Глава 14
С полсекунды я протормаживаю, потому что мозг отказывается обрабатывать конфликтующие данные. «Ма» — это матушка Азамата. Но звонит не Азамат. Да и слова «трахеотомия» он не знает. Могу предположить, что Алэк бы стал меня называть «ма», но он мало того что говорить не умеет, так еще и вот сидит и никуда не звонит. И звонить он не умеет тоже. И трахе…
Стоять, это же Кир!
— Кир, — говорю я с усилием, присобачивая ярлык странному явлению реальности. Потом понимаю, что все вопросы, которые я хочу задать, за один раз сквозь глотку не пролезут, и еще одним нечеловеческим усилием ума нахожу выход: — Включи камеру на телефоне!
— Ща! — Он послушно включает.
Он во дворе какого-то дома, смутно знакомого, но сразу в памяти не всплывает. Камера мечется, пока он перехватывает телефон поудобнее, я вижу его ботинки, потом вдали ноги каких-то еще людей и наконец край диля лежащего человека. Когда в кадр наконец-то попадает лицо, я его узнаю. Это тот исполин, пара Ажгдийдимидина. Лежит на снегу и со свистом дышит через трубку в горле — не специальный прибор, просто какой-то катетер, обмотанный пластырем, чтобы не ушел внутрь. Мне плохо видно подробности, но фонтана крови нет, и то благо.
— Звони в Дом Целителей и вызывай помощь, ты пока больше ничего не можешь сделать.
— Я номера не знаю! — признается Кир. — Только Яны, а она не отвечает.
Чертыхнувшись, я сама вызываю Дэна, параллельно объясняя Киру, как послать через два соединения координаты для навигатора — понятие адреса в муданжских городах отсутствует как класс.
— Что с ним было, что ты решил резать? — спрашиваю, когда Дэн стартует к месту событий.
— Ну, мы шли мимо, — издалека начинает Кир, и мне хочется ускорить его пинком. — Он выходил из ворот и вдруг начал задыхаться, ваще посинел, ноги подогнулись… Короче, похоже, как тогда тот целитель, ну помнишь… Я попытался ему в глотку трубку вставить, шел-то в Дом Целителей упражняться, с чемоданом, но не удалось, у меня того прибора с собой не было, только какие-то мягкие трубки, на них сильно не нажмешь… Зато скальпель был.
— Ясно, — механически киваю я, не сводя глаз с пациента. Тот по-прежнему дышит, хотя заметно, что трубочка ему узковата, на такой объем легких надо водопроводный кран втыкать.
Сбоку слышатся какие-то недовольные возгласы, Кир вместе с камерой дергается, но тут, к счастью, подъезжает Дэн — дом Ажгдийдимидина от целительского совсем близко. Осматривает пациента, пока Кир вкратце рассказывает, что произошло.
— Тут действительно отек Квинке. Сейчас уколю, заберу его, и зашьем, — постановляет Дэн, извлекая шприц и ампулу. — Почему-то с начала зимы очень много таких случаев, аллерген найти не можем…
Укол готов, Дэн встает и критически оглядывает пациента.
— Только вот как мы его понесем…
— А у вас что, только складные носилки? — ужасаюсь я.
— Да вот, я как-то не ожидал… В нем кил двести, наверное.
Я начинаю прикидывать какие-нибудь конструкции с домкратами на колесах, но тут встревает Кир:
— Погодите, я знаю, что делать! Давайте носилки. Айша!
Я слышу хрупанье снега, и в кадре появляются Айшины ноги. Дэн раскладывает носилки, с сомнением глядя на мелкую хрупкую девочку.
— Кир, ты гений! — сообщаю я.
— И в чем гениальность? — интересуется Дэн.
— Давайте мы его на носилки сдвинем, по снегу это легко… — тараторит Кир, не обращая внимания. Телефон со включенной камерой отправляется в карман, и я перестаю что-либо видеть. — Во-от, теперь, Айша, можешь поднять носилки и загнать в машину?
— Кир, вынь меня! — прошу. — Дай посмотреть!
— А, ой, прости, — слышится его голос сквозь шорох кармана, и вот уже я наблюдаю носилки, шатко и неровно левитирующие в открытые двери Дэнова фургона. Немного неуклюже приземлив пациента на кушетку, Айша тяжело выдыхает и повисает у Кира на руке, отчего камера опять дергается, и в кадре появляются еще одни ноги, обернутые пестрым дилем.
— Вы едете? — спрашивает Дэн. — Тогда полезайте.
Ноги в диле поспешно карабкаются в кузов, Дэн прыгает в кабину, двери захлопываются, и фургон уезжает, покачиваясь, по завалам снега.
— Фу-у-у-ух, — вздыхает Кир и прибавляет пару забористых непечатных выражений.
— Солидарна, — усмехаюсь я, откидываясь на спинку, чтобы сбросить напряжение. Вот только забыла, что сижу я на полу и никакой спинки за мной нету.
— Э, Лизка, куда! — вопит над ухом Янка, ловя меня в полете. — Что там за дроздец?! Кого резали-то?
— Ты его не знаешь, — говорю, восстанавливая равновесие. — Кир, как Айша?
— Ничего, вроде отдышалась, — бодро откликается ребенок.
— А ты?
— А я-то че, я тренированный, — усмехается он.
— Ты молодец, ты отлично справился, — замечаю я.
— Да вы погодите хвалить, еще неизвестно, как я там справился, — смущается он.
Обращение на «вы» не проходит незамеченным, но я решаю не заострять на этом внимания, еще спугну.
— Все равно молодец, что не растерялся и не побоялся, — настаиваю я. — Для многих новичков это самое трудное.
— Ладно, э-э, как скажете, мы пойдем, наверное, холодно тут, и ваще че-то я жрать хочу, — тараторит Кир.
— Иди, иди, — разрешаю я. — Приятного аппетита.
Дэн вскоре отзванивает мне и докладывает, что пациент в норме. Отек спал, дыхание свободное, в трубке больше потребности нет. Полежит до завтра в палате для контроля, ну и тест на аллергены пройдет.
Короче, можно выдохнуть.
Вернувшись в здесь и сейчас, я наблюдаю бледнющую Орешницу, которую успокаивает Янка. Оказывается, бедняга заглянула мне в телефон, не вовремя проходя мимо.
— Боги милостивые, прям так глотку-то и пропорол… — бормочет Орешница дрожащими губами.
— Да говорю вам, он его спас! — настаивает Яна. — Он же дышать не мог!
— Ох, горе-то! — ничтоже сумняшеся продолжает причитать Орешница.
У нас уходит минут пятнадцать на то, чтобы совместными усилиями убедить ее в законности операции, в итоге рукодельное настроение совершенно пропадает. Ее мелкие внуки тоже принимаются хныкать, Алэк, заслышавший в телефоне голос старшего брата, теперь пристает ко мне с воплями «Ки-и-и! Ки-и-иа!» — короче, полный разлад. Приходится нам сворачивать удочки и, по кочкам, по кочкам, ехать обратно.
Я подбрасываю безлошадную Янку до Дома Целителей и уж заодно захожу проведать пациента, прихватив мелкого, внезапно ужасно заинтересовавшегося хвостом моей отросшей косички.
Сквозь затемненное стекло в двери палаты я вижу силуэт Ажгдийдимидина, сгорбившегося на посетительском сиденье подле больного.
— Мальчик ваш молодчина, — сообщает Дэн, выходя из кабинета. — Ничего лишнего не пропорол, попал очень точно. Я знаю, что он упражнялся, но все равно удивительно — в первый раз… Вы его в медвуз отдадите, я надеюсь?
— Да собираемся, — усмехаюсь я с плохо скрываемой гордостью. — Но ему бы пока арифметику освоить.
— Очень хорошо, этой планете позарез нужны свои кадры. Я бы замолвил за него словечко, если надо, хотя, думаю, вы и сами с усами, — подмигивает он.
Я неопределенно киваю. С одной стороны, Кир тоже сам, э-э, с усам, а с другой, если ему и понадобится протекция, с моей мамой в этом плане никто не сравнится, хоть она и не медик.
— Слушайте, — продолжает Дэн, понизив голос, — тут бойфренд пациента, я прям не знаю, что с ним делать. Явно не в себе человек, на вопросы не отвечает, совсем ничего не говорит, сидит у кровати, как статуя. Я ему уж как только не объяснял, что все будет хорошо, не знаю, может, я с ошибками говорю, но он вообще не реагирует.
Я фыркаю. Бойфренд, да… Интересно, это у духовников заведено полностью отключаться от реальности, когда с парой что-то случается?
— Не волнуйтесь, — говорю Дэну, — он вообще никогда не говорит.
— Немой? — удивляется Дэн. — Он ведь какой-то большой чин, разве нет? А от чего, может, можно вылечить?
— Нет, он в принципе говорить может, но у этого бывают… последствия… — пытаюсь объяснить я. — Ну, видели, как сегодня Кирова подружка носилки таскала?
Дэн спадает с лица.
— Лиза, я занимаюсь естественными науками, поберегите мою крышу. Что это было?
— Э-мм… — Я кривлю губы, прикидывая, как бы это такое объяснить без психологических травм. — Короче, похоже, что тут, на Муданге есть жизнь внеземного происхождения.
— Вы хотите сказать, что эта девочка…
— Да нет, девочка как девочка, а вот тварь, которая позволяет ей выделывать такие финты, — вот это и есть внеземная жизнь.
— Разумная?.. — осторожно интересуется Дэн.
Разумная ли жизнь Учок? Хорошенький вопросец на засыпку.
— Скажем так, разумные представители тоже есть. Например, новый лесовед моего мужа. Правда, я не знаю, возможно, это какой-то гибрид… хотя скорее конвергентная эволюция.
Дэн мотает головой, чтобы встряхнуться.
— Короче, — возвращаю его к реальности. — Я это к чему. Старейшина Ажгдийдимидин говорить не может, потому что все, что он говорит, происходит взаправду.
— Значит, эта девочка обречена всю жизнь молчать? — озабоченно морщит лоб Дэн.
— Насколько я понимаю, нет. Ее наставник учит, э-э, сдерживаться.
— А почему не может сдержаться Старейшина? — допытывается Дэн. — Он-то тем более должен уметь… или я все не так понял?
— Да я сама не большой спец, — пожимаю плечами. — Но насколько мне известно, Старейшина-то молчит всего несколько лет, а до того был как все. То есть он до этого уровня прокачался. Возможно, через несколько лет снова заговорит… Или ему это не под силу. А про Айшу говорят, что она невероятно крутая и вся из себя уникум, вроде как есть надежда, что осилит обычную человеческую речь.
Дэн нервно проводит по волосам.
— Этот Муданг меня иногда просто убивает. Куда ни плюнь, все тайна, покрытая мраком, и беспросветное невежество. Иногда вот так побеседуешь с пациентом, и хоть немедленно собирай вещи, кажется, что до утра я тут не доживу, рехнусь. А с другой стороны, жалко их, да и отношение ко врачам невероятно почтительное, где еще такое найдешь. Не говоря уж о гонорарах.
Я задумчиво киваю, понимая, что я, похоже, погрязла у Муданге по макушку, потому что моих шаблонов не рвут никакие чудеса и никакое безумие.
— Ладно, может, вы с ним побеседуете? — просит Дэн, косясь на дверь палаты. — А то эти муданжцы… никогда не знаешь, что им в голову взбредет. То трубки пациенту поотрывают, то какими-нибудь благовониями окурят так, что кислорода в палате не остается… Культуры-то никакой.
К чести Ажгдийдимидина, ничего асоциального он не делает: сидит себе тихо, покусывая нижнюю губу, даже не в астрале, а так, задумавшись. Поднимает на нас с Алэком невеселый взгляд.
— Все будет хорошо, — практически по буквам сообщаю я.
Он кивает, но облегчения не показывает.
Я присаживаюсь рядом, пытаясь понять, почему он мне не верит. У пациента все показатели в норме, дышит пока через маску, результаты теста на аллергены еще не пришли.
Ажгдийдимидин отпускает его руку, со вздохом разгибается и достает из-за пазухи блокнот. Я с тревожным интересом наблюдаю, как он выводит муданжские закорючки на чистом листке.
«Я ошибался в твоем сыне. Прости».
Я кошусь на Алэка. Он о ком?
Духовник морщится и жестом показывает, мол, нет, не об этом. Ладно.
— Ну, если формировать отношение к людям по их родословной, хочешь — не хочешь, а ошибешься, — пожимаю плечами я.
Он мотает головой.
«Дело не в этом, — гласит следующий листочек. — Мне было про него предсказание».
— Еще и вам! — фыркаю я. — Сначала этот взяточник приютский ему крови попортил, так еще и вы туда же? Что вы все про него такое видите, что он даже говорить об этом боится?
Духовник сглатывает, поджимает губы и пару секунд глядит в пространство, вероятно вызывая перед глазами картину, которая представилась ему в пророчестве. Потом принимается писать, при этом вокруг рта у него закладываются раздраженные морщины.
«Лиза, я видел, как твой Кир втыкает нож в горло самому дорогому для меня человеку. Как, по-твоему, я должен был это понять?!»
— Не нож, а скальпель, — автоматически поправляю я, потом качаю головой. Очень трудно помнить, что самый крутой Старейшина-духовник по уровню своих представлений о первой помощи ничем не отличается от рыночной торговки.
Ажгдийдимидин разводит руками, мол, я почем знаю, как это называется.
— И Интгилиг тоже это видел?
Духовник кивает и дописывает: «Он не знал, кто перед ним, но понял так, что Кир убьет человека».
— То-то я все гадала, за что Кира в приюте называли «мясником» и почему его это так злило… Еще бы.
Ажгдийдимидин тем временем строчит дальше, видимо, решил разделаться со всеми непониманиями разом.
«Я не должен был этого видеть. Не знаю, почему боги решили нарушить правило и показать мне будущее моей пары. Возможно, это было испытание, и, если так, я его не прошел, потому что поддался чувствам, не проанализировав ситуацию как следует. Хуже того, я пытался предотвратить ее, хотя знал, что это пророчество из тех, которые обязательно сбываются».
— А как вы пытались ее предотвратить? — морщу лоб я. Вроде он даже рядом не стоял, когда Кир там возился.
«Я хотел ему помешать, но меня не пустила девочка. Что самое смешное, я ведь знал, что она меня не пустит. Я потому не взял ее в ученицы, надеялся, что она не выучится командовать своей силой».
Я открываю рот и развожу руками, слов-то нет. Духовник и правда смеется, во всяком случае, издает какие-то сдавленные звуки, прикрыв рот ладонью.
— То есть на самом деле вам все равно, что Кир безродный и что Айша безродная, да?
Он кивает.
«Я теперь перед всеми буду извиняться — перед твоим мужем и сыном, перед Айшей и Алтонгирелом».
— Только смотрите про Кира не проболтайтесь в пылу раскаяния, — напоминаю я. И тут же соображаю, что сама только что проболталась — пациент-то в сознании!
Ажгдийдимидин распознает ход моих мыслей и мотает головой.
«Сурлуг никогда не помнит чужих тайн и не интересуется моими разговорами. Не волнуйся, про твоего сына никто ничего не узнает».
— А тогда чего вы его моим сыном называете, если это не конспирация? — все же понизив голос, интересуюсь я.
Духовник хмыкает. Алэку этот звук нравится, и он несколько раз пытается его воспроизвести, пока Ажги-хян пишет.
«Помнишь, на Совете выяснилось, что Интгилиг не указал мать?»
— Да, и вы еще сказали, что настоящая мать Кира была ему неизвестна.
Он кивает.
«Интгилиг был нечист на руку, но дело свое знал. Он спросил богов, чей это мальчик, и получил какой-то бессвязный ответ, потому что ничего внятного боги про тебя не говорят».
— Ну… а Алансэ?
Ажгдийдимидин улыбается и мотает головой.
«У человека не может быть двух матерей. Подумай сама, какая из двух настоящая?»
Я чувствую, что у меня лицо как-то подозрительно теплеет, и распрямляю спину.
— Ну ладно, мое прощение вы заслужили, но с остальными сами будете разбираться!
Он снова улыбается, но потом немного грустнеет.
«Как ты думаешь, Айша простит меня достаточно, чтобы пойти ко мне в ученицы?»
— Да простить-то она, может, и простит, она вообще незлобивая, но она так фанатеет по Алтонгирелу, что вряд ли на кого-то его променяет. Оно и понятно, он же ее из приюта забрал и столько вытерпел ради нее…
Ажгдийдимидин озадаченно хмурится.
— Ну, с этим принятием сана… испытания там, то-се…
На меня во все глаза смотрит воплощенное удивление.
«Он принял сан?»
— Ну да… Вы че, все пропустили, что ли?
Взгляд духовника мечется по палате, очевидно сопровождая столь же смятенные мысли. Он хватает карандаш, изрядно притупившийся от нашего разговора, и быстро выводит: «Он же не готов! Он и учить не готов, и к испытанию… ему назначили раскрыть тайну, так ведь?»
— Да, мне…
«И как он справился?»
Я кривлюсь.
— Ну так, на троечку… Но я думаю, он оклемается.
Ажгдийдимидин возводит очи горе.
«Стоило только отвлечься! Не иначе боги решили проучить меня сразу за все. Айша хотя бы в порядке?»
— Она с Киром, а что… — начинаю я и вдруг осознаю, что она ведь не только грузы таскала, но и не пропустила Ажгдийдимидина к Киру, а я помню, что было с Алтошей, когда он всего-навсего попытался не полететь с лестницы. — Бли-и-ин, она же небось чуть живая там!
Я выхватываю телефон и набираю Киру, таращась на закушенную губу духовника.
— Кир, солнце, как там Айша, может, ее надо сюда, в Дом Целителей?
— Да не, — хихикает ребенок, и меня отпускает. — Ей сначала было немного фиговато, но потом мы пошли в трактир, и я ей взял кальмаров, вон вторую порцию уминает, так что, я думаю, все хорошо.
— Ф-фух, господи, Кир, закажи ей от меня третью, — облегченно выдыхаю я. — И когда наедитесь, зайдите все-таки в Дом Целителей, тут кое-кто хочет с вами поговорить.
Кир настораживается.
— Он очень бесится?
— Да нет, он хочет на мировую.
— Э-мм… ну ладно, зайдем.
— Киа! — замечает Алэк, пытаясь отобрать у меня телефон.
— Слышишь, тебя тут ждут! — хихикаю я.
Кир велит передать привет и отключается.
«У девочки хорошее чутье, — пишет мне духовник, когда я кладу трубку. — Морская вода и пища помогают от такого измождения».
От анализа этого интересного феномена меня отрывает Дэн, подзывающий пальцем из-за стекла. Я выхожу в коридор.
— Лиза, я хочу поделиться триумфом! — радостно заявляет он. — И заодно попросить вас распространить информацию. Я нашел аллерген, более того, я выяснил, откуда он берется! Смотрите! — Он сует мне кипу распечаток из анализатора, я разбираю какие-то органические соединения, но их названия мне мало что говорят.
— Вот эта фигня, — Дэн тычет пальцем, — содержится в смоле местного хвойного, из которого делаются напольные покрытия. А вот эта фигня — ароматизатор из земного средства для мытья полов. Проблема в том, что они реагируют друг с другом и производят газ, который и вызывает отек Квинке.
— Ой-йо-о-о… Я же эту жидкость для полов упоминала в интервью! Ею теперь все пользуются!
— Потому и прошу вас предупредить людей. Это только с запахом сирени такая реакция, и только в старых домах, где лак на полу стерся.
— Как вы-то докопались? — поражаюсь я, вытаскивая телефон и стремительно сочиняя объявление для своей страницы.
— Да с этим Мудангом криминалистом станешь! Случаев у нас было уже много, ну и я заметил, что запах везде один, сирени этой. Тут-то она не растет.
— Дэн, вы гений, я вам добуду премию!
— После чего я смогу купить небольшую планету в курортной части галактики? — усмехается Дэн. — Здравствуйте, вы на осмотр?
Я оборачиваюсь посмотреть, с кем Дэн здоровается. У меня за спиной неожиданная компания — Алтонгирел, Хос и Эндан.
Алэк очень радуется Хосу, принимается подпрыгивать в слинге и лезть наружу.
— Сиди спокойно, — гнусавит хозяин леса, нажимая ему на нос тщательно очеловеченным пальцем. — Маленькие котята должны висеть на маме.
— Что случилось-то? Вы меня ищете? — спрашиваю я.
— Ему попала шлея под хвост. — Алтонгирел с независимым видом тычет пальцем в Хоса. — Чутье ему, дескать, подсказывает, что что-то плохое произошло то ли с Киром, то ли из-за Кира. Слова новые выучил, теперь трындит без перебоя.
— А где Кир? — хмурится Хос. — Разве он не тут?
— Он пока в трактире, — говорю, — но скоро зайдет. Ничего плохого не случилось, наоборот, он в одиночку провел очень ответственную операцию. Вот, Дэн-хон подтвердит…
Я оборачиваюсь к коллеге и понимаю, что ничего он не подтвердит, поскольку все его внимание приковано к Хосовым ушам. Надо сказать, что при хорошем освещении — а в больнице оно хорошее — уши хозяев леса видны отчетливо даже на косматой голове. К тому же он ими вертит, так что за накладные тоже не сойдут. Да и в целом Хос именно что похож на человека, но телосложение у него странное, осанка непривычная, необычные черты лица…
— Кто это? — шепотом интересуется Дэн у меня.
— Внеземная разумная жизнь, — радостно сообщаю я.
— Хо! — возмущенно поправляет меня Алэк.
— Оно безопасное? — с трепетом спрашивает Дэн.
— Если не обижать, — пожимаю плечами.
Дэн смотрит на меня так, как будто я сама зеленая и с ложноножками, после чего сдает назад.
— Я пойду, пожалуй, у меня еще дела есть…
— Ой, Дэн, только особенно не распространяйтесь на эту тему, а то налетят исследователи, а Хос у нас застенчивый…
— Ага, хорошо, — слабым голосом произносит Дэн и растворяется в воздухе.
— Я думал, земляне меня не боятся, — выпячивает губу Хос.
— Ой, а что это с Сурлугом? — ахает Эндан, заметив через стекло обитателей палаты.
Алтонгирел и Хос тут же прилипают к прозрачной стенке, с одинаковыми озабоченными лицами.
— Ничего страшного, — заверяю я и в двух словах рассказываю, что произошло. — Алтонгирел, ты бы зашел, Старейшина хотел с тобой побеседовать.
— Он уже побеседовал разок, — мрачно замечает духовник. — До сих пор по утрам голова болит. Может, ты мне расскажешь, чего он хотел, а потом передашь, что я вежливо со всем согласился?
— Он хотел тебе признаться в собственном долбоклюйстве. Я могу, конечно, ему вежливо передать, что ты согласился, но…
— А, нет, это я с удовольствием послушаю! — оживляется Алтоша и шмыгает в палату, прежде чем я успеваю договорить.
— У вас сильно улучшились отношения, — замечает Эндан, провожая духовника взглядом. — Смотрите, как бы слухи не пошли…
— Погляди на меня и на Эцагана. Какие тут могут быть слухи, тем более с Алтошиным высокоразвитым эстетическим чувством?
— Вы о чем? — моргает Хос, переводя взгляд с меня на Эндана и обратно.
— Повзрослеешь — поймешь, — усмехается Эндан.
Тут Алэк решает, что ему окончательно надоело висеть на мне, и принимается тщательно и вдумчиво вылезать из слинга с целью смигрировать на Хоса. Тот догадывается о целях мелкого и подхватывает его на полпути, пока не ляпнулся. Но Алэк же не просто так Хоса любит, он любит играть в лошадок, потому что за Хосову мохнатую спину удобно держаться! Поняв, к чему идет дело, Хос послушно превращается и принимается трусить до конца коридора и обратно, потряхивая визжащим ребенком.
Эндан качает головой:
— Кто бы мне сказал год назад, что я буду смотреть, как хозяин леса уволакивает князя, и переживать при этом за хозяина леса…
— Переживай лучше, чтобы самому лошадкой не стать. У нас тот еще вождь краснокожих растет.
Последнюю мою фразу он, конечно, не понимает, но от неприятных объяснений меня спасают Кир с Айшей и большой пластиковой коробкой, в которой я различаю кальмарьи щупальца. Видать, все не съели.
— Ну как он, живой? — с порога интересуется новоиспеченный хирург, опасливо косясь на дверь палаты.
— Кир, ты просто молодчина! — заявляю я и, воспользовавшись тем, что Алэк на мне больше не висит, заключаю второго ребенка в пылкие объятия. Он замирает, как тогда, в первый раз, на чердаке. — Я теперь всем хвастаюсь, какой ты у меня замечательный! Теперь все троюродные бабушки и негуманоидные жители далеких галактик будут знать, что у меня лучший ребенок на свете, и если кто откроет хлебальник сказать про тебя гадость — прокляну сразу! Алэку придется еще попотеть, чтобы заслужить такое уважение. И когда меня сегодня Азамат спросит, что хорошего случилось за день, я ему так и скажу: «Наш с тобой ребенок спас жизнь человеку».
В присутствии посторонних я изворачиваюсь, как могу, чтобы донести свою мысль, но Кир пока молчит и не отвечает. Тут по коридору с лязгом когтей и улюлюканьем младенца проносятся Хос с Алэком, Айша взвизгивает, Эндан принимается усмирять зверей — и сквозь шум я различаю, как Кир шмыгает носом где-то у меня под ухом, а потом тихо-онечко произносит:
— Ма? Так можно?
— Конечно можно, родной, — заверяю я и глажу его по спине. — Конечно. Я даже не знаю, который из твоих подвигов меня больше радует — целительский или что наконец осознал, как меня правильно называть.
Кир хрюкает и несколько расслабляется, даже позволяет себе осторожно придержать меня за лопатки, хотя, возможно, мне померещилось. Впрочем, нежности долго не длятся, через пару секунд ребенок подается назад, и я понимаю это как сигнал отпустить. Вид у него сразу становится совершенно независимым.
— А этот… Старейшина — он чего сказать-то хотел? — уточняет Кир.
— Сейчас зайдешь и узнаешь, — улыбаюсь я. — Заодно пациента проведаешь. Кстати, пока я тут вас ждала, Старейшина мне сказал, что он еще с первого взгляда на тебя понял, кто твоя настоящая мать.
— В смысле, Алансэ? — хмурится Кир.
— Наоборот. В смысле, я, — ухмыляюсь я.
— Ничего не понимаю, — мотает головой он.
— Ну типа что мать может быть только одна, и из меня и Алансэ… в общем, звезды ему на меня показали.
Кир закатывает глаза.
— На что ему еще звезды показали? Он когда на меня с крыльца кинулся сегодня, я думал, голыми руками порвет, Айша его еле удержала!
— Он неправильно понял, что ты делаешь. И он, и Интгилиг видели в будущем сегодняшнее событие и расшифровали его так, как они только и могли. Что ж взять с людей, которые не знают, зачем нужен скальпель?
Кир смотрит на меня взглядом человека, которому объявили, что его приговор отменен в связи с отсутствием состава преступления. Потом витиевато и красноречиво высказывается в таких выражениях, что я рада царящему в коридоре бедламу — еще не хватало Хосу и Айше их перенять. В общем смысле он умозаключает что-то про интеллектуальные способности пожилых гомосексуалистов, но я не думаю, что Кирово наблюдение поддерживается официальной статистикой.
— Да и я сам хорош, — развивает свою мысль ребенок. — Мог бы и догадаться, уже сколько времени я эту операцию тренирую…
— Ну ты же не знал подробностей, чего они там насмотрелись. Ты вот чего… Я понимаю, что ты не хотел нам говорить об этом пророчестве Интгилига, потому что… гм, опасался, что мы стали бы хуже о тебе думать. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что, если бы сразу все рассказал, мы бы вместе быстрее разобрались, что к чему. Так вот, ты хоть на будущее учти — если уж у тебя вдруг образовались родители, так надо пользоваться. Мы же не только источник денег и затрещин, об нас еще можно проверять всякий бред для определения градуса бредовости.
— Затрещин пока не поступало, — комментирует Кир. Хотя он акцентирует не то, что я хотела донести, думаю, что он меня все-таки услышал, просто ему так легче сохранить лицо.
— Что тут происходит?! — громогласно вопрошает Дэн, выглядывая из кабинета. — Лиза, вы сюда привели стадо обезьян?!
— Ну да, все обезьяны тут относятся к виду человек разумный и являются объектом вашего изучения, разве нет? Хос, превратись, за разумного сойдешь! Алэк, хватит визжать, дома на папе будешь кататься, тут публичное место!
Хос превращается. Дэн молча смотрит на него, потом так же молча на меня как на предателя, потом он снова скрывается за дверью.
Тем временем открывается другая дверь — из палаты выходят духовники, не очень довольные друг другом.
— Ну а я откуда должен был знать, — запальчиво вопрошает Алтонгирел, — что у вас это временное помутнение и надо просто подождать? Пророчество видели вы, Интгилиг и Айша, и никто из вас со мной не поделился. Я даже не знал, что оно было! Ну ладно Айша рассказать не могла, но вот, Кир, ты-то почему молчал?
— Че? — моргает Кир.
— Алтош, ты этот вопрос себе задай сначала и сразу все поймешь, — тихо замечаю я.
Духовник надувается и поджимает губы.
Ажгдийдимидин пытается что-то писать на остатках блокнота вконец затупившимся карандашом, при этом зажимая уже исписанные и оторванные листки между средним и безымянным пальцами, в итоге все бумажки у него разлетаются, устелив пол ровным слоем многословных извинений. Пока я соображаю, что более неловко — подобрать их или сделать вид, что ничего не видела, Айша командует:
— Соберитесь!
И листочки послушно слетаются ей в подставленную горсть. Получившуюся аккуратненькую пачку она отдает Старейшине, который в ответ кивает.
А дальше начинается пантомима.
Ажгдийдимидин проникновенно смотрит на Айшу и снова берется за карандаш, собираясь что-то настрочить.
— Она не умеет читать, — напоминает Алтонгирел.
Старейшина задумывается, потом жестикулирует, мол, я напишу, а ты прочитаешь ей вслух.
Алтонгирел вскидывается:
— Вы хотите забрать у меня мою ученицу, и еще я же должен ее в этом убедить?! Нет уж, обходитесь без меня!
Ажгдийдимидин переводит просительный взгляд на Кира.
Тот лениво пожимает плечом.
— Я бы сначала почитал, что вы мне напишете.
Духовник закатывает глаза и поворачивается ко мне. Но меня очень беспокоит то, что сказал Алтонгирел. Забрать ученицу? У девочки и так все детство — одна сплошная травма, давайте теперь еще ею в бадминтон поиграем?
— Может, мы сначала этот вопрос обсудим все вместе? Да и как вы собираетесь ее учить, если вам для общения нужны посредники? Мне кажется, не очень целесообразно…
Ажгдийдимидин швыряет на пол блокнот и карандаш, и они вспыхивают красивым зеленым пламенем, в следующую секунду к ним присоединяются подобранные Айшей листочки.
Девочка отшатывается, и Кир машинально задвигает ее себе за спину.
Ажгдийдимидин мученически закрывает глаза, после чего усаживается скрестив ноги прямо на пол коридора и некоторое время сидит неподвижно, глядя в пространство. Потом фокусирует взгляд на взволнованной Айше.
— Я был неправ, — тихо и хрипло произносит он, и я напрягаюсь, ожидая почувствовать волну непонятного кошмара, который накатывал каждый раз, когда Ажгдийдимидин открывал рот. Но ничего не происходит. Духовник меж тем продолжает: — Мне предлагали взять тебя в ученицы. Я отказался. Потому что плохо думал о тебе и о Кире. Потому что неправильно понял знак от богов. — Он делает большую паузу, кажется, даже переводит дыхание. Лицо у него очень сосредоточенное. — Надеюсь, теперь я стал умнее. Пожалуйста, прости меня. Я бы хотел взять тебя в ученицы, если ты согласишься.
По его виску скатывается капля пота, но я по-прежнему не чувствую никаких сверхъестественных явлений.
Айша неистово мотает башкой и вцепляется в Кира. Тот скептически оглядывает ее и понурившегося Старейшину.
— Вы зря так в кучу все свалили, она думает медленно. Айш, слушай внимательно: ты его прощаешь?
Айша кивает, не мешкая.
— А учиться у него хочешь?
Айша, так же не мешкая, мотает головой и умоляюще смотрит на Алтонгирела.
— Это не моя идея, — тут же отзывается Алтоша и приосанивается.
— Ну вот видите, — обращается Кир снова к Ажгдийдимидину. — Полдела сделано. Но ма права, как вы ее учить собираетесь, если минуту поговорить чуть не надорвались?
Ажгдийдимидин пораженчески кивает.
— Спасибо за прощение, — выдавливает он и достает платок, чтобы вытереть взмокший лоб.
Кир смотрит на него с выражением неприязни и участия одновременно. Духовник замечает взгляд и делает глубокий вдох, собираясь еще что-то сказать, но Кир его останавливает:
— Ладно, ладно, я тоже прощаю, а то как бы не пришлось мне сегодня еще учиться делать массаж сердца!
Духовник склоняет голову, обозначая признательность за сэкономленные усилия, и переводит дух.
Наступает небольшая пауза, даже Хос с Алэком молча ждут, что будет дальше, а я подумываю, не надо ли помочь Старейшине встать, но тут молчание нарушает Алтонгирел.
— Вообще, — говорит он неуверенно, — то, что сейчас Старейшина Ажгдийдимидин продемонстрировал, это именно то, чему тебе, Айша, надо научиться. В смысле, говорить без привлечения силы.
Старейшина оживленно кивает, а вот Айша вцепляется в Кира так, что пальцы белеют, и неистово мотает головой.
— Да нет, я не собираюсь тебя ему отдавать совсем! — кривится Алтоша. — Я только хотел сказать, посмотри, на что тебе надо ориентироваться. Поди-ка сюда.
Айша неохотно отцепляется от Кира, который потирает прихваченное место, и пробирается к Алтоше, огибая Старейшину по широкой дуге. Алтонгирел ждет, пожевывая губу, потом с заметным душевным усилием кладет руки Айше на плечи. Оно того стоило — девочка сразу оживает и задирает голову в ожидании дальнейших команд.
— Я что хочу сказать, — негромко начинает Алтоша. — У Старейшины Ажгдийдимидина есть опыт усмирения своей силы. А мне пока что не приходилось с этим сталкиваться. Я остаюсь твоим учителем, да, но это не значит, что никто другой не может оказаться полезным. Мне кажется, мы могли бы, скажем, пригласить Старейшину на пару занятий. Ты ведь хочешь как можно скорее научиться говорить без проблем, правда?
Айша затравленно косится на Ажгдийдимидина, некоторое время мнется, но в итоге все-таки кивает.
— Хорошо, — одобряет Алтонгирел, а потом, бросив взгляд на меня, добавляет: — Я считаю, ты приняла правильное решение.
Айша застенчиво улыбается, обхватывает Алтошин локоть и практически повисает на нем.
Я вздыхаю с облегчением и уже собираюсь сгрести в кучку своих детей да пойти домой, когда в приемную, шарахнув дверью, врывается еще один персонаж — высоченный детина лет двадцати пяти, с перепуганными блестящими глазами.
— Где батя?! — громыхает он с порога. — Ажги-хон, что случилось?!
Ажги-хон? Это какой-то новый вариант обращения… Я понимаю, Унгуц и Сурлуг зовут нашего духовника Ажги-хян, это вроде как Ажгичка, но Ажги-хон — какая-то странная фамильярность. Впрочем, самого духовника она нимало не смущает. Он улыбается, кивает, встает и указывает на меня.
— А я чего? — моргаю я.
— Это сын Сурлуга, — поясняет Алтонгирел. — Расскажи ему, в чем дело.
— А-а… — Я принимаюсь объяснять, что беспокоиться не о чем, а тем временем мозги у меня закипают: какой может быть сын у Сурлуга, если он пара Ажгдийдимидина? Но парень и правда на него похож. — Собственно, вы можете зайти к нему, мы тут просто о других делах говорили и не хотели мешать ему отдыхать…
Ажгдийдимидин подталкивает парня в спину, и вдвоем они скрываются за дверью палаты.
— Как его зовут-то хоть? — спрашиваю я у Алтоши, все еще раздумывая, прилично ли задать тот вопрос, который меня на самом деле интересует.
— Гардероб, — отрезает духовник.
— Как?! — каркаю я.
— Это прозвище, естественно, — поясняет Алтоша.
Пока я обтекаю, Кир, который, видимо, не знает такого слова, озвучивает мой нескромный вопрос:
— А откуда у пары духовника сын? Левый, что ли?
Алтоша прожигает его взглядом.
— Сурлуг был женат до того, как встретил Ажгдийдимидина. Его жена умерла в родах.
— Ох ё… — сочувственно протягивает Кир.
Через стекло я вижу, что Сурлуг, не в пример большинству муданжцев, наказ врача выполняет в точности: лежит, молчит и не двигается, даже не пытается снять маску, хотя теперь, когда известно, на что была аллергия, маска и вовсе не нужна. Я решаю зайти и ослабить режим, а то бедняга Гардероб рехнется с двумя немыми. Кир проскальзывает вместе со мной, вероятно, чтобы своими глазами увидеть живого пациента.
— Ему что, разговаривать нельзя? — озабоченно спрашивает Гардероб.
Я подавляю позывы к хохоту от комичности его прозвища в сочетании с серьезностью ситуации.
— Можно. Собственно, на мой взгляд, ему и на ночь тут оставаться незачем, но лечащий врач — Дэн, он предпочитает перестраховаться.
— Спасибо вам, — с чувством говорит Сурлуг, садясь на койке. — Простите, что создал столько суеты из-за пустяка…
— Это был не пустяк, — поправляю я. — Вам просто невероятно повезло. Если бы сегодня Кир на полчаса позже мимо проходил, мы бы тут сейчас так мирно не разговаривали.
— Нойн-хон, я у вас в долгу, — тут же кланяется Сурлуг.
Кир неуверенно пожимает левым плечом.
— Погодите, как сегодня? — хмурится Гардероб. — Мне Ажги-хон еще вчера написал, чтобы я срочно приехал, потому что с батей неладно…
Я строю рожу в том смысле, что кто-то мог бы вместо ссор и неадеквата сдать своего драгоценного в Дом Целителей, если ожидал беды. Но Сурлуг только сочувственно спрашивает:
— Ты знал, да?
Духовник кивает.
— Бедняга, — жалеет его Сурлуг. — Вот ты чего переживал-то все время… ну иди хоть теперь отдохни, что ты тут в казенном доме будешь маяться? Я там акулий суп сварил утром, а ты ведь не ел небось. Сынок, иди, побудь с ним и сам поешь, с дороги-то голодный, полсуток в пути…
— Ну здорово, — отзывается сынок. — А кто о тебе тут позаботится?
— Да ладно! — отмахивается Сурлуг.
Ажгдийдимидин принимается обыскивать свой верхний диль и оглядываться по сторонам.
— Карандаш вы сожгли, — напоминает Кир.
Духовник выглядит так, как будто очень хочет ругнуться, но также очень хорошо понимает, что в его ситуации этого делать не стоит. Потом закрывает глаза и защипывает пальцами переносицу, наморщив лоб в сосредоточении.
— Тут за ним присмотрят лучше, чем я могу, — выдает он с некоторым трудом.
— Ого! — комментирует Гардероб.
— Ажги, ты снова говоришь! — расплывается в улыбке Сурлуг. — Так у нас праздник! Завтра буду пир готовить.
Духовник отмахивается и мотает головой.
— Ему это очень тяжело, — поясняю я. — Просто пришлось, тут девочка читать не умеет, а нужно было объясниться.
— Ну раньше-то совсем не мог! Ажги-хян, так тебе подавно отдыхать надо, раз ты так упластался. Сынуль, ну не упрямься, позаботься о нем, знаешь же, что он без головы — заснет где-нибудь в кресле.
Сынуля недовольно косится на нас, оценивая, можно ли нам верить.
— Идите поужинайте, потом вернетесь, — предлагает Кир. — Я с ним посижу до тех пор.
— Да ну что вы, Нойн-хон, так напрягаться… — ахает Сурлуг.
— У меня все равно других дел нет, — пожимает плечом Кир. — Просто у меня когда отец болел, я тоже переживал, хотя и знал, что ничего страшного. Так что понимаю, почему сын вас не хочет одного оставлять. Но я подежурю.
— Я вам чего-нибудь вкусного принесу, — обещает Гардероб Киру.
— Ой, не надо, мы с Айшей так кальмарами обожрались, я на еду до завтра смотреть не смогу! — ужасается Кир. — Идите уже давайте.
Гардероб кивает и крепко ухватывает Ажгдийдимидина под локоть — похоже, не впервой. Духовник, проходя мимо Кира, пытается совершить какой-то пасс, но Кир отскакивает.
— Не надо мне вашего колдунства, с собой бы разобрались да Айше помогли!
— Помогу, — шепотом обещает Ажгдийдимидин.
