Книга: Наша светлость
Назад: Глава 23 БАЛ
Дальше: Глава 25 ЗАТИШЬЕ

Глава 24
ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИ

То, что вы называете любовью, — это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно.
Из дневника пожилой леди, чье имя осталось неизвестно
Часы на Круглой башне пробили полночь. Двенадцать ударов, каждый из которых проламывает морозную тишину ночи. Здесь все иначе, чем в зале, которого словно бы и нет. Разрисованные инеем стекла и седые стены отгораживают Тиссу от людей. И музыку запирают внутри.
Снаружи холодно, но Тисса скорее понимает это, нежели чувствует.
Она разучилась чувствовать.
И кажется, ей самой нужен клей из рыбьих костей и водорослей, тот, который подходит для тончайшего фарфора.
— …очаровательное платье. — Леди Амелия Андерфолл удивительно хороша собой. Наверняка многие сочтут ее столь же красивой, как леди Лоу. Тем более что леди Лоу не явилась на бал.
— Благодарю вас.
— Не стоит благодарности. Сколько оно стоило?
Тисса не знает. И ей странно, что леди Амелия позволяет себе задавать подобные вопросы. Тисса ведь не интересуется стоимостью ее наряда, который, признаться, выглядит слишком уж вызывающим. Нет, Тисса не вправе осуждать кого-то, и если леди Амелии дозволили надеть это платье, более того, никто не спешит отвернуться, выказывая презрение, то, стало быть, все в рамках приличий… но Тисса не представляла себя в чем-то подобном.
Слишком облегающем.
Слишком… прозрачном. Как будто леди Амелия позабыла надеть нижнюю сорочку.
— А где кольцо? Тебе не подарили или ты не надела? Ты понимаешь, что кольцо придется вернуть?
Кольца не было. Урфин о нем словно забыл, а Тисса не решалась напомнить.
— Чего вы от меня хотите? — Тисса заставила себя смотреть в глаза леди Андерфолл и улыбаться, потому что людей это злит. Но Амелия не спешила злиться, напротив, ответила с искренней улыбкой:
— Хочу, чтобы ты мне помогла, а потом исчезла. И папа это устроит. Ты знаешь, кто мой папа?
Глава Гербовой палаты.
И человек с на редкость неприятным взглядом. Аль-Хайрам тоже смотрел на Тиссу так, что она не знала, куда спрятаться, но тогда ей не было противно. Сейчас же ощущение, что кожи касается нечто жирное, липкое, несмываемое.
— Мой папа первым узнает обо всех изменениях в Родовой книге. Иногда это очень полезно.
— Я вас не понимаю.
— Потому что дура. — Амелия не собиралась быть вежливой. Вежливость для равных. А Тиссу ровней себе она не считает, скорее уж злится оттого, что вынуждена снизойти до этого разговора, без которого Тисса прекрасно обошлась бы. — Этот… теперь Дохерти. Мормэр. И хорошая партия. Не для тебя, конечно.
Взмах рукой. Брезгливо сморщенный носик, и Тисса окончательно теряется.
Этот… про Урфина?
— Папа сказал, что если я за него выйду, то стану второй леди протектората. Лучше бы первой, но… посмотрим. Скажи, с ним очень противно спать? Конечно, он выглядит лучше, чем я ожидала… Что ему нравится? И вообще, как лучше себя вести? Не молчи.
Амелия легонько ударила по руке веером, подталкивая к ответу. Она не привыкла к отказам.
— Боюсь вас разочаровать, но этот брак вряд ли возможен. — Тисса не верила, что говорит подобное.
— Почему? Уж не из-за тебя ли? — Смех-колокольчик, вернее, горсть стекла, которое в душу сыпанули. Она так уверена в своем отце… а тот — глава Гербовой палаты. И знает больше остальных. Он богат, родовит, и… и Амелия действительно лучшая партия. — Не переживай. Папа найдет тебе кого-нибудь подходящего. Ему многие обязаны… вот увидишь, он к вечеру разрешит все проблемы… ты только не плачь. Я не хочу, чтобы меня обвиняли в чьих-то слезах.
Двенадцатый удар, и тишина.
Но длится она недолго, Тисса не успевает ничего решить, хотя вряд ли от нее что-либо зависит. Ей просто надо собраться с силами, чтобы улыбаться, когда ей скажут…
— Бестолковый ребенок, я же велел ждать меня. А ты сбежала. Неужели вправду думаешь, что я тебе сбежать позволю?
Зачем он пришел? Лучше бы прислал кого-нибудь… например, лорда Андерфолла. Он бы известил Тиссу об «изменившихся обстоятельствах», кажется, так принято говорить. И был бы настолько неприятен, что Тисса улыбалась бы единственно из нежелания показать этому человеку слабость.
— На мороз. В одном… злости на тебя не хватает. — На плечи ложится что-то большое и мягкое. Теплое. — Идем.
Тисса не спрашивает куда, она идет, но, кажется, слишком медленно, и Урфин злится. На него и смотреть не надо, чтобы понять, — точно злится. Опять. И на руки подхватывает, окончательно позабыв о приличиях.
— Что вы… куда вы…
— Заговорила. За шею держись.
Выражение лица такое, что Тисса предпочла подчиниться.
— Руки ледяные… еще одна такая выходка, ребенок, и я точно за розги возьмусь.
Перед ними расступаются. Наверняка смотрят. Шепчутся, обсуждая новость… Какую именно? О да, сегодняшний бал будет богат на сплетни. Их хватит даже не на год — на годы.
Ложная портьера. Неприметная дверь. Комната для двоих с полукруглым потолком. Почти все пространство занимает низкий диван весьма преклонных лет. И железная стойка с короной свечей. Пахнет пылью, плесенью и лавандой, сухие веточки которой лежат на изголовье дивана.
Тиссу положили на диван, и он заскрипел, возмущаясь тем, что кому-то вздумалось тревожить его многолетний покой.
— Вашей светлости не следует…
…вести себя подобным образом, потому что вряд ли это поведение придется по вкусу новой невесте. А Тиссе его и вовсе не простят. Ей ничего не простят.
Единственный выход — уехать.
Куда?
Попросить Аль-Хайрама, чтобы украл? Безумная мысль, и Урфин точно возьмется за розги, если узнает.
— Прекрати. Пожалуйста. — Шелковые перчатки полетели в угол, туда же отправились туфельки. — Забудь все, что наговорила тебе эта стерва. Вот знаешь, что меня бесит?
Тисса не знала и не уверена была, что хочет узнать.
— Твоя покорность. Ты даже не пытаешься сопротивляться.
— Что мне следовало сделать? — Тисса порадовалась, что голос звучит ровно.
— Для начала дождаться меня. И спросить, что я думаю по поводу этого балагана.
Надо же, как она замерзла. Руки. И ноги тоже. И кажется, все тело до самого нутра, которое тоже в ледышку превратилось. Наверное, еще немного, и Тисса стала бы ледяной статуей. Сейчас холод впивался в ступни тысячами иголок, и Урфин, растирая их, причинял почти невыносимую боль.
— И… что вы думаете?
Урфин не ответил. Он оставил ноги Тиссы в покое и взялся за руки.
— Ты понимаешь, что могла умереть? Или ты этого и добивалась?
— Там… просто воздуха не было.
Не стало как-то и вдруг. И даже на балкончике Тисса не сразу смогла вдохнуть. А потом ей было страшно возвращаться.
— И… и вообще, что вам от меня надо?
Пожалеть? Она обойдется как-нибудь. У нее тоже гордость есть. Наверное. Где-то.
Урфин поднялся, неторопливо расстегнул сюртук, повесил его на подлокотник дивана и плащ сдернул. Холодно же! Но жаловаться Тисса не станет.
— Встань, радость моя. — Он сел к огромному неудовольствию дивана и, похлопав себя по ноге, велел: — А теперь садись. И не спорь, я сейчас не в настроении спорить.
Он вообще не в настроении. И отпустить не отпустит. Но хотя бы теплый… как печка, только лучше.
— В ванну бы тебя отправить. Потом в постель. А потом, как отогреешься, в угол. — Ворчит, но уже не зло. И плащом накрывает. — И я тебе говорил, что мне надо. Дом надо, чтобы можно было вернуться и забыть обо всей мерзости, которая творится снаружи. Тебя надо. Целиком. От макушки до пяток. И пятки тоже, они у тебя чудо как хороши.
Врет. Обыкновенные у Тиссы пятки. Круглые и розовые. А на левой шрам — когда-то давно на острую раковину наступила. Неделю потом хромала…
— Еще надо, чтобы ты мне дочку родила. Когда-нибудь потом. Можно и сына, но дочку лучше.
— Почему?
— Ну… сына придется воспитывать. Характер у меня скверный. И у него будет не легче. Станем ссориться. А дочку я буду баловать…
— Нельзя баловать детей.
— Можно. И нужно. Иначе вырастают вот такими, пугливыми, в себя не верящими.
Он гладит спину горячей рукой, и дрожь унимается. Еще холодно, но этот холод не опасен.
— Ну так как, согласна? А то у меня аргументы закончились. Во всяком случае, те, которые на словах. — Он дует на шею, и дыхание обжигает.
— А как же…
— Забудь.
— Но… если все так, как она сказала, то вам действительно следует… подумать.
— Вот в кого ты такая упертая, а?
В папу. Мама, во всяком случае, так утверждала, а дедушка говорил, что как раз-то характера папе и не хватает, иначе в жизни бы с мамой не связался. И Тисса в него, в деда пошла. Значит, с нее будет толк.
Наверное, он был бы разочарован.
— Да, Магнус меня усыновил. Я согласился на эту авантюру ради тебя, твоей сестры и еще Гавина. Детей, которые будут. Сейчас мне плевать на титул, но раз уж здесь без него не выжить, пусть будет. Я собирался тебе сказать сам…
…но не успел. И теперь все получилось не так, как должно было быть.
— И да, Андерфолл предложил мне свою дочь. А с ней деньги, связи и поддержку в Совете. Тисса, даже если бы не было тебя, я бы отказался. Меня однажды в жизни продали. И второго не будет.
Если прижать ладони к его груди, то они согреются быстрее.
— Ледышка. Больше так не делай, ладно?
— Не буду.
— Вот и умница. Знаешь, почему опасно брать деньги у ростовщика?
Потому что вернуть придется вдвое, а то и втрое. Так дедушка говорил. И Урфин с дедушкой согласился.
— Именно. Он предлагает поддержку, но на самом деле защищает собственные интересы. Каким бы честным ни был титул, но Андерфолл не забудет, кто я есть. И мне не позволит. Моя роль — озвучивать в Совете его пожелания. И следить, чтобы они исполнялись. Он заставит меня отрабатывать этот долг каждую минуту оставшейся жизни. Что до его дочери, то из маленьких стервочек вырастают большие и злобные стервы… стервы с возможностями.
Он замолчал, явно задумавшись о чем-то важном. И Тисса сидела тихо, боясь помешать этим мыслям.
— Ребенок… скажи, у многих женщин есть тени? Из тех, кто постоянно в замке обитает?
— У леди Лоу. Ингрид. Тианны. Сольвейг… наверное, почти у всех.
— Кроме тебя? Почему у тебя нет? Денег не хватило?
— Я… не знаю. Наверное. Я их только здесь увидела.
— И как?
— Очень страшно. — Первая встреча с тенью, кажется принадлежавшей леди Лоу, обернулась для Тиссы ночными кошмарами. В них она переставала быть собой, как будто кто-то вытаскивал душу, заполняя пустоту пухом, и вот Тисса больше не человек, но подушка. Пух был мягким, уютным, Тисса радовалась, что ей так хорошо, ничего больше не надо… а просыпалась с криком.
Других будила. Потом привыкла, научилась не замечать, как делали остальные.
— Забудь. — Урфин поцеловал ее в висок. — И я все еще жду ответа. Ты выйдешь за меня замуж?
А разве у нее есть выбор?
Наверное, если он спрашивает. Но Тисса не желает выбирать.
— Да.
— Правильный ответ.
— А если бы…
— Мне пришлось бы тебя совратить… — он поглаживал шею, и не только шею, явно намереваясь исполнить угрозу, а Тиссе совершенно не хотелось его останавливать, — …или шантажировать… или еще что-нибудь сделать. Но добровольное согласие — наилучший вариант. Этот воротник мне жутко мешает… твой портной мне мстит. Определенно.
Прикосновение губ к плечу. Дыхание по коже.
И кажется, Тисса окончательно потеряла стыд, если ей нравится. Рука, которая скользит по чулку и, добравшись до края, останавливается.
— Тэсс, ты понимаешь, что еще немного и…
— Да.
Она знает, что произойдет. Теоретически. Рисунки в книге Аль-Хайрама были крайне познавательны… ей ведь разрешили смотреть. Правда, Тисса осмелилась не сразу. И дважды книгу закрывала, но всякий раз возвращалась. Стыдно. Странно. Интересно. Рисунки порождали на редкость непристойные сны, в которых Тисса сама себе признаться стеснялась.
— Я… — говорить, глядя ему в глаза, было сложно, — так хочу.
Кивок. И в ответ короткое:
— Не здесь.
Урфин поправил подвязку и юбку тоже… он снова был деловит и сосредоточен, что вызывало у Тиссы желание отвесить ему пощечину, хотя поводов он и не давал.
Странно быть женщиной.
— Вставай. — Он спихнул Тиссу с колен. — Пойдем.
— Куда?
— Жениться. Погоди… забыл совсем.
Тисса не поняла, откуда появилось кольцо. Тонкий ободок с угольно-черным камнем. Он был небольшим, но завораживал совершенством граней и неестественно глубоким цветом. Словно кусок бездны заключили в платиновую оплетку.
— Вот так лучше. — Урфин надел кольцо на палец Тиссы. — Алмаз из огненного мира. Первая вещь, которую удалось перенести.
Камень был горячим. Не обжигающе, но ощутимо, чего не бывает с камнями. И если так, то не выйдет ли однажды, что из кольца родится дракон?
Но Урфин опасения отверг со смехом:
— Зачем тебе дракон? У тебя есть я.
О да, Тисса согласилась, что это стоящая замена.

 

Особой необходимости в присутствии Сержанта не было. И он держался в стороне от разряженной толпы, привычно подмечая тех, кто в теории мог представлять опасность. Сержант и сам не понимал, по какому принципу он выделяет этих людей среди прочих, собравшихся в великом множестве, но просто привык полагаться на чутье.
Да и люди были забавны.
Парень в синем камзоле с подбитыми ватой плечами — тщетная попытка придать сутулой его фигуре необходимый мужественный вид — слишком долго смотрит на Изольду. И скалится. Что-то говорит приятелю, который поспешно отворачивается, словно опасаясь быть причастным к непристойной фразе.
Девица в белом платье раздраженно обмахивается веером. Страусовые перья. Алмазная крошка. И алмазный же холодный взгляд… поклонники держатся послушной стаей. Но девице мало.
Кого упустила?
Кто бы это ни был, но его не простят.
Мальчишка-паж пристроился у шлейфа тучной дамы, слишком занятой поучением дочери, чтобы замечать кого-либо. Что он делает? Если Сержант правильно понял, то привязывает к шлейфу дохлую крысу на веревочке.
Не следует мешать чужому веселью.
Троица рыцарей, явно больше увлеченных выпивкой, нежели поиском невест, окружила ледяного быка, которого изваяли весьма натуралистично…
— Доброй ночи. Вам тоже здесь скучно?
Рыцари подталкивали друг друга, и, наконец решившись, самый пьяный потянулся к бычьим яйцам. Поскольку скульптура возвышалась на постаменте, то вожделенные яйца были не такой простой целью.
— Меня зовут Меррон.
Справедливая, значит.
Высокая. Для женщины. Пожалуй, одного с Сержантом роста, что позволяет глядеть прямо, и во взгляде читается вызов.
Нескладная. Для женщины. Сухопара. Резковата. Прямая шея. Слишком широкие плечи. И сильные руки с очерченными мышцами, что по местным меркам вовсе не приемлемо. Грудь отсутствует, но она не пытается скрыть этот недостаток, восполняя пустоту за корсажем ватными подкладками. Скорее уж выпячивает его, надев платье с довольно откровенным вырезом.
Некрасивая. Для женщины. Вытянутое лицо с плоскими скулами. Нос длинный. Рот большой.
Но что-то в ней есть.
— Сержант.
— Это не имя. — Девушка не уходила.
Глаза у нее темно-карие, вызывающе узкие, вздернутые к вискам.
…в дворцовом саду росла дикая вишня. Вызревала поздно, собирая скворцов со всей округи. И ягоды у нее были точь-в-точь такого же цвета. На вкус — сладко-горькие, терпкие.
— Какая разница? — Сержант отвернулся, чтобы увидеть бесславное отступление рыцарей. Бык сохранил свое достоинство.
— Никакой, — согласилась Меррон.
Платье красное. Какая дебютантка наденет на зимний бал красное платье? И столь откровенно подчеркивающее недостатки фигуры? Та, которой отчаянно не хочется выходить замуж.
Сколько ей? Шестнадцать? Семнадцать? Еще не понимает, что внешность — это лишь одно из условий сделки. И как бы она ни старалась, избежать свадьбы не выйдет.
— От кого прячешься?
— От тети. — Меррон почесала веером спину. — Извините, но жутко неудобно… А вы тоже считаете, что девушке неприлично надевать красное? А женщине — иметь мозги?
— Сколько тебе лет?
— Двадцать!
И поэтому считает себя взрослой, опытной и умудренной жизнью. Тетушка же слишком любит племянницу, если до сих пор не сбыла с рук. Наверняка возится, увещевает, терпит стоически глупые выходки вроде этого платья.
— Мозги есть у всех, — сказал Сержант. — Вот только пользуются ими немногие.
Надулась. Уставилась, не зная, о чем еще говорить. Уйти гордость не позволяет…
— Вы… против равноправия?
— Кого и с кем?
— Всех. Со всеми. Люди рождаются одинаковыми. И значит, они равны! Имеют одинаковые права!
Сколько эмоций. И румянец вспыхивает во всю щеку.
— Какие, например?
— Всякие. — Меррон сунула кончик веера в рот. — Право на свободу. И право на власть…
В висках заломило. Ну уж нет, этот разговор пора прекращать, но девушка была рада поделиться мудрыми мыслями.
— …право жить так, как хочется!
— Кому?
— Каждому свободному гражданину!
— Девочка… — Сержант позволил себе наклониться и обнять ее. Тощая. Ребристая. И довольно-таки сильная. Вырывается молча и уперто. — Мне вот, свободному гражданину, хочется взять тебя и отнести на конюшню. Задрать тебе юбку и…
— Вы не посмеете…
— …выпороть. Хорошо помогает от всякой дури. Хотя не исключаю, что другим свободным гражданам может захотеться чего другого… ты уже взрослая, понимаешь. А есть еще третьи, которые охотно выдерут из твоих ушей серьги. И четвертые, им просто нравится убивать… пятые… ты себе не представляешь, сколько всяких разных желаний появляется у людей, когда они думают, что свободны от всего. Чести. Совести. Закона. Абсолютная свобода — страшная вещь.
Сержант все-таки выпустил ее, только придержал, чтобы не упала.
— Вы… вы не понимаете! — Отступать Меррон не собиралась. И глаза сверкают гневно. Почти красивая стала. — Есть высшая справедливость!
— Где?
— Благо для всех! Люди вместе решают, как им быть! И…
— И всегда найдется кто-то, кем пожертвуют. Не бывает блага для всех, Меррон. Для большинства — еще возможно. Но не для всех.
— То есть свободы выбора нет?
— Есть. В определенных рамках. Ты можешь выйти замуж. А можешь остаться старой девой и разводить кошек.
Не отшатнулась, не зашипела возмущенно, но взяла за руку и сказала:
— Идем.
— Куда?
— На конюшню… или еще куда-нибудь.
Более чем откровенное предложение, от которого в кои-то веки не хотелось отказываться. Грудь у Меррон имелась, очень чувствительная, с темными крупными сосками. И впалый смуглый живот, который нервно вздрагивал от каждого прикосновения.
А вот о маленьком нюансе затянувшегося девичества могла бы и предупредить.
С другой стороны, почему бы и не жениться… хуже не будет.

 

Наша светлость все-таки с предубеждением относится к людям, которые разглядывают ее столь откровенно. Ощущение, что просто облизывают взглядом.
— Ваша светлость выглядят неимоверно очаровательно. — У толстяка, обвешанного золотыми цепочками, как елка гирляндами, потные руки и влажные губы. Перчатка и та промокает. — Ваш стиль одежды… многое открыл.
…лорд Андерфолл.
…родственник той девушки?
…отец. Получил отказ от Урфина и пришел взывать к моему разуму.
— Ваша светлость, — верноподданнический взгляд устремлен на Кайя, — не соблаговолите ли вы уделить мне толику вашего драгоценного времени?
— Внимательно вас слушаю.
— Но…
Он готов говорить, однако присутствие нашей светлости считает излишним. Государственные дела не для женских ушей, а судя по выражению лица, дело было из наиважнейших.
— Говорите. — Кайя не в настроении играть в тайны. Их светлость тоже не любят сальных взглядов. — Или не говорите. Ваше дело.
— Это касается вашего…
— Кузена?
…это с каких пор?
…дядя давно хотел усыновить Урфина. А тот сопротивлялся. Но дядя всегда добивается того, чего хочет.
Усыновил, значит. Дитятко двадцати осьми годочков от роду. Сиротинушку горькую…
…в законе нет ни слова о возрасте. И честно говоря, я рад. Они ведь похожи.
— Он поступает крайне необдуманно, отвергая поддержку, которую я мог бы оказать вам… — Обтекаемые фразы, но смысл понятен: продайте вашего мальчика в заботливые руки, и будет вам счастье.
…ты думаешь, что…
…молодость у дяди была бурной. Но он никогда бы не бросил своего ребенка. Тем более не позволил бы продать.
— Если вы хотите оказать мне поддержку, то я с огромной благодарностью приму ее. — Кайя говорит, глядя поверх головы лорда Андерфолла. — Но вы пытаетесь меня купить.
Угадал. Но гордиться здесь нечем.
Лорд Андерфолл привык покупать, неважно что, на все цена найдется. И он считает, что предложил достойную.
— Что до моего кузена, то он вправе сделать свой выбор. И он его сделал. Обернитесь.
Все-таки жаль, что я лишена удовольствия видеть выражение лица многоуважаемого лорда.
Да, наша светлость мелочна и мстительна. Бывает.
…Кайя, а почему только сейчас? Он ведь мог и раньше.
…мог. Магнус — старший в роду. Не в протекторате, а в семье, понимаешь? И он несет ответственность за поступки всех членов семьи. Возможно, он не готов был отвечать за Урфина. Но точно будет зол, что пропустил свадьбу. Наверняка заставит повторить.
Повторим. Я буду рада.

 

На Тиссу смотрели. Все. Она считала взгляды, сбивалась, начинала счет наново. Презрение. Удивление. Зависть. И раздражение. Возмущение тоже…
Оркестр смолк.
Толпа окружила. Им любопытно, просто-напросто любопытно.
— Я, — голос Урфина звучит достаточно громко, чтобы слышали все, — Урфин Дохерти, беру Тиссу Макдаггин в жены. И здесь, перед всеми…
Плащ, уже знакомый, согретый ее же теплом, опускается на плечи.
— …клянусь беречь и защищать ее.
Под тяжестью плаща Тисса опускается на колени. Она представляла свою свадьбу совсем другой, но… эта тоже чем-то неплоха.
Урфин помогает подняться. Этот его поцелуй злой и жадный, и Тисса понимает причину, лишь поймав на себе еще один взгляд. Насмешливый.
Гийом де Монфор салютует кубком, поздравляя со свадьбой.
О нет! Только не сейчас.
— Не бойся. Сегодня я не уйду. — Урфин сжал руку, скорее сам успокаиваясь, чем успокаивая Тиссу.
Сегодня. А что будет завтра?
Тисса не знала.
Но зимний бал недаром проводят в самую длинную ночь, и сегодняшняя все продолжалась и продолжалась… Их поздравляли. Леди Изольда и их светлость — искренне. Остальные — из вежливости, но тоже было приятно. Потом был темный коридор и лестница, которую Урфин не смог пропустить, потому что репутацию надо оправдывать… и другой коридор.
Его прежняя комната, в которой появилась новая кровать.
Вино. Камин.
Клубника как маленькое чудо зимой. И шпильки, одна за другой выскальзывающие из волос.
— Если ты передумала, я уйду.
— Нет.
Тисса не передумала. Ей немного не по себе, но… это ведь пройдет. А у него на груди новые шрамы, мелкие, что рисовые зерна, они складывались в знакомый рисунок. Синий щит и белый паладин. Шрамы только-только зажили, и Тисса прикасается к ним осторожно. От кожи неуловимо пахнет розами.
Платье опускается на пол. И сорочка отправляется следом.
Зима опускает флаги.
— Ты очень красивая. Не надо бояться.
Ее изучают. Шершавыми подушечками пальцев. Губами. Языком. Убивая остатки стыда. Загоняя сердце влет. До вздоха, до всхлипа, до стона, который не получается удержать в себе. Разве должно быть вот так? Выходит, что да… и почти не больно. Разве что неудобно самую малость.
Назад: Глава 23 БАЛ
Дальше: Глава 25 ЗАТИШЬЕ