий смертоносный танец. Снаружи бушевала вьюга, ветер швырнул в лицо человеку острые ледяные иголки, ослепил, но тот успел увидеть, как Грехобор стоял посреди снежного вихря, и звенящая стужа с его рук неслась в сторону наступавших противников.
Колдуны уже не пытались пользоваться силой, они с упрямством обреченных шли напролом, надеясь добраться до мага, уничтожить его. Волоран рванулся было на выручку, но не успел переступить порог — поток ледяного воздуха отшвырнул его обратно в дом.
Йен лишь на миг обернулся и… покачал головой.
Нельзя.
И дэйн замер, отстраненно наблюдая за схваткой и оставаясь под защитой Убежища. Сердце не трепетало, не рвалось из груди. Неподвижное спокойствие воцарилось в душе. Он лишь зритель. Изменить это нельзя. Можно только смотреть.
Один из колдунов обошел Грехобора справа и смог подобраться совсем близко. Обрадованный успехом, мужчина замахнулся широким ножом, по клинку которого пробегали язычки жаркого красного пламени. Но… маг прянул в сторону, уклоняясь от удара, и перехватил ладонь с зажатым в ней оружием. Он ничего больше не сделал. Лишь коснулся противника. Даже не обернулся в его сторону.
Белые рваные вихри кружились вокруг Йена, срывались с рук, неслись на нападающих.
Дэйн на миг прикрыл глаза. Прошлое ожило. Точнее, повторялось. Ведь случившееся много лет назад так походило на происходящее сегодня. Волоран уже видел все это. И знал, что произойдет дальше.
Колдун, которого коснулся Грехобор, растерянно смотрел на побелевшую руку — от кончиков пальцев по запястью, предплечью, плечу стремительно расползался иней. Несчастный торопливо попытался растереть побелевшую серебрящуюся кожу, но стужа коварно перекинулась на другую руку. Мужчина с ужасом смотрел на то, как мерцающая изморозь завладевает его телом. Магия была слишком сильна. Мгновение — и с плеч холод перекидывается на шею, искрясь, заползает на скулы, бежит по подбородку к губам, которые заледенели, даже не успев раскрыться для крика… Миг, и распахнувшиеся в ужасе глаза скрыла серебристая патина.
Был человек — и нет человека. Ледяное изваяние застыло в нелепой позе, покачнулось под порывом ветра, завалилось на бок и разбилось на крупные разноцветные осколки.
Другие нападавшие замерли было, шокированные гибелью сообщника, но тут же возобновили попытки достать мага. Видимо, поняли, что уйти он им не даст, значит, спастись можно, только победив. Один из колдунов попытался метнуть в Грехобора нож, но порыв ветра подхватил оружие и швырнул обратно в нападавшего.
Искрящиеся вихри набирали силу, они кружились вокруг Йена, поднимаясь все выше, становясь все плотнее, разлетаясь все дальше. Колдунов больше не было видно за плотной завесой метели, но дэйну не нужно было видеть. Он помнил.
Вокруг становилось холоднее и холоднее, проклятый дар вырвался на свободу и набирал мощь. Магу уже не важно, кто перед ним. Он не помнит себя. Он становится просто силой. Силой, которая будет снова и снова сокрушать всех, кто имеет глупость приблизиться. Дар будет хлестать из Йена до тех пор, пока душа не иссякнет и ее обладатель не упадет, бесчувственный, на снег.
И вдруг ветер стих. Над миром воцарилась звонкая тишина. Вьюга рассыпалась, оставив на промерзшей земле волнистые искрящиеся сугробы и около двух дюжин застывших в нелепых позах ледяных статуй, недавно бывших людьми.
Грехобор стоял среди погибших колдунов и глядел на свои руки со смешанным выражением ужаса и восторга. Он перевел взгляд на брата, и в глазах промелькнула мольба: «Не подходи!» Дэйн нахмурился, понимая, что пытается сказать ему Йен. Мгновение, и маг падает на колени в снег, а волосы становятся искристо-синими от инея.
Волоран с трудом принудил себя остаться на месте. Он, казалось, даже не напрягся, но дом силой магии обнажал и усиливал те немногие чувства, которые был способен испытывать палач магов. Поэтому его безразличие и спокойствие были не больше, чем просто видимостью.
Короткая вспышка озарила заметенную снегом поляну, и сквозь возникшие в воздухе синие червоточины вышли пять закутанных в плащи фигур. Вслед за ними один за другим появлялись колдуны, окружая дом. Десять, двадцать… сорок. Грехобор пытался подняться, сплести руки в замок для защиты, но не успел. Один из людей в плащах вскинул руку, и на мага обрушился огненный дождь. Йен вскрикнул и упал, смятый раскаленной стихией.
— Хорош… — сказал закутанный в плащ незнакомец томным женским голосом. — Все, как ты говорил, Глен.
Дух тотчас возник рядом с говорившей и усмехнулся:
— А дэйн, как всегда, в стороне.
— Мы не ввязываемся в схватки магов и колдунов. — Палач окинул Глена равнодушным взглядом и повернулся к женщине. — Достопочтимая Анара, надо полагать?
Женщина отбросила с головы капюшон и послала дэйну сияющую улыбку, тот смотрел с прежней невозмутимостью, даже не пошевелился, безразлично изучая собеседницу.
— Последний дэйн… — Цепкий взгляд впился в его лицо, надеясь заметить хотя бы слабый отблеск чувств. Бесполезно.
Анара усмехнулась, и в этот миг за спиной дэйна раздался крик женщины, полный боли и ужаса.
— О! Видия! Она все-таки рассказала. Жаль.
Волоран прекрасно понимал, что жаль магессе не того, что ему удалось вытянуть правду из провидицы. И даже гибель несчастной, повалившейся замертво позади дэйна, ее не огорчила. Анара жаждала увидеть, как дрогнет палач. Хотела увидеть боль в его глазах. Увы. Такое разочарование.
— Я запомнил каждого из вас, — не обращая больше внимания на магессу, обратился к колдунам дэйн. — Вы не спасетесь.
Те переглянулись, и, хотя Анара на слова палача беззаботно рассмеялась, было заметно, что ее сообщникам не до веселья.
— Забирайте его. Только не касайтесь, если хотите жить, тащите магией, — кивнула женщина на бесчувственного Грехобора и тут же приказала своей свите: — Окружите дом. Войти туда не получится, но хоть дэйн не выберется. Если же наш воин все-таки решит рискнуть жизнью и вырваться — уничтожьте его. Глен, проследи.
Призрак кивнул и растворился в воздухе.
Волоран, по-прежнему неподвижный, стоял в дверях. Сорок колдунов на одного дэйна. Что ж, немного неравная схватка.
— Каково это — остаться единственным? — Один из нападавших — коренастый, темноволосый, заросший по самые глаза бородой — сделал шаг вперед. — Страшно, наверное? Дэйны с других материков ничего не знают про Аринтму. Закончив здесь, мы пойдем дальше. Город за городом, деревня за деревней — все подчинятся колдунам. Боишься?
— Нет, — дэйн покачал головой. — Бояться надо тебе. Умрешь первым.
— Ты один! — Мужчина развел руками. — Ты заточен в этом доме, который тебя не выпустит, пока есть опасность — мы. А в одиночку с нами не справиться. И что ты можешь сделать?
— Могу свистеть. — Дэйн улыбнулся и, заложив пальцы в рот, пронзительно свистнул.
Колдуны замерли, а потом кто-то вскрикнул и в испуге бросился на землю… Дураки. Трусливые дураки. Он один, и все равно они его боятся. Дэйн с усмешкой смотрел, как его противники испуганно озираются, втягивая головы в плечи. Не могут понять, что он задумал, и оттого заметно растеряли смелость.
— И что?! — спросил тем временем бородатый, оправившись от позорного, но короткого испуга. — Чем тебе это поможет?!
Вместо ответа дэйн поймал его взгляд. Колдун дернулся, руки его взметнулись вверх, судорожно стиснули горло, будто мужчина собирался сам себя задушить. Краска отхлынула от лица, глаза, переполнившиеся ужасом, потемнели, рот раскрылся в беззвучном крике. Палач магов холодно наблюдал за мучениями человека, не отрывая взгляда от синеющего лица. А через пару мгновений задыхающийся повалился на колени, царапая горло, и тогда дэйн прыгнул…
Он оттолкнулся ногами от скорчившегося на земле мужчины и взвился в воздух. Крылатая тень пала на Волорана с небес. Фадир подхватил всадника и гневно захрапел, почувствовав просыпающуюся силу дэйна.
Будто миллионы солнечных искр отразились от снега, вспыхнули, ослепляя растерянных колдунов. Исчез дэйн. Исчез фадир. Лишь выжигающее глаза сияние заполнило мир…
Они сопротивлялись так яростно, так ожесточенно, что воздух превратился в багровое дрожащее марево от бушующих в нем всплесков силы. Так на грани гибели сопротивляются дикие звери, так умирают те, кому нечего терять. Но дэйн не видел этого яростного противостояния. Проснувшийся дар завладел его телом и рассудком. Волоран никогда не смог бы справиться с четырьмя десятками колдунов — дэйны могущественны, но не всесильны. Поэтому палач должен был умереть, однако…
Рядом находился Дом. Дом, хранящий в себе силу мага, скрепленный силой дэйна. Живой дом. Творение Волорана, его защита, его… друг. И сейчас он щедро отдавал силу своему создателю.
Синяя паутина на смерзшихся стенах распадалась, мерцала, бледнела, таяла, рвалась… И проступали черные холодные камни. Безжизненные, мертвые. Кладка дрожала, грозя вот-вот осыпаться, стены протяжно и глухо стонали… Смерть дома была не страшнее смерти колдунов, погибавших в потоке яростной очищающей силы, белого света, выжигающего скверну изуродованных душ.
Но вот дом дрогнул. Ему больше нечего было отдать. Волоран почувствовал, как потоки безудержно хлеставшей через его тело силы иссякают. Свет померк. И сразу показалось, будто наступила ночь. Глаза, ослепленные сиянием, ничего больше не видели. Палач рухнул со спины крылатого скакуна на землю. Фадир, дрожащий от усталости, склонился над человеком и ткнулся тому мокрым носом в лицо. Ну же! Вставай! Не время валяться! Они еще живы, крадутся, могут напасть! Вставай! Но хозяин не шевелился… Только открыл мутные глаза, посмотрел на скакуна и поник головой. Бледный, как иней на вымороженной траве.
Справа скользнула быстрая тень. Неужели ты не видишь?! Вставай!
Человек попытался разлепить отяжелевшие веки, но не смог. Слишком слаб. Едва стоящий на ногах фадир тоскливо и жалобно заржал, ударил в мерзлую землю копытом и припал на колени, чувствуя, как последние силы оставляют его некогда могучее тело. Сейчас их с человеком убьют.
Волоран сделал попытку подняться, но дрожащее тело не подчинилось. Увы. Последний дэйн Аринтмы готовился закончить свой путь. Как жаль, что так и не получилось спросить у…
Предсмертный крик вторгся в его вялые вязкие мысли. Мгновения хватило, чтобы понять — кричит кто-то из колдунов. Еще мгновение ушло на осознание донесшихся откуда-то издалека слов:
— Что делать? Дэйн, чтоб тебя! Чем помочь?!
Он, словно тяжелобольной, безуспешно пытался поднять голову. Человек над ним кричал, требовал ответа, но Волоран не понимал, кто и что ему говорит. Хотелось только одного — спать. Пусть все катится… Лишь бы отстали.
— Тварюга крылатая, а ну вставай, не шипи! Да помоги же мне, безмозглая кляча!
«Кляча» разразилась обиженным ржанием, завозилась, и дэйн с тоской подумал о том, что умереть ему, похоже, не дадут.
Снова и снова кто-то кричал над ухом, да так противно, что челюсти сводило. Фадир шипел и плевался на неведомого буяна. Тот осыпал крылатого скакуна бранью, и эти вопли мешали окунуться в забвение, пробирали до костей… И вдруг дэйн вспомнил: дух! Только он может так кричать, что все волосы на теле становятся дыбом, а под кожей пробегает противный морозец. Глен. Колдуны. Шахнал. Мили. Йен. Фадир.
Дэйн вскинулся.
— Давай, чтоб тебя! — В голосе Глена уже звучала настоящая паника. — Хватит валяться! Поднимайся, дохлятина! Ну!
Палач разомкнул непослушные, замерзшие губы. Надо было объяснить этому истерику, сказать то важное, от чего зависела его жизнь. Волоран смог произнести только одно слово. Всего одно. Но оно объясняло все. После этого дэйн с облегчением канул во тьму.
