Книга: Богатые тоже скачут, или Где спит совесть
Назад: ГЛАВА 37
Дальше: ГЛАВА 39

ГЛАВА 38

Выход — это не там, где вход; это там, где свободно!
Наутро с «Лавсаиком» в руках мы в расширенном составе отправились искать знающую. Путь в сторону Силвер-лэйк, в окрестностях которого жила та самая Баи-ра, был не то чтобы долог, но довольно мучителен.
Я сделала несколько открытий. Во-первых — оказывается, в новом статусе я не люблю вертолетов! Укачивает.
Даже не так — убалтывает! Желудок энергично прыгает к виртуальному горлу и так же виртуально стремится стукнуть по мозгам, но чувствуется все достаточно реально и совсем по-настоящему тошнит.
Аластор заколебался держать около меня специальный пакет. Сказал — в следующий раз он мне его просто приклеит! Я в этом случае пообещала скатать пакет в трубочку и вставить… Демон извинился и снова собственноручно поухаживал за салатово-зеленой дамой.
Во-вторых — вместе со мной буквально через пять минут укачало и Ника. Естественно, если вспомнить «и в горе, и в радости» — то пусть тоже поучаствует! Я к нему прислонилась, и теперь мы зеленели вместе!
В результате мы вернулись на базу и стали добираться своим ходом… прошу прощения за уточнение — на автомобилях.
Четыре джипа сопровождения бодро пылили по асфальту спереди и сзади нашего авто. Глубоко задумавшийся Никос всю дорогу читал книгу «Лавсаика», рассеянно поглядывая в окно, будто не замечая природной красоты тех мест, через которые мы проезжали.
Угрюмый и раздраженный искуситель время от времени пытался пить мою кровь если не в прямом, то переносном смысле:
— Ну и куда мы опять навострили лыжи?
Или:
— Джул, давай ты не будешь наивной девушкой и вспомнишь, что замужем за этим прожженным типом!
Последний шедевр демонской мысли:
— Если ты к нему вернешься и он от тебя уйдет, то куда пойдешь ты?..
Ветер из открытого окна свистел в моих ушах, тоска Никоса едкой горечью выжигала сердце, а Йоргос и его женушка весело перешучивались на заднем сиденье. Словом, жизнь, как всегда, била ключом. По мне и больно.
Во второй половине дня, отмахав около тысячи миль, мы приехали на место. Пока разыскивали человека, который сможет указать путь к нужной хижине, молодожены вместе с Никосом вышли размяться на берег озера.
Днем было жарко. Зной еще не спал, и потому горное озеро манило прохладой. Чета Колеттис, воспользовавшись моментом, с визгом и хохотом занырнула в чистейшую воду.
Ник остался курить на берегу, безучастно наблюдая за их купанием. Против обыкновения, на сей раз он оделся просто: темно-синие джинсы — подобный ширпотреб можно купить в любом супермаркете, тонкая черная трикотажная футболка со стилизованным растительным узором. Джинсовая ветровка лежала в машине про запас. Вечера и ночи здесь сырые и холодные.
Да разве важно, во что одет человек? Гораздо важнее, как раздета его душа! А душа Ника сейчас истекала кровью. И мне было больно так же, как и ему. Мы связаны, а значит, пройдем через все вместе, испытаем равную боль и равную радость, только я сильнее, а потому…
Вскоре отыскали проводника, и поступила команда: «Едем!»
Очень быстро со свободным проездом возникли некоторые трудности. Машина Никоса, элегантная серебристая Acura, оказалась неприспособленной к местным не то дорожкам, не то звериным тропам — иначе путь к хижине шаманки я и не берусь назвать.
Нам пришлось оставить машину с низкой посадкой вместе с частью сопровождения и пилить дальше: сначала по грунтовой дороге, а потом и пешком, по извилистой тропинке среди высоких елей.
Наконец мы с Никосом и пятью телохранителями, включая Йоргоса и его жену, и проводником дотопали до нужного жилища. Оно удобно располагалось на вершине не очень крутого склона. Вокруг редкий еловый подлесок, кое-где разбавленный вкраплениями белоствольной березы с желтыми листиками-капельками.
Проводник и телохранители остались отдыхать в сторонке, а Ник аккуратно постучал в дверь приземистого одноэтажного деревянного дома с железной зеленой крышей и широким наружным дымоходом. Огороженная тесаными бревнами веранда с несколькими плетеными креслами-качалками ориентирована на запад.
Посторонних тут, похоже, особо не боялись — дверь хоть и зарешечена, но наполовину стеклянная. Окна защищены внутри толстыми стальными решетками, но окошек много и они отнюдь не маленьких размеров. Снаружи предусмотрены крепкие надежные ставни. При такой продуманной архитектуре внутри дома будет всегда тепло и солнечно.
Дверь открыла крепкая рослая женщина лет тридцати пяти — сорока. В высоких армейских ботинках, армейском камуфляжном костюме, волосы собраны в хвост. Бросались в глаза ее шикарные смоляные пряди. Каждая толстая гладкая волосинка настолько черная, что чуточку отливает синевой. В густой гриве ни проблеска седины.
В руках неординарной дамы карабин. Судя по монголоидному разрезу глаз и лунообразной форме лица — в женщине частично течет кровь коренных жителей Америки. Метиска.
Ник поднял глаза от бумажки:
— Миссис Баи-ра Иль-Лупар, Радость приносящая?..
Баи-ра обвела цепкими темными глазами, похожими на спелые вишни, всю честную компанию и указала головой Кристин:
— Заходи, милая. Рада тебя видеть.
На естественное движение мужчин повела ружьем:
— А вот вам сюда дороги НЕТ!
Через полчаса счастливая и разрумянившаяся Кристин вышла из дома шаманки, запихивая под футболку висящий на шее замшевый амулет-медальон в виде совы с меховой опушкой по краю.
— Теперь ты! — Выглянувшая в просвет двери шаманка поманила Георгиоса.
Тот вышел оттуда уже через десять минут с широким кожаным браслетом на левой руке, молчаливый и, несмотря на внешнюю непроницаемую невозмутимость, сильно озадаченный. По выражению его лица никогда не угадаешь, сколько явных и скрытых угроз и обещаний относительно своего поведения и совместного с Кристиной будущего он только что выслушал.
— И не смей больше брать на себя чужое! — рявкнула вдогонку шаманка. — А то детям передашь!
— Понял, что орать-то! — огрызнулся Георгиос.
— Теперь отойдите подальше! — прикрикнула Баи-ра на оставшихся телохранителей.
Те заворчали, как разбуженные зимой медведи, но по знаку Ника, а затем Георгиоса отступили еще на некоторое расстояние, туда, где можно было прекрасно видеть происходящее, а сказанное вполголоса услышать можно с большим трудом.
Когда телохранители встали где сказано, Баи-ра положила ружье на пол и, подойдя вплотную к Никосу, влепила тому пощечину — коротко, тяжело, почти без замаха. Тот пошатнулся, но с места не двинулся, лишь окаменел скулами. Только дал знак оставаться на месте рванувшим на помощь телохранителям.
А метиска била его словами наотмашь, буквально втаптывая в грязь:
— Как ты посмел сюда явиться, ты, мерзкий любитель рабынь! — Она выплюнула это слово с большим презрением, нежели бы произнесла «дерьмо» или «падаль».
— Хорошо лупит! — заметил Аластор, усаживаясь неподалеку.
— Заткнись! — отвлеклась Баи-ра от экзекуции.
— Заткнись! — поддержала я, не смея вмешиваться. Да и заслужил кто-то небольшую трепку. Другое дело, что ментально перепадало и мне…
Шаманка продолжила тихо и яростно:
— Ты, недостойный ее ногтя… волоса! Ты пришел просить меня помочь тебе?!! — Рявкнула: — КАК ТЫ ПОСМЕЛ?! Ты хоть знаешь, сколько слез и крови на твоих руках?! — Она окинула фигуру Ника презрительным взглядом. — Ты весь в них, с головы до пят! УБИРАЙСЯ ОТСЮДА! — Заключила гневную тираду понятно и ясно: — Не будет тебе от меня помощи! Даже не проси! Недостоин. Не заслужил! Катись отсюда туда, откуда пришел, — иди развлекаться со своими девочками, акциями… — Зябко повела плечами. — Да хоть утопись в синем море. Я тебе не помощница!
Белая шаманка из числа ТЕХ ШАМАНОВ подошла к ружью, подняла его и вернулась в избушку, громко шваркнув дверью.
— Какая женщина! — восхитился демон. — Просто огонь!
— Аластор, закрой рот, пока жив! — посоветовала я, напряженно следя за ситуацией. — Мертвым слова не дают! И я не шучу!
— Молчу-молчу! — запечатал ладошками болтливый рот Аластор и пошел посмотреть, что поделывает наша хозяйка.
Ник остался стоять один перед избушкой. К нему подошел Йоргос. Эсбэшник немного помялся и с трудом выдавил:
— Ну, шеф, поехали?.. — Недовольно признал: — Упрямая. Вряд ли удастся ее уговорить.
— Нет! — неожиданно спокойно заявил Казидис. — Вы все езжайте. Я остаюсь.
— Но…
— Мои приказы не обсуждаются! — жестко и категорично заявил главный босс. — Забирай Кристин, остальных и уезжай отсюда. Оставь мне только ключи одного из джипов.
— Но как же…
— И чтобы я вас здесь через минуту не видел! — непримиримо заявил Ник. — Да… — окликнул растерявшегося Йоргоса. — Я помню основные принципы вашей работы и условия договоров телохранителей. Дай бумагу и ручку. Я отдам письменные распоряжения и сразу выпишу компенсационные чеки на случай увольнения с потерей лицензии. Тогда при любом исходе ни к кому из вас не будет претензий. И оставь один пистолет… а лучше ружье. Говорят, тут иной раз бродят дикие медведи.
Он получил бумагу, ручку и чековую книжку, после чего быстро настрочил необходимые распоряжения.
Дополнил:
— Согласно этой же бумаге, в случае попытки охраны ко мне приблизиться — последует немедленное увольнение без выходного пособия. — Надавил: — А вот делать меня недееспособным — очень не советую! Пройдет малейший слух — конкуренты раздерут!
— Да уж… корпорации и так дорого стоили твои прошлые заскоки. Второго раза бизнес может не выдержать, — вздохнул Йоргос.
Никос Казидис довольно хмыкнул:
— Как видишь, я все предусмотрел.
Георгиос попытался было его отговорить, даже грозился вызвать мать, но Никос твердо стоял на своем:
— Ты мне не отец, а я тебе не сын! Забирай свои манатки и уходи.
Точка.
Йоргос попробовал убойный аргумент в виде лечения в психиатрической лечебнице под надзором Ари, с элементами шокотерапии, но Никос так на своего безопасника посмотрел, что даже Колеттиса до костей пробрало. Каламбур!
В итоге Йоргос был вынужден оставить Ника с ключами и оружием, частично обеспечив съестными припасами, и спуститься ниже. Разумеется, шефа они одного в лесу не бросили.
Еще бы они его бросили! Это я костьми легла! Мечась между мужиками и внушая что внушалось. Честно говоря, внушалось мало, приходилось давить на родственные связи и порядочность. Когда удавалось до нее добраться, потому что это качество у славных соратников мужа было бережно и глубоко хранимым.
Сопровождающие переместились ниже ярусом, дабы не попасться на горячем. Заодно сообщили мадам Димитре, а та уже вызвала Аристарха.
— Тетя, тут Никос решил немного пошалить! — дипломатично сказал в телефон Йоргос. И отставил трубку, пока тетя высказывалась — где, как, в каком виде и сколько раз она сейчас пожалеет своего сына и его родственника.
— Понял, — спустя минут десять подтвердил Йоргос. — Сейчас кто-то съездит за Аристархом. И — нет, я не дам колоть Ника большими иголками. Да, я прослежу, чтобы он не переутомлялся. Да, я постараюсь. Нет, не могу, слишком здорового лося вы, тетя, откормили!
И опять непереводимый монолог на пятнадцать минут.
Итак, люди Казидиса стали дожидаться на берегу озера окончания миссии Никоса.
Дальнейшие действия мужа поначалу мне тоже были непонятны. Никос тщательно собрал продукты и отшвырнул их вниз, далеко в сторону, включая бутылки с водой. Муж накинул на плечи джинсовую ветровку и сел под березкой шагах в тридцати от дома. Положив на колени заряженное ружье и рядом с собой пистолет в кобуре и запасную обойму, Ник утомленно прикрыл веки.
Начало следующего дня грек встретил стоя на ногах под тем самым деревом. Он не приближался к хижине, не шумел, никуда не отходил и не беспокоил никого из обитателей. Когда стоять было совсем уж невмоготу — сидел, опираясь спиной на узкий белый ствол. Потом опять поднимался на ноги, спокойный и молчаливый.
Когда шаманка первый раз Ника увидела в засаде — то недовольно поджала губы, сказав только:
— Вот оно как… Посмотрим, насколько тебя хватит, хитрец.
Ник ничего ей не ответил. Просто стоял и смотрел в упор. Молча.
Баи-ра плюнула и ушла, в дальнейшем принципиально не обращая на незваного гостя малейшего внимания.
А Ник стоял. Стоял, когда утренняя заря расцветила задний двор нежно-розовым цветом. Стоял, когда солнце встало на полдень. Продолжал стоять, когда закат загорелся в стеклах окон багрово-алым пожаром. До последнего стоял — и когда пришел туманный сырой вечер, и следом густая темная ночь поглотила окрестности.
Стоял.
Не пил, не ел, стоял.
И рядом стояла я, обнимая крыльями, поддерживая и защищая. Как бы тяжело ни было, он должен через это пройти. Это урок смирения.
На следующий день вышедшая поутру Баи-ра едва удостоила Ника взглядом чуть больше трех секунд. Шаманка словно самой себе негромко произнесла:
— Зачем стоишь, свое и мое время зря тратишь? Все равно помогать не буду. Не проси.
И опять, полностью потеряв всякий интерес к настырному чернявому просителю, повязала косынкой волосы и занялась обычными женскими делами: покормила кур, подоила козу, сходила за водой. Вскопала кусок скудного огородика, готовила что-то впрок на летней кухне. Лечила людей. После обеда ушла куда-то и долго-долго отсутствовала… видимо, в надежде, что незваный нахальный визитер покинет ее территорию.
А Никос стоял.
Пока еще кратковременные голод и жажда только-только начали серьезно на нем сказываться — всего лишь проявились темные синяки под глазами, кожа лица чуть-чуть изменила цвет. Время от времени грека покачивало и штормило, словно от порывов сильного ветра. Но он стоял за небольшим исключением весь второй день. И молчал. Не просил, не уговаривал, не угрожал. Молчал.
Охрана нашла выброшенные им продукты и притащила с собой из палаточного лагеря душку Ари, изжелта-смуглого и толстого как никогда. Тот долго надсадно хрипел и сопел, пытаясь справиться с одышкой после быстрого бега по склону. Бедный Аристарх!
Никос терпеливо выслушал издали все стандартные, а также полностью оригинальные врачебные сказки, страшные угрозы и сладкие обещания.
— Я тебя в психушку запру, если жрать и пить не будешь! — припугнул напоследок добрый доктор.
Никос все проигнорировал, чего не скажешь обо мне. Я не смолчала, вернее — не осталась стоять спокойно. Уж на что я любила Аристарха, но тут отвесила щелбан.
— Странно, — потирая темечко, прокомментировал Ари. — Стоишь ты, а солнечный удар у меня! Пойду измерю давление и заодно подумаю, как тебя изолировать от общества и вовлечь в грех обжорства! А впрочем, все это можно совместить и сделать куда проще! — И дал отмашку телохранителям.
Но как только «врачебная бригада», возглавляемая Аристархом, попыталась осторожно приблизиться — муж моментально показал зубы. Никос спокойно заявил, доставая из-за ремня штанов на спине девятимиллиметровый «глок» и кладя под левую руку карабин, тоже немаленького калибра:
— Ари, ты мне брат, потому предупреждаю… Если кто-то из вас попробует ко мне еще хоть на шаг приблизиться — буду стрелять! Стреляю я хорошо, спроси у Йоргоса, так что не промахнусь. Не заставляй брать грех на душу. И учти! Попробуешь сюда вызвать полицию или кого угодно, чтобы меня скрутить, — будешь увозить отсюда трупы! И не факт, что меня не вместе с ними. Уходи!
И Ари, громко жалуясь, ворча и безбожно ругаясь, нехотя убрался. Тем более что Йоргос его членовредительский медицинский гуманизм открыто не поддержал. Делать Никоса официально невменяемым не было выгодно никому из родственников.
На третьи сутки сил долго стоять и стоять вообще у Ника почти не осталось. Он торчал на том же месте, подпирая березу. Губы потрескались и распухли, глаза горели сухим огнем. Скулы обтянуло так, словно он добрых две недели голодал. И по-прежнему Казидис глядел в сторону дома. Сидел и молчал.
Вернее, мы сидели и молчали. Аластор же, напротив, бегал и волновался:
— Ты это брось! Так нельзя! Ну не хочешь подписывать — так черт с тобой! Да я и так с тобой! Джул, прекрати! Я к тебе привык, ты мне даже нравишься… без перьев.
Мы все так же молчали и берегли силы. Моих хватало только на то, чтобы подпирать Никоса крыльями и по чуть-чуть подпитывать энергией.
Шаманка пришла общаться посреди бела дня. Тон ее значительно смягчился, становясь почти дружелюбным. Женщина швырнула навязчивому и на редкость упорному демонстранту под ноги найденную внизу запечатанную бутылку с минералкой:
— Почему воду не пьешь, глупый?! Без нее скоро подохнешь! Мне-то что — сиди себе сколько хочешь, полицию не вызову. А вот труп под домом мне ни к чему.
Никос облизал пересохшие губы языком и отвел глаза, не делая ни малейших попыток потянуться за водой. Когда шаманка покачала головой и ушла — с трудом дыша, дотянулся до бутылки, взял ее и изо всех сил запустил вниз. Бутылка с глухим стуком покатилась по склону, а назойливый визитер удовлетворенно прикрыл красные опухшие глаза и расслабил мелко дрожащие пальцы.
К вечеру у Ника поднялась температура. Стоять он давно был не в силах, его хватало только на то, чтобы сидя более-менее держаться ровно и не сползать. Муж облизывал пересохшим языком редкие микрокапли, влажный туман вечерней росы на губах, по-прежнему глядя только в сторону дома. И молчал.
Ночь прошла в жестокой лихорадке. Его колотило так, словно он попал на тестовые испытания в вибростенде. Держаться сидя строго вертикально становилось почти немыслимой задачей. Он был мокрым от пота и слабее мыши, но утро Ник встретил все тем же упорным немигающим взглядом в сторону входной двери и… улыбкой.
Когда Баи-ра отворила дверь на рассвете и не увидела сидящего Никоса, она облегченно вздохнула, прошептав:
— Наконец-то!
Сделав пару шагов в сторону березы, шаманка получила возможность убедиться — рановато поторопилась праздновать победу! Грек все еще был там, он полусидел и… улыбался.
Но тут уже вскочила я:
— А сейчас ты поговоришь со мной!
Назад: ГЛАВА 37
Дальше: ГЛАВА 39