Книга: Одинокая блондинка желает познакомиться, или Бойтесь сбывшихся желаний!
Назад: Часть четвертая И семь верст нам не крюк!
Дальше: Примечания

Часть пятая
Труден путь в гарем…

Это как же нужно любить свою профессию или, пардон, – призвание, чтобы так долго ноги бить? Или другим везет гораздо больше, чем мне, и они прибывают в сераль непременно с помпой? И за что моей скромной персоне такая изысканная честь? А-а-а… мне досталось то, что при раздаче завалялось (это я о чести). Ну да, кому-то показалось много, и осколки приберегли для таких вот невезучих, как я. И на том большое спасибо…
В пылу размышлений я, увлекшись, посреди дороги попыталась отвесить поясной поклон. Но мне помешал застывший истуканом Васикус.
– А по какому поводу мы разбили бивуак? – поинтересовалась я, потирая свой лоб, пострадавший при встрече со спиной огра. Который, кстати (огр, а не лоб!), даже не вздрогнул.
– Дык! – информативно поведал мне мужчина, указывая жестом Наполеона вдаль.
– Никак пришли! – обрадовалась я и полезла вперед, желая разглядеть будущее пристанище.
Приют уставшей одалиски мой взор поневоле не впечатлил. В массивном заборе, сложенном из крупных блоков ракушечника, виднелись не менее массивные металлические ворота. Почему-то ржавые. В них для людей была прорезана отдельная дверь.
Эти диэры такие бедные, что покрасить вход в свое райское убежище не в состоянии? Все на баб просадили?
Васикус коснулся моего плеча и, показывая на серьги, выдал:
– Дык ы-ы-ы!
Поморгав на него глазами в полном недоумении, я наконец-то сообразила, о чем речь, но все же уточнила:
– Ты хочешь, чтобы я сняла украшения?
– Ага, – сменил пластинку огр и похлопал меня по плечу за догадливость.
От смены лексикона и дружеского жеста меня резко перекосило и покачнуло на сторону. Хорошо хоть не вбил в землю по колено! Пока милый друг с зубастой пастью меня ловил, я проникновенно сказала, ласково глядя на него немигающим взором кобры:
– Васикус, сэкономь усилия! – Чуть отдышалась и добавила: – Если не хочешь остаться здесь в гордом одиночестве с моим бездыханным телом на руках…
– Дык? – удивился огр, выравнивая девушку по вертикали, затем придал устойчивости, возложив на меня две кувалды, которые он из чистого недоразумения, видимо, считал руками.
– Ты из меня дух выбьешь, – прошипела, придавленная неимоверной тяжестью. Мозг пронзила догадка: «Так вот как вы мучаетесь, атланты, удерживая на своих могучих плечах небесный свод…»
– Дык, – извинился местный почтальон Печкин и деликатно отвернулся, чтобы не видеть, как я снимаю серьги и прячу их в самое надежное потайное женское место (а вот какое, из вредности не скажу!).
Дождавшись окончания процесса и довольно покивав миниатюрной башкой, Васикус торжественно подошел к двери и дернул за веревочку.
Бам! Бам! Бам! – прозвучал внутри колокольный звон.
– Хи-хи! – скрючило меня при воспоминаниях «дерни за веревочку – дверца и откроется!».
Бам! Бам! Бам! – Огр повторил попытку доставить ценный груз под расписку.
– Это кто ж там такой нетерпеливый? – раздался визгливый женский голос, сопровождаемый шарканьем ног.
Я взяла переговоры в свои хрупкие руки, приходя на помощь курьеру, застывшему с несчастным видом.
– Это почтенный посыльный Васикус-оглы! – (Васикус нервно оглянулся.) – Тут вам ма-аленькая бандеролька! – пропела я. – С довеском! – добавила, разглядывая разморенного фикакуса.
– О горе мне! Все ходют и ходют, – ворчала женщина, звякая и лязгая замками. – Чего-то носют и носют, чтоб их в чайхане одними помоями поили! А у нас своего добра не прибывает!
На этих словах тяжелая дверь открылась и наружу высунулась маленькая пожилая женщина в тюрбане. Понизу тюрбана перемигивались мелкие камушки-подвески.
Худощавая фигура ее была закутана в богатые просторные одежды. Звенели многочисленные ожерелья и браслеты на руках и на ногах. К поясному платку были пришиты мелкие бубенцы. Несмотря на морщины, избороздившие лицо, чувствовалось, что в молодости мадам отличалась незаурядной красотой. Сейчас личико напоминало печеное яблоко, причем еще и подпорченное червяком-временем, потому как выражение на нем нарисовалось кислое. Выпирало явное недовольство жизнью и обстоятельствами.
– Хде бумаги, почтенные? – раскрыла рот привратница.
– Дык, – протянул пакет с документами огр.
Женщина требовательно уставилась на посыльного. Он понятливо крякнул и достал из недр своего халата коробочку с чернильной подушечкой. Дама макнула в чернила указательный палец и не глядя подмахнула бумаги. После торжественной процедуры вытерла палец выуженным из бурнуса платком, каковой (платок) немного погодя так же бесследно сгинул в тряпичных недрах.
– Осла тоже нам? – проворчала дама, оглядев меня с ног до головы. После этого она еще больше скуксилась. Со словами: «Опять взятку пихают! Нет чтобы пользительное для дома сиятельному прислать!» – приоткрыла калитку в воротах.
– Дык. – Васикус наотрез отказался расставаться с животиной.
Само животное тоже однозначно выразило свое отношение к смене места жительства, оскалившись и пощелкав с приветливой улыбкой всеми наличествующими зубами.
Зато активизировался фикакус. Он оживился, спрыгнул с ослика и подбежал к даме, радостно виляя хвостовым листиком. Растение, видимо, желало наладить контакт с женщиной. Дама на общение пошла неохотно. Она грозно вперилась в растительного зверька глазками-щелочками и с подозрением спросила:
– А скока жрет сей довесок?
– Хм… – Я слегка растерялась. – Совсем немного, если брать в масштабе мировой революции, – льстиво заверила ее, совершенно не представляя себе, чем питается мой новый друг, но искренне желая спасти его репутацию.
– Ладно, потом разберемся, – пробурчала привратница и подвинулась. – Входите.
Мы тепло попрощались со спутниками. Я пожала лапу огру:
– Спасибо, друг. Время, проведенное в дороге с тобой, было самым спокойным за последние дни.
– Ды-ы-ык, – расчувствовался Васикус, смахнув невидимую слезу.
Излучая фальшивую бодрость и уверенность, я энергично «сделала ручкой» ему на прощанье и просочилась за пожилой дамой внутрь, трепетно прижимая к груди немногочисленное имущество и украдкой ощупывая – на месте ли спрятанные серьги. Мысль о подарке Мыра придавала уверенности и привносила легкую щемящую нотку грусти. Я чувствовала себя мальчишкой-ныряльщиком, который прыгает со скалы вслед за старшими, не зная заранее, насколько глубоки прибрежные воды и не встретят ли его буйную головушку смертельно опасные скалы. Сердце билось как сумасшедшее.
Двор оказался небольшим, но чистым. Неподалеку от входа красовался традиционный для этих мест бассейнчик с фонтаном и скамейками вокруг него. Касательно обычных южных частных домов – на мой взгляд, такой себе миленький дворик на юге России или Украины. С многоцветными клумбами, длинной аллеей-виноградником, летней кухней и зеленой беседкой. Слух жильцов услаждало кудахтанье кур из птичника, мычание и блеяние скотины из хлева немножко дальше. По обеим сторонам аллеи, за клумбами, стояли редкие старые яблони и другие плодовые деревья, названий которых я просто не знала. Насколько я поняла по запаху, деревянные домики в самом конце аллеи – это места традиционного уединения.
Словом, настоящая мечта дачника. Еще бы пасеку и садик побольше – идеал. Душа или бани я не заметила, хотя это дело наживное… В общем, все было прекрасно и замечательно, за исключением одного пренеприятного обстоятельства: маленькое уютное хозяйство перед моими глазами, спрятанное за крепкими стенами, размерами не тянуло даже на самое скромное жилье местного владыки. Никак.
Может, меня привели в секретное диэрское убежище, своего рода запретный сад любви? А зачем тогда диэру гарем? Глупо заводить стаю баб, чтобы парочку из них затем прятать в другом месте, не находите?
Я решила, что время покажет.
Мы обогнули квадратную стену, которая, к моему изумлению, оказалась не забором как таковым, а прямоугольным жилым помещением, имеющим разрыв только в месте ворот. Узкие окна жилого дома выходили во двор.
Почти сразу за углом крылась большая дверь, перед которой меня заставили разуться и босиком повели в глубь таинственного жилища.
Старушка шествовала впереди, очень уверенно ориентируясь на местности, а я уже в который раз следовала за проводником, боясь потеряться.
Так, глядишь, скоро разовьется комплекс вечного спутника Ивана Сусанина. Буду рисовать помадой крестики на стенах, за неимением хлебных крошек и еловых веточек ломать мебель и метить дорогу другими, более доступными на текущий момент способами…
Вскоре мы вышли в красивый просторный зал, главным украшением которого служил парадный портрет импозантного мужчины. Портрет начинался у пола и терялся где-то у потолка, заключенный в тяжелую, кажется золоченую, раму, украшенную затейливой резьбой и щедро усыпанную сверкающими блестяшками. Подойдя ближе, я опознала в блестяшках полудрагоценные камни.
– Вот это да! – вырвалось у меня неожиданно, когда оценила примерную стоимость багета.
– А то! – гордо отреагировала старушка. – Уважаемый Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы всегда был представительным мужчиной, и, клянусь бородой отца, ликомаз лишь частично передал его внушительную стать!
– Кто кого передал?.. – невольно переспросила я, занятая рассматриванием изображения.
Там нарисовали такого… потрясающего в буквальном смысле мужчину! У меня глаза разошлись в разные стороны – и то я не смогла одним взглядом обозреть всю картину целиком. По моим скромным прикидкам, весил сей достойный муж примерно около двух центнеров. Его холеные множественные подбородки плавно перетекали на гигантскую грудь и терялись на ее просторах.
Эффект орлиного взора художник достиг, приставив к тому месту, где у человека обычно лоб, жирную длань. Видимо, ориентировался на край головного убора, представлявшего собой смесь восточного тюрбана, фески, тюбетейки и сомбреро до кучи. Сверху все это утыкали аграфами с прикрепленными к ним пышными перьями всевозможных расцветок.
– Бедные птички, – пробормотала я себе под нос, постепенно опуская взгляд ниже и замирая в изумлении.
Между громадных ляжек была зажата… лошадь, практически потерявшаяся под мужчиной и с трудом собиравшая копыта вместе. Честное слово, я даже подвинулась к одной стороне картины, пытаясь высмотреть, чем же подперли несчастное животное, чтобы оно волочило на себе необъятную тушу, не превратясь при этом в лепешку.
– Что вы сказали? – отвлеклась я от созерцания травмирующего женскую психику зрелища и раздумий о нелегкой судьбе тонконогой лошадки.
– Я сказала, – надменно повторила женщина, любуясь портретом, – что уважаемый Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы – мужчина достойный и должность княжеского начальника таможни занимает по праву!
– Кто? Камаз? – У меня не укладывалось в голове.
– Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы! – поправили меня недовольным тоном.
Небрежно отмахнувшись от длинного имени с перечислением всех от мала до велика марок машин, я продолжила выспрашивать:
– Господин – начальник таможни?
– Да! – гордо подтвердила дама.
– А почему его портрет висит здесь? – все еще не доходило до меня.
– Где же этому портрету висеть, как не в главном зале собственного дома уважаемого Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы, да не подуют на него холодные ветры времени?.. – На меня воззрились с сильным недоумением, явно сомневаясь в наличии у вашей покорной слуги хоть какого-то мозгового вещества под блондинистой шевелюрой. – Теперь приготовься услышать нечто удивительное: ты предназначена в дар гарему нашего, – дама кивнула на портрет, – господина, пусть эта мысль приведет тебя в радостный трепет!
– А-э-у-у-у!.. – взвыла я, когда до меня окольными путями дошло, что попала отнюдь не туда, куда собиралась.
– Чего орешь, дитя порока? Блоха под одеянием укусила? – заботливым тоном доброй мачехи поинтересовалась старушка. – Или восхищаешься его красотой и светочем мудрости, да продлят боги его славное существование?..
– Вы знаете… – замялась я, быстро придумывая, как ответить помягче и объяснить, что к салу в любом виде у меня антипатия. – Мне кажется… Нет, я уверена: случилась ошибка.
– Ошибка? – подняла дама тонко очерченные насурьмленные брови.
– Да-а! – продолжила я попытки объяснить курьезность ситуации. – Мне нужно в гарем князя диэров, а не к вам…
– Ишь куда размахнулась! – восхитилась женщина, вонзая в меня цепкий взор. – А тебя там ждут, неразумное дитя?
– Не знаю, – ответила чистую правду. – Но мне туда очень, очень надо! Мне хочется до…
– Перехочется, дочь греха! Вот не знаешь, а лезешь! – строго погрозили мне пальцем. – Нет уж! Будь там, воплощение греховного соблазна, куда тебя взяли, и не рыпайся.
– Я не могу ждать! – проблеяла я, в панике крутя головой по сторонам и беспомощно выискивая пути отступления. – Пожалуйста, мне очень нужно отсюда выйти!
– Щас! – заверила меня женщина и хлопнула в ладоши.
Откуда-то, будто чертики из табакерки, нарисовались трое крепких мужичков в длинных полосатых халатах и таких же широких бурнусах и тюрбанах, как и у женщины, только головные уборы чуть уступали качеством ткани и были не столь яркими. Троица хищно застыла, ожидая приказаний и лениво похлестывая нагайками по отворотам узких сапог.
– Отведите нашу гостью на женскую половину. Скажете служанке определить гостью в комнату ожидания, – озвучила решение старуха. Злорадно уронила: – Приедет хозяин и разберется, кому куда надо!
– А когда он приедет? – пискнула я, расширенными глазами наблюдая за приближением исполнительных слуг.
– Скоро, всего лишь через неделю, – поведали мне. – А пока под замком посидишь… пообвыкнешься. Да и работы у меня много, помощница нужна.
Невзирая на окружающую невыносимую жару, меня продрал озноб.
Поглядев на крайне недружественную компанию, я сдалась без боя и позволила отвести себя в средних размеров комнату. Там меня встретили железными решетками узкие окна и дверь, обитая железом и оснащенная замками с внешней стороны. На подоконнике одиноко стоял в тазике щербатый кувшин с водой. «Удобства» в виде ночного горшка светили белым фарфором из-под кровати. Ничего ж себе комната для гостей! Скорее, камера предварительного заключения!
Аскетическое убранство комнаты составляли две узкие кровати, низкий столик, штуки три подушки, раскиданные по полу, и пыточное устройство. По-другому назвать деревянный станок с колесом и кучей выступающих частей язык не поворачивался.
– Вы за это ответите! – от бессилия пригрозила я, бешено просчитывая в мозгу варианты спасения себя любимой.
Варианты, как назло, всплывали крайне неподходящие или слишком фантастические. По крайней мере, возможность распилить обычной пилочкой для ногтей решетку я отвергла сразу: нежно лелеемую стеклянную пилочку было жалко, дополнительного средства для успокоения женских нервов из металла мне не предложили, а без этого на подвиги я была категорически не способна. Следующей отвергнутой идей был подкоп. Если даже оставить в стороне вопрос разборки дощатого пола, то куда и главное – чем копать, мне пока было непонятно, а значит, прожект переводился в категорию мартышкиного труда. А бездарный труд я не уважала.
Усевшись на одной из кроватей и сиротливо прижимая к сердцу торбочку с немудреным имуществом, я размышляла о превратностях судьбы, горестно подумывая о том, что если мне не удастся смыться до приезда хозяина дома, то не постигнет ли меня участь несчастной лошадки с портрета.
Меня невежливо прервали. В комнату без стука притащилась давешняя тетка, сопровождаемая парочкой холуев, нагруженных чем-то темно-желтым, пушистым и крайне вонючим.
– Чтоб ты, низкорожденная, не сидела впредь без дела… – затянула держиморда восточного образца долгую паузу. – Вот тебе первое задание: спряди эту пряжу.
– Как вас, простите, зовут? – задала я вопрос, интересуясь не столько именем эксплуататорши, сколько ведомая желанием хоть как-то обозначить наши неустановленные отношения.
Дама подбоченилась и выдала:
– Кланяйся и трепещи! Перед тобой первая и единственная супруга уважаемого Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы, многоуважаемая Клеопатра-Мессалина-Аспазия-Феодора-Туллия!
По мере перечисления имен у меня в голове один за другим всплывали светлые образы незабвенных античных куртизанок. Назрел законный вопрос: чем же эта дамочка сумела так отличиться и кому так досадила, что ее наградили подобным списком?
– Вы знаете, мне будет очень сложно запомнить ваши изумительно красивые имена, – подлила елея. – Вы мне их не запишете?
– Вот молодежь беспамятная пошла! – возмутилась Клепа. – В мою моло… раньше с лету все запоминали. Ладно, напишу для невежд, а ты пока трудись!
– Спасибо, – поблагодарила я. Задала следующий вопрос: – А что мне надо делать с этой немного подванивающей кучей? Постирать?
– Сплести пряжу, – ответствовала хозяйка дома, копаясь в бездонных карманах одеяния и вытаскивая один клочок бумажки за другим, бормоча под нос: – Так… здесь титулы начальника базара, это – имена жены начальника базара, здесь – тещи пятой жены начальника базара… А, вот оно! – Мне всучили помятую шпаргалку с детскими каракулями, на которой было нацарапано: «КлИопаДлаМИСалинаАспаСияФИоТоравДуЛия».
– Уважаемая старшая жена, простите мое вопиющее невежество, но я даже не представляю себе, как это делается, – крутила я в руках сомнительную цидулку и старалась не заржать на «клиопадлу».
– У-у-у, р-растяпа! – охарактеризовала меня «Вдулия». – И откуда у нонешней молодежи руки растут, помилуй меня Демиурги?
– Из плеч, – пожала я этими самыми плечами. – Меня совсем другому дома учили…
– По чужим мужьям шастать и в гаремы напрашиваться, о порождение змеи? – желчно поинтересовалась единственная супруга бочонка с салом, вытаскивая на середину комнаты станок для пыток. – Гляди, о глупая дочь лысого брадобрея… Берешь вот это, вставляешь сюда, крутишь ногой, ссучиваешь нитку, наматываешь на веретено. Понятно?
– Нет, – честно призналась я, с интересом рассматривая, как плодотворно труд действует на человека. – Можете еще повторить?
Допоказывались мы до того момента, когда закончилась пряжа. У Клепы так ловко получалось ее ссучить, стоило лишь сделать недоуменное лицо и продемонстрировать свою профнепригодность, вставляя по ходу дела лестные эпитеты в ее адрес!
Когда хозяйка обнаружила, что демонстрационный материал закончился, то вызвала помощников и приказала принести еще один мешок вонючего сырья, после чего мы продолжили: она показывать, а я «учиться». Меня эта ситуация только развлекала. Несколько раз Клепа пыталась настойчиво усадить нерадивую помощницу на свое место и припрячь к работе, но, тоскливо глядя на печальные результаты моего постижения народных ремесел, громко вздыхала и снова целеустремленно начинала преподавать трудную науку прядения.
Стремительно таял южный вечер, освещенный тусклым оранжевым огоньком масляной лампы, задумчивый и тревожный. Когда я в очередной раз подняла голову, глянув в окно, – на землю опустилась бархатная ночь. Из окна потянуло ароматами цветов и прохладой. Сад заволокло серебристым туманом. Индюки, куры и домашние животные давно затихли, только в соседнем переулке изредка коротко взлаивала заскучавшая от долгого дневного безделья шавка.
Спустя какое-то время учительница встала, с трудом разогнув поясницу и пробормотав:
– Тяжелое это дело, учить молодежь уму-разуму! – Кряхтя, она вышла за дверь, не забыв добавить: – Завтра продолжим!
– Всенепременно! – согласилась я, совершенно не собираясь у нее учиться.
Скромно перекусив ужином из куска ячменной лепешки, сыра и острого соуса и запив это удовольствие горячим чаем, я расположилась на ночлег. Кровать была узкой, а матрац – жестким и пыльным. Впрочем, в оправдание хозяйки могу заметить, что простыни были белоснежными, накрахмаленными и пахли свежестью.
Но предварительно не забыла размотать фикакус. Сняв животное с шеи, я пропихнула через решетку в окно и отправила его в сад, подышать свежим воздухом. Разделавшись с животноводством, я улеглась и долго думала над вопросом всех времен и народов: «Что делать?» Ответ на него так и не нашла, уснув без задних ног. Слишком измучил тяжелый день, наполненный чередой событий.
Утро встретило меня зябкой промозглой сыростью, мелодичными трелями жаворонка и окриком: «Подъем!» – раздавшимся над ухом.
– Вам бы прапорщиком стать! – проворчала я, разлепив глаза и узрев нависшую надо мной домомучительницу с зажатыми в кулачке песочными часами.
– Это кто? – подозрительно поинтересовалась Клепа, внимательно следя за песочной струйкой, пока я экипировалась.
– Ну-у… это такой мужчина, который муштрует молодых воинов и учит их жизни, – попыталась емко и кратко охарактеризовать широкие и не совсем понятные далекому от армии человеку обязанности прапорщика.
– А-а-а… десятник, – довольно закивала головой хозяйка. Расплылась в мечтательной улыбке. – Это я запросто могу! – Тут же рявкнула: – А ну марш на кухню, бездельница! Солнце уже высоко, а ты в постели прохлаждаешься!
Отконвоировав меня на кухню и распорядившись о завтраке, Клепа приставила меня к важному делу – чистить яблоки для сушки.
Приставить-то она меня приставила, но кто ж их чистил? Естественно, она! После того как я «нечаянно» перепутала тазик, полный нарезанных ломтиков, с помойным ведром и пару раз попыталась зарезаться ножом для чистки фруктов, Клепа с тяжелым вздохом отобрала у меня все опасные предметы и принялась обучать домашнему хозяйству.
Под моим чутким руководством и слушая многочисленные подбадривания, она с успехом справилась с поставленной задачей, и мы приступили к следующему важному делу. Нам предстояло выковырять косточки у вишни.
Надо сказать честно, приложив руку к тому месту, где у мужчин сердце, а у женщин грудь, – это она погорячилась.
Получив пару десятков раз косточкой в глаз, испортив себе настроение и наведенный с таким трудом слой штукатурки, ошибочно названной легким макияжем, «Вдулия» разразилась пространной речью о моей никчемности и бесполезности. На что я только подхалимски кивала и уверяла, как она права в своей прозорливости. Далее шло прямым текстом, что мне «нужно оторвать пустую тыкву, а не голову… руки переставить», и по списку… включая пожелание получить дыней по голове и камешки в сандалии. Я всячески соглашалась, умело навеивая ей свежую мысль выпереть меня из дома с позором. Позор я согласилась взять на себя.
Когда трудовой запал старушки-стахановки иссяк вместе с громадным запасом замысловатых восточных ругательств и она уселась, сложив руки на коленях и укоризненно рассматривая создание Демиургов (исчадие их же в моем лице!), ворвался один из охранников и возопил во всю глотку, расплываясь в глупой улыбке:
– Хозяйка, там та-акую гурию привели!
– Что? – не поняла Клепа, глупо хлопая насурьмленными ресницами (я с ужасом представила, как с них падают куски свинцовой отравы в готовящуюся рядом пищу). – Говори яснее, сын греха, – какую гурию?
– Пэрсик! – чмокнул кончики пальцев горячий нукер. – Чистый пэрсик!
– Кто его мыл? – невинно влезла я в разговор, приходя на помощь обалдевшей хозяйке, перечистившей вместо меня сегодня с утра кучу фруктов.
Я бы тоже свихнулась, если бы мне вдогонку ко всему еще и персики всучили!
– Ой-вэй, почтеннейшая, идите сами посмотрите, какая красавица к нам пожаловала! – обиделся усатый ценитель фруктов и отбыл показывать новое приобретение.
Клепа рванула за ним, взяв низкий старт, а я уже скромно в отдалении последовала за ней, потому как сильно мучило любопытство и душа просила новизны. Водопад ругательств, ведра фруктов, стаи мух и горы очисток уже сидели в печенках. К тому же я еще и объелась сверх меры щедрыми дарами местной усадьбы…
Во дворе, под конвоем охранников, знойно тосковала девушка, замотанная с ног до головы в легкие шелка. Из-под шелковых покрывал были видны лишь очертания стройного тела, почему-то немного угловатого и слегка широкоплечего. Присмотревшись, я узнала поразительно знакомые шартрезовые глаза… и замерла, сраженная мелькнувшей догадкой. Побоялась поверить в шокирующую реальность.
Девушка легонько наклонила голову и одновременно игриво мне подмигнула. Я открыла рот, собираясь сморозить глупость. Мне пальчиком у губ дали понять, чтобы молчала в тряпочку. Решив послушаться, рот я закрыла и даже помолчала пару минут, сгоняя мысли в кучку.
– Мир вашему дому, многоуважаемая, – пропела дева чистым, мелодичным голосом, немножко тонковатым на мой вкус.
– И вам того же, – машинально ответила на традиционное приветствие Клепа, с нехорошим подозрением разглядывая новоприбывшую гостью.
– А я к вам! – чистосердечно обрадовала ее луноликая дева, сверкая прекрасными очами и бочком-бочком подкрадываясь ко мне.
Когда неземное видение оказалось в непосредственной близости от ошалевшей блондинки, я со всей силы наступила видению на ногу и пробормотала сквозь зубы, сопровождая действия широкой доброжелательной улыбкой:
– Не переигрывай!
– Не учи меня делать детей! – прошипела в ответ вторая прекрасная блондинка по имени Лелигриэль.
Я хихикнула и, не повышая тона, вполголоса игриво полюбопытствовала:
– И много ты их сделал?
– Нет! – огрызнулась блондинка, расточая сладкие улыбки по сторонам. – Окружающие советами замучили!
– Упс! Пардоньте-пардоньте! – мигом сдалась я, делая виноватое выражение лица и громко интересуясь вместо замордованной хозяйскими делами Клепы: – Надолго к нам?
Клепа стояла, утратив дар речи от подлости окружающего мира. Главную жену пришибло неземной красотой очередной претендентки на сердце и прилагающееся к нему тело хозяина.
– Это уж как карты лягут, – пропела красавица, стреляя глазками.
– Во что играем? – деловито осведомился один из местных нукеров, украдкой утирая рукавом сбегавшую по подбородку при виде «пэрсика» слюну.
Какая жалость, что он не ведает об изнанке жизни! Иначе бы до конца дней своих к женщине без предварительной проверки не подошел!
– А что вы умеете делать? – отмерла «Вдулия».
Я умильно посмотрела на трудолюбивую, обладающую многими хозяйственными талантами старушку и заверила:
– Думаю, она умеет делать все!
– А? – отвлеклась от кокетства блондинка. – А что надо-то?
– Закрой свой хорошенький ротик и ступай за мной! – Я храбро взяла на себя бразды правления и потащила нашу троицу паровозиком на кухню, приговаривая: – Нечего прохлаждаться, когда работы непочатый край! Тунеядцев, понимаешь, развели!..
– Да-да! – поддакивала Клепа, семеня следом и довольно кивая на мои провозглашаемые с энтузиазмом лозунги.
На кухне мы с Лелигриэлем устроились в уголке, попивая чай, похрустывая печеньем и с умилением наблюдая за хозяйственной старушкой, уже перечистившей сливу и приступившей к абрикосам. Там мы повели неспешную беседу.
– Ты что здесь делаешь? – вопросила я, отодвигая от себя тарелку с фруктами, уже набившими оскомину.
– Тебя спасаю, – получила краткий ответ от непрерывно чавкающего эльфа.
– И как? – Мне загорелось выяснить суть процесса спасения.
– Что – как? – не понял Лелигриэль.
– Получается? – углубилась я в детали.
– Еще не знаю, – задумчиво ответил эльф, разглядывая помещение. С немалым уважением признал: – А ты тут хорошо устроилась…
– Не жалуюсь, – согласилась я с ним. – Можно было бы здесь навеки поселиться, если бы не солидный довесок в лице хозяина дома… килограммов эдак на двести.
– Скока-скока? – подавился айвой блондин. – И он жив?..
– Ага! – заверила его я. – Жив и здоров! Любит плющить лошадок и обожает конскую колбасу.
– Это как? – вылупился собеседник, забывая жевать.
– А теперь нужно сделать продольный надрез и вытащить косточку, – взвыла на заднем фоне увлеченная кухонной наукой Клепа, приучая нас к домашним хлопотам.
– Как у вас ловко получается! – поощрила я чужой педагогический талант. И вернулась к пояснениям: – Он когда на лошадь садится, то ее сразу в лепешку плющит. Дальше несчастное животное годится только на колбасу…
– Несчастное животное! – расстроился верный гринписовец Лелигриэль, видимо красочно представляя, как это происходит.
– Несчастные мы! – поправила я его, отщипывая кусочек халвы.
– Почему? – захлопал на меня подкрашенными ресницами эльф.
– Потому что если мы отсюда не выберемся, то на колбасу пустят уже нас! – Я подняла бровь, выразительно намекая на плотские утехи с хозяином дома.
– Нет! – взвизгнул мужчина, привлекая внимание Клепы.
– Вам непонятен процесс чистки груш? – поинтересовалась она, вытирая выступивший пот широким полотняным рукавом. – Так я повторю для неумех…
– Сделайте милость, – отреагировала я, подталкивая локтем замершего эльфа.
– Пожа-алуйста, – выдавил тот, забыв смягчить голос и вызвав удивление хозяйки. Та покосилась на него совнезапно вспыхнувшим подозрением.
Пришлось раззяву ткнуть под ребра.
– Спасибо! – в ужасе от грядущей судьбы, завопил Лелигриэль фальцетом. – Мы вам так признательны за науку!
Дама успокоилась и, продолжая бубнить, погрузилась в чистку груш.
– Как мы будем отсюда выбираться? – пристал ко мне эльф, глядя умоляющими глазами. – Я не хочу стать лошадкой… то есть лепешкой! Мне на роду написано совсем иное будущее, нежели превратиться в колбасу!
– Ты меня спрашиваешь? – вытаращилась я на него. – Вроде бы именно тебя прислали в качестве спасателя?! Или я ошибаюсь?
– Тебе изнутри виднее! – парировал блондин, запихивая в рот громадный кусок нуги.
– Скажи, – до меня вдруг дошло еще одно немаловажное обстоятельство, – тебя смущает только вес хозяина? А как насчет его пола?
– Э-э-э? – попытался расклеить челюсти эльф.
– Ну… ты что, можешь это делать с мужчиной? – пояснила я, наливая чай в пиалу и подвигая жертве сладостей.
Эльф подумал, представил, впечатлился… и упал в обморок.
– Чего это с ней? – подскочила Клепа, обмахивая слабонервного мужика фартуком.
– Переработала, – разъяснила я. – Большая нагрузка на хрупкий организм…
– Ой! – устыдилась хозяйка, растерянно оглядывая кучи почищенных фруктов для домашних заготовок. – Странно, а почему я так устала, если она переработала?
– Это необъяснимый феномен! – выдвинула я гипотезу, незаметно щипая разлеживающегося эльфа.
– Ох! – соизволил прийти в себя впечатлительный мужчина. – Тяжела ты, женская доля!
– Да ты что! – Я восхищенно открыла рот. – Это когда же ты прочувствовал… ла?
– Когда эпиляцию на груди и ногах делал… ла! – пожаловался блондин, глядя на меня страдальческими глазами и вспоминая не очень приятные моменты получения гладкой кожи.
– Девочки, – совсем потеряла нить разговора хозяйка, – а зачем это делать на груди?
– Для пущей экзотики и полноты острых ощущений. – Я уже вовсю щипала себя, чтобы не заржать, уж больно двусмысленная ситуация вырисовывалась.
– Да? – подняла брови старушка (это у нее вошло в привычку).
Нужно проследить, чтобы по моей милости трудолюбивая дама не обзавелась новыми морщинами. А то, не дай-то бог, ее перекатывающийся танк захочет отомстить со страшной силой или того хуже – гульнуть налево…
– …Нужно попробовать при случае…
– И еще, – продолжал жаловаться Лелигриэль, – на меня там та-а-ак смотрели и та-а-акое предлагали…
– …Не знаю, правда, стоит ли…
– …И если бы не Болисиэль…
– Кто?! – завопила старушка, услышав мужское имя. – При чем здесь мужчина? В женских купальнях-то?..
– Почему – в женских? – вытаращился на нее блондин, откидывая вуаль и задумчиво поскребывая пробивающуюся щетину.
– Ик! – Клепа присела рядом, вытянув руку, потрогала колкую щетину и слабым голосом умирающей спросила: – Это тоже экзотика?
– Нет! – Я начала оглядываться в поисках нашатыря. – Это острые ощущения!
– А-а-а, – протянула женщина, ощупывая эльфа дальше и ниже. Блондин впал в прострацию и против облапывания не протестовал. – Будут еще какие-то сюрпризы?
– Да! – не покривила я душой. – Скорей всего, еще парочка вот таких же, – ткнула ложкой в блондина. – Они придут меня спасать…
– Так это из-за тебя? – дошла до Клепы абсурдность ситуации. – Тогда сделаем так… – Она хлопнула в ладоши и завопила: – Принести сюда вещи нашей гостьи!
В общем, если отбросить дальнейшую суету и словоблудие, сопровождавшие наш уход, то через несколько минут мы с Лелигриэлем стояли за воротами. В моих руках приятно позвякивал увесистый мешочек, который мне всучила Клепа со словами:
– Надеюсь, ты будешь обходить наш дом дальней дорогой?
– Естественно! – искренне заверила я ее. – Ведь я теперь умею прясть и заготавливать фрукты на зиму!
Ответом мне был гулкий звон захлопнувшейся двери и лязг многочисленных замков. Уважаемого Ваз-Заз-Ярис-Тофас-Киа-Аро-оглы всячески оберегали от ненужных для его фигуры стрессов.
– Все-таки хорошая она женщина! – сказала я эльфу, покидая гостеприимный гарем.
– Д-да-а! – неуверенно согласился ушастик, и мы побрели навстречу приключениям.
– Стой! – воскликнула я через несколько шагов. – Забыла! Я забыла!
– Что случилось? – недоуменно спросила местами пожеванная дева Лелигриэль, глядя, как я разворачиваюсь и прожогом несусь к калитке.
– Потом! – отмахнулась я от него и начала барабанить в ворота, истошно вопя: – Животинку верните! Отдайте фикакус!
В ответ стояла гробовая тишина – дом словно вымер…
Отбив себе кулаки и пятки под увещевания «блондинистой девы», я выдохлась.
Нет, я, безусловно, совсем не горела желанием обзаводиться питомцем, но если уж таковой завелся, то…
Изнутри раздался скрип. Я замерла и прислушалась. Скрип менял направление, пока наконец на гребне стены (чуть не подумала – «волны») не появился мой фикакус, правда слегка подросший.
– Маленький, спускайся вниз, – подлизалась я, чувствуя себя виноватой перед живым растением.
«Маленький» фикакус повертел зеленым шариком вместо головы (раньше было не слишком заметно, а теперь голова стала похожа на неоформившийся плод) и свалился мне на руки. Ну… это так говорится – «на руки»… Скорей, этими «руками» оказалась моя перегревшаяся в боях с Клепой башка. Теперь она (черепушка в смысле) стала еще и отбитой…
– Слезай, Халк отожравшийся! – вызверилась я, выползая из-под фикакуса.
Растение послушно спустилось с меня и уселось напротив, обмахивая любимую владелицу листиками.
– Не подмазывайся! – пробурчала я, потирая ушибленную часть тела, которая была самой природой предназначена для мыслительного процесса, но думать категорически отказывалась, ссылаясь на несоблюдение трудового кодекса и несоответствующие условия эксплуатации. Диалог грозил затянуться надолго…
– Леля, ты как себя чувствуешь? – К фикакусу присоединился Лелигриэль, обмахивая себя, меня и фикакуса подолом и демонстрируя всей улице стройные мужские ноги, лишенные растительности и таинственно просвечивающие через тонкий шелк шальвар.
– Нормально, – фыркнула я, отказываясь от услуг бракованных кондиционеров. Поднялась, кряхтя, на ноги и между делом заметила: – Если ты поднимешь платье еще чуть выше, то на твою половую принадлежность уже никто внимания не обратит!
Лелигриэль моментально отпустил подол и даже попробовал потянуть его вниз, виновато сказав:
– Так жарко же…
– Жарко. Настоящее пекло, – не стала я спорить. Обратилась к увесистому питомцу: – Ты чем там занимался, что так вымахал?
Фикакус потупился и… застеснялся.
Э-э-э? Я чего-то пропустила? С каких это пор намек о еде ввергает собеседника в смущение? Или дело не в еде? На этом солнцепеке у меня мозги слиплись в комок и расплавились. Ну, то, что еще оставалось…
– Так чем ты там занимался? – Я чуть увеличила громкость голоса и строго посмотрела на растение. – Алименты платить нужно?
– Лелечка, а что такое алименты? – заинтересованно влез блондин.
– Это, милый, – прищурилась я на обоих мужчин, – такое большое денежное пособие на внебрачных детей…
– Ага, – перебил меня Лелигриэль, – а на детей, рожденных в законном браке, оно не распространяется?
– Ошибаешься, – мстительно пропела я, – распространяется, только его размер существенно увеличивается!
– Какое неравноправие! – сокрушался мужчина, разворачиваясь и продолжая путь. – Почему женщинам все, а у мужчин это «все» отбирают…
– Так останься женщиной, – вредно посоветовала я, плетясь за ним и не выпуская из поля зрения довольно скачущего фикакуса, которому было абсолютно наплевать и на алименты, и на перекрестное опыление Клепиного сада…
– Бедная «Вдулия»… – сострадательно бормотала я на ходу. – В следующем году ей придется гоняться за персиками и отбиваться от груш, а яблони будут прицельно метать плоды… Хотя… Если она сумеет выдрессировать потомство фикакуса, то помощница ей будет уже не нужна… Надеюсь, мне не всучат алиментного щенка – потомка вишни или сливы? – излила свои опасения вслух и с ужасом стала вспоминать, какие еще растения росли в том саду. – Инжир, шелковица, кабачки… кажется. Ой, мамочки! А если там посадили дыни и арбузы? – От интересной идеи арбукакуса, который играет головой в футбол, мне совсем поплохело.
На этой ноте заворачивая за угол, я оказалась в чьих-то очень крепких объятиях…
Нет! Мне, безусловно, нравится, когда меня крепко и пылко прижимает к себе красивый мужчина, умопомрачительно стискивая в знойных объятиях. Пара уточнений: требуется, чтобы мужчина хотя бы перед этим представился и желательно – именно прижимал, а не приклеивал… В остальном все хорошо…
– А можно притушить накал страстей? – недовольно высказалась я, отлипая от широкой и мускулистой груди Магриэля, возжелавшего экспрессии.
– Мы за тебя так волновались! – эмоционально выпалил брюнет, выпуская жертву из рук и укоризненно на нее взирая, как будто именно я во всем виновата.
– Сочувствую, – отрезала я, потихоньку отодвигаясь от него и предупреждающе глядя на Болисиэля, стоявшего следующим в очереди на тисканье моего потного, усталого тела, украшенного парой синяков. – Надо было лучше смотреть, куда свою полонянку сбагриваете!
– Мы?! – обиделся Магриэль. – Мы-ы-ы??! Ты сама-то куда смотрела?
– По большей части под ноги, – выдала я чистую правду. – Это вы тут все знаете, а я не местная, от поезда отстала, три дня не ела… Подайте, люди добрые, на пропитание бедной сиротинушке, – закончила тысячу раз слышанным речитативом, жалостливо заглядывая в глаза мужчинам, и получила бутерброд, надкусанное яблоко и кусок сыра. – Благодарствую! – с достоинством склонила я голову и вернула заначки владельцам, ибо мой организм на данный момент был просто переполнен витаминами и калориями.
– Издеваешься? – зло прошипел обманутый в лучших чувствах Магриэль, заворачивая сыр в чистую тряпицу и пряча в карман.
Я проводила продукт глазами, поморщилась и на будущее сделала зарубку в памяти – никогда не есть что-то из чужих карманов, если только не умираю с голоду.
– Нет, – отвертелась я и ловко перевела разговор на другую, более животрепещущую тему: – Куда идем?
– В агентство! – провозгласил брюнет, обводя орлиным взором свое маленькое войско.
– В трактир! – не согласился Лелигриэль. – Я в таком виде туда не пойду!
– А в трактир ты как зайдешь? – хихикнул брат. – Луме сюрприз сделаешь?
– Ах ты!.. – погнался оскорбленный блондин за обидчиком и запутался в тонких покрывалах.
Пока он с гневным шипением освобождал свои конечности, я подошла поближе и успокоила:
– Ты можешь не заходить внутрь, если стесняешься.
– Да? – заинтересованно поднял голову Болисиэль.
– Да! – подтвердила я. И великодушно добавила: – За углом постоишь. Будешь нашим секретным оружием, если раньше в гарем не украдут…
– Умеешь ты утешить, Леля, – скуксился проэпилированный блондин и отвернулся, демонстрируя жгучую мужскую обиду.
– Все для тебя, дорогая, – сладко пропела я, – лишь бы улыбка не покидала твоего прекрасного личика!
– Издеваешься? – прошипел Лелигриэль.
– Заметно? – ответила вопросом на вопрос.
– Замолчите! – заорал отец-командир. Скомандовал: – Закрыли рты! Прекратили пререкаться и шагом марш в агентство!
Клац! Клац! – дружелюбно выразил свое отношение к непочтительным крикам в мою сторону подросший фикакус. Растение, шелестя листочками, мягким кошачьим клубком приблизилось к Магриэлю, заглянуло ему в лицо и демонстративно зевнуло, показав отнюдь не маленькие зубы.
Мужчина намек понял и выдал, глядя на меня исподлобья с непередаваемой колоссальной любовью:
– Пожалуйста!
– Конечно! – проявила я ответную вежливость, отчаянно желая завалиться спать и не имея сил пререкаться с ним.
Дотопали до агентства мы при мертвом молчании и в темноте кромешной. О-о-о, южная темнота – это что-то, скажу я вам! Когда на небе спряталась за облаками луна или наступило новолуние, то в качестве ругательства всеми тут расписываемое нутро черных драконов в сравнении с местными переулками отдыхает! Я ползла на подламывающихся ногах скоростной улиткой. Спасибо братьям эльфам, которые подцепили меня с двух сторон на буксир и тем спасли мою почившую гордость!
Знакомая дверь приветливо встретила нас красивой табличкой: «Если вам что-то от нас надоть, то приходить завтра, послезавтра или послепослезавтра! Даже если очень надоть, то ночевать на пороге категорически воспрещается!»
– Мило, – прокомментировала я, практически непрерывно зевая. – Ну разве можно спорить с могучей женской интуицией? Сбылась мечта прекрасной дамы – мы идем в трактир!
И мы пошли спать. Правда, как всегда, с приключениями, потому что одна милая белокурая дама с выпуклостями не на том месте в трактир через центральный вход, как нормальные люди, заплывать не пожелала (стеснялась шибко своей неземной красоты) и полезла через открытое окно второго этажа. Надо ли говорить, что Лелигриэль снова запутался в широких юбках и красиво навернулся, почти добравшись до вожделенного окна? И так раза три…
Когда мне надоело наблюдать за его эквилибристическими этюдами, народу уже собралось прилично, несмотря на позднее время. Лелик заменил скучающим зевакам цирк, кино, театр и казино в одном лице. Многие от души сочувствовали непутевой деве…
– Мотри, как ползет, – восхищался красноглазый гоблин, экзальтированно прижимая к груди перепончатые лапки. – Небось к полюбовнику страсть как хоцца!
– Не-э-э, – возражал, почесывая крючковатый нос, гном. – Скорее, шоб муж не застукал, шо она к хахалю бегает!
– Да вы только послушайте, какие замысловатые и неприличные выражения она употребляет! – надрывалась благообразная матрона средних лет и игриво подмигивала пунцовеющему от смущения Болисиэлю.
– Мырг вас подери! – выругался блондин, продолжая свой нелегкий путь наверх.
Эх, наверно, стоит преподнести им идею о создании Книги Гиннесса…
Мне до чертиков надоело это эксклюзивное зрелище чужой глупости, и я попросту смоталась в комнату к эльфам, приветственно кивнув по дороге крайне удивленной моим возвращением Муме, и притащила штаны и рубашку.
Дождавшись очередного «шмяк», всучила несчастному эльфу его мужское обмундирование. В это время мне в отдалении почудилось что-то зеленое и шкафообразное…
Но именно почудилось. Когда я рванула, чтобы рассмотреть поближе, то, естественно, «зелененькое» оказалось всего лишь большим разлапистым деревом.
Разобидевшись на весь белый свет в общем и одного индивидуума в частности, я надула губы и отправилась прямиком спать, без ужина.
Сколько можно есть, в конце концов? Эти фрукты такие калорийные!
Ночью мне снился замечательный сон… Я встречала Мыра на пороге комнаты, окруженная множеством удобных для женской изящной ручки метательных снарядов, и высказывала ему в очень вежливой форме, что я думаю по поводу его побега. Завершалась моя прочувствованная тирада угрозой никогда не иметь с ним больше никаких отношений, если он еще раз бросит меня на произвол эльфов…
– Леля, просыпайся! – заорал над ухом в ответ Мыр. – Счастье проспишь!
– Ах ты! – подскочила я на кровати и, разлепив глаза, увидела неразлучную троицу, ехидно ухмылявшуюся.
– Счастье – это когда вы далеко! – высокомерно заявила я и добавила: – Кругом! Шагом марш! Жертве вашего произвола срочно требуется одеться!
Ушастики послушно потопали к двери, но на пороге Магриэль обернулся и ядовито заметил:
– С кем это ты во сне целовалась? Так губки бантиком обворожительно складывала и причмокивала от удовольствия!
– Не волнуйся! – не менее ядовито отозвалась я, запуская в него подушкой. – Это был не ты!
– Какое счастье! – с облегчением выдохнул выкидыш серпентария, ловя подушку на подлете и возвращая назад.
– Не быть тебе… уй! – Подушка метко накрыла лицо. – Тьфу! Не быть тебе человеком, эльфийский кролик-переросток!
– И слава Демиургам! – передернул плечами от подобной перспективы Магриэль и вылетел за дверь.
Завтрак прошел в полном молчании. Мы вежливо передавали друг другу соль, перец, другие специи, соус, шербет, эль и еще какую-то жидкую отра… приправу. Я остро жалела, что предусмотрительный брюнет уселся от меня в сторонке и лишил заманчивой возможности мелко напакостить, вывалив что-то яркое и липкое на его идеально сидящие на узких бедрах штанишки.
После завтрака мы отправились в агентство. Двигались все так же молча, думая каждый о своем…
– Э-э-к! – раздавались в отдалении непонятные звуки.
Вывернув на финишную прямую к агентству, мы увидели Кувырлу, строгавшую «аксесюром» увесистые дубовые чурки на щепки. Получалось у нее это действо довольно ловко: бабуля заносила топор над головой, ее чуть-чуть вело в сторону – и она с криком «Э-э-к!» неслась к чурбачку, чтобы героически срубить очередную лучину.
Какая занятная утренняя гимнастика! И разомнешься, и дрова на щепки переведешь!
– Мадам, – обратился к занятой старушке Магриэль, – не подскажете…
– Мамзель, – поправила его бабуля, отрываясь от увлекательного занятия. – Кады запомнишь?
– В следующий раз – обязательно! – приложив руку к сердцу и глядя на бабку честными-пречестными глазами, заверил Магриэль.
– Я высеку это у него зубилом на каменном лбу, – поддержала я его и заработала злобный взгляд. Вот и делай ему добро после этого! Обламывают в самых лучших начинаниях!
– Че надоть? – заинтересованно спросила Кувырла, перебрасывая «аксесюр» с руки на руку. Заметив мое неприкрытое восхищение, бабушка поделилась опытом: – Надоть завсегда себя в тубусе держать!
– Может быть, в тонусе? – глотая рвущийся смех, я с трудом представила бабулю, втискивающуюся в тубус. Хорошенькая себе оздоровительная профилактика! Считай, как у мумии фараона!
– Чегось? – вытаращилась на меня гибрид ведьмы с лягушкой. – Могет, и так. – Она со скрипом почесала во взъерошенной шевелюре и повторила: – Че надоть?
– Мы бы хотели увидеть Марибель… – начал объяснять брюнет, но был невежливо перебит бабкой.
Покачавшись на лягушачьих лапках, Кувырла выдала:
– Многие бы хотели… да нет ее, убегла…
– Сбежала?! – вскинул красивые брови Магриэль. – Почему? Зачем?
– А хто ж ее знаит, – философски заметила бабуля и высказала предположение: – Можа, решила бражничать перестать… хватит ей муху зашибать, и так… того, а можа, еще зачем. Мне не доклали.
– Муху зашибать? – по-идиотски переспросила я, кося удивленным глазом.
Бабка вызверилась:
– Брать в галошу, бросать на колосники, булькать, косорыловку глушить, колдырять, надюдюнькиваться, наезжать на бутылочку, набузыриваться, ужаливаться, насандаливаться, обмывать копыта, нахонячиваться, ографиниваться, дорогу поглаживать, прикисать, сооружать канделябру, флаконить, фугасить, чекалдыкивать…
Этот фонтан красноречия меня как-то оглушил. И бабуся долго бы еще открывала свет истины моему непросвещенному уму, но ее умело остановил Магриэль:
– Довольно, мадмуазель! Прошу вас!
К тому времени я успела слегка очухаться от бесконечного потока синонимов безусловно богатого местного языка.
До меня вдруг дошло – о-па! Вот это номер! Чует мое финансовое сердце – кинули нас знатно! И денег мы уже не увидим, и к груди не прижмем! Смотри, как Маголик посинел… тоже, скорей всего, об этом подумал…
– С Марибель все понятно, – процедил сквозь зубы разъяренный мужчина. – Что делать будем? Леля?
– А что – Леля? – открестилась я от навязанной на мою голову ответственности принимать решения.
Нет, я в курсе, что русские женщины и «коня на скаку», и «в горящую избу»… прыжками… но почему я должна участвовать в этом безумии, если рядом насчитываются мужчины в количестве аж трех бездействующих единиц? У них руки сильные, уши длинные – вот пусть ими и шевелят, мозги ворочают…
– Леля? – повторила Кувырла. – Агась! Щас! – И, покопавшись в бездонных карманах дизайнерски извазюканного платья, выудила несколько сильно смятых бумажек. Любовно их разгладила и сунула нам. – На-кась! Тута вам велено передать!
– Дай сюда! – выхватил бумаги разгневанный мужчина.
– Это кто ж тебя манерам учил? – не преминула заметить я, подходя ближе и заглядывая через плечо. Ну, хорошо-хорошо, вылезая из-под мышки…
Меня проигнорировали, вчитываясь в каллиграфически ровные строки письма, которое гласило:
«Дорогие клиенты, мы приносим свои глубочайшие извинения за причиненные неудобства…»
Я бы не назвала милую прогулку в сад неудобством. Эх, если бы не угроза прочувствовать давление сверху… я бы согласилась немного погостить там…
«…К сожалению, наш Васикус не очень умен…»
Зато так представителен… Особенно его улыбка… сразу на память приходит Средиземное море, кишащее акулами…
«…Поэтому, исправляя его ошибку, мы прилагаем новые сопроводительные документы…»
А экспедитора к сопроводиловке не положено? Такого загорелого мускулистого мачо в набедренной повязке…
«…Вам лишь нужно доставить вашу спутницу в караван-сарай…»
Куда?! В сарай?! Я что, корова?! Нет, я овца! Потому что согласилась на эту ненормальную авантюру!
«…Оттуда ее сопроводят в гарем князя диэров…»
Не забыть бы уточнить, где этот гарем и как долго туда шлепать пешком?.. На местный сервис я уже просто не надеюсь…
«…Еще раз просим прощения за причиненные по нашей вине неудобства и откланиваемся».
– М-да-а-а, – одновременно протянули мы с Магриэлем.
– Пошли? – опомнился тот и потянул меня за рукав.
– Я тебе так надоела? – надулась, желая немного покапризничать, чтобы напомнить присутствующим, что я все же женщина. – Ты просто пылаешь желанием от меня избавиться?
– Естественно, – в тон мне ответил брюнет. – Чем раньше я тебя туда сплавлю, тем раньше получу компенсацию за твой гонорар и свою невесту.
– Ах ты… ну, ты! – задохнулась я от возмущения. – Тебя интересуют только деньги! А что по поводу меня?
– А что по поводу тебя? Мне уже всех этих диэров до смерти жалко, – невозмутимо бросил Магриэль, не поддаваясь на провокацию.
М-да, не повезло! Спустить пар мне сегодня не светит.
– Ничего, – буркнула я. – Ведите меня на закланье в ваш хлев!
– В караван-сарай, – поправил меня Лелигриэль. Ехидно ввернул: – И вряд ли тебе там предложат полежать…
– Кто о чем, а мужчина об эпиляции, – злопамятно ответила я. Провозгласила: – Вперед! Я готова сдаться на милость победителя, если победитель выживет в неравном бою со мной и моим романтизмом!
Но лишь мы совместными усилиями приняли решение двинуться в нужную сторону, мне в голову пришла исключительно важная мысль. Недолго раздумывая, я вырвала руку, за которую крепко держался Магриэль, и рванула внутрь агентства, минуя возмущавшуюся беспределом бабулю и грозно орущих эльфов.
Если мне не судьба сегодня оттянуться, то и вам обломится меня без приданого в гарем отправить!
Остановившись на секунду, я сориентировалась и поперла карманным танком в нужную сторону.
У меня, безусловно, географический кретинизм, но, один раз пройдя по маршруту, я уже не заблужусь никогда.
Поскольку на пятки мне наступали немного расстроенные моим неожиданным поступком ушастики, грозившие какими-то несущественными мелочами типа: «Голову оторву: она тебе без надобности» или: «Ты у меня месяц сидеть не сможешь, только лежать – и то на боку», пришлось достаточно резво скакать вниз по ступенькам.
На мое везение необъятная тетя-кладовщица оказалась на рабочем посту и вперила в нарушительницу покоя, то бишь меня, грозный взгляд хладнокровного убийцы. Со словами:
– И что ты тут забыла, шалава? – культурно демонстрируя фирменный сервис данного заведения.
– Вы не поверите, – широко улыбаясь, ответила я, откидывая за спину косу, – набор для гарема высшей категории.
– Ты ж от него отказалась, – прищурился цербер в ярком, режущем глаза аляповатостью рисунка и цветовых сочетаний, платье. – С чего вдруг передумала?
– Решила, что неприлично без приданого в гарем являться, – придав глазам кристально честное выражение, заявила я и в ожидании уставилась на женщину.
– Вот так всегда, – забурчала бегемотица, вынужденная оторвать свою нижнюю часть от стула и произвести некоторые телодвижения, способствующие похуданию. Покопавшись в недрах склада и выудив знакомый тюк, она проковыляла ко мне и плюхнула его на стол. – Расписывайся и забирай!
– Вы так любезны… – пробормотала я, ставя закорючку в ведомости и сгребая в охапку свое обмундирование.
– Вот ты где! – с радостным криком ввалились в помещение эльфы и сделали ну оч-чень грозные лица. Прямо скопировали индейцев из фильма, когда те окружали бледнолицую.
– Так точно! – отрапортовала я и всучила ношу Болисиэлю. – Помоги даме не оттянуть руки.
– Это кто здесь дама? – начал нарываться Магриэль.
– Очки дать? – не полезла я за словом в карман. – Между прочим, нас тут даже две.
– Ах, простите, – вспомнила о вежливости брюнетистая сволочь и… поцеловала лапищу кладовщицы. – Еще раз прощу прощения за грубость, не имею чести знать вашего имени…
– Маргарита Розалия Василия, – зарделась женщина. И кокетливо добавила: – Но вы можете звать меня Маргариткой!
На этом заявлении мы с Болисиэлем уронили манатки и во все глаза уставились на многопудовый цветочек.
– Почту за честь, – невозмутимо ответил Магриэль, – но сейчас мы вынуждены удалиться. Срочное дело, знаете ли…
– Да-да, конечно, – счастливо откликнулась кладовщица. – Я понимаю… дела для настоящего мужчины – это первоочередное занятие… – И прижала руку эльфа к необъятной груди.
Ну да, ну да: «Первым делом, первым делом самолеты! Ну а девушки? А девушки потом»… в самолете. Ага!
– Приятно встретить такую понимающую даму, – польстил толстушке брюнет, стараясь высвободиться из борцовского захвата. – Немногие прекрасные дамы способны на подобное самопожертвование… – вешал он ей тоннами лапшу на уши, не прекращая попыток освобождения.
Кладовщица внимала всему этому бреду с благоговением, а мне сильно захотелось стукнуть его по голове.
Желательно чем-нибудь тяжелым, с размаху и несколько раз, не останавливаясь! Чтобы не пудрил несчастной женщине мозги и не тешил ее несбыточными надеждами!
Пока я предавалась сладостным мечтам о членовредительстве некоторых органов отдельно взятого эльфа и, наклонившись, собирала потерянное от удивления имущество, моей пятой точке тихо, но злобно прошипели:
– Быстро сгребай барахло и выметайся отсюда!
О как! Вежливый мальчик! Главное, нашел с кем разговаривать и чему команды отдавать! Хотя… если вспомнить общепринятое выражение «шевели плюшками» – или нет? – в общем, нужно активно работать хлебобулочными изделиями, что, по моему мнению, непростительное оскорбление продукта!
Додумать и повозмущаться мне не удалось, потому как эльфы, не сговариваясь, вынесли меня с приданым за дверь в темпе вальса и протанцевали на выход, не выпуская меня из-под контроля.
Вслед нам доносился нежный трубный рев слона в брачный период:
– Я буду ждать вас!
И мне стало та-ак обидно! Вот за весь женский пол обидно – и все тут!
Пользуются, понимаешь, нашим неуемным и неистребимым романтизмом направо и налево без возмещения ущерба амортизации!
Я дождалась удобного момента, когда мое драгоценное создание оставили в покое и отпустили на волю, покровительственно похлопав по плечу и сообщив:
– Больше не теряйся! – в придачу ко всему попытались придать ускорение моему хрупкому организму.
На сие зловредное изречение, подкрепленное ударом по пятой точке, я мило улыбнулась, и эльфов перекосило. Самый смышленый – Болисиэль тут же отодвинулся подальше и спешно прикинулся окружающей средой. Но зуб у меня вырос не на него, а на некоего брюнетистого соблазнителя бегемотиков, поэтому, наплевав на воспитание и пару раз вдогонку плюнув на вбитые с младых ногтей приличия, я залепила ему увесистую пощечину:
– Это тебе за обман!
– Ты спятила?! – заорал Магриэль, держась за щеку. – Ты что творишь?!
– Не творю, – поправила я, цепким взглядом оценивая нанесенный ущерб, – а борюсь за справедливость во всем мире!
После этого заявления я приосанилась и немножко погордилась собой и своими принципами. На этом бы все и закончилось, но коварный соблазнитель толстушек решил продолжить выяснение отношений:
– Леля, ты что – ревнуешь? – и расцвел блаженной улыбкой дауна.
Озадаченно прикусив губу и подивившись, как все же раздутое самомнение мужчины подвигает женщин на исправление внешнего вида, залепила вторую пощечину.
– За что?! – завел свою шарманку богом обиженный Магриэль, схватившись за вторую щеку.
– Не за что, – наставительно заметила я, разглядывая плоды своих усилий, – а от кого!
– Что значит – от кого? – поинтересовался Лелигриэль и на всякий пожарный случай отодвинулся подальше.
– Это значит – получи приз от Гринписа! – безмятежно заявила я, полностью уверенная в своей правоте. Ухмыльнулась. – Это такие защитники природы.
– А они-то тут при чем? – вытаращился на меня брюнет и даже отнял ладошки от пострадавших мест.
– Видишь ли, охмуряемая тобой Маргаритка гордо носит имя цветка и ассоциируется у меня с милым гиппопотамчиком в брачный период, – развела я руками.
– Все бабы – дуры! – неосторожно подвел черту Магриэль и подписал себе сто пятый смертный приговор.
Выслушав общеизвестную, но в корне неправильную сентенцию, я ножкой изящно задвинула в дальний угол жалкие ошметки совести, правил приличия и воспитания и влепила от души третью оплеуху.
– Вевя! – заорал обманутый в лучших чувствах осколок мужского шовинизма. – Фесас за фто или от кофо?
– А Бог троицу любит! – припечатала я. – Чтоб было. Нам, дурам, все простительно. Что с нас, баб, взять? Волос долог, ум короток… но прошу учесть – у нас длинные и крепкие руки… и ноги, – добавила, покосившись на свои нижние конечности.
– Лелечка, если ты закончила буянить, может быть, мы все же дойдем до караван-сарая? – тихо прошептал Болисиэль, рассматривая умиленными глазами сцену убиения мной, грозной, недотепистого сына эльфийской природы.
– Да-да… Мы его потом повоспитываем! – полушепотом клятвенно пообещал Лелигриэль, прижимая руки к груди и глядя на меня умоляющим взором. – Мы его научим всех любить и уважать!
– Родина на первом месте! – уподобившись Жанне Д’Арк, пламенно заявила я и отправилась в каком-то направлении, уверенная: если ошибусь, то меня обязательно повернут в нужную сторону.
В силу сложившейся традиции мы немножко поплутали, намотали положенные семь верст, полаялись, помирились после моей угрозы: «С места не двинусь!» – и усугубления телесного ущерба ляганием и пинанием, когда они попытались меня сдвинуть и отнести. В общем, дошли весело и практически без приключений.
Караван-сарай встретил нас необъятными размерами и неуемной суетой. По широкому двору внутри громадного приземистого здания носились люди и нелюди, передавая друг другу бумаги и указания, обмениваясь впечатлениями и обсуждая происходящее. Настоящий муравейник! С большим трудом мы отловили мелкого вертлявого мальчишку-посыльного.
Внимательно выслушав наши вопросы, нетерпеливо суча ногами и даже изредка подпрыгивая на месте, парнишка ткнул грязным пальцем в сторону небольшой резной дверцы справа и важно сообщил:
– Туда ступайте, мадам Мари Лэвэ разберется! – И дал деру.
Имя местного менеджера показалось мне подозрительно знакомым. Я никак не могла вспомнить, где и когда я его слышала. Хотя «лэвэ» наводило на определенные ассоциации и навевало грустные воспоминания о моем банковском прошлом.
Как только замаячила светлая мысль в глухом тупике уставших извилин, меня снова потащили сдавать, будто стеклотару. Мысль испугалась подобного натиска и безвременно затонула в Марианской впадине мозга, не донеся нужную информацию.
Ворвавшись в маленькое квадратное помещение, отгороженное войлоком и обильно уставленное позолоченной мебелью в завитушках, кругом застеленное и завешанное коврами, мы с трудом обнаружили посреди пестрого великолепия маленькую фигурку, сидящую около инкрустированного столика. Замотанная до самых глаз в переливчатые многослойные шелка изящная женщина с красноречивым именем спокойно попивала чай из тонкостенной расписной пиалы. Лукаво постреливая насурьмленными глазками, она молча ждала объяснений внезапному набегу.
– Вы мадам Мари Лэвэ? – откашлявшись и включив обаяние на все катушку, вопросил Магриэль, обдавая даму непреодолимым шармом.
– Меня зовут мадам Мари Лаво Мани, – мелодичным контральто поправила брюнетистого носителя неконтролируемых феромонов женщина.
И тут до меня дошло! Точно! Мари Лаво – знаменитая французская сводница, а приставка Мани многозначительно намекала на любовь мадам к презренному металлу.
У меня резко упало настроение, и сразу все перестало нравиться, особенно после того, как эльф вручил денежной даме пакет документов. Та, перебрав бумажки наманикюренными пальчиками, спросила:
– С кем я могу обсудить деловые вопросы?
– Со мной! – ответили мы с Магриэлем в унисон.
И меня в компании длинноухих братцев тут же выставили за дверь.
Вот она, женская доля! Как на амбразуру грудью – так это к нам, а как что обсудить – так пожалте на выход и не мешайтесь под ногами. Ладно, я вам припомню! Все припомню! Когда им нужно будет затыкать дырки в дзоте, я им посоветую ноги поднимать повыше и самим совать в нужное место, чтоб враги сначала оттяпали то самое, сокровенное!
Маринуясь под жаркими лучами солнца, я не пожелала отойти от двери и уселась рядом на деревянный обрубок, предоставив лопоухих братцев самим себе. Злилась я долго, перебирая в уме планы отмщения вредным ушастым, но по истечении какого-то времени волна злости и раздражения потихоньку улеглась. Я невольно стала прислушиваться к доносившимся изнутри звукам.
Слышно было весьма плохо. Долетали какие-то обрывки фраз и то в основном те, что выкрикивал брюнет.
«Странно! – сощурила я глаза. – С чего бы? Обычно он так орет только тогда, когда я его достану. Или кто-то денег попросит. Но мы за все уже заплатили? Или нет?»
– Нет! – раздался очередной истерический вскрик Магриэля, сменившийся бубнежом мадам.
И я впервые в жизни пожалела, что у меня уши обычные, а не эльфячьи. Нет возможности подслушать, что они так жарко обсуждают.
– Ни за что! – Снова яростный вопль души мужчины и медовое журчание ласкового, но – увы! – неразличимого голоса женщины.
– Теть, а теть, – заныл над ухом детский голос. – Купи фуражку!
– Уйди, мальчик, – отмахнулась я, прислушиваясь к «тайнам мадридского двора».
– Те-оть, купи фуражку. – Назойливый овод не сдавался, продолжая зудеть над ухом. – Дай денюжку! Кушать хочется!
– Мальчик! У меня денег нет. – Я покрутила пустыми руками, но женское сердце растаяло и возжелало помочь голодному ребенку.
Чумазый взъерошенный пацаненок, державший в руках симпатичную винтажную фуражку, хитро прищурился и предложил:
– Тогда поменяй!
– На что менять? – растерялась я. – На мне дорогих побрякушек нет. – Ощупала голую шею и с грустью вспомнила: опять забыли фикакуса! Он утром спал как убитый в углу комнаты и не бросался в глаза, вот второпях про него и не вспомнили.
– Что-то случилось? – Из ниоткуда возник Болисиэль.
– У тебя деньги есть? – задала я насущный вопрос.
Вдвоем с парнишкой мы в нетерпеливом ожидании уставились на эльфа.
– Есть немного, – признался шатен, но тут же опомнился: – А зачем?
– Дите голодает, хлебушка хочет, – объяснила я. И, не сговариваясь, мы с мальчишкой заныли:
– Дай денег, дай, пожалей сироту!
– Вымогатели! – Болисиэль полез шариться по карманам и где-то в недрах одеяний откопал заначку в виде потертой серебряной монетки. Покрутив ее в руках, протянул ребенку: – Хватит?
– Благодарствую! – важно произнес тот, принимая деньгу и протягивая мне фуражку. – У нас все честно, без обмана.
Ну хоть у кого-то без обмана! А то я уж было начала сомневаться, есть ли здесь честные лю… особи. Нет, безусловно, не надуришь – не проживешь, но надо же и меру знать!
Я спрятала неожиданное приобретение в сумку и, порывисто встав, заявила:
– Мне нужно срочно в трактир!
Меня бдительно перехватили и вопросили страдальческим тоном:
– А на этот раз что стряслось?
Углядев назревающие разборки, к нам присоединился Лелигриэль. Причем не просто присоединился, но и ощутимо приложил к моим плечам свои руки:
– Лелечка, мы не можем уйти!
– Да мы на минутку! – выкручивалась я из дружеских объятий, который становились все крепче и крепче, грозя задушить меня во цвете лет. – Только заберем фикакуса, и обратно!
– Нет! – прискакал третий член эльфийского кружка. – Ты никуда не пойдешь! Я сказал!
– Никуда?! – Я начала снова закипать и размечталась об освобождении от ответственности за убийство в состоянии аффекта.
– Никуда! – возопил самоубивец и даже топнул ногой для храбрости.
– Хорошо, – покорно согласилась я и, выкрутившись из цепких рук мужчин, уселась на облюбованный чурбачок.
Эльфы застыли, не понимая, чего еще от меня, такой необычно покорной и сомнительно расслабленной, можно ожидать. Где-то рядом раздался скрип несмазанного колеса. Я покрутила головой, но средства передвижения в пределах видимости не обнаружила.
«Это мозги! – подумал Штирлиц».
– Леля, – осторожно сказал Лелигриэль, начиная прозревать, – а в гарем ты пойдешь?
– Нет, естественно, – безмятежно отмахнулась я, копаясь в сумке и ища оружие всех времен и народов на все случаи жизни – пилку для ногтей. – Вы же мне это категорически запретили.
– Вставай немедленно! – сам себе стал противоречить Магриэль, подскакивая на месте.
– Ты сам определись – чего тебе, старче, от меня надо. – Пилку я нашла и теперь неторопливо и с громаднейшим наслаждением приводила свой маникюр в идеальный порядок. – А то мечешься из одной крайности в другую, а у меня ноги не казенные!
– Леля! – запунцовел брюнет, выпуская пар из ушей, ноздрей и прочих технологических отверстий. – Не зли меня!
Да-да! «Муля, не нервируй меня».
– А то что? – проявила я вежливый интерес, вытягивая руку и скромно любуясь ноготками.
– А то! – начал подбирать для меня страшные кары эльф. – А то! А то!..
– Мальчики, тресните его кто-то по спине, – попросила я. – Магриэля заело.
– Думаешь, поможет? – полюбопытствовал Болисиэль.
– Ну не зна-аю… – с сомнением пожала плечами, наблюдая за беснующимся брюнетом, которой уже впал в раж и принялся носиться вокруг нас, роняя пену и изрыгая проклятия.
– Магриэль, – позвала я, – постарайся слюной в мою сторону не капать, а то мне стирать негде.
– Стирать?.. Стирать?! – подскочил ко мне белый от злости мужчина и попытался воззвать к моей совести, просверлив во мне же дырку пламенным взглядом революционера.
– Ну да, – не дрогнула я. – Вдруг, если мы все же соединим две твои противоречивые личности в одну и вылечим тебя от раздвоения сознания, а потом придем к соглашению… – Я задумалась и продолжила моделировать развитие событий: – Или не соединим и договоримся с одной из них, а вторую тихо прикопаем…
– Леля! – взвыл Магриэль, протягивая трясущиеся руки к моей осиротевшей без фикакуса шее.
– Подожди! – отмахнулась от ушастого Отелло. – Дездемона потерпит до финала, а я еще не договорила! Так вот… если случится чудо и мы чего-то достигнем, то меня могут не принять в гарем из-за крайне непрезентабельного вида. – Грозно посмотрела на конвульсирующего мужчину и припечатала: – И виноват в этом будешь ты!
– Я?!! – ошалел брюнет. – Я?!
– Конечно, ты, – неподдельно удивилась жертва подлого эльфячьего сговора. – Кто ж еще?..
– Лелечка, радость ты наша! – взмолился Лелигриэль, воочию наблюдая близкую смерть будущего родственника от апоплексического удара. – Пожалуйста, прости его, неразумного! Он больше не будет! Честное слово!
– Мы возьмем его на поруки! – присоединился к брату Болисиэль. – Мы будем воспитывать его денно и нощно, только дойди уже до этого… – дальше следовало произнесенное шепотом длинное слово, – гарема и спаси нашу сестру!
– Хорошо! – покладисто согласилась я в силу своего мягкосердечия. – Каков порядок действий?
После моего вопроса мы втроем выжидательно уставились на агонизирующего брюнета, который в состоянии невменяемости прореживал свою роскошную шевелюру.
Эх! Жаль, цвет волос не совпадает! Довела бы его пару раз до кондиции, зато какой бы чудный шиньончик получился! Просто загляденье!
Магриэль еще немножко побуйствовал по инерции и, намотав вокруг ихнего сарая стометровку, слегка успокоился. Подойдя к нам и одаряя меня неприязненным взглядом, не произведшим, впрочем, на меня ни малейшего впечатления, произнес с расстановкой:
– Ты остаешься здесь. Мы уходим.
– Нимало не сомневалась, – гнусаво заверила его я. – Крысы всегда бегут первыми с тонущего корабля…
– Леля! – предупреждающе воскликнули братцы и попытались в четыре руки зажать мне рот.
– Молчу-молчу! – заткнулась будущая звезда гарема. – И благоговейно внимаю подробной инструкции.
– Это все, – уверил меня Магриэль. – Тебя отвезут в гарем прямо отсюда.
– Как мило, – проворковала я и состроила ему глазки. – Правда отвезут или мне опять пешком топать?
– Правда! – огрызнулся эльф и скомандовал: – Пошли отсюда.
Братья дружно поцеловали меня в щечку на прощанье, пожелали мне удачи, успешного завершения дела и последовали за предводителем.
А я снова осталась на жаре в гордом одиночестве… Правда, ненадолго. Не прошло и получаса, как во двор ввалились четверо дюжих мужиков с портшезом и заорали:
– Леля! Кто тут Леля?
– Я! – с энтузиазмом откликнулась почти спекшаяся на солнце гаремная полонянка, с любопытством обозревая сооружение, ранее виданное мною лишь в историческом кино или на картинках.
Представьте себе запыленный помостик с ручками. Представили? Сверху ношу оградили от жарких лучей солнца бархатным вишневым балдахином. По бокам носилки затянули полупрозрачной тканью, оставляя открытое место для лица переносимой важной персоны. При желании всю коробку с VIP-персоной можно было спрятать под бархатными занавесками. Деревянные части этого антигуманного (разумеется, для носильщиков) устройства помпезно позолотили.
– Залазь, – скомандовал один. – Транспорт подан.
– Спасибо большое, – поблагодарила я от души, потому как изнурительная пешая прогулка сменилась прекрасной возможностью с удобством покататься на чужой шее… пардон, плечах.
Меня подсадили, и я с удобством расположилась на мягких подушках. Мужчины синхронно подняли портшез. Мы двинулись в путь. Плавно покачиваясь в удобном средстве передвижения, я наслаждалась комфортом и крутила головой по сторонам, выглядывая в щелку занавесок. Вскоре меня укачало, и я задремала. Проснулась от зычного окрика:
– Принимайте!
Это мы остановились метров за пятьдесят от местного блокпоста, то бишь ворот со стражниками. Башни вверху ворот ощетинились лучниками. Ну и порядки у них! Прямо осадное положение какое-то! Или внезапные военные действия.
В ответ услышали:
– Документы!
– Ы-ы-ы? – эхом раздалось в ответ.
В то время как мои сопровождающие готовили бумаги для проверки, я во все глаза глядела, куда на этот раз меня занесло.
Здание, если честно, впечатляло. Очень даже. Четырехэтажный массивный дом красного кирпича был увенчан луковицей блестящего медного купола. Высокие узкие окна декорированы цветными стеклами в обрамлении частых свинцовых рам.
Квадратное строение поражало капитальностью, оно, безусловно, подавляло сознание обывателя мрачной силой и неодолимой властностью.
Если ЭТО владение диэра… мне стало немножко не по себе. Говорят, дом является отражением сущности владельца. Так вот, судя по зданию, – князь диэров тяжелый и жестокий чело… в общем, мужчина. Для него на первом месте власть и возможность безнаказанно упиваться ею. По коже пробежал предательский холодок.
Я отмахнулась от нехороших предчувствий и облегченно вздохнула: наконец-то мои мытарства закончатся!
Сейчас по-быстренькому отыщу до смерти надоевшую блудную дочь эльфийского народа и свалю наконец отсюда с дорогой душой. И, слава тебе господи, распрощаюсь с буйствующими эльфами, скнюсиками и муми-троллями навеки!
– А ну стоять! – раздался оглушающий вопль.
Носильщики дрогнули и, спотыкаясь, невольно прибавили ходу, стремясь быстрее очутиться за воротами. Любопытство сгубило кошку, вот и я высунулась наружу посмотреть, кто там орет.
Оказалось, вопит… Мыр.
Ой! Сцена из голливудского боевика.
Впереди, как в замедленной съемке, прыжками несся мой фикакус, трепеща листиками на ветру. Сзади на лихом Моне скакал Мыр в роли главного героя и спасителя похищенных невинных девушек…
Это я о себе? Как меня испортило пребывание в этом мире!
…Сжимая одной рукой топор на весу, а другой показывая ворогам грозный пудовый кулак.
Я прямо вся растрогалась, но ничего не поняла.
– Че, оглохли? – надрывался мой зеленомордый принц. – Стоять!
Тпру-у-у, залетные!
Мужики с носилками перешли на бег, а я заорала в ответ:
– Мыр, что случилось?!
Тролль быстренько доскакал до нас и, укладывая рядком ударами тяжелого кулака отдыхать мужиков-носильщиков, проворчал:
– Как тя одну оставишь, – (Бум! Хрясть! Бум!) – так сразу кудой-то вляпаесся! – (Бум! Бом!)
Носильщики полегли, а я съехала с портшеза прямиком в пушистые объятия подскочившего Моня.
Философски заметив:
– Хотела хоть раз как белый человек до места добраться – и снова «привет, Земля!» – расцеловала довольную мордаху животного. – Привет, мой сладкий!
Монь был мне так рад, что аж повизгивал от счастья.
Затем я повернулась к Мыру и ответила на его реплику:
– А ты не оставляй! – Тут же не удержалась: – И говори нормальным языком, а не своими архаизмами!
– Че?! – вытаращился спаситель, выдергивая меня из уютной колыбельки и прижимая к себе. – О чем гуторишь?
– Вот блин! – с чувством высказалась я, растекаясь по широкой груди и блаженно вздыхая. – Я тоже рада тебя видеть! Дай поцелую!
– Да лана! – Мыр еще сильнее притиснул меня к груди и, кажется, чмокнул в макушку. – Некада!
Стража у ворот подозрительно активировалась и показала нам острые железяки. Нас это, видимо, впечатлило, потому что Мыр предпочел не связываться. Он выхватил пук бумаг из-за пояса одного из носильщиков и, круто развернув Моня, поскакал прочь.
Воинственный фикакус в прыжке щелкнул пару раз зубами и тоже развернулся к воякам тылом. Сначала зеленый (этот цвет, кажется, становится у меня приоритетным) питомец бежал рядом, но вскоре ему надоело, и он запрыгнул на Моня, пролез между нами и с радостным вздохом намотался мне на шею, основательно утяжелив мое и без того нелегкое существование.
– Теперь не поцелую, – констатировала я.
– Чаво так? – отозвался Мыр. – Раздумала?
– Да нет, – отвергла подобную перспективу. – Просто тут один блюститель нравственности нарисовался – не сотрешь.
– Ага. – Объяснение тролля удовлетворило, но в голосе проскочили разочарованные нотки.
Или мне показалось? Начинаю выдавать желаемое за действительное?
Фикакус прикрыл мне рот листиком, заглядывая в глаза. Не знаю, чего он там нашел, но спустя пару секунд удовлетворенно хрюкнул и, положив мне голову на плечо, задремал.
Полнейшая идиллия! Один мужчина сидит на шее, второй стискивает в страстных объятиях, а третий между ног. И все прилично! Это загадка такая. А отгадку ни в жизнь не найдешь, потому что это я с фикакусом на шее еду на Моне с Мыром. Очуметь!
Мы еще немножко поскакали и, свернув за угол какого-то здания, встретились с запыхавшимися эльфами. Выглядели братья-кролики, словно сдавали марафонский забег.
Мыр спрыгнул с Моня и осторожно ссадил меня на землю. Я ласково ему улыбнулась и задала пару наболевших вопросов:
– Мне кто-то может доходчиво объяснить, что стряслось на сей раз? Чума? Потоп? Новый налог на движимое имущество? Приняли закон о контрабанде? Или случилось чудо и Сириэль свалилась вам на головы, отшибив последние мозги? Вы передумали меня отправлять в гарем князя диэров?
– Тобе не туды тащили, – заявил Мыр и скрестил на широкой груди руки, взбугрив мышцы и обвиняюще глядя на эльфов.
– Что значит «не туда»? – решила уточнить я и тоже посмотрела на эльфов обвиняюще.
– Ето не князь, – заверил меня тролль, не сводя налитых кровью глаз с ушастиков.
– А кто? – все еще не могла понять я.
– Тобе тудой не нать! – заявил Мыр, всем видом показывая, что разговор закончен.
– Хорошо, – согласилась я.
Что-то я сегодня слишком много соглашаюсь! Может, объелась чего-нибудь?
Немного подумала, сопоставила и спросила:
– И почему я должна была попасть не туда?
Эльфы опустили головы и заелозили ножками.
– Та-а-к, – протянула я, подпустив в голос стервозинку, – и чего я не знаю?
– Оне денег тетке на лапу не дали, – сдал Мыр ушастых, – и она тя запихнула в отхожее место.
Я остолбенела от подобного откровения и предательства эльфов. Вскоре оцепенение смело волной гнева, и бушевать уже начала я:
– Вы!!! Вы жмоты! Халявщики! Вы – скруджи мак-даки!
– Лелечка, – влез Болисиэль, – а это что за новое ругательство? Или специальное заклинание для провинившихся?
– Да! – ляпнула, не успев подумать.
– А чем оно нам грозит? – с дрожью в голосе, скрываемой с трудом, задал вопрос Лелигриэль.
– Утиным клювом и лапами с перепонками! – злорадно выдала я, мстительно наблюдая, как бледнеют эльфы, бросая украдкой тревожные взгляды друг на друга и на свои ноги.
– Ну все! – остановил меня тролль. – Надоть ехать к князю, а то поздно будет.
После чего еще раз бросил уничижительный взгляд на бледную троицу и сгреб меня в охапку. Запрыгнув на Моня, скомандовал:
– За мной!
Эльфам ничего не оставалось, как плестись следом. У меня на душе потеплело от осознания того, что в этом мире есть мужчина, которому моя судьба небезразлична.
Минут через сорок мы выехали на широкую площадь, вымощенную каменными плитами. На ней располагалось лишь одно величественное здание. Светло-серый каменный дворец, казалось, натянул на уши комедийную шапочку серебристого купола. Короткий покосившийся шпиль был увенчан странным знаком с непонятной вязью. Вокруг здания росли пыльные вечнозеленые деревья, издали похожие на пирамидальный тополь. Они создавали привычный вид курортного крымского юга.
– Это княжеский дворец? – восхищенно спросила я, обозревая архитектурную красоту.
– Не-а, – ответил тролль, слезая с Моня и что-то шепча ему на ухо.
Животное понятливо кивнуло и утопало прочь, лизнув меня на прощанье.
Вытерев обслюнявленную щеку и посмотрев вслед любимчику увлажнившимися глазами, я задала следующий вопрос:
– А что?
– Приемная, – буркнул тролль. – Пошли.
Положившись на его знания и порядочность, а также испытывая чувства, в которых было страшно признаться даже себе самой, я пошла за ним. Немного погодя нас догнали пропотевшие эльфы, которых постарался облагородить Монь, усердно шлепая лапами по дороге и поднимая пыль.
Мы выстояли длинную, утомительную очередь, состоящую сплошь из претенденток на мужское внимание сиятельного диэрского князя и экспрессивно жестикулирующих в громких беседах родственников невест, и – о слава тебе, Господи! – наконец-то оказались внутри прохладной гостиной, уютного помещения белого мрамора с полукруглыми диванчиками, пальмами в кадках по периметру и миленьким каменным фонтанчиком посредине. От фонтанчика ощутимо веяло прохладой. Учитывая жару и усталость, меня подмывало нырнуть в его крохотную чашу с головой и не выныривать как минимум час. Мои тоскливые жадные взгляды и особенно – чаяния, по-моему, разделяли все присутствующие. Хорошо, что рядом не стоял Монь, а то наверняка он бы так и сделал. Запросто. Хлюпался бы в бассейне фонтанчика, не заморачиваясь никакими глупыми условностями.
В доме нас встретил щупленький неказистый мужичонка, замотанный по уши в привычную здесь полосатую хламиду. Видимо, от сознания собственной значимости местный распорядитель любовного фронта обвешался различными украшениями, словно рождественская елка. Они слепили глаза режущим ярким блеском алмазов, сапфиров, изумрудов и рубинов, выпирали и царапали глаз безвкусным массивом золота в виде цепей, браслетов, брошей, серег и прочего ювелирного ширпотреба.
Вообще, какой простор работы для Фрейда! Это ж сколько всего и где мужику в разных местах не хватает, чтоб компенсировать нехватку украшениями В ТАКИХ КОЛИЧЕСТВАХ?!
Изучив толстую кипу моих бумаг, включающих и прошение, дядя окинул меня с ног до головы наметанным взглядом бывалого сутенера, снисходительно поулыбался пару минут, будто ювелир, которому попытались всучить заместо ограненного алмаза битую бутылку, и убил наповал:
– Не подходит!
– Это почему? – немедленно влезла я, начиная жутко заводиться.
А что бы вы сказали на моем месте? «Спасибо, утешил»?! Оказаться в нескольких шагах от цели и так обломаться! И это мне за все принятые мучения? Ну уж нет!
– Таких экземпляров… – снизошла до меня эта гаремная отрыжка.
Меня затрясло. Я те сейчас устрою «экземпляры»! Мурло домостроевское!
– …У нас как собак нерезаных, – продолжил свою мысль козлиный выкидыш.
Я… кто?! Собака?! Убью!!! Зарежу! Четвертую! Голыми руками на лоскуточки порву!
– …Никакой экзотики!
Во мне заклокотало. Ах ты, дряхлая подставка для украшений, экзотики под старость захотел? А шило в попу не хочешь для остроты ощущений?! Будет тебе экзотика! На всю жизнь запомнишь, как русских девушек оскорблять!
– …Изюминки нет! – закончил прочувствованную речь сморчок в тюбетейке. Унижение довершилось словами: – Следующая!
У меня изнутри поперло такое всепоглощающее желание выступить в роли большевиков и открыть ему революцией глаза на реалии жизни… просто дым из ушей повалил! Как у того джинна из «Волшебной лампы Аладдина»!
Я элегантно закатала рукава, предварительно осмотрев целостность ногтей, тщательно примерилась и… Только я собралась свое желание предметно реализовать, как отчаянно брыкающуюся валькирию бережно сгребли в охапку и любовно вынесли на улицу со словами:
– Не нать! Не поможет! Че-то другое попробуем!
– Другое?! – взревела раненым подсвинком смертельно оскорбленная девушка. – Экзотики?! – Я прошипела: – Счас я вам всем устрою «Маски-шоу», и никому мало не покажется! – Рявкнула оторопевшим мужчинам: – Где у вас тут торговые ряды?
Мыр мудро решил не встревать со мной в разборки.
– Тама, – указал мне пальцем в сторону рынка.
Это он молодец, это он правильно. Мне счас сам черт не брат. Попадет под горячую руку – оторву хвост, обломаю рога, и новый Пушкин сочинит историю «Как черт блондинку под ручку в гарем водил!» Ага. Нецензурную.
– За мной! – приказала я и рванула, включив дополнительное ускорение.
Я летела по улице, кипя праведным возмущением, размахивая руками и брызжа слюной во все стороны. Редкие прохожие, встречавшиеся на моем пути, шарахались, мгновенно впечатлялись видом разъяренной фурии и опасливо вжимались в беленые стены домов и ограды заборов.
– Леля, не так быстро! Остановись! – орал бегущий за мной Магриэль.
Ну-ну, господа эльфы, поздновато опомнились!
– Давай спокойно все обсудим! – вторили ему братцы.
И какой смысл? Сейчас я и «спокойно» – величины несоизмеримые, как «от забора до обеда».
– Не гони! – увещевал Мыр.
И ты, Брут?! Моня на вас нет!!!
– Все потом! – горячо отказалась идти на уступки раненная в самое сердце жертва вкусовщины и бюрократического произвола, продолжая следовать заданным маршрутом. Грозно кое-кому пообещала: – Я здесь устрою ма-аленький, довольно скромный показ современной моды, а потом с удовольствием дам в бубен… ой, дам интервью!
Наши прониклись, впечатлились и отстали. Всяк понимал: своя шкура всегда дороже. Ну и умницы!
Не снижая скорости, я дымящимся ледоколом врезалась в торговые ряды и, рассекая толпу, принялась искать необходимые принадлежности для бутафорского перевоплощения.
Первой я оккупировала лавку, торгующую парфюмерией и косметикой, где довела милую хозяйку до истерики. Изящная элегантная эльфа никак не могла понять, что же от нее хочет всклокоченная девушка с безумными глазами, исступленно роющаяся на полках среди баночек с румянами, пудрами, красками для волос, помадами и тенями. Выбрав необходимое и отмахнувшись от робких протестов владелицы, пытающейся обуздать напрочь потерявшую чувство стиля покупательницу, я предоставила мужчинам почетное право оплатить дамские покупки и нацелилась на другую торговую точку.
Второй жертвой моей буйной фантазии стал портной. Несчастный гоблин заработал сердечный приступ, когда понял, что именно от него требуется. Не поверив своим ушам, бедолага трижды переспросил и, получив в последний раз утвердительное рычание, смирился со злодейкой-судьбой и снял все необходимые мерки. Не доверяя портному и закройщикам ни на грош, я выцыганила кусок мела и подробно, в деталях, как смогла, нарисовала заказ. Изучив расширенными глазами требования спятившей заказчицы, гоблин схватился за сердце и слабым голосом пообещал выполнить заказ за два дня. Я посулила ему премию, изменив срок выполнения на завтрашний день, и благополучно отбыла в направлении кузницы.
После детальных объяснений огромный орк-кузнец гулко постучал согнутым пальцем по лбу, выражая мнение о моих умственных способностях. Он оказался крепким орешком, и только неприкрытая лесть, личное обаяние и звон золота сподвигли гиганта на принятие нерядового заказа. Пообещав наведаться к нему позднее, я рванула через дорогу, углядев там лавку башмачника. Мои спутники уже смирились с бурной деятельностью смертельно оскорбленной девушки и старались вести себя тише воды ниже травы, впредь не попадаясь под горячую руку. Этому сильно поспособствовало то, что я грозно рявкнула на горячо обожаемого Мыра, посмевшего прокомментировать мои метания фразой: «Чем бы дите ни тешилось…»
– Лишь бы не кусалось! – закончила я за него, сопроводив слова красноречивым взглядом. Еще и зубами для острастки гневно клацнула.
Больше никто уже не рисковал делать мне замечания или, не дай-то бог, останавливать. Опасались за сохранность личных органов, и правильно делали. В гневе я страшна, непредсказуема и кусача! Ха! А прививок от бешенства тут еще не придумали.
Из всех попавшихся до этого ремесленников – владельцев городских мастерских, мои требования вполне адекватно воспринял лишь старый башмачник в потертой кацавейке – вылитый бывший сосед по лестничной площадке, давно выехавший на историческую родину еврей. Изливая на окружающих всю печаль бездонных черных глаз и кивая огромным, тоскливо опущенным носом, сапожник так проникся нововведением, что согласился даже стачать первый образец бесплатно, если только в будущем я позволю ему пустить перспективную модель в свободную продажу. Вот это я понимаю – приятно иметь дело с нормальным человеком! Идея мне сказочно приглянулась заманчивым перезвоном монет предстоящей прибыли.
Устроив маленький митинг: кому и сколько в таком случае причитается, из лавки башмачника я вышла вполне удовлетворенная мировым порядком, благостно ухмыляясь на все природные тридцать два или даже тридцать четыре зуба и нежно прижимая к груди полюбовно составленное деловое соглашение о сотрудничестве. Душу грела цифра – сорок процентов от грядущей прибыли. Жизнь мне начала улыбаться заново…
И улыбалась до тех пор, пока мне не пришлось вручную отлавливать гнома-ювелира в кожаном переднике. Брутально загоняя злоязыкого и язвительного коротышку в угол, я жутко устала и рассердилась. Именно поэтому разговор у нас вышел короткий и четкий. Опасно нависнув над приземистым мужчиной, я злобно прошипела:
– А мне надо!!! И нечего тут от своих обязанностей отлынивать!
Гном попался на редкость гнусный характером. За пару минут общения он успел оплевать мне юбку, красочно оценить мое зрение, вкус и внешний вид. Наглец сопротивлялся бы и дальше, проезжаясь попутно по моим разнообразным личным качествам, что, как вы понимаете, благожелательности мне в общении не прибавило… Трепыхаться он перестал лишь при виде объемистого, приятно звенящего мешочка, продемонстрированного взъерошенным Магриэлем, а когда смирился – пошел за доской и мелом для эскизов.
Мне осталось посетить аптекаря. «Зачем аптекарь?» – спросите вы. А по многим причинам, одна из которых – не могу же я в новом прикиде пользоваться готовыми эльфийскими духами. А необходимые ингредиенты в лавке с ароматическими маслами не отыскались.
Два дня как угорелая носилась я между всеми точками, проверяя, утрясая и уговаривая. Наконец собрав все заказы, я пристала к маме Муме с просьбой о сахаре и горячей воде. Получив и то и другое, я попутно выслушала пространную лекцию на тему: «Много сладкого есть вредно для зубов и фигуры». Лекторий закончился замечательной сентенцией: «Но некоторым не помешало бы поправиться». Утомленно поблагодарив заботливую до невозможности трактирщицу, я удалилась. Закрыв дверь на сто запоров и соблюдая режим высшей секретности, будущая гурия сиятельного гарема приступила к созданию нового экзотического облика.
Когда я вышла из комнаты в новом имидже, то случилось много всего интересного. Во-первых: присутствующие мужчины потеряли дар речи. Во-вторых: Магриэль начал к тому же непрерывно икать, не в силах оторвать взгляд от феерического зрелища, которое я из себя представляла. В-третьих: Мыр уронил от неожиданности топор (к счастью, только перед собой, а не между ног или куда-либо еще… ну вы понимаете…) и не знал, за что первое хвататься – то ли за падающую челюсть, то ли за стремительно вылезавшие наружу глаза, то ли собственно за топор. Перемены в состоянии остальных мужчин нумеровать мне показалось неинтересным.
Ну подумаешь, Болисиэль медленно сползал по стенке, усиленно протирая руками огромные глаза и каждый раз убеждаясь, что это ему не привиделось? С ним это бывает.
А то, что Лелигриэль, как самый закаленный, остался стоять, но зато обзавелся нервным тиком на оба глаза и теперь игриво мне подмигивал, – так то вообще… практически норма!
Итак…
Мой красивый «ирокез», вздыбленный с помощью сахарной воды, радовал глаз насыщенными цветами. Зеленый цвет оттенял красный, и они оба изумительно подчеркивали синий. На лицо я нанесла «боевую» раскраску и теперь горделиво помахивала километровыми ресницами, светила яркими фиолетово-розовыми тенями, завлекала лилово-пурпурными губами и стыдливо пламенела багровым искусственным румянцем во всю щеку.
Да, мне было чем гордиться! До такого состояния обалдения я еще мужчин не доводила!
Особое внимание я уделила остальному прикиду, теперь красуясь в кожаной мини-юбке и треугольном топике, открывающем впалый живот и чуточку прикрывающем голую спину некоторым количеством завязок. Сверху была накинута лайковая мини-куртка, уснащенная цепями и шипами. На ноги я натянула остромодную для местных новинку – ботфорты на четырнадцатисантиметровых шпильках, и стояла слегка покачиваясь, но жутко довольная собой.
Завершали мой облик исключительной красоты и тяжести аксессуары. В уши я вдела серьги с черепами, на правую ноздрю нацепила клипсу. Шею туго охватывал широкий кожаный ошейник с такими же шипами, как и на куртке, и еще там же болталось пять штук разнокалиберных цепей с байкерской символикой. На руках звенело множество браслетов, а пальцы отяготились массивными кольцами, которые при случае спокойно могли заменить кастет. На передние зубы я надела пластину, закрепленную на верхней челюсти наподобие «бабочки», из-за чего казалось, что один клык у меня железный, а второй – золотой.
Я ничего не забыла? Точно! Как же я не упомянула про запах?! Запах… о-о-о… создатели «Опиума» или «Шипра», втянув носами результат моих стараний, от зависти сделали бы харакири все поголовно. И немудрено. Волна сладковато-терпкого аромата тянулась за мной убийственным шлейфом, накрывая, подобно «черемухе», окружающих мужчин. Куда там каким-то жалким феромонам, что вы! Этот дивный аромат шибал в нос, проникал в желудок и выходил через слезящиеся от едкого запашка глаза.
– Л-ле-л-ля, эт-т-то т-ты? – еле смог выдавить из себя брюнет, щипая непослушными пальцами себя за все доступные места в целях проверки – не спит ли он и не привиделся ли ему ночной кошмар.
– Ну че, чуваки, пошкеляли нах хауз! – уверенно прочавкала я местной смолой и попыталась выдуть пузырь для полного антуража.
Смола выдувалась плохо, в результате моих жвачкодувных усилий комочек с большой скоростью вылетел наружу и приклеился на лоб блондину. Лелигриэль свел глаза к носу, тщась разглядеть подвалившее ему счастье, и… упал в обморок.
– Че шузы раскинул? – деловито поинтересовалась я, нагибаясь к нему и отклеивая смолу. Внимательно оглядела жвачку, признала ее профнепригодной для употребления и запулила в угол. – Стенд ап, шнурок!
Лелик слабо зашевелился и отворил очи зеленовато-желтого цвета. В глазах ни одной мысли, один чистый ужас. Остальные выглядели не лучше. Но я была неумолима: в гарем так в гарем! Неужели я одна страдать должна? Поэтому повторно выщерилась:
– Вставай, болезный! Там кореш экзотику заказывал – пошли осчастливим.
Конвульсивно подергиваясь, Лелик превозмог свои первобытные страхи и встал. И даже разогнулся.
Когда все пришли в себя и смогли оторвать глаза от того чудесного зрелища, кое я собой представляла, мы торжественно отправились пытать счастья второй раз. Счастье было против. Но кто его спрашивал!
Что скажу… по дороге я произвела настоящий фурор. Собаки заполошно брехали из-за высоких заборов и трусливо убегали, стоило мне подойти ближе. В нескольких повозках, которые выехали из-за поворота нам навстречу, лошади понесли. Ослы, влекущие груженые арбы по дороге, при виде моей красоты истошно ревели и отказывались ехать в мою сторону. Замотанные женщины, которые болтали на улице, застывали соляными столбами и поворачивались за нашей процессией подобно флюгерам. Параллельно у них отнимался дар речи.
Мужчины… О-о-о! Мужчины чуть ли не падали на четвереньки, норовя найти на земле что-то давно утерянное (подозреваю – мозги!) и заодно рассмотреть: что же я ношу под юбкой?..
Покачиваясь на своих каблуках-ходулях, я гордо ковыляла навстречу судьбе, не обращая внимания на подобные мелочи. Тем более – меня окружал почетный конвой из шести спутников. Эльфы демонстративно держали ладони на рукоятях кинжалов и грозно хмурили брови на попытки нарушить мое победное шествие (если кто из зевак загораживал дорогу или не успевал отвести от меня глаза. Заодно по пути ушастые подбивали отвалившиеся челюсти. Называется «саечка за испуг!»). Хотя… надо признать, эльфы и сами тоже изредка спотыкались.
Мою злосчастную спину упорно сверлил тяжелый взгляд Мыра. Зеленомордый не скрывал недовольства и взирал на все мое лицедейство крайне неодобрительно. Но, как говорится: «Поздно, Гоги, пить боржоми!» Раньше надо было думать, когда они всей честной компашкой пихали меня по чужим местам разврата. Теперь я приохотилась, вошла в раж, и ховайся кто может! Так что «атакуй не атакуй…», а в гарем я все равно приду. Для меня это уже вопрос чести.
Тролль даже здесь не расставался с топором и тоже временами потрясал им, если эльфы не справлялись со своей охранной задачей. Как завершающий аккорд самым назойливым прохожим доставались щелканье зубов фикакуса или меткий плевок Моня, открывшего при мне новые таланты. В самом деле, когда плевал Мо-онь… верблюдам там было делать нечего, они резко смущались и сиротливо прятались в сторонке.
Когда мы все же доковыляли и доспотыкались до знакомой приемной, нас встретил тот же самый разряженный дядечка. «Елка в иголках». О как я его окрестила! С таким имечком скоро шишки растить начнет. Вот как не примет меня на рабочее место, так сразу и начнет!
Ослепив нас блеском безделушек, евнух (или кто он там. Я лично к нему в штаны не залазила!) потрясенно спросил:
– Э-э-э… девушка… Вы к кому?
– Сначала к тебе, мой бриллиантовый, погадаю на дорожку… – Я изобразила удар кастетом из перстней, следом чисто уличным жестом чиркнула большим пальцем у горла. И, завершая пояснения, показала, как он надолго уляжется спать: в смысле пожизненно и даже более того. – Потом… на побывку к вашему князю. – На закусь я продемонстрировала ему зубные украшения. Все! Сразу.
Публика в ауте. Тишина в зале. По-моему, исчез даже звук фонтана. Сморчок долго и тоскливо смотрел на меня, затем покачнулся и выдал блеющим тенором самую убийственную по своей логике фразу, можно сказать – фразу месяца или даже года:
– А может, не надо?..
– Слышь, двуногая погремушка, убейся ап стену! – взбесилась я. И как тут не разозлиться? В самом деле – это что ж такое? Сколько измываться надо мною можно?! – Ты, козлик малоудойный, экзотику мне заказывал – на, подавись!
Бедолага вздохнул, даже перекрестился (или мне так показалось) и понуро сказал:
– Да-да! – А взгляд стал такой обреченный-обреченный… Ну, словно у святого Петра, которому приказали свежепреставленного грешника в рай пропустить только потому, что грешника перед смертью только-только крестили.
– Что «да-да»? – Я нетерпеливо выжидала.
Гляжу: козлик в бирюльках ни кует ни мелет. Смотрит в одну точку, как пыльным мешком по голове ударенный.
Я взревела, топорща черные когти, то есть лакированные ногти:
– Да – НЕТ, или да – ДА?!
– К-к-конечно, – ответил невнятно и торопливо закивал мужчина, внимательно рассматривая кого-то за моей спиной.
– Ты куда зенки выпялил? – Я быстро обернулась, чтобы понять, кто это ему так семафорит на железнодорожном полотне.
Но там были лишь эльфы, и за ними невдалеке отирался, невинно посвистывая, Мыр. Взгляд тролля, бессмысленный и привычно тупой, был устремлен на расписной потолок.
Пожав плечами, развернулась к распорядителю:
– Ну так че?
И попробуй мне отказать! Бить буду вот этими каблуками, с напрыга! Я в образе панка вульгарна, страшна и опасна! Фильм «Бегущий по лезвию бритвы» видели? Вот!
– Ваши бумаги, – протянул руку «елка круглый год».
Я под шум маленького фонтана еще с минуту размышляла: бить или не бить? И нечего меня неинтеллигентностью и бескультурьем попрекать! Я в образе!
Фикакус, почуяв мои устремления, принял боевую стойку и начал потихоньку сползать на пол. Присутствующие насторожились.
Челюсть, ребра и прочие запчасти евнуха спас эльф. Магриэль торопливо сунул чиновнику документы. Небрежно перелистав их (мне даже на секунду показалось – для вида), сводник еще раз бросил тревожный взгляд мне за спину и торжественно произнес:
– Вы приняты!
– Ништяк, чувак! – хлопнула я окаменевшего от осознания масштаба вселенской катастрофы евнуха по плечу. Он даже глаза от ужаса прикрыл. – Щас с корешами добазарю, и пошкеляем к твоему пахану!
– Да-да, конечно! – засуетился мужчинка, зашуганно провожая меня взглядом.
Я подковыляла к эльфам и заявила:
– Все, мальчики, я пошла, пожелайте мне удачи!
– Удачи! – нестройно ответили мужчины, а Магриэль даже предпринял попытку со мной попрощаться более тесно.
Но я ее отследила и пресекла на месте. Погрозив шалуну пальцем, обернулась к насупленному Мыру и недолго думая повисла у него на шее, влепив между клыков смачный поцелуй.
– Жди меня, зелененький, и я обязательно к тебе вернусь!
Мыр поначалу оторопел, а затем просиял широкой клыкастой улыбкой от уха до уха. Толпа охнула, евнух испуганно крякнул, а эльфы поглядели на меня косо и неодобрительно.
Не дожидаясь ответа, я развернулась на каблуках, подхватила и сунула под мышку фикакуса одной рукой, повесила на плечо свою торбочку с вещами другой – и отбыла на спасение неугомонной эльфы, искренне надеясь, что светлое будущее станет для меня по-настоящему светлым, добрым и приятным.
На пороге гарема обернулась последний раз, улыбнулась своим сопровождающим и шагнула навстречу новым приключениям!

notes

Назад: Часть четвертая И семь верст нам не крюк!
Дальше: Примечания