Часть вторая
ГАРЕМНАЯ РУЛЕТКА: ИСПЫТАЙ ЖЕНЩИНУ И ОСТАНЬСЯ В ЖИВЫХ!
Кувырла поводила нас каким-то путаными переходами, один отрезок мы даже проследовали подземным ходом, и в конце концов всей компанией отаборились в небольшом предбаннике с высокой дверью.
С другими претендентками на входе мы не пересеклись. Как мне шепотом объяснили девчонки, запускать всех выступающих через одну дверь очередью здесь непринято. Считается признаком бедности и безвкусия. Дескать, в богатом доме в зале для выступлений должно быть не меньше двадцати дверей.
«Господи! Тогда зал для выступлений должен быть размером с футбольное поле!» — с ужасом представила себе я. И почти не ошиблась.
Где-то через полчасика нас позвали, и мы по одной торжественно вступили в диэрскую обитель порока.
Я изо всех сил пыталась разглядеть ихнего князя. Очень уж заинтриговали. Но оказалось — ничего особенного. Сидит себе такой истукан в накидке и золотой маске. Хотелось сказать — ни кожи ни рожи! И вот почему: наружу даже клочка кожи не пробивается. Умотался, замуровался и молчит, как партизан на допросе. К нему знай придворные да слуги подбегают, он на них посмотрел, рукой махнул — они погнали монаршую волю исполнять. Одним словом, фараон в отставке, который мумия!
Теперь вернусь в начало. Вошли мы туда вчетвером.
И остановились перед малиновым пологом, отделяющим входную дверь от общего зала.
Первой за него скользнула Шушу:
— Ну, девчонки, пожелайте мне удачи! Счас я им сбацаю «Танец маленьких змей»!
Мы остались подглядывать в щелку.
Итак, зал для представлений был таким огромным, что представился мне гладиаторской ареной. И совсем не случайно. Его выстроили амфитеатром. Ага. Ну вроде: «Ave, Caesar, morituri te salutant».
Цезарь, то бишь князь, сидящий в первом ряду круглой арены, немедленно получил заряд бодрости от Шушу.
Для этого мира змеелюдка выглядела более чем необычно… Ее зеленое с золотом платье с вырезом до подола так смущало даже евнухов, что я полезла в гардеробную подбирать — чем ей прикрыть то, что выставлять было неприлично, но очень сексапильно (девчонки заявили, что «пильно» они только с будущими мужьями и никак иначе!). Шушу перемерила все кофточки и шали и вцепилась загребущими руками в кожаную косуху. Представляете себе видок?
Мало того, меня еще и ограбили на фуражку, торжественно водруженную на множество косичек, заплетенных в африканском стиле.
— Лепота! — сделала вывод Кувырла и пошла потрошить стражников на предмет ремней. Из которых орчанка, немного подумав, сделала портупею. Правда, кинжалы у нас отняли, потому как с ними к князю не пропустят… Хотя, когда стража увидела выползшую из гардеробной Шушу, то попыталась отдать оружие обратно — и свое, и чужое! Но мы, как честные девушки, железный лом не взяли и выпроводили ошарашенных мужиков наружу.
Шушу проявила невиданную сердобольность и пошла их провожать. Отсутствовала она около часа, но вернулась жутко довольная и тихо хихикала, изредка поглаживая ножны.
— Что у тебя там? — не выдержала Эсме, сооружая эльфийке из волос два хвостика с пышными бантами.
— Сюрприз! — расплылась в широкой улыбке Шушу и вымелась помогать Кувырле.
В общем, Шушу вломилась на арену змеиным солдатским шагом, изящно вильнув хвостом, подкатила к диэру.
Охрана настолько опупела, что проморгала почти весь ее «заплыв», и очухалась лишь тогда, когда наша змеелюдка приблизилась к возвышению с троном вплотную. Впрочем, диэр сделал им знак, и они не стали ее задерживать.
С песней, полной неизвестно откуда взявшихся шипящих: «Мы пришли к вам с девой и чаркой браги пенной! Выпей поскорее водки, драгоценный!» — Шушу всучила диэру стопарик водки с подноса (стопарик был размером с поллитровку). Бедному диэру ничего не оставалось, как делать вид, будто он отпивает.
Задорная змея на этом от него не отстала и звонко осведомилась:
— Стесняюсь спросить — вы будете занюхивать или закусывать?
Мне показалось, что глаза золотой маски стали квадратными.
Ошарашенный князь не нашел ничего лучше, как кивнуть — дескать, будет закусывать.
Шоу продолжалось. Непосредственная Шушу продемонстрировала содержимое первых ножен.
— Предпочитаете вегетарианское меню… — Жестом фокусника достала из ножен огурец. — Или питательное? — Из второй кобуры она выудила белую мышь.
— И-и-и! — завизжали многие из присутствующих дам. Это те, у кого еще остались нервы.
Плюх-плюх! Шлеп-шлеп! — отреагировали остальные.
— Фулюганка! — Откуда сбоку появилась команда гестапо во главе со штандартенфюрером. — Отдай последнее орудие производства!
Замотанные в черное тетки с криками и гиканьем носились по всей арене за змеелюдкой, издевательски орущей во все горло:
— Ни за что! Это мой сувенир на память!
Дышать было трудно… от смеха. Если смех продлевает жизнь, то я не умру никогда!
Наконец очухалась стража и выставила заслон между Шушу и тетеньками. Самый главный стражник (судя по его большому и красивому головному убору из блестящего металла, постоянно сползающему на лоб) встал впереди.
Змеелюдка один раз пожалела дяденьку и ловко поправила ему шапочку кончиком хвоста. Стражник попытался изобразить кролика перед удавом, но, глянув на злобных теток, передумал. Вместо этого бочком подобрался к Шушу и, мило улыбаясь сведенными челюстями, мягко и непреклонно отобрал несчастного замурзанного мыша и вернул его владельцам из гестапо. Тетки в черном приняли грызуна как родного и каждая по очереди поцеловала стражника в лоб. Дяденька чуть не умер то ли от ужаса, то ли от счастья и уполз с арены, бережно поддерживаемый Шушу.
— Продолжать будете? — безнадежно спросил распорядитель, уже отчетливо понимая, что все это добром не закончится.
— А как же! — гордо возвестила змеелюдка уже практически у выхода. — Девочки, пошли!
И девочки пошли… с пипикастрами (слово ужасно неприличное, но, кажется, обозначает всего лишь пучок лент у группы спортивной поддержки).
Со слаженным криком:
— Даешь молодежь! — на арену выпали орчанка с эльфийкой. Девчата представляли собой изумительную пару. Шифоновые гаремные платья закачивались на уровне бедер, дальше шла бахрома из ленточек, сквозь которую мелькали стройные ножки в синих лосинах у Эсме и розовых — у Миримэ.
Охрана сначала впала в ступор, следом — попыталась пасть на колени, а кое-кто — и ниц.
Знаем мы эти приемчики! Не на тех напали!
Девушки, потрясая пучками лент, исполнили зажигательный эльфийско-оркский танец и ввергли всю мужскую половину зрителей в экстаз, а женскую в зависть. Многие дамы драли свои носовые платки и вуали на маленькие клочки. Потом выкидывали кусочки ткани. Так что танец моей группы поддержки сопровождался конфетти из дорогих материалов.
Девчонки мастерски изобразили помесь вальса и кобылиных плясок с элементами канкана, показав всему миру, где раки зимуют. Раки, впрочем, были готовы провести там же круглый год!
Разноцветные ленты так и мелькали в тонких ручках, изредка попадая страже по лицу. Стража мужественно держалась и чихала через раз, поэтому носы у бравых вояк покраснели, и они своим красно-белым облачением напоминали Дедов Морозов.
С лентами отдельная история. Я на них упорно настаивала, и бедной старушке-квакушке пришлось бегать в швейные мастерские: заниматься с мастерицами бартером. Они нам — ленты, мы им — конфеты с коньяком из моего бара и шампанское. Теперь, скорей всего, обновок до-олго не будет…
Действо на арене набирало обороны. Танцующей походкой Миримэ порадовала публику номером с чирлидерскими лентами, а Эсме усилила впечатление, устроив игрища на манер чего-то среднего между художественной гимнастикой и танца с кинжалами, потому что мы привязали ее две ленты к удлиненным палочкам и сами полоски шелка лишь присобрали, а не сшили… В общем, картина получилась разнородная, но по-своему захватывающая.
Князь уже никак не реагировал, пристроившись на троне и подперев золотую маску рукой. Слова у диэра, видимо, закончились, потому что рядом стоящий глашатай молчал в носовой платок, изредка вытирая слюни, когда подруги излишне высоко вскидывали ноги.
Когда моя группа поддержки совершила круг почета, уважаемая публика получила возможность лицезреть Кувырлу…
И начало ее выступления можно смело предварять словом «абзац». Бабуся-лягуся в ластах на каблуках, в шароварах и наморднике была бы просто экзотична, но если добавить туда еще и «аксесюр», висящий на шее, потому что руки у нее были заняты плакатом «ЛЕЛЯ ФОРЕВОР!», то… Размахивая плакатом, бабушка трижды обнесла его вокруг арены и, как последний штрих, вручила князю, квакнув:
— НАШИ ДЕВКИ — ЛУЧШИЕ!!! — И повязала ему на шею пионерский галстук.
Ступор плавно двигался в кому. Все уже были подготовлены к моему выступлению, и я, не желая разочаровывать публику, ступила на сцену!
— Прекрасно Леля Блин! — объявил меня распорядитель и был расчленен моим горящим взглядом. Потом, успокоившись и улыбнувшись, я выплыла из-за занавеса.
Аудитория просто умерла от восторга. И я в который раз убедилась, что красота — страшная сила! В струящемся красно-алом с малиновыми всполохами платье, которое крепилось на правом одном плече подобно сари, и открытым левым плечом, с длинной юбкой годе, клинья которой размывали цвет от алого вверху до бело-розового у пола, и в длинных красных перчатках я выглядела сногсшибательно. Мой наряд дополняли черно-красные туфельки от Louboutin и элегантная золотисто-серебряная бижутерия Tiffany на шее и руках. Волосы уложили в прическу из нарочито небрежных локонов, местами перевитых кремово-алыми цветами и скрепленных в сложную конструкцию у затылка, из которой на шею и спину спускались каскадом волны. Они создавали обманчивое впечатление летящей воздушности. В ушах я оставила радужные серьги — подарок Мыра. Они вполне подошли и смотрелись великолепно.
— Позвольте предложить вашему высочайшему вниманию, — начала я, останавливаясь посредине арены, — изящное платье золотистого цвета из гаремного набора высшей категории…
Выскочившие девочки продемонстрировали линялую, универсального размера тряпку серо-желтого колера, украшенную многочисленными затяжками и порванную по шву в двух местах. Пока сие произведение портновского искусства обносили по кругу, я продолжила:
— Это платье легко и непринужденно привлечет и захватит внимание! А также этот шедевр снабжен дополнительной вентиляцией. К тому же винтаж снова вошел в моду…
— Двести золотых! — раздалось с верхних рядов.
— Двести десять! — азартно включились нижние.
За полчаса ставки увеличились до пятисот. В конце концов платьишко уплыло к князю, который заплатил семьсот, не желая расставаться с реликвией портновского произвола.
«Вышитую золотыми нитками вуаль», напоминающую сморщенный комочек марли с торчащими во все стороны ошметками ниток, прикупил церемониймейстер за двести золотых.
Бархатные туфельки на тумбообразном каблуке сорок последнего размера оторвал в качестве лодок для декоративного пруда распорядитель. Он при этом радовался как ребенок.
Пункт номер четыре, «эксклюзивные духи с феромонами», — достался начальнику стражи, который пришел в дикий восторг от нового вида оружия.
«Косметический набор для лица» мы распродавали поштучно, и дамы просто давились в очереди за подарком для соперницы.
«Золотое» облезлое бюстье с «антверпенскими розами» выиграл конюх и ускакал на конюшню, радостно горланя на весь дворец:
— Сейчас я тебе покажу, пакость такая, как меня с седла скидывать! Сейчас ты увидишь, что можно на тебя надеть!
Еще три предмета, оставшиеся мне в наследство от почившего эльфийского агентства, мы на торги не выставляли. Кружевные панталоны добровольно-принудительно позаимствовала Кувырла как средство устранения навязчивых поклонников. «Универсальный разрешитель» попросила орчанка, бережно поглаживая скалку, словно шею любимого, и мечтательно закатывая глаза. Книжку Кубикуса Квадратикуса Пятого я пока придержала, потому что почитать мне было нечего. Опус Феопеклы за чтение не считался.
— Дамы и господа! — лучезарно улыбнулась я. — Наша демонстрация на сегодня закончена!
Зал загудел, словно рассерженный улей.
Откуда-то сверху раздался неожиданный вопрос:
— Простите, а вы повтор устраивать не будете?
Его задала хрупкая изящная женщина со множеством золотых браслетов на руках. Остальных ценностей, спрятанных под шелковыми слоями светлых покрывал, просто не было видно.
— Простите, нет, — вежливо ответила я.
— Жа-алко, — протянула почти невидимая собеседница. — Мне бы немного тех духов для мужа…
— А вы у начальника стражи попросите, — посоветовала я, в глубине души искренне жалея мужа. — Вдруг поделится…
Дама вздохнула и умолкла.
— Разрешите откланяться! — завершила я аукцион.
Князь диэров благосклонно кивнул.
Девочки обрадовались и исполнили гибрид канкана с танцем живота. Кто-то с верхних рядов начал подтанцовку и свалился на передние. Передние ряды не растерялись и вышли на сцену. Скоро весь подиум и пространство вокруг него были заняты тусящим народом. В центре круга вприсядку лихо отплясывала Кувырла и пользовалась бешеным успехом.
— Леля, — проникновенно начал замотанный по самую макушку госслужащий, — вас приглашает на танец сам… — Он зачем-то поднял указательный палец и ткнул в потолок.
Я подняла голову и полюбовалась затейливой лепниной. «Самого» там не было. Ни в общем, ни в частности. Если, конечно, не брать во внимание шикарное мозаичное панно в центре. На нем от светила в стороны шли золоченые лучи, как бы озаряя благим светом все сущее.
— И?.. — не совсем поняла суть нашей беседы.
— И вас приглашают, — взял меня за локоток распорядитель.
— Куда? — полюбопытствовала я, мягко высвобождая локоть.
— В приватный сад. На танец, — пояснили мне, настойчиво выталкивая из толпы.
— Ага! — дошло до меня. — А кто?..
— Вы же умная женщина! — с намеком сказали мне, упирая на мою мифическую сознательность. Ту самую, которая у меня даже с друзьями не ночевала и в гостях никогда не бывала.
— Это вы меня оскорбляете?.. — поддержала я беседу, проталкиваясь в обратную от указанного направления сторону.
— Это комплимент, — жестоко обиделся напыщенный собеседник и обходным маневром все-таки направил в нужную сторону.
— Извините, не поняла, — повинилась я, упираясь каблуками.
— Ничего страшного, — пропыхтел распорядитель, настойчиво толкая меня в спину, словно овцу на заклание.
Я срочно включила «блондинку» и заорала:
— Товарищи! Он меня оскорбил! Смертельно!
— Чем? — Рядом, как по мановению волшебной палочки, возникла Эсме, поигрывая «разрешителем».
— Он сказал, что я хуже чем страшная, — наябедничала я, прячась за орчанку.
— Это как? — нарисовалась в поле зрения змеелюдка.
— Вот так, — развела я руками. — Разве мужскую логику поймешь? Сказал — «ничего, что страшная»…
— Я сказал — «ничего страшного»! — завопил обиженный в лучших чувствах мужчина.
— Угу, — оплела его хвостом Шушу. Ласково посулила: — Ты сейчас и не то скажешь!
— Ничего не скажу! — сложил руки на груди распорядитель.
— Что и требовалось доказать! — удовлетворенно кивнули девочки и под усиленным конвоем вывели меня из зала.
Последнее, что я видела, — разъяренную Кувырлу. Она что-то очень эмоционально объясняла своднику на пальцах. Трех.
Пока плутали по коридорам и совались во все двери в долгих поисках наших апартаментов, мы успели обзавестись несколькими разноцветными тряпками, кинутыми нам от радости… наверное. Претендентки на почетную роль самой любимой жены диэра нас также душевно наградили: двумя толстенными томами «Любовных поз» — вторым и шестым, массивным серебряным подносом, четырьмя бронзовыми подсвечниками, множеством разнокалиберных сандалий (все на одну ногу!), тремя симпатичными медными вазами, крохотной миской, тазом, изысканной чашей для шербета с инкрустациями из полудрагоценных камней и целой горой фруктов. Один раз даже метнули открытую пудреницу. Чихали потом все…
Получив первый раз персиком в лоб, Шушу впредь стала осторожней. Теперь она открывала дверь кончиком хвоста и сначала вместе с девочками ловила то, чем нас решили одарить на бедность. Как видите, одаривали нас много и часто.
Меня поставили в тыл как самую ценную и абсолютно неприспособленную к выживанию в гаремных условиях особь.
— Если тебе кто-то арбузом по «тыкве» закатает, — прочавкала орчанка сочной грушей, — весь наш план насмарку. Так что стой сзади и бди!
Что имелось в виду — она не уточнила, и на всякий случай я бдела на все.
Когда нас, пыхтя и сопя от возмущения, догнала сердитая Кувырла, мы всячески отбрыкивались от презента: мелкого вертлявого евнуха с белоснежными зубами, которого нам пытались вручить в воспитательных целях. Кто кого там должен воспитывать — вопрос, конечно, интересный… но не актуальный!
В то время как девочки пытались выяснить, кого именно нужно воспитывать — его или нас, — Кувырла уперла руки в боки и заорала, размахивая «аксесюром»:
— Девки, нашли на что польститься! Пошли в нумера, я вам лутче подберу!
После ее возгласа к нашей гоп-компании незаметно попыталось присоединиться еще несколько замотанных в шелк дамочек. Видимо, пристроились в надежде на «лутче».
— Угомонитесь, озадаченные князем! — фыркнула бабуля. — Мне своих девок хватат, чтоб ишшо чужих куда ни попадя впихивать!
Выслушав сие признание, все желающие поувяли и быстро отпали нераскрывшимися бутонами в свои комнаты. Кое-кому оказали первую помощь от лица «подруги в гареме». Удостоившиеся особых знаков внимания были метко катапультированы в надлежащее место хвостом.
— Буду требовать доплату! — бурчала змеелюдка, отправляя в бреющий полет последний «бутончик»… килограммов на восемьдесят с гаком. — Я на такие нагрузки не рассчитывала и хвостовую броню оставила дома.
— Справим! — радостно отозвалась бабка, приставив руку ко лбу и всматриваясь в конечную точку полета. Раздался грохот…
— Антикварная стела «Победа разума над плотью» погибла, — потерла руки Кувырла. — Таперича девку выпрут, и кункуренция меньше!
— Угу, — кивнула я. — Плоть победила.
Нашу содержательную беседу о торжестве мирского над духовным прервал звук взлетающего самолета.
Я нервно заоглядывалась.
Из глубины комнаты, сопровождаемое этим звуком, выскочило что-то кругленькое. Ростом метра полтора… и столько же в объеме. Существо гневно вперилось в нас громадными коричневыми глазами и раззявило маленький пухлый ротик с криком:
— НИЗЗЯ!!!
Отличительной особенностью нового… э-э-э… пришельца была невообразимая толщина.
В общем, представьте себе круглый водяной матрас, сверху которого есть личико, из середины высовываются пухлые ручки, и все это чудо катится на пухлых ножках.
Вся впечатляющая масса была закутана в зеленую драпировку, почему-то напомнившую мне занавеску в актовом зале. То есть видно было чуть-чуть сверху, немного снизу и самую малость — руки.
Кожа симпатюли отливала коричневым, и это сочетание вместе с зеленым напомнило мне о Мыре. Поэтому я посмотрела на прыгающий «мячик» весьма благосклонно.
— Ой, мамочки! — отчаянно взвизгнула Миримэ, пятясь по коридору. — Не дайте боги!
— Что случилось? — задала я резонный, на мой взгляд, вопрос. По идее такой симпатяшки пугаться нечего.
Ответить на него успело создание. Оно подлетело на всех парах ко мне, понюхало, запрокинуло то, что условно можно считать головой, и радостно вцепилось мне в ногу:
— Дитё!
— Это кто? — спросила я тише, стараясь не двигаться, пока мою коленку прижимали к груди.
— Шмырг, — скривилась Эсме.
— Это имя или определение? — Я проходила новые университеты.
— Это раса! — рыкнула Шушу, рассматривая нас с затаенной жалостью.
— Можно меня вкратце просветить о последствиях? — поинтересовалась я, осторожно поглаживая по верхней точке прилепившийся ко мне шарик.
— Можно, — кивнула змеелюдка. — Если вкратце — то кирдык.
— В смысле? Может убить?! Оно? Не верится как-то… — округлила я глаза и замерла, прислушиваясь к ощущениям организма. Вдруг меня уже начали есть, а я ни сном ни духом?
— В смысле — любить и оберегать тебя будут крепко, часто и неотлучно, — пояснила Шушу. — От них нет спасения! Шмырги — прирожденные няни. Никто не знает, откуда они взялись и как размножаются. У нас встречаются только взрослые женские особи с нереализованным материнским инстинктом…
— Но-но! — подала голос няня. Строго оглядела «нарушителей». — Тут дитё!
— Где? — вырвалось у меня.
Шмырг ласково погладила по коленке, похлопала длинными густыми ресницами и, лучась искренней любовью, заявила:
— Ты — дитё!
— Кирдык! — проинформировала я окружающих, разглядывая новую напасть на мою голову. За сегодня я устала морально так, что уже ничему не удивилась.
— Ай-ай-ай! — покачала головой няня из стороны в сторону, но мою коленку не выпустила. — Плохие слова маленьким девочкам употреблять НИЗЗЯ!
— Кто маленький? Где? — У меня возникло стойкое желание запустить руки в шевелюру и почесать затылок, почухать подбородок, потеребить уши и остальные подходящие для этих целей органы.
— Ты! — убежденно ответила шмырг.
— Я уже выросла! — попробовала я ее переубедить под жалостливыми взглядами остальной компании.
— То-то и оно, — фыркнула няня. — Что-то выросло, а что-то еще нужно вырастить!
— И что? — заинтересовалась я своей дальнейшей судьбой. Дико все как-то воспринималось.
— Достоинство, скромность, воспитание, справедливость, благонравие, благоразумие…
— Зачем спросила? — бурно веселясь, хихикнула эльфийка.
— Пока она перечисляет, слушай дальше, — вклинилась Шушу. — Шмырги выбирают себе воспитанников по только им одним ведомой системе. Понравился — и все! — будут воспитывать и оберегать до тех пор, пока не найдут себе новый объект заботы…
— …долг, мужество, честь, принципиальность…
— Но в этом есть и одна очень хорошая сторона! — радостно воскликнула Эсме, потирая руки и лукаво поглядывая то на меня, то на остальных. — Теперь тебя никто не сможет обидеть!
— Да-а-а? — покосилась я на шмырга. Выпалила: — Почему?
— Она не даст, — кратко ответила орчанка.
Я внимательно окинула взглядом крошечную няню и, честно говоря, не поверила.
— …бескорыстие, сдержанность, мудрость, надежность… — долдонила неутомимая местная няня Вика, словно бесплатный музыкальный автомат.
— Это что за шум? — Из-за угла нарисовался отряд стражников из пяти гремящих железом мужчин. — Кто вам разрешил нарушать беспорядки в отдельно взятом мной гареме?
— Какое интересное утверждение! Можно сказать, целое открытие в управлении… и в филологии! — искренне восхитилась я. — Господа! Вы об этом князю докладывали?
— Самая умная, да? — окрысился старший, взваливший на себя благородную миссию по взятию гарема. Или защите?.. Тогда кого от кого?
— Нет, — призналась я.
— Что нет?! — не понял страж порядка.
— А что — да? — полюбопытствовала я.
— Нарываешься, да? — с надеждой спросил воин.
— Нет, — ответила я.
— Что нет?! — повысил голос начальник.
— А что — да? — повторила я из-под зажимавшей мне рот ладони орчанки. Звук оттуда выходил неотчетливо, переходя в мычание. Но охранник уразумел и отреагировал по-мужски.
— Получить хочешь? — с надеждой уточнил страж.
— Че-его? — вытаращилась Кувырла. Ее рука бережно коснулась «аксесюра». Мужики, стоящие рядом с главным, опасливо попятились.
— Воспитания! — гордо рапортовал командир пятерки. Вот же орясина! А главное — не заткнешь!
— …гуманность, человечность, человеколюбие, милосердие… Э-э-э? — удивилась подколенная меганяня, отвлекаясь ненадолго от безустанного процесса шлифовки чужих несовершенных мировоззрений.
Монотонное бубнение навевало дрему. Мне припомнился работающий в гостиной телевизор, и на душе потеплело.
Усатый стражник продолжал поглядывать в мою сторону с неистребимым чувством мужского превосходства. «Право сильного» называется. Правда, глядел он так недолго.
— Воспитываю здесь я! — прикрикнула шмырг. (Все служивые не задумываясь немедленно стали во фрунт. Потом под критическим взглядом командира пятерки сразу перешли на «вольно».) Добавила с угрозой: — И попрошу МОЕ ДИТЁ грязными взглядами не лапать!
— Это еще кто?!! — заржал главный, тыкая пальцами в «надувной матрасик». — Ручной клоп? Га-га-га!
Остальные поддержали инициативу начальства и тоже громко загоготали, будто гуси. Ага. Рождественские.
Няня отклеилась от моей ноги, предварительно ободряюще похлопав воспитанницу по ляжке, словно породистую кобылу, повернулась к гогочущей страже…
И тут начались чудеса.
Во-первых, маленькое создание за считаные секунды раздулось до размеров мяча в средний человеческий рост. Во-вторых, за спиной новоявленного монстра затрепетали небольшие кожаные черные крылышки. В-третьих, превращение сопровождалось воинственным кличем, напоминающим микс сирен пожарной, «скорой» и полицейской.
С этим вдохновляющим музыкальным аккомпанементом шмырг с легкостью рванула на стражу и в мгновение ока чуть не раскатала оглушенный отряд противника, состоящий из пяти достаточно сильных и рослых мужчин, до состояния блинчика.
— Ик!
— Вот это я понимаю! — с уважением в голосе призналась Шушу. — Красиво!
— Блеск! — поддержали ее остальные участницы отбора, я в том числе.
— Благодарю! — ответила няня, утрамбовывая проход. Победительница не упустила случая заметить: — Воспитанные девушки всегда благодарят за сделанный комплимент!
— Дайте я пожму вам руку! — расчувствовалась Кувырла. — Так поставить… положить мужиков на место мне еще не удавалось!
— Крайне признательна! — Шмырг осмотрела дело своего тела и, удовлетворенно бултыхнув подобием головы, сдулась до нормальных размеров. — С удовольствием поделюсь с вами личным богатым опытом. Но пообещайте научить меня пользоваться этой чудесной вещичкой, — указала она на «аксесюр».
— Всенепременно! — расплылась в лягушачьей улыбке Кувырла, демонстрируя ярко-розовые десны.
Няня докатилась до меня и строго сказала:
— Пойдем, дитё, у нас впереди много интересных уроков. Но сначала тебе нужно отдохнуть, принять ванну…
— Может, ограничимся чашечкой кофе? — с затаенной надеждой поинтересовалась подопечная.
— Кофе детям пить вредно! — строго сообщили «воспитаннице» и принялись настойчиво подталкивать в сторону апартаментов.
Я временно сдалась и поплелась на автопилоте, мечтая закрыть глаза и отрешиться от этого дурдома в масштабах страны. Но тут меня посетила умная мысль… я надеюсь. В смысле, надеюсь, что умная, а не что посетила.
— Стоп! — Я застыла посередине коридора и вперилась в лицо няни. — Меня очень заботит один вопрос…
— Заботиться теперь буду я! — Ласково, но твердо меня снова начали пихать в нужном направлении.
— Это я уже поняла, — покладисто согласилась жертва педагогики, вцепляясь в Шушу. Змеелюдка счастливо улыбнулась и свернула свой хвост кольцами, создав преграду между мной и шмыргом.
Няня, пыхтя, полезла брать «Великую Китайскую стену», продолжая меня просвещать:
— Ребенку нужно быть послушным и следовать советам старших… Немедленно уберите эту негигиеничную чешую!
— Она гигиеничная! — обиделась Шушу и показала ядовитые клыки. Клыки были в палец длиной и производили неизгладимое впечатление.
— И это уберите! — категорично потребовала няня, упругим мячиком взбираясь на баррикады. — Ребенок может порезаться!
— Че-ем?!! — удивились мы обе. Оставшаяся не у дел троица просто застыла, открыв рты.
— Этим! — Шмырг деликатно ткнула мизинцем в клыки.
— Каким образом? — Я вовремя поймала свои глазные яблоки, пока они не решили совершить кругосветное путешествие.
— Любым! — Няня взяла вершину и начала спуск.
— И зачем я буду совать руки в рот своей подруге? — попробовала я воззвать к чужой логике. Логика схоронилась в кустах и отзываться на мой зов категорически отказалась.
Шушу передернулась и переложила хвост, создав новое препятствие.
— Дети всегда все везде суют! — Шмырг оглядела новую помеху и мужественно попрыгала вперед, к победе просвещенной педагогики. Гм…
— Я не ребенок! — возмутилась я. — И у меня есть вопрос!
— Вот видишь! — удовлетворенно заметила няня. — Дети всегда задают вопросы!
— А взрослые? — зашла я с другой стороны.
— А взрослые на них отвечают! — проинформировали меня, чуть не доводя до состояния взрыва парового котла.
Ладно, пойдем другим путем…
— Послушайте… э-э-э… Арина Родионовна, — подлизалась я, вызвав у существа просто буйный прилив счастья.
— Ар'Инна! — радостно выдохнула няня со слезами на глазах. — Ты знала! Какое умное дитё!
Ну что за невезуха! Угадала!
— Пристрелите меня! — простонала я, опираясь на стенку.
— Могу придушить, — посочувствовала Шушу, откровенно веселясь.
— Не дам! — встревожилась Ар'Инна.
— Может, мы все же выслушаем вопрос Лели и пойдем в апартаменты? — внесла разумное предложение Миримэ.
Все немного подумали и согласились.
— Говори, — милостиво разрешила няня, выуживая из хламиды тряпочку и начиная полировать чешую. — Я пока займусь делом. Если уж вы собираетесь общаться с моим дитём, то вам всем следует пройти специальную обработку…
— Матерь Божья! Надеюсь, не термическую, — прошептала я себе под нос. И громко сказала: — Ар'Инна, тут вообще-то гарем, и лично я принимаю участие в конкурсе на любимую жену года. Поэтому вопрос… сочетается ли это с вашими принципами воспитания?
Няня немного подумала и спросила:
— Руками трогать будут?
— Думаю, что нет, — покривила душой, зато искренне на то понадеялась.
— Тогда участвуй, — разрешила шмырг, дыша на чешую чуть ли не мурлыкающей от удовольствия змеелюдки. — Вас тут много, так что — одним больше, одним меньше…
— То есть вы нам мешать не будете? — осторожно уточнила я.
— Это сделает мое дитё счастливой? — поинтересовались у меня.
Я на минуту задумалась… и получила мощный пинок от обошедшей меня с тыла орчанки:
— Прекращай, иначе мы тут до конца конкурса застрянем!
— Да! — выпалила я, чуть-чуть покраснев.
— Помогу чем смогу, — заверила меня Ар'Инна и перешла к вытряхиванию Миримэ из платья.
— Что вы делаете?!! Зачем?!! — неподдельно возмутилась большеглазая эльфийка, получив крепкой ладошкой по… нижней части спины.
Ар'Инна проигнорировала ее реплики и преспокойно продолжила свое черное дело. Удары стали чаще и сильнее.
— Пыль вытрясаю, — наконец невозмутимо ответила няня, продолжая трудовой подвиг во имя чистоты.
Дамы откровенно занервничали.
— Я пошла! — объявила Эсме и рванула по коридору со скоростью стрелы, выпущенной из лука.
— Я с тобой! — крикнула Шушу и в прямом смысле поскакала за подругой. Никогда прежде не видела, как змеи скачут, но все когда-нибудь бывает в первый раз.
Кувырла… о, Кувырла растерянно почесала в шевелюре топором, умудряясь сохранить лицо и все остальное в неприкосновенности. Баба-ляга с бегающими глазами заявила:
— Пойду погляжу, как тама комнаты убрали. И хлопцев девкам пошукаю, — и быстренько ушлепала вслед за остальными, вздымая волны пыли из напольной ковровой дорожки официального бордового цвета.
Эльфийка посмотрела на меня взглядом умирающего лебедя, нанюхавшегося чего-то очень едкого, и прошептала с тонким намеком:
— Если мы сейчас туда не пойдем, то кого-то туда понесут.
Я впечатлилась. Лично мне не улыбалось тащить на себе Миримэ. Она девушка, безусловно, хрупкая, но все же не невесомая. Ар'Инну хотя бы можно катить…
— Няня, мы сегодня будем кушать? — выдала я первое, что пришло в голову. И не прогадала.
Шмырг немедленно отвлеклась от наведения чистоты на отдельно взятой эльфийке и, всплеснув ручками, разохалась:
— Ребенок хочет кушать! Какая прелесть! Здоровый аппетит — признак здорового тела!
Я не стала уточнять: «здорового» — в каком смысле. Вдруг она имела в виду объемы… В общем, я подобрала подол платья и сравнительно бодрым шагом поцокала в ту сторону, куда удалились остальные члены команды заговорщиц.
Вскоре меня обогнала шипящая на очень непонятном, но весьма эмоциональном языке Миримэ. Видимо, сочиняла эльфийские поэмы… матом, ой! — нет, метром.
Через несколько шагов мой каблук подвернулся, и я накренилась, размахивая руками в надежде за что-то уцепиться. Не судьба… Вернее, не так — судьба у меня была! — плюхнуться на что-то мягкое, теплое и шевелящееся.
Когда я перестала визжать, меня довольно бодро доставили до дверей.
Это была незабываемая поездка. Впрочем, у меня в этом мире все поездки незабываемые.
Так вот, если кто-то скакал на большом мяче в качестве упражнения, тот меня поймет! Няня выполняла роль самопрыгающего мяча, а сверху громоздилась я, не знающая куда девать ноги. То ли поднять, чтобы не мешались, — но было жалко шмырга, то ли опустить, чтобы отталкиваться, — но в этом случае шмырга становилось еще жальче.
Мы уже практически приблизились к заветной двери, столь гостеприимно распахнутой, как сзади раздалось деликатное покашливание и робкий голос:
— Лейни и лайни…
Мы развернулись посмотреть, кто там такой преувеличенно вежливый.
Перед нами стоял давешний отряд стражи во главе с немного помятым начальником. Зато щиты у них стали прямые! И сабли!
— Да-да?.. — вспомнила я о воспитании, стараясь не думать, в каком виде я нахожусь перед мужчинами.
— Извините, дамы, — начал прочувствованную речь командир пятерки. На этот раз стражник держал глаза опущенными долу. — Мне бы с лайни поговорить.
— Я слушаю, — вынырнула снизу няня, поднимая меня на сильных руках и ставя вертикально. При этом мне ревниво одернули юбку и загородили собой.
— Уважаемая лайни, вы бы не хотели поменять место службы? — Начальник перестал делать вид, что он не смотрит на мои ноги, и приступил к обсуждению волнующего его вопроса.
— С чего бы это? — подозрительно поинтересовалась Ар'Инна, пока я интенсивно кивала в знак согласия. Похоже, сигнализировала не одна я, поскольку стража что-то рассматривала за моей спиной.
Я мельком оглянулась, скользнув взглядом по остальным участникам трагикомедии.
Так и есть…
Вся наша дружная компашка застряла в дверях и разнообразно выражала горячую и самоотверженную готовность прямо сейчас расстаться с няней. Шушу, например, выводила кончиком хвоста вензеля в виде сердечек и отправляла страже с воздушными поцелуями. А я-то, наивная, думала, что это они от вида няни так куксятся…
— Видите ли… — замялся старший.
— Не вижу! — отрезала шмырг, оттесняя меня внутрь и показывая всем остальным дамам внушительный кулак. — Мужчина должен выражать свои мысли четко, быстро и в двух словах!
— Каких? — заинтересованно вякнули с задних рядов воины.
И получили ответ.
— Да, дорогая! — проинформировала бронированных мужчин Ар'Инна и впихнула дам в наши же апартаменты. После чего милостиво сообщила в узкую щель, перед тем как захлопнуть дверь: — Я подумаю… когда дитё вырастет.
— Да, дорогая! — дружно оттарабанили стражники только что выученный урок.
Дверь с грохотом отрезала нас от свежевыдрессированной половины человечества. Все дамы, включая меня, вздрогнули и преданным собачьим взглядом уставились на няню.
Та грозно обвела нас очами-кнопками, заложила руки за спину и принялась скакать вдоль нашей шеренги со свежей порцией нравоучений.
— Можете даже не рассчитывать на мое отсутствие! — Пухлый пальчик замаячил перед носом Кувырлы.
Заслонившаяся «аксесюром» бабуля засмущалась и сделала покаянное лицо. Выражение этого лица было таким, что у всех остальных пропал дар речи, атрофировался слух и умерла совесть. Поэтому остаток морали мы простояли живописной скульптурной группой, очнувшись на словах:
— А теперь все марш мыть руки!
И мы ломанулись по команде. Зачем нас понесло в спальню, причем всех разом — известно лишь одному Богу или женской интуиции. Но и то и другое наукой до конца не изучено…
— Ой! — воскликнула Миримэ. Она углядела что-то впереди и внезапно замедлилась.
— Ага! — азартно присоединилась к ней Шушу.
— Ни-и-че-го себе! — протянула Эсме, втиснувшись между двух подруг.
— Какая прелесть! — зачмокала губами Кувырла, широко растопыривая перепончатые руки.
— Ик! — Это все, на что меня хватило, когда я узрела своего подросшего фикакуса рядом с такой же особью, только более интенсивного цвета — изумрудного с золотисто-коричневыми пятнышками. Она обвилась вокруг нашего экземпляра и взяла в захват нашего Кусика, словно кобра добычу.
На столе высился огромный керамический горшок. Пустой.
Пикантная деталь: два растения занимались… э-э-э… скажем так — перекрестным опылением. Интенсивно так опылялись. С пылом, жаром и анатомическими деталями. Это особенно сильно бросалось в глаза на атласном синем покрывале и бордовых простынях.
Вокруг разлился удушающий растительно-цветочный запах. Это было что-то невообразимое: смесь горького аромата осенних листьев, сладких тонов иланг-иланга, ландыша, душистого гиацинта и сирени с крепкой, чисто мужской терпкостью дубового мха и дымным послевкусием можжевельника.
Запах… оглушал. У меня мгновенно распух нос, закружилась голова, и я хватала воздух, тяжело дыша. Надо было срочно открыть окно, но у меня временно отключилась способность соображать. Замечу, не у меня одной!
— И как это понимать? — несколько гнусаво обрела я дар речи, сгорая от возмущения при взгляде на немного гм… опыленную кровать, уже не пригодную для нормального отдыха.
Потому что даже если прикинуться дурочкой и принять желтую пыльцу, толстым слоем покрывавшую ложе, за современную экологичную пудру, то столько мне не нужно! И вообще… я всегда берегла свою психику и не вдавалась в подробности, откуда берется мускус и где находятся органы секреции. Меньше знаешь — больше мажешь!
Видимо с перепугу, фикакус затрепетал всеми своими листиками и попытался выскользнуть из тесного любовного захвата. Наверное, уже вдоволь наопылялся. Но дама оказалась начеку — думаю, ей как раз показалось мало! — и сжала его еще сильнее. Одновременно с этим она зашипела не хуже злой Шушу и щедро плюнула в нашу сторону тучей острых колючек.
Кувырла оторопела и даже не воспользовалась привычным «аксесюром». Девочки попытались отскочить назад. Я тоже онемела и застыла от неожиданности.
Колючки застучали словно град, впиваясь во что ни попадя, будто туча пылающих стрел китайского войска времен династии Минь, а может, и Цянь.
Заткнув уши пальцами, я самозабвенно визжала на одной ноте. Миримэ с воодушевлением вторила моей арии. Остальные, по-моему, оглохли.
На пути зеленого облака мужественно возник вырвавшийся на свободу фикакус, но нам все равно хорошенько досталось.
После обстрела девочки разукрасились экстремальным пирсингом под ежика. У Миримэ пострадали рукава и прическа. Шушу получила дополнительные дырочки под сережки. Кувырла… старушка, откровенно скажем, пострадала средне. Баба-ляга прикрыла лицо перепонками и теперь щеголяла мохнатыми зелеными конечностями, которые изумленно разглядывала с кривой улыбкой. Судя по всему, больно ей не было.
Одна я отделалась относительно легко. Основной заряд пришелся в юбку, чудом не зацепив ноги. Платью хана.
И еще длинная зеленая колючка болезненно впилась в шею и доставила пару оч-чень неприятных минут. Потом, слава богу, боль и жжение прошли.
Я задумчиво потерла кончик носа. Рука сама тянулась выдернуть эту пакость, но колючку без зеркала и пинцета самостоятельно выдергивать страшновато. Мало ли, вдруг под кожей кончик обломается, как часто бывает с хрупкими колючками опунции? А здесь юг и полчища микробов! Не хватало мне со всей этой гаремной суетой еще и нагноения в придачу!
Пробка на выходе, организованная из дезорганизованных вражескими снарядами девочек, и мое не так чтоб плотное телосложение не позволяли быстро выскочить из зоны поражения. Тупиковая ситуация.
Покинутая кавалером дама увидела, что выразительное «фэ» противнику, разрушившему ее личное счастье, особого вреда не нанесло, и разозлилась еще больше, переходя в фиолетовый оттенок. В воздухе резко запахло миндалем. Фикакуса напряглась и начала выдавать залпы один за другим, расстреливая в упор враждебных чужаков, то есть нас.
Я прихватила с пола валяющуюся думку и защитила лицо. Остальные последовали моему примеру.
Наш милый, славный фикакус превратился в одну большую подушку для булавок. Его изрешетило. Насквозь. Просто удивительно, и откуда столько колючек у страстной зеленой барышни взялось! Это ж не растение, а ходячий оружейный магазин!
И только мы, спасаясь от бандитского нападения, решили залечь в окопы из ковров, как в комнату протиснулась няня и отдала четкое распоряжение:
— А ну прекратить! Быстро!
Зеленая дама замерла и вопросительно склонила зеленый кочанчик-голову на сторону, как бы прислушиваясь.
— Прополку устрою! — пригрозила Ар'Инна зловеще-тихим и ласковым голосом и начала расти. «Надувная подушка» оформила мысль окончательно: — С культивацией!
Самочка фикакуса задумалась над такой перспективой и начала потихоньку отползать с поля боя в сторону окна.
— А ты чего стоишь врастопырку, отклячив ветки? — все так же грозно поинтересовалась няня у моего растения. — Видишь, даме на воздух надо!
Совет был воспринят благосклонно. Как только орка отворила окошко, два растения в мгновение ока умелись в сад: продолжать благородное дело и озеленять окружающую среду.
— Дурдом с доставкой на дом, — сообщила я больше для себя, но была услышана.
— Почему у ребенка такие неподобающие пособия по семейной жизни? — нахмурилась шмырг. — По ним ничего не выучишь! Много зелени, и ничего не видно!
— Няня! — хмыкнула я. — Разве «ребенку» моих лет можно на такое смотреть?
— Нельзя! — убежденно сказала Ар'Инна. — На такое никому нельзя смотреть, чтобы эстетику не испортить. Вот лет через десять я покажу тебе чудную книжку с подробными рисунками…
Во входную дверь раздался настойчивый стук.
— Это кто там? — сдвинула брови няня. — Мы кого-то ждем?
— Чисто теоретически — нет, — дипломатично ответила я, пожав плечами и раздумывая, кого попросить вытащить колючку.
У Кувырлы — перепонки. Пошлепает по шее безрезультатно. Нет, в смысле результат будет — мне дадут по шее. У Шушу — когти. Выковыряет змеелюдка все, что можно, но вот где она остановится? Под пятками еще пол есть… Миримэ чересчур впечатлительная. Сначала мне ее придется несколько раз поймать при падении в обморок, а потом, честно говоря, будет уже все равно — осталась в шее колючка или нет. Ар'Инна безмерно заботливая. Если не намотает на меня километра два бинтов и не утопит в антисептике — значит, я легко отделалась. Остается Эсме…
— А практически? — подозрительно осведомилась шмырг.
— А может, мы все же посмотрим? — широко улыбнулась Шушу и поспешила к двери. Вот уж кого колючками не проймешь.
— Ой, какие к нам люди! — раздалась ядовитая реплика от входной двери. — И без охраны!
— Обижаете, девушка, — забасили в ответ. — Стража за дверью.
— Вы тут, мальчики? — Змеелюдка, видимо, на слово никому не верила.
— Да, дорогая! — Слаженный ответ настоящих мужчин.
Няня нахмурилась и вылетела встречать новых гостей. Проявлять, так сказать, местное гостеприимство.
— И что вам дома не сидится, шаромыжники? — Хм, вот уж точно пример для подражания! Оказалось, радушие в списке шмырга непозволительная роскошь.
— Мы пришли сообщить приятнейшее известие! — У кого-то нервы толще канатов.
— Если к нам едет ревизор, то я его убью! — прошипела я, стягивая туфли.
— Странно все это, — заметила орчанка. — Нападение, визиты, няни…
Только я собралась хоть что-то умное ответить, как из-за двери донеслось:
— Я могу воочию увидеть Лелю?
Я скривилась, как среда на пятницу, и пошла предъявлять свою личность. А если кто не спрятался, то я не виновата!
Распахивая створку, нацепила на лицо самую лучшую улыбку и вломилась в помещение с сиянием на лице.
Посреди приемной стояли трое мужчин весьма почтенного возраста. Впрочем, может, и не мужчин… Все же мы в гареме, и дотошно проверять меня как-то не тянуло. Будем условно считать всех существ противоположного пола мужчинами.
Хотя… Тут и без гарема, в своем мире, некоторых можно назвать лишь особью или раритетом. То есть, глядя на таких индивидуумов, понимаешь: Красная книга — это самое лучшее место для их проживания. Но не будем о грустном…
В моей гаремной приемной (а звучит-то как!) отирались натуральные три волхва!
Все, как невесты, при фате и в чисто-белом, так что наружу торчат практически одни глаза и усы. Один негр, второй европеец, а третий… гм-гм… будем считать, что бедуин. Светлее негра и темнее белого. На шеях толстые ряды бус, в руках четки, усы скорбно повисли. А, и вокруг одно ядовитое благоухание. В смысле надушили товарисчей безмерно. Еще хуже, чем гаремных барышень. Сладковато-терпкий запашок амбры, мускуса и прочего. Чтоб незаметно к дверям мужики не подходили, наверное.
У меня опять начал опухать нос. Да что ж такое! Удавить они меня этими благовониями сговорились, что ли?!
— Я вас слушаю, — привлекла к себе внимание.
Визитеры развернулись в мою сторону и как-то померкли. Неужели переборщила с сиянием?.. И уже свечусь безумием? Может, тогда азбуку Морзе глазами озвучить?
— Великолепнейшая Леля! — справился с шоком один из пришедших. — Мы так счастливы лицезреть вас…
— Взаимно! — включилась я в процесс мазания медом, зная, что где-то там припасена ма-аленькая ложка дегтя, и потому не расслабляясь.
— Мы пришли сообщить вам, изумительнейшая, о выпавшем на вашу долю счастье! — продолжал велеречиво вещать старец, пялясь на мое платье, поменявшее фасон.
— Надеюсь, оно падало не на голову? — прошептала мне на ухо Эсме, заговорщицки подмигнув.
— И долго вы еще будете тут пнями стоять? — рыкнула няня.
— Уважаемая лайни, — осторожно ответил один, пресекая агрессию, — мы пришли сюда по высочайшему повелению…
— А вымететесь отсюда по нижайшему указанию! — зловеще парировала Ар'Инна.
— …и нам поручено донести до разума прекрасной девы… — не обращая внимания на выпад, монотонно продолжил оратор.
Вот тут уже обиделась я! Судя по их речевым загибам, я произвожу впечатление девушки, которой просто сказать — мало, нужно обязательно «донести».
— Доносите, — милостиво согласилась шмырг, — и уносите себя вдаль. Нам спать пора, и мужчинам тут делать нечего!
— Совсем? — наивно осведомился бедуин.
— Совсем! — отрезала няня. — В вашем возрасте можно только гидом работать!
— Зато каки-им! — игриво подмигнул чернокожий. — Опыт — сын ошибок трудных!
— Эва! — подбоченилась Ар'Инна. — И ведь совесть ни в один глаз не тыкнет!
— Вы о чем? — вылупился на нее третий, опасливо отодвигаясь.
— О том, о чем и вы! — фыркнула няня.
— А мы о чем? — удивился негр.
— Здравствуй, склероз! — провозгласила шмырг.
— Тут еще кто-то есть? — заволновался бедуин.
— Тихо! — крикнула я.
После этого все вдруг вспомнили, что пришли ко мне, и понеслась душа в рай, а язык на волю…
— …Бу-бу-бу… прекраснокосая!
Да-а-а, ностальгически вспомнилась одна такая… Прекраснокосая… или косая… А я бы сейчас, между прочим, не отказалась от рюмочки чего-то покрепче чая! Глазки в кучку, и камень в ручку.
— …Бу-бу-бу… тонкостанная!
Звучит как-то двусмысленно. Но сделаю вид, что внимаю с умилением, и продолжу мечтать об ужине, ванне, постели… и бейсбольной бите.
— …Бу-бу-бу… пышногрудая!
— Но-но! — вклинилась няня, пока я пребывала в раздумьях — есть ли в этом мире линзы и если есть, то не делают ли их из увеличительного стекла.
После получаса славословий, когда мы уже спали стоя, бедуин вспомнил о цели визита:
— И примите наши поздравления о переходе во второй тур соревнований!
— Аллилуйя! — вырвалось у меня.
— Значит, здесь кто-то есть? — снова заволновался бедуин. — А мы не представились!
— Сейчас представитесь, — зловеще пообещала Ар'Инна, — если не прекратите отнимать наше время и мешать наведению красоты!
— Вы ее уже наводили? — осторожно поинтересовался европеец.
— А что, не видно? — полюбопытствовала молчавшая до этого Кувырла, поигрывая топором.
— Не совсем, — дипломатично выкрутился смертник. — У меня сужение зрения.
— Сейчас прорубим зенки пошире — и будешь смотреть на мир с детской улыбкой. Хочешь? — услужливо предложила бабуля.
— Почему «с детской»? — Видимо, остальное старца не смущало.
— Потому что с беззубой! — квакнула Кувырла.
— Спасибо! — выкрикнула я, останавливая дебаты. — Весьма тронута оказанной честью!
— Чем тронута? — рассвирепела няня. — Кто посмел моего ребенка коснуться?!!
— Разум, няня! — прошипела я сквозь стиснутые зубы.
— Ему можно, — успокоилась шмырг.
— Это не жизнь! — простонала я.
— А что? — По-моему, у бедуина инстинкт самосохранения отсутствовал как таковой. Вместо, скажем мягко, здорового и правильного основного инстинкта (ага, одного из двух… или трех) у старца оказался избыток жажды познания. А следовательно — стремление к получению сведений, их утрамбовыванию и следующему за тем коллективному поглаживанию по его квадратной голове. В этом, чую, сильно поспособствует топор лягули в шароварах. Лично я на этот предмет туалета уже часа три как смотрела с вожделением и обожанием.
— Протестую! — вклинилась няня. — Вопрос некорректный!
— А-а-а! — простонала я, хватаясь за голову. Событий явный перебор. — Закончится когда-нибудь этот бардак?!!
— Риторический вопрос, — важно перевел европейский дедушка африканскому. Кстати, черненький уже минут пять как шарил по карманам с торжественным выражением лица. Интересно, что он там искал? Или просто проверял — на месте ли?..
— Итак! — Бедуин вспомнил о цели визита. — Сейчас вам вручат символ прохождения к следующему соревнованию, и вы официально станете проходимкой.
— Ке-э-эм?!! — Глаза все же вырвались в кругосветку, только не могли договориться, в какую сторону идти.
— Я что-то не то сказал? — совершенно искренне удивился дедуля, кося темно-карим круглым глазом, словно петух.
— Не отвлекайтесь! — прошипела я сквозь зубы, предостерегая гневным взглядом остальных от комментариев по этой теме.
Потому что кое-кто уже радостно жевал топорище, фуражку, косу, пипикастр и готовился пожевать троицу засланцев. Только вот не мог решить, с кого начать.
— Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… — Бедуин запнулся.
Европеец развернул шпаргалку и громко подсказал:
— Блин!
Жевать в пределах досягаемого было уже нечего, и грянул дружный гогот.
Бедуин переждал шквал радостных эмоций и начал заново:
— Мы вручаем прекраснейшей звезде сераля… — Снова заминка.
— Леле! — рыкнула я.
— Спасибо! — торжественно наклонил голову спикер.
— Внимаю вам дальше. — Моего терпения все же еще на что-то хватало!
— И сейчас в знак согласия вы должны принять сей дар. — Бедуин не глядя протянул руку в сторону африканца, все еще рыщущего по карманам.
Когда в откинутой руке ничего не появилось, дедуля все же посмотрел в сторону собрата. И присоединился к поискам. Теперь они ковырялись там вдвоем.
— Может, мне это не надо? — высказала я робкое предположение.
— Надо, Леля, надо! — заявили мне разноголосицей.
Теперь все с громадным интересом наблюдали, как к двум путешественникам-натуралистам присоединился третий. И на данный момент два деда выворачивали третьего наизнанку, проделывая все это с извинениями:
— Мы тут…
— Да-да, я вижу!
— Простите за секундную задержку!
— Сколько у вас длится секунда?
— Сейчас мы найдем нужное!
— Нимало не сомневаюсь!
Наконец орчанке пришла в голову дельная мысль, и Эсме благородно поделилась ею с окружающими:
— В другом месте искать не пробовали?
Деды отвлеклись, немного подумали и захлопали каждый по своим заначкам. В результате искомое обнаружилось у бедуина. После чего африканец вспомнил о предке… многократно… и взял в руки палку, а европеец принялся страдать миротворческой миссией.
— Глубокоуважаемые гаремопровожатые! — привлекла я их внимание. — Давайте сначала вы мне вручите… или всучите то, что нужно, а потом уже продолжите свои бои без правил! ВНЕ МОИХ ПОКОЕВ!
Бедуин воспользовался моментом и достаточно резво поскакал ко мне с футляром. Впрочем, я бы тоже, наверное, так подпрыгивала, если бы мне норовили попасть по коленкам тяжелым посохом.
— Это вам! — сунули мне в руки сафьяновый футляр, попав с третьего раза. Да и то… лишь потому, что я поймала бедуина в крепкие объятия, а Шушу отловила африканца и ультимативно предложила ему направить бурный поток энергии в благое русло. И это не о том, о чем многие бы непременно подумали! Змеелюдка просто предложила деду попрактиковаться на коврах.
— Спасибо! — с трудом отцепила я от подношения скрюченные старческие пальцы и отодвинулась.
— Открывайте и надевайте! — приосанился бедуин, кося одним глазом мне в вырез платья, а другим на ноги эльфийки. Многостаночник, вашу Машу!
— Не экономь! — предостерегла няня, оттесняя окривевшего посланца. — Косеть лучше всего от чего-то покрепче и не такого опасного для здоровья!
В то время как эта парочка выясняла: кто чего имел в виду и где этот вид у кого расположен, я открыла футляр.
Там сверкала отполированными алмазными гранями изящная витая цепочка бело-желтого золота с кулончиком из красивого радужного камня. Ожерельем я бы это не назвала, но уже где-то очень близко. Можно сказать, тепло. Вокруг камешка изогнутой волнистой формы вилась элегантная золотая оплетка, в узлах которой испускали яркие лучики мельчайшие напыленные не то стразики, не то даже фианиты или цирконы. Уж очень ярко в глаза солнечная радуга била. Но вещица явно дорогая, изящная и сама просилась в руки, излучая почти мистическое тепло.
Я взяла гладкий отполированный камешек и рассмотрела поближе.
То, что поначалу показалось мне простой оплеткой, было не то мотыльками, не то другими занятными конструкциями, крылья которых составляли сердечки. Верх, где крепилось кольцо для цепочки, опять было замысловатым не то мотыльком, не то двумя сердечками. Исполнено с огромным вкусом и любовью к своему делу. Однозначно, работа мастера.
В моих руках камешек на какую-то секунду загорелся на свету, словно алмаз. Но увы. Алмазом он не был. Мне показалось. Это была всего лишь обманка — недорогой радужный камешек наподобие тех, которые я в последнее время носила в ушах.
— Красота! — завороженно прошептала Миримэ.
— Вот это да! — Шушу попыталась обкапать подарок слюной. Но поскольку слюна была ядовитой, я отодвинулась.
— Сколько стоит? — поинтересовалась здравомыслящая Эсме.
— Что за это хотят? — нахмурилась практичная шмырг.
— Это ценный приз за переход в следующий тур, — пояснил европеец, мужественно сражаясь с африканцем за право пользования посохом и заслоняя обзор бедуину для возвращения того в деловую среду.
— Спасибо, конечно. — Я не сводила взгляда с шикарного подарка. — И что мне нужно сделать?
— Вы согласны пройти следующее испытание? — Деды прекратили интернациональный теракт и сплотили силы перед моим лицом.
— Да, — кивнула я. А что тут скажешь?..
— Тогда позвольте надеть эту вещичку на вашу лебединую шею, — выступил бедуин вперед.
— Почему это ты? — заволновался африканец.
— Потому что я старше! — объяснил дедуля, гордо выпятив грудь.
— Относительно чего? — влезла няня. — Сотворения мира?..
— Нет! — обиделся бедуин. — Я старший по званию.
— И давно?! — прищурился европеец.
Выяснения грозили перейти на новый виток разборок.
У нас были еще незаконченные дела. К тому же стоило выспаться.
Исходя из этих причин, я выхватила украшение и попыталась надеть.
Дедули, видимо, посчитали такое самоуправство ущемлением своих прав и манкированием обязанностями. Старцы дружною толпой рванули ко мне.
В результате атаки меня смели с ног и плотно утрамбовались сверху. Я начала понимать Магриэля…
Бедуин пополз дальше, старательно ставя вешки локтями и коленками. Маголику я уже сочувствовала от всей души…
Европеец из самой ни на есть северной части Финляндии остался на месте, но зато решил вдумчиво изучить свое местоположение и заерзал. Африканцу сие не понравилось, и он прекратил чужие исследования вердиктом посоха.
Но тут, слава тебе господи, вмешалась няня, быстренько раскидавшая испытателей моего хрупкого здоровья и чугунного терпения. Спасительница вовремя отскребла меня от пола.
— Ты как, ребенок? — На меня с тревогой взглянули карие глаза.
— Я люблю эльфов! — сообщила я глазам, плавая в тумане.
— Белая горячка, — констатировала орчанка. Снисходительно уточнила: — Их нельзя любить, они жесткие.
— Все равно люблю! — заупрямилась я, скребя по шее.
— А что это у вас? — полюбопытствовал африканец, подползая из дальнего угла.
— Колючка, — машинально ответила я. — Фикакуса подарила. Вроде как сувенир на память.
— В вас стреляла колючками женская особь фикакуса?!! — испуганно уточнил бедуин, сползая по шторам с карниза.
— Да, — подтвердила я. — И не в меня одну! Всем досталось.
Кувырла продемонстрировала изнанку своей перепончатой ладошки.
— Это катастрофа! — задрыгал ногами в вазе европеец. — Она же ядовитая! Вы бы все уже умерли!
— Извините, — я тоже сегодня была не в меру ядовитой, — мы об этом не знали! Нас заранее не предупредили. Иначе бы точно померли. С перепугу!
Девочки согласно покивали, выстроившись клином и потихоньку напирая на противника.
— Почему вы живы? — продолжал искренне недоумевать африканец. — Женские особи фикакуса настолько ядовиты, что убивают колючками в течение пары минут!
Натуралист проклятый! Это он нас спрашивает?!! Почему мы, такие-сякие, до сих пор не окочурились?! До-обрый дедушка! Все тут такие… добрые. Заботливые — аж жуть!
На секундочку задумалась: в самом деле, почему? И легко отыскала блондинистый ответ — потому, наверное, что зараза к заразе не липнет!
— Почему?.. — эхом греческой трагедии долдонили свое «волхвы».
— Нам за это извиниться?.. — надменно вздернула я бровь, застегивая цепочку на своей шее. На матерную конструкцию я не способна в принципе, но и смолчать в такой ситуации — прямой позор.
— Но от яда фикакусы нет противоядия!!! — напирал бедуин.
— А почему, позвольте вас спросить, во дворце спокойно разгуливает столь ядовитое существо?!! — Кувырла вспомнила, что она пострадала больше всех, и пошла в лобовую. Раз уж не умерла, то надо хоть какую-то компенсацию стребовать!
— Это безобразие!!! — громко возмущалась Шушу, поддерживая потерявшую сознание эльфийку и подпирая ослабевшую орчанку хвостом.
— Сей момент! — Деды снова собрались в одну могучую кучку. Посланники с грехом пополам сообразили: лучше сбежать, пока не поздно. Иначе сейчас будут бить! Больно и долго. Троица со всей возможной скоростью вымелась за дверь, забыв попрощаться.
— Что это было? — Лично мне этот вопрос давно не давал покоя, но только сейчас появилось время его задать.
— И кто ж его знаить! — разочарованно ответила за всех Кувырла, нервно почесываясь и разглядывая с непередаваемой гримасой опушенные колючей зеленью руки.
— И все же? — попробовала я настоять, подходя к дивану и залезая на него с ногами.
— Не о том, дева, думаешь! — наставительно подняла палец с колючками Кувырла. Вот еще один политрук на мою голову нашелся! Мало нам евнуха и прочих должностных лиц, я уж не говорю про шмырга!
— Извините, что перебиваю, — отозвалась я, потирая раненую шею. Обратилась к орке, она казалась не сильно пострадавшей: — Эсме, не поможешь вытащить колючку?
— Не вопрос! — с беззаботной улыбкой матерой садистки отозвалась орчанка и в порыве милосердия цапнула меня железной хваткой за горло.
— Хр-р-р… Пр-родолжайте, — прохрипела я Кувырле, отчетливо понимая — настал мой последний час.
— Завтра новое испытание, — ухмыльнулась бабуля и сграбастала со столика бумажку в рамочке. — Вот, «оценка способностей к развлечению». То бишь нужно спеть, сплясать и складно че-нить набазлать.
— Набаз… чего-о-о?! Что сделать? — До меня доходило туго. Правда. Во-первых, я жутко устала. Во-вторых, мне немножко перекрыли доступ кислорода к мозгу. А в-третьих, я блондинка, если кто не помнит.
— Объясняю специально для тюти Лели, — фыркнула Кувырла. — Спеть песню на тему «Как я рада быть здесь!». Повилять бедрами под музыку, плотски завлекая князя. И навесить ему на уши длинную бахрому, рассказав, что лучше тебя только ангелы, однако тела оные не имеют и в гарем не стремятся.
Я поняла: это не мой последний час — это затишье перед последним и решающим боем! Срочно зачесались руки, ртом чуть не пошла пена, а в голове стали формироваться кровожадные диэроубийственные замыслы. А, чуть не забыла — эльфоубийственные тоже!
Слава богу, меня от них отвлек вопль орчанки.
— Вот она! — радостно заорала мне на ухо Эсме.
— Ой! Первая контузия… — поведала я миру очень громко и почти безэмоционально, пытаясь попутно сообразить, слышу ли я хоть на одно ухо и берут ли инвалидок в любимые жены. Положительные ответы на оба вопроса вызывали острые сомнения.
— Я хочу есть! — приступила я к самому главному.
— А что ты любишь, ребенок? — тут же подлетела Ар'Инна с блокнотиком.
— Эльфов! — наябедничала Шушу.
— В каком виде? — деловито осведомилась няня, искоса поглядывая на Миримэ.
У меня между лопатками пробежал холодок.
Миримэ проявила мудрую осторожность и на всякий случай укрылась за спиной орчанки.
— Так в каком? — продолжила клевать меня горе-няня.
Она что, и впрямь не шутит?!
— Что значит — в каком?!! — Мои закрывшиеся было глаза широко-широко открылись. Да-а-а-а… «Долог путь до Типперэри»…
— В жареном, тушеном, отварном?.. — на полном серьезе перечислила няня под тихое хихиканье остальных.
Так она теперь, чтобы мне угодить, за эльфами и прочей потенциальной разумной «пищей» с копьем и топором охотиться станет? Мой взгляд наполнился ужасом.
— В живом! — сообщила я, успев вклиниться в опасный перечень.
Шмырг с уважением посмотрела на меня и выдала:
— Так с эльфами даже драконы не поступали!
— Я хуже дракона, — сообщила я. И попросила: — Мне бы пока салатика… перед эльфами… И фруктов.
— Бегу! — обрадовалась няня и умелась доставать прокорм на пищеблок.
Вернее, попыталась это сделать. Потому что за дверью попала в «пробку».
— Чего это вы тут выстроились, дармоеды?! — послышался гневный возглас шмырга.
— Да, дорогая! — ответила обученная часть воинства.
— Приказали! — бойко отрапортовала другая.
Несмотря на усталость, я все равно поползла к выходу — поглазеть, кто там такой говорливый, зачем мужиков тут поставили и что из этого можно извлечь.
— Э-э-э… мм! — сказал усатый страж, когда из-за дверного косяка появились пять голов, одна над другой: Кувырла, Миримэ, Эсме, Шушу и я. Один хвост. О! И еще один топор, зажатый в ладошке, утыканной маскировочными колючками.
— Правильнее говорить «Ом»! — пожалела я мужика.
— Да, дорогая! — бойко грянула обученная половина стражи.
Ар'Инна прокладывала себе дорогу локтями и громко рассказывала сказки на новый лад, используя некоторые интересные литературные приемы.
— Че-то я не поняла! — Кувырла выползла перед строем и разогнулась с некоторым трудом. — Ой, уморили старушку…
— Ом! — Усатый уставился на нее преданными глазами. И ненавязчиво попытался отодвинуться подальше от колючек.
— Говорливый какой! — едко заметила ляга. Обратилась к остальным: — А более общительные тут есть?
— Да, дорогая! — грянул стройный хор.
— Это усиленный наряд! — робко пискнули откуда-то сзади придушенным фальцетом.
— Мила-а-ай! — расчувствовалась Кувырла. — Ты вернулся! Иди ко мне, я все прощу!
Лесом рук к нам вынесло бедуина.
— Я на пять минут! — заявил дедуля, прилипая к щитам. Ага. Предусмотрительно. Типа «кто к нам с вестью придет, тот на щите и повиснет!».
— Успеешь? — игриво подмигнула Кувырла, приглаживая вздыбленную прическу.
— Не перебивать! — взвизгнул дедуля. — Мне некогда! У меня дела!
— Да ты что? — вытаращилась лягуля. — И давно?..
— Молчать!!! — рявкнул дед. — Иначе вы все познакомитесь с моим склерозом!
Ой, боюсь-боюсь… Там еще много с кем знакомиться придется. Мне уже заранее страшно.
— Кстати! — Бедуин махнул рукой.
Из-за широких спин воинского строя вышли несколько дюжих молодцов без оружия, но при полном параде. Одна часть хлопцев держала опахала, другая просто глазела по сторонам, лукаво постреливая шкодливыми глазками в сторону дам.
— Вы! — Дед ткнул в нас узловатым ссохшимся пальцем. — Подверглись внеплановому нападению!
Я с трудом подавила порыв встать по стойке «смирно» и отрапортовать: «Йес, сэр!» Видимо, перед отбытием в этот дурдом пересмотрела боевиков.
— Стесняюсь спросить… — подала дрожащий голос эльфийка.
— Стесняешься — не спрашивай! — отрезал бедуин, раздувшись от собственной важности.
— И все же, — продолжала настаивать Миримэ. — У вас и плановые нападения есть?
— У нас все есть! — брякнул дед.
Миримэ посмотрела на нас, моргнула ресницами и отправилась в обморок.
Эльфийскую деву поймал один из отряда спасения и протянул второму под вентилятор из опахал.
— Р-разумно, — пробормотала я, подавляя на корню стойкое желание почесать темечко.
— Итак, — бедуин проследил за оказанием первой помощи пострадавшим от его речи, — возвращаемся к нападению! К вам была внедрена опасная женская особь фикакуса, по внешнему виду совершенно не отличимая от мужской особи.
— Понятно. Унисекс! — кивнула я.
— Кто о чем! — поморщился вестник. — В гареме о сексе говорить неприлично!
— Опа! — вытаращилась я на него. — Во-первых, я о нем не говорила, а во-вторых — о чем тогда говорить в гареме?
— О мужчинах! — поведал нам бедуин. Все остальные, причисленные к мужскому полу, закивали в поддержку.
— То есть о мужчинах, но без секса? — уточнила я, мотая головой, будто лошадь, укушенная оводом. Соображать я перестала гораздо раньше, поэтому процесс впитывания новых познаний проходил куда легче и безболезненней.
— Да-а, — сообщили мне нестройным хором. Но потом под строгим взглядом недремлющего (или правильнее говорить — недремлющей?) шмырга опомнились и добавили: — Да, дорогая!
— О-о-ом!
— Понятно, — пожала я плечами. — Ладно, тогда будем говорить о размере достоинства!
Кто-то на этих словах поперхнулся, кто-то застонал. А бедуин чрезмерно бурно отреагировал на совершенно безобидное послание.
— Нет! — взвизгнул дед. — Это тоже неприлично!
— В смысле? — удивилась я. — Ничего не понимаю! Когда это золото стало неприличным?
— А-а-а, вы об этом… — вздымая ветер облегченным вздохом, отозвался бедуин.
— А вы о чем? — поинтересовалась я.
— А я о фикакусе! — застеснялся дедушка. — Вас хотели отравить!
— О как! — только и смогла сказать я, разглядывая, как под второй «вентилятор» укладывают орчанку.
— Да-да! — эмоционально подтвердил глашатай плохих вестей.
Где-то в задних рядах начали принимать ставки: кто упадет следующий.
Финансовая сторона моей натуры буквально исстрадалась от невозможности поучаствовать!
— Женская особь фикакуса, будем обозначать ее для краткости «фикаса», ибо научное ее название длинно, непроизносимо и никому не ведомо. Правда, особо посвященные говорят…
— Мы поняли, — прервала его я. — И что дальше с вашей фикасой?
На меня взглянули как на злейшего врага народа и продавца брома в одном лице, но все же неохотно продолжили:
— Фикаса не выносит женщин. Вернее, не так. Она их просто переваривает, предварительно отравив.
Тут влезла Шушу:
— То есть она травит, а потом жрет?
— Не совсем, — поморщился дед. — Она травит, потом ждет разложения и использует как подкормку.
— Ой, — сказала Шушу.
Первый раз в жизни я увидела белую змеелюдку. Хотя, если честно, Шушу была первой и единственной знакомой представительницей этой расы.
В углу оказания первой помощи соображали уже на троих.
— И чем она травит? — помахала я подруге в знак ободрения.
— Колючками, — просто сказал бедуин и всем оставшимся на ногах резко поплохело.
Кувырла, взглянув на свои утыканные ладошки, пошла сдаваться медбратьям сама.
Меня успела отбить няня. Приняв в мягкие объятия, шмырг возмущенно заорала:
— Ты че, пенек старый, не мог сообщить все это покультурней и помягче?!!
— Это как? — выкатил на нее «телескопы» бедуин. — «Вы только не волнуйтесь, но вас отравили и жить вам осталось минус две минуты»?
— Не знаю! — сердилась няня. — Но надо было полегче!
— Угу, — почесался дедок. — Вот только никак не возьму в толк, почему вы все живы…
— Какое упущение, — съязвила я, лихорадочно размышляя о том же. Какое-то просто фантастическое везение! Ну ладно, может, у меня иммунитет к яду как у иномирянки. А у девочек?.. Странно.
— А мужская особь ядовита? — задала главный вопрос няня.
— Нет, — покачал головой бедуин. — Более того, в период опыления рядом с мужской и женская тоже становится безвредной.
— Да здравствует секс! — оторвалась я от раздумий и мягкой груди няни.
— Это неприлично! — в очередной раз сделал мне замечание бедуин.
— Зато здорово! — подмигнула ему я, уползая в покои.
Оставшаяся часть мужчин была со мной молчаливо солидарна.
— Теперь вас будут усиленно охранять! — крикнули мне вслед. Вернее, я бы сказала — «в борозду».
Кстати, за мной потянулись остальные. Мы открыли Великий Путь Возвращения Домой и радостно следовали по нему, более не отвлекаясь ни на какие провокации.
— И к вам теперь никто и ничто не попадет! — надрывался бедуин.
— Ну-ну! — искренне усомнилась я и прикусила язык, чтобы не высказаться по этому поводу сполна.
— Изыди! — раздался вопль Шушу.
На балконе, грустно помахивая листиками, устроилась чета фикакусов. Растения сплелись в большой куст и являли собой трогательную картину семейного счастья. Бездомную, к слову, картину.
— Мириться пришли? — догадалась я.
Питомец просигнализировал о положительном ответе и принялся быстро жестикулировать, защищая возлюбленную.
— Помолчи, пожалуйста, — попросила я. — Так орешь, что голова раскалывается.
Фикакус замер.
— Мадам! — обратилась я к фикасе. — Вы обещаете мне больше не покушаться ни на чью жизнь?
Растение засмущалось и согласно кивнуло.
— Я отказываюсь мириться! — фыркнула эльфийка.
— Твое право, — пожала я плечами, слишком уставшая, чтобы спорить. — Можешь не мириться, только куда я дену эту сладкую парочку? У каждого свой крест. У меня вот такой — с листиками, колючками и ядом.
Фикакусы по стеночке пробрались к выходу и выпрыгнули за дверь. Видимо, желая одним махом покончить с неприятным делом.
Раздался грохот, а потом воцарилась гробовая тишина.
— Ну что еще? — простонала я. — Когда уже все закончится? Сколько можно! — Но все же взяла себя в немытые руки и поплелась выяснять причину.
За дверью никого не было, кроме двух растений, расстроенно машущих листиками. Путь тактического отступления был усыпан — нет! не розами и шипами, — а саблями, копьями, опахалами, щитами, сапогами, бурнусом и вуалькой.
— Если это осталось, то что же ушло? — поинтересовалась я. — Мы есть будем?
— Уже ушла! — Няня «взяла под козырек» и бодро потрусила за хлебом насущным.
— Мне можно без изысков! — крикнула ей вслед Кувырла и повернулась к нам. — А теперь, девы, давайте решать, что мы будем завтра показывать!
— И в чем, — заинтересованно добавила эльфийка. Она слушала растопырив уши. Лицо загорелось вдохновением, взгляд мечтательный, устремленный вдаль…
Все же кровь не вода, и от моды никуда!
— Меня больше волнует — как! — мрачно сообщила я и поплелась в гостиную, отчетливо понимая — чуда не произойдет и мирно соснуть часик-другой мне пока не светит.
Когда появилась шмырг, пинавшая десятерых евнухов по очереди для придания ускорения, мы уже практически пришли к консенсусу — то есть были на грани войны.
— Кувырла, при всем моем к вам уважении, — шипела «перспективная звезда сераля», то бишь моя персона, — я не умею танцевать, по вашим словам — «завлекательное, но приличное». У нас либо то, либо другое!
— Сосунки! — возмущалась ляга, небрежно ковыряясь в зубах одной из колючек фикакуса. — Ничего-то вы не умеете!
— Я бы с удовольствием посмотрела на ваши усилия! — огрызалась я, отмахиваясь от Миримэ, бодро скакавшей от гардеробной и обратно с какими-то сомнительными тряпочками и ленточками. — Но мне некогда учиться!
— Учиться есть время всегда! — влезла Шушу. Потом поймала мой искренний взгляд тайпана и застеснялась, прикрывшись хвостом. — Но не в нашем случае…
— Покушай, ребенок. — Шмырг потянула меня за руку. — Сразу настроение наладится и ум на место вернется…
— Если там еще свободно, — ехидно фыркнула Эсме.
Ей достался ласковый взгляд самки тарантула, и орчанка сочла за благо не высовываться. Дикарка начала радостно общаться с обалдевшей четой фикакусов.
Спустя какое-то время за столом…
— Кажется, мне пришла в голову одна умная мысль, — поделилась я с остальными свежей идеей.
— Она представилась? — захлопала ресницами эльфийка, делая кукольное личико.
— Угу, — кивнула я. — Так и сказала: «Вот той блондинке передай — будет умничать, к ней тоже приду!.. И не одна!»
Миримэ нахмурила гладкий лобик и ушла в себя. Через пять минут я не выдержала характера и спросила застывшую деву:
— Что там такого интересного внутри?
Эльфийка очнулась и поведала с извиняющейся улыбкой:
— Подумала, если они придут, то хватит ли места, чтобы принять?..
— И как? — настырно влезла Шушу, на ходу облизывая с пальцев соус.
— Надо расширять площади, — вздохнула Миримэ.
Повисла минутная пауза, а потом грянул дикий безудержный хохот.
Смех смывал накопившиеся раздражение и злость, но сил не прибавлял.
Я зевнула и сонным голосом поинтересовалась, ковыряя в тарелке мясо с подливкой:
— Так что я буду завтра пить? Ой, петь?!
— Иди-ка ты, дева, спать, — хмыкнула Кувырла, все еще почесывая перепонки. Окинула взглядом наше неизысканное общество. — Мы тут уж сами как-нить договоримся, а с утречка порепетируем.
— Вы уверены? — Глаза открывались, но по очереди. Вместе они не дружили. Я была готова отрубиться на месте. Просто уже не осталось никаких сил.
— Уверены, — закивали все.
Няня тут же взяла меня в оборот и уволокла в ванную комнату.
Когда меня крутили, как куклу, в разные стороны, я было хотела вспомнить о феминизме и независимости и громко повозмущаться, но инстинкт выживания вылез и мощно заткнул остальные голоса и устремления. Так что я его послушалась, промолчала и в награду вскоре оказалась в кровати, под шелковым одеялом.
— Споко… — Это все, на что меня хватило. Тело отрубилось кулем. Глазки склеились, в моей голове погас свет. Спать, теперь только спать! Блаженство.
И я парила бы в сладкой невесомости без видений до самого утра, завернувшись в прохладную атласную простыню, если бы не…
— Леля! Лель! — Кто-то очень страстно шептал мне на ухо… И не менее страстно желал получить в это самое ухо. Видит бог, мой долг — ему в этом помочь!
— Если я сейчас проснусь, — апатично пробормотала я с тихой угрозой, поворачиваясь на другой бок, — то это будет всемирная катастрофа…
— Да все что угодно! — любезно сообщили мне и снова начали домогаться. Грязно и со словами: — А ты милая!
Под домогательствами я подразумеваю откинутое одеяло, тормошение и источник света у глаз. И еще движения теплого ветерка на шее и за ухом, когда меня щекотно обнюхивали.
Гадство!
— Нет в этой жизни счастья, — посетовала я и открыла глаза… на миллиметр. Буквально через пару секунд мои приборы ночного видения распахнулись во всю ширь, а встроенная аварийная сигнализация включилась на всю мощь: — А-а-а!..
Поверьте, на моем месте вы бы и не так заорали! Нельзя спросонья так пугать!
Мне зажали рот и вырубили источник звука.
— Тсс! — Практически вплотную к моему лицу приблизилась смазливая рожица… чертика.
Чертика?! Я неверяще уставилась на незнакомую физиономию. Впрочем, что я несу? Бред! Чертей среди знакомых у меня никогда не было. Как девушка благовоспитанная до такого состояния потери реальности я в жизни не допивалась.
В голове сразу вылезло крылатое выражение: «Мелкую пакость не придумывают при взгляде на ближнего — она приходит в голову сама по себе!»
А вторая догнала меня вслед за тем:
— Ну, Тринадцатый, кого должен любить черт?
— Тебя, меня… Всех! Хочешь сахару?
Сахару мне срочно захотелось. С валерианой! Ложек пять. Нет, целую сахарницу. Самосвал! Правда-правда!
Еще раз поморгала и всмотрелась в неверном свете луны. И увидела все того же возмутительно натурального чертика! Красноватая кожа, вздыбленные огненно-алые волосы, из которых выглядывали миниатюрные рожки. Горящие рубинами глазки на скуластом узком личике бегали туда-сюда, будто ходики.
Вылитый чертик из мультика «Чертенок номер 13»! Единственная разница — чертенок с той поры подрос… лет на десять. Передо мой стоял чертячий юноша лет двадцати — двадцати двух. Кажется, вот-вот скажет: «Еще ха-ачу!» — шмыгнет носом и свернет хвост кренделем. Смазливый, шустрый, юркий, словно маслом намазанный вьюн. Голыми руками такого не удержишь.
Я на Земле от подобных парней всегда держалась как можно дальше. Во-первых, за ними не уследишь; во-вторых, там, где они появляются, — жди неприятностей! Больших. Нет, огромных!
— Я сплю? — вяло поинтересовалась претендентка на звание любимой жены года, когда мне все же освободили рот. И я его понимаю! Мне тоже вот не нравится, если мои руки вдруг больно кусают.
— Хочешь проверить? — осклабился пришелец. — Ущипни… Ай! С ума сошла?!! Себя надо было щипать!
— Я что, больная? — надула я губы. Глухо пробормотала: — Если уж хочешь убедиться в чем-то, исходящем от мужчины, то его и нужно щипать. Себя-то зачем наказывать заранее?
— Почему — заранее? — попался в ловушку чертик.
— Потому, что мужчины и так наказание! — поучительно заметила я, прикрывая ладошкой зевок.
— Мужчины — венец эволюции! — напыжился краснокожий мутант.
— Угу, — не стала я спорить, но последнее слово оставила за собой: — Терновый…
— Леля, а тебя ничего не смущает? — коварно перевел разговор на иные материи лукавый пришелец. Вот хитрый жук! Угорь! В голове мелькнуло: «электрический»…
Хвостатый скорчил уморительно серьезную рожицу!
Сразу вспомнилось: «Я вам покажу! Я из вас вышибу эти человеческие штучки! Насмотрелись!» Ну-ну… Скажи черту, что тебя беспокоит… Щас! Может, исповедаться на дорожку?!
Меня все смущает! Все, что встречается на моем пути в вашем ненормальном мире!!! Но кому-то много знать вредно.
— В смысле, что я сижу тут полуголая перед незнакомым колючим венком с раздутым самомнением? — хихикнула я, на всякий случай подтягивая одеяло повыше.
Чертик плюхнулся на кровать рядом:
— Да хотя бы…
— Нет, — позевывая, сразу открестилась я. — И тому множество причин. Во-первых, я устала и мне, в общем, все равно — как на данный момент выгляжу. По этому важному поводу я порыдаю, когда высплюсь. Во-вторых, если мое неглиже тебя особенно волнует, то мне тебя жалко до глубины журнала «Playboy». В-третьих, если бы мне кто-то сказал, что после того, как я обнажусь, меня надолго оставят в покое… Разденусь, даже не задумываясь, и даже устрою под музыку шикарный стриптиз. Потому что если задумаюсь, то уже точно не разденусь…
— Хорошо-хорошо, — прервал рогастенький поток моего пустопорожнего многословия. — Тогда спрошу по-другому… тебя ничего не удивляет?
— А должно? — изумилась я. — После всего случившегося меня можно удивить, только если ты сообщишь мне о немедленной отправке домой вместе с компенсацией морального ущерба…
— Леля! — привлек мое внимание гость.
Жадный какой! Как только о деньгах — так сразу «Леля»!
— Ну?! — набычилась я, обидно слетая с вымышленных финансовых «пирамид». Вот чтоб ему помолчать еще с пяток минут! Никогда бедной девушке спокойно помечтать не дадут!
— Тебе… — Чертик осекся и нехотя продолжил: — Вам письмо. — Рогатый протянул небольшой свиток, элегантно перевязанный темной шелковой ленточкой.
— Странно, — пробормотала «звезда сераля», но послание взяла.
Чуть-чуть повоевав с тесемкой, я развернула эпистолу, благодарно кивнув гостю, поднесшему горящую свечу.
Размашистым, но красивым почерком значилось краткое:
«Леля, будь добра, поторопись с нашим уговором. Скоро выйдут все сроки! Надеюсь на твое благоразумие. М.»
— И кто бы это мог быть?.. — прикинувшись недоумевающей, легкомысленно заметила я, невольно выпуская из рук эльфову цидулку. В самом деле, а у кого еще в обычной записке будут водяные знаки-вензеля проступать на гербовой бумаге и ленточки одеколоном «Шипр» пахнут?
Бумага снова свернулась в трубочку.
— Надеется он! — бурно возмущалась жертва чужого амура. — Как можно надеяться на то, чего уже не осталось? Его же стараниями! А «М» — это, наверное, первая буква от неприличного слова, в словаре объясняющегося как «всякая особь мужского пола с несоразмерно развитыми яйцами»?
— Фу! — эмоционально отреагировал забытый посланец.
— Молодой человек! — строго сказала я. — Не мешайте мне негодовать! Иначе я забудусь и распишу уже вам на доступном языке, что есть посланец и куда идет гонец!
— Понял, — широко улыбнулся чертенок. Он предельно сократил мое волеизъявление, подытожив: — Что передать на словах? Или писать будете?..
— Передас… передам… И где мой литературный язык? — закатила я глаза.
— Во рту? — наивно поинтересовался гость, давя рвущееся на волю хихиканье.
— В за… — начала я заводиться, но вовремя осеклась.
— Интер-ре-есная у те… у вас анатомия. — Чертик скроил невозмутимую рожицу. — Можно посмотреть?
— Естественно, — сладко пропела я, скалясь улыбкой горгоны Медузы. — Только осмотр мы начнем с колена!
— Сдаюсь! — поднял руки гость. — Так что мне передать этому… на яйцах?
— Чтоб он их высиживал и ждал, — устало сказала я. — Все что могу — делаю, а что не могу — сделаю потом!
— Так плохо? — Чертик погладил меня по руке.
— Хуже некуда, — вздохнула я. Пожаловалась: — Все как-то неправильно.
— Бывает, — посочувствовал паренек. — Меня, кстати, Ладом зовут. Если что…
— А если что? — У меня прорезалась подозрительность.
— Ну на всякий случай, — пожал плечами Лад.
— Какой «всякий»? — прицепилась я к словам.
— Мало ли что… — многозначительно ответил чертенок.
— Кому мало? — сдвинула я брови, полная решимости выяснить все до конца. И лучше его.
— Ребенок! — раздался вопль няни. — Ты с кем это ночью разговариваешь?
— Мне пора! — шустро отреагировал Лад, выпрыгивая в распахнутое окно. — Пока!
Опа! Еще один потенциальный самоубивец!
Я прислушалась. Поскольку гулкого удара тела снизу не прозвучало, то немного расслабилась. Выжил, черт рогатый.
— Уже ни с кем, — успокоила я Ар'Инну. — Вы мне помешали, не удалось мне с умным человеком побеседовать.
— Тогда побеседуй со мной, — предложила шмырг.
— Всенепременно, — пообещала я, зарываясь в подушки и одеяло. — Завтра с утра — на любые темы. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, дитё, — пожелала няня и, задув свечу, удалилась на покой.
Сон пришел практически сразу. И не один…
— Леля, открой глазки! — Возглас прозвучал для меня в высшей степени неожиданно. Голос, тихий и бархатный, показался хорошо знакомым. Он словно гладил изнутри, вызывая легкую щекотку. Ласково обволакивал, сладко очаровывал…
Я сонно хлопнула ресницами, смерила взглядом борт шикарной яхты и проснулась. Сразу.
Я лежала на притененном шезлонге. Рядом со мной терся бедром уже знакомый по прежнему сну невидимка и протягивал мне коктейль с зонтиком. Меня сразу обдало жаром: в фигуре знакомого незнакомца таилась тонкая и искусно скрытая красота атлета.
Мышцы играли, словно у дикого жеребца. Длинные стройные ноги вызывали недоверие совершенством пропорций. Атласная гладкая кожа сама просилась погладить. Лицо… временами мне даже удавалось его разглядеть, но через секунду что-то во внешности размывалось, и запомнить черты было практически невозможно.
Мы оба в купальных костюмах: красивый мужик — в синих плавках, я — в ярком малиново-желтом бикини и панаме. За бортом — полуденное солнце, тридцать пять градусов по Цельсию и синее море.
— Леля… — В руку ткнулся запотевший бокал.
Я повернула голову — дальше открывался вид роскошной лагуны с полуразвалившимся остовом деревянного парусного корабля на изумительно чистом песчаном пляже.
Безлюдно. Вдалеке кричат чайки. Синяя вода настолько чистая, что отлично видно, как юркие серебристые рыбки играют у самого дна.
Я потерла ладонями лицо и провела рукой по слегка обгоревшему на солнце плечу — и когда успела, спрашивается?
Приложившись к соломинке, сама не заметила, как оприходовала коктейль, а пить все еще хотелось.
— Айда купаться!
Противиться ласковому приглашению было невозможно. Противиться мужскому притяжению моего визави было и вовсе немыслимо. Я благоразумно предпочла остудить непонятные устремления и страсти и охладиться в водичке.
Отдых получился замечательным!
Мы купались долго-долго, плавали в море, будто дельфины. Мой спутник нанырялся так, что, по-моему, у него вода уже носом шла. Зато показал мне работу с аквалангом, без оного натаскал мне множество красивых ракушек со дна моря и даже подарил настоящую жемчужницу, внутри которой таилась большая розовая жемчужина.
Сказка!
Через несколько часов, когда жара начала спадать и подул приятный бриз, когда мы накупались до одурения и сблизились, будто родные, мой незнакомец провел хитро задуманную атаку на мое целомудрие.
Сильные руки надежного мужчины, к которым я полностью прониклась доверием после того, как они целый день меня поднимали из воды, вытирали насухо, ласково массировали миндальным маслом и ненавязчиво каждую минуту присутствовали рядом, всегда готовые прийти на помощь… Эти самые руки поймали меня со спины и взяли в плен без права выкупа.
Если честно, не могу сказать, что дама так уж противилась. Будучи в кольце прохладных, надежных рук, я разомлела, расслабилась и впервые за долгое время захотела близко познакомиться с этим мужчиной. Познакомиться по-настоящему.
Я прикрыла глаза, когда мое сердце начали захлестывать давно забытые чувства. Он скользнул губами по моей шее, и я невольно замурлыкала, подаваясь вслед за волшебными ощущениями. Губы прошлись по плечу, шершавый язык лизнул в основание шеи, а руки… Ох уж эти хулиганские ладони и пальцы!
Они должны быть запрещены законом, ибо они есть источник падения многих порядочных женщин и мерило глубокого разврата! Его ладони гладили меня так, что, казалось, он одевает меня в невесомую одежду ласки. Он так поклонялся моему телу своими руками, что в это невозможно было поверить! Я растаяла.
После его волшебных пальцев у меня ныла каждая жилка; каждый нерв просил, жаждал, требовал мужчину. Этого мужчину! Безумие. Настоящее наваждение.
Я не стала противиться своей насущной жажде и, повернувшись к нему лицом, тоже прошлась подушечками пальцами по его коже. Теперь он мелко задрожал, как и я. Мы поменялись ролями — он был пугливым жеребцом, а я — укротительницей, наездницей, умелой владычицей мужских фантазий.
Этот странный танец привел к тому, что дрожащей не то от холода, не то от страсти девушке накинули на плечи китель, подхватили на руки и повлекли вниз, в каюты трюма.
И тут что-то меня остановило. Точнее — мысль. Напоминание.
Все это уже было! Леля, проснись, он не любит тебя, слышишь — не любит! Это все — обман, изощренная игра!
Я уперлась руками в проеме, соскочила вниз и грустно покачала головой:
— НЕТ!
— Что, опять Мыр жить не дает?! — взбесился мой невидимка.
— ДА! И Мыр тоже!
— Я! Я!! Я!!! Да я этому зеленомордому клыки на уши натяну! Он у меня моргать задницей будет! Этого тролля потом бригада водолазов не разыщет! Он…
— Хватит! — Я настолько резко рванула с плеч китель, что в моей руке осталась пуговица, выхваченная с мясом. Сказала ровно и совсем тихо: — Мыра здесь нет. А ты — оставь меня в покое! С меня довольно. И не приходи в мои сны. Впредь не желаю тебя видеть!
— Лелечка, — успокаивающим ласковым тоном завел новую песенку соблазнитель и попытался меня обнять.
— Не твое — не трогай! — рыкнула я.
— Мое, Леля, — шепнул он мне на ухо. — Уже мое!
И сильные руки притиснули меня к груди. Я начала выкручиваться. Отпихивалась изо всех сил, но это было все равно что упираться в скалу.
— Оставь меня! — Я пиналась и царапалась.
— Не могу, Леля. — Тихо, но с какой-то угрозой.
— Не трогай ребенка! — раздался рядом сердитый вопль няни.
Я воспрянула духом.
От неожиданности меня выпустили.
Я обернулась на звук голоса. Сзади стояла, уперев руки в боки, Ар'Инна.
— А ну убери свои загребущие руки от ребенка! — нахмурила брови мой личный цербер.
— Ничего себе «ребенок»… с такими формами! — возмутился красавец-атлет, повторяя руками мой абрис.
— На себе не показывают, — не задумываясь, автоматически сказала я. И тут же прикусила язык. Немного помедлив, возмутилась: — И что?! Если это выросло, то и в детство нельзя впасть?
— Ребенок, это нехороший дядя! — сказала шмырг, протискиваясь между нами. — Он тебя плохому научит!
— Неправда! — неподдельно возмутился соблазнитель. — Все в пределах нормы!
— Смотря что считать нормой, — нравоучительно заметила Ар'Инна. — Многие путают это понятие с патологией…
— О боги! — рявкнул красавец и рассыпался поземкой из золотых искорок.
— Видишь, — ткнула пальчиком няня, — я была права. Смылся! Причем без обратных координат.
— Может, он просто не успел? — пожала я плечами, совершенно не желая расстраиваться во сне. Мне и бодрствования для этого дела вполне хватало.
— Может, — согласилась шмырг. — А может, просто проявил свою сущность.
— Оговорка по Фрейду, — зевнула я. — Будем дальше спать или мозги морочить?
— Спи, ребенок, — выбрала няня правильное решение. — Спокойного тебе остатка ночи!
И я провалилась в черную яму без снов.
— Нас утро встречает делами! — пел фальшивый голос надо мной, вызывая тупую головную боль. Громко так пел, с выражением.
Не открывая глаз, я тоже перебрала в уме выражения, которыми я бы поприветствовала этот «будильник». Вырисовывалась совершенно нерадостная картина: выражений оказалось много, а сказать было нечего.
— Леля! — заорали над другим ухом. — У нас репетиция!
— В каком ухе у меня жужжит? — вспомнила я домомучительницу Карлсона.
— Неважно! — радостно квакнула гаремомучительница Кувырла. — От шума в ушах прекрасно помогает легкое сотрясение мозга.
— Правда?! — заинтересовалась Эсме. — Никогда бы не подумала.
— А тебя уже сотрясали? — Это Шушу проявила любопытство.
— Да. — И так наивно попасться?
— Поэтому и думать нечем! — заржала змеелюдка. — Все уже растряслось!
— Ах ты, шушера! — рыкнула орчанка и полезла в бой. Видимо по чистой случайности, ее путь лежал через мою кровать.
Утро начиналось как продолжение вчерашнего дня. На манеже все те же… и Леля!
— Тихо! — Я прекратила скачки с препятствиями. Потому что препятствием служила сама.
— Доброе утро! — поздоровались все присутствующие коллеги-«проходимки», пролезшие ко мне в спальню.
— Кому доброе, а кому… — Я разжала кулак и уставилась на пуговицу. И застыла.
«Все смешалось в доме Облонских».
Хотя я бы свою голову домом не назвала, может быть, в лучшем случае бунгало, в худшем — туристической палаткой, причем уже давно используемой.
— Ты чего замолкла? — Две активистки застыли, вопросительно уставившись на меня. Шушу озвучила видимо волнующий всех вопрос.
— У-у-у… — Мыслей не было. Мало того, они ушли вместе со словами.
— «У» что? — осторожно поинтересовалась Эсме.
— Мм… — выродила я, выразительно глядя на пуговицу. Хотя бы что-то у меня было выразительным!
— Она сказала «ум»? — шепотом спросила орчанка у подруги. — А что она имела в виду?
— То, что я имела, я бы, знаете, куда ввела!!! — прорвало меня наконец. Возмутилась: — Это даже хуже, чем изнасилование!
— Что может быть хуже? — округлили подруги глаза.
— Недоизнасилование! — степенно пояснила Кувырла, вплывая в спальню.
— Убью! — подорвалась я, не уточняя — кого, где и сколько раз. «Должна быть в женщине какая-то загадка».
— После конкурса — пожалста! — отрезала бабуля, ставя ограничения моей активности топором. — Кого угодно, лишь бы не здеся.
— Дай поносить, будь человеком! — умильно попросила я, указывая на заветный топорик.
— Не могу! — Кувырла пожадничала и спрятала «аксесюр» за спину. — Это нарушит целостность моего наряда.
— Что она сказала? — вытаращилась Шушу.
— Имидж она испортит! — пояснила Миримэ, высовываясь из гардеробной.
— Еще одна умная! — фыркнула Эсме.
— Всем молчать и завтракать! — нарисовалась шмырг.
Всё! Банда в полном сборе. Утро в дурке продолжалось…
Меня, как звезду сегодняшнего шоу, утащили умываться и приводить себя в порядок.
Я вспомнила соседку по дому — незабвенную Манюню, племянницу покойного участкового. Девушка выдающихся способностей и объемов, Манюня была одинока и жестоко страдала по этому поводу. Всем-то она удалась — и характером, и статью… Только слишком уж ее было много даже для хорошего человека. Мужчины, окидывая взглядом даму с размером бицепса с мою голову, восхищались… но восхищение свое благоразумно держали подальше. Себя, впрочем, тоже.
Так вот, возвращалась однажды Манюня с работы усталая и раздраженная. Соседка подвизалась в трамвайном депо на ремонте путей. (У меня всегда было стойкое подозрение, что ее там использовали в качестве автопогрузчика.) По дороге домой на нее абсолютно случайно, видимо, спьяну или сослепу, выскочил маньяк и, угрожая зажигалкой в форме пистолета, потребовал тела.
Тела у Манюни было с избытком, и она с радостью согласилась с дефективным маньяком поделиться. Тот понял, что крупно попал, и, шустро спрятав в карман заветную зажигалку, тут же пошел на попятный. Поздно! Когда вожделенный мужчина включил задний ход, Манюня насторожилась и встала в низкий старт.
На робких словах маньяка: «Ну я пошел?..» — Манюня жестоко оскорбилась и сграбастала мощной дланью неудачливого поклонника.
Как тот выкрутился — я до сих пор не знаю, но бежал мужик быстро, ставя по дороге в полицию все возможные мировые рекорды. Но и там бедолагу настигла наша русская женщина, за неимением коней и горящих изб переключившаяся на захватывающую в прямом смысле слова игру в догонялки с весомым призом на финише.
Маньяк в отчаянии предпочел сдаться полиции, нежели подвергнуться угрозе быть мучительно раздавленным в нежных объятиях местной культуристки. Полиция страшно обрадовалась добровольной явке с повинной и раскрытию доброго десятка «глухарей», но наказание выбрала своеобразное, выдав незадачливого извращенца Манюне на перевоспитание.
Когда девушка выносила несчастного мужика на плече, тот цеплялся за все дверные косяки и верещал на всю полицию:
— А еще говорят, что у нас самый гуманный суд в мире! Требую пожизненное!!!
До сих пор, наверное, требует. Дома у Манюни. Она девушка бдительная и на улицу его не выпускает. Вдруг еще кто-то позарится и уведет.
— Ты меня слышишь? — видимо, не в первый раз повторила свой вопрос Кувырла.
— Что мне нужно делать? — успела я спросить между ложками с йогуртом, запихиваемыми мне в рот няней.
— Счас расскажу! — довольно потерла ладошки Кувырла. И рассказала… Еще раз повторила, когда увидела, как у меня перестал закрываться рот. И еще раз… после того как челюсть мне подперли, но забыли надеть смирительную рубашку.
— Ни за что! — твердо сказала я, оказавшись в коконе из покрывал.
— Тебе же нужна победа? — искушала меня бабуля.
— Не ценой моего позора! — не сдавалась я.
— Это как мерить, — пожала плечами няня. — Позор — понятие относительное.
— Относительно чего?.. — повернулась я к ней и получила в дыхательные пути еще одну ложку йогурта. — Кхе-кхе-кхе!
— Относительно цели, — пояснила Ар'Инна, вытирая мне лицо. — Стоит твоя большая цель маленького позора?
— Не знаю, — смешалась я.
В конце концов, проделать треть пути и теперь думать о… Нет! Не знаю. Может быть. Скорей всего. Да!
— Хорошо, — покорилась я судьбе и отправилась в гардеробную.
Платье я отхватила элегантное до простоты. Муаровый черный топ без бретелек до талии и белоснежная плиссированная юбка из струящегося шелка длиной в пол. Внизу подола с правой стороны прицепили белый же кокетливый бантик, вроде как намек на мнимую легкомысленность хозяйки. На поясе черная роза — частично из стекляруса, частично из блесток.
Как говорится, одета просто и со вкусом. Если рассказывать — почти примитивно. А в жизни — сногсшибательная вещица. Я в ней выглядела словно королева парижских подиумов. Настоящая хищница и женщина-вамп, вольная охотница за мужчинами.
Прическа. Ну, с прической было все несложно. Мне элегантно приподняли волосы сзади, прихватив шпильками, а спереди разделили прямым пробором, пропустив на лбу тоненькую косицу из моих же отрезанных прядок. Ее прикрепили с помощью заколок под легкую вуаль, чисто символически.
Пока меня причесывали, я изучала либретто первого выступления и мученически морщилась.
— Мне обязательно это петь? — Последняя попытка остаться в своем уме.
— Да! — отрезали путь к отступлению окружающие, сплотившись единым фронтом.
— Это сумасшествие, — поделилась я своим мнением.
— Зато представь, как это отразится на князе! — посоветовала мудрая няня, одергивая мне подол и застегивая ремешки черно-белых туфель.
Я представила и… успокоилась. Мне-то один раз позориться, а ему с этим жить! Страшная-престрашная месть!
В дверь робко постучали. Фикакус пошел открывать, поскольку был единственный незанятый в процессе.
Вернулся мой питомец через пару минут, недоуменно шевеля листиками.
— Кто там был? — поинтересовалась я, подкрашивая губы розовым блеском.
Фикакус продемонстрировал: мол, никого.
— Странно, — дружно удивились мы. — Зачем тогда стучали?
Спустя пару минут в окно начали кидать камушки. Попали в фикасу. Та обиделась и вышла на разведку в сад. Сад опустел…
Чуть позднее в окно прилетел почтовый голубь с надушенной запиской: «Прекрасная Леля, скоро ваша очередь! ПыСы. Не берите с собой фикакусов, а то выступать будет не перед кем».
Путь до гильотины повторился в точности как вчера. Только глашатай не рискнул здоровьем и просто объявил:
— Прекраснейшая, неповторимая, изумительная, восхитительная Леля! — И посмотрел на меня преданным собачьим взглядом.
Вот что значит — могучая сила системы Павлова! Рефлексы и еще раз рефлексы!
Я кивнула.
Дяденька приосанился и добавил:
— С эскортом!
И получил хвостом по шее. Похоже, после нас объявлять будут исключительно сурдопереводом.
— За что ты его? — полюбопытствовала я на ходу.
— За оскорбление достоинства! — прошипела змеелюдка. — У нас этим словом называют… В общем, нехорошо называют.
— А поточнее? — не отставала я.
— А поточнее… — оскалилась Шушу, демонстрируя змеиные клыки, капающие ядом. — Я скорее буду тебя есть, чем с тобой спать!
— Я не лягаюсь, — поставила ее в известность звезда сераля, все еще не понимая.
— Приятно слышать, — фыркнула орчанка. — Но Шушу имела в виду спать шевелясь…
— А! — До меня дошло, и я бегом повернула назад, чтобы и от себя щедро добавить каблуком или коленкой.
— Стоять! — В меня вцепились эльфийка, орчанка и Баба-ляга.
— Ладно, — покладисто согласилась я. — Потом вернусь.
— Страшная женщина! — фыркнула Миримэ. — Ничего не забывает!
— Страшная женщина — это та, которая все помнит! — поправила ее я. — А я просто девушка с хорошей памятью.
Мы домаршировали до центра зала и преданно уставились на типа в золотой маске. Качественно закамуфлированный тип выдержал приличествующую паузу и милостиво кивнул, дозволяя начинать выступление.
Я широко улыбнулась, разводя руки в стороны… Девочки заключили меня в круг. Музыканты взмахнули смычками. Трубачи потешно надули щеки. Заиграла музыка. И… я забыла слова. Напрочь!
Музыка играла. Я стояла. Все сидели и ждали, когда же я разрожусь дивной одой. Ода все не звучала. Зрители начали нетерпеливо ерзать и переглядываться. Даже болван позолоченный изволил пошевелиться.
— Пой! — прошипела орчанка, проплывая мимо меня в русской хороводной пляске.
— Слова забыла! — прошипела я в ответ.
— Пой, что не забыла! — с приклеенной улыбкой рыкнула Шушу, заворачивая хвост в затейливые кренделя.
Я застыла, мучительно выуживая из резко опустевшей головы хоть какое-то подобие песни.
— Пой уже хоть что-нибудь! — не разжимая губ прошипела Кувырла, проходясь мимо вприсядку.
Я кивнула, открыла рот и запела, тщательно повторяя интонации Пугачевой…
Жил был правитель один,
Замок имел и страну,
Но как скучающий царь
Часто менял он жену…
Девочки радостно ощерились и начали кружиться в тройном тулупе, подпевая не в такт:
Миллион, миллион, миллион юных дев,
Во дворце, во дворце, во дворце видишь ты.
Выбирай, выбирай, выбирай!
Или наступят кранты!
Спасало, на мой взгляд, только изобилие стройных ног, показываемых в разных ракурсах, и «Цыганочка» в исполнении бабули, потрясавшей мощным бюстом и топором. Топор запоминался особо.
Девочки плыли розовыми бутончиками вокруг меня, а меня несло дальше:
Утром он встал с бодуна,
Глянул спросонья в окно,
В пятки рванула душа:
Мимо бродило оно.
Страхом сковались уста —
Что за колдун тут чудит?
А под окном, развалясь,
Жертва гарема сидит.
Припев мы спели уже более бодро и под аккомпанемент женской половины аудитории, видимо имеющей свои обоснованные претензии к князю. Это явно слышалось в тщательно выкрикиваемых словах.
Ободренная таким горячим приемом и боясь взглянуть на высокое жюри, чтобы не сбиться ненароком, я на последнем издыхании просипела последний куплет:
Встреча недолгой была,
Мощная сила — краса!
Нашего батьку-царя «Скорая» вдаль увезла.
Прожил с тех пор он один,
Долго ночами вопил,
Но в его жизни была…
Дальше в рифму не придумывалось, и я валила уже вразнобой, как говорила моя бабушка — через пень-колоду:
Дева без румян и белил.
Я застыла, пока зал скандировал припев.
Успех был оглушающий. У женской половины. Дамы хлопали, топали и свистели. Нас закидали розочками, надушенными платочками и многочисленными записками (с приглашениями нашего коллектива в гости, на выступление, как потом оказалось).
Мужская сидела тихо и не отсвечивала, дожидаясь высочайшего решения.
Маска на троне еще немного посидела, задумчиво подперев рукой подбородок, а потом подняла затянутые в перчатки руки и вяло изобразила три хлопка. Этого вполне хватило остальным сомневающимся. Зал взорвался бурными аплодисментами. Особенно тщательно отбивали ладони те, кто во время моего номера сидели насупившись.
Одобрение золотомасочного дало мне весомый повод задуматься о скверном музыкальном вкусе и дурном эстетическом воспитании правящей верхушки или (об этом думать не хотелось, но последняя мысль весьма обеспокоила) как об изощренном издевательстве.
Возвеститель около трона важно надул щеки и проорал:
— Второй тур! Танец!
А у меня в голове отчетливо прозвучало: «Слабо сбацать стриптиз?»
Мотнув головой, чтобы отогнать назойливый глас больного рассудка, я пропустила вступление.
«Ну что же ты боишься? — не отставал от меня глючный собеседник. — Здесь же все свои!»
Я «по-свойски» мысленно показала фигу, собралась плясать и… снова пропустила вступление.
Музыканты заиграли в третий раз. Тут уже не вынесла Кувырла. Бабуля сдернула меня с места, поставила себе на ласты и повела в танце.
Все бы ничего, только немного мешал зажатый в ее зубах «аксесюр», повернутый ко мне лезвием. Каждый раз, когда Кувырла поворачивала голову, мне приходилось за этим бдительно следить и либо отклоняться назад, либо нырять под топор.
Где-то на середине нашего импровизированного шоу я случайно бросила взгляд в сторону трона. Не берусь утверждать, но мне показалось, что глаза золотой маски из продолговатых стали восьмиугольными как минимум. Наверное, показалось… У прочих слушателей глазки были всего-то-навсего расширенными.
На финальных тактах танца бабуля смилостивилась и, взяв угрозу моей жизни в одну руку, а меня в другую, несколько раз поменяла нас местами. Это даже воспринималось почти терпимо, потому что уворачиваться приходилось уже постоянно, не расслабляясь.
После того как меня отпустили и сзади приперли топором, а с боков девчонками, я испытала невероятное облегчение и кое-как смогла разжать сведенные судорогой челюсти, изображая ослепительную улыбку. По-моему, переборщила, потому что передние ряды как-то подобрались и подались назад.
— Прекрати демонстрировать свои кровожадные инстинкты! — прошептала на ухо Эсме. — Здесь никого есть нельзя!
— Почему? — изумилась я.
Ответить мне не успели. Князь снова выразил свое восхищение нашими талантами, прищелкнув пальцами. И я еще сильнее заподозрила издевательство! Но удержалась и промолчала, еще раз мило улыбнувшись князю. Его тут же окружила стража. Теперь я понимаю, отчего вымерли динозавры… Они просто не умели улыбаться.
— Тур третий! Сказания! — завопил возвеститель.
Помощи я уже дожидаться не стала. Просто сбегала в публику и притащила себе стульчик. Плюхнувшись на мебель и закинув ногу на ногу, я повернулась к князю выгоднейшим ракурсом разреза и мило прощебетала:
— А сейчас я вам расскажу, как я ночку провела… Ночь была лунная и страстная.
Зал замолк и развесил уши.
— Звезд было больше, чем алмазов в казне вашего князя… Правда-правда!
«Ну просто как гламурный дамский телефон, щедро утыканный стразами!» — ядовито прокомментировала моя белая горячка.
— С моря дул легкий бриз, овевая наши разгоряченные долгим ожиданием тела, — заливалась я сиреной, мрачно выискивая в себе признаки раздвоения личности.
«Что правда, то правда!» — немедленно отреагировал мысленный собеседник.
— И вот когда я потянулась, чтобы обвить пальцами… — Тут запнулась, лихорадочно вспоминая отрывки из любовных романов. Неуверенно протянула: — Сапфировый…
«Передавила, значит», — удовлетворенно заметил голос.
Я поморщилась и исправилась:
— Агатовый…
«Гангрена», — мрачно прокомментировал собеседник.
— Нефритовый! — вспомнила я наконец подходящее случаю слово. Ой! И мрачно отмахнулась от видений. У меня очень развито воображение.
«В смысле — зеленый? — придирчиво уточнил голос. — Что, опять тролль?!»
«В смысле — твердый!» — огрызнулась я мысленно.
«А-а-а, тогда продолжай», — милостиво дали мне «добро» на эротику.
В зале стояла тишина, прерываемая лишь томными вздохами женщин и тяжелым сопением остальной половины зала.
— Мы уже были готовы слиться в экстазе, — сообщила я, закатывая глаза.
«Экстаз об этом знал? — угрюмо поинтересовался собеседник. — Потому что я — нет».
«Ну, на нет — и алиментов нет!» — отрезала я. Продолжила вслух:
— И вот, когда соитие…
Князь встал.
Я не поняла. Это наглядная демонстрация или протест?
— Их светлость очень довольны вашим сказанием и высокохудожественным исполнением остальных номеров программы! — расшаркался возвеститель, культурно выживая меня со сцены. Вовремя, однако.
Я облегченно вздохнула, но все же решила немного выступить, разворачиваясь стратегическим разрезом в сторону князя:
— Можно, я вам потом дорасскажу? В подробностях?
— Да!!! — единодушно выдохнули дамы в едином порыве. — И если можно, то в письменном виде!
«Нет! — прогремел возмущенный голос в голове. — Это неэтично!»
«Зато эротично!» — фыркнула я в ответ.
«Это не тема для обсуждения!»
«Обсуждать не будут, будут читать!»
«Нет!»
— Вам пора! — прекратил сеанс связи переводчик с княжьего. — О результате вас известят.
— Спасибо! — вспомнила я о давно забытом воспитании, увлекаемая к двери своей командой «Ух».
— Что это было? — строго поинтересовалась Кувырла уже за дверью.
— Ты о чем? — невинно захлопала я ресницами, все еще судорожно сжимая в кулаки вспотевшие руки. Все-таки подобный стресс легко не проходит!
— Я об этом! — На меня выразительно посмотрели, толсто и непрозрачно намекая на мое выступление.
— О том, что я спела милую песенку, или о том, что ты чуть не оттяпала мне голову своим топором? — продолжала я притворяться дурочкой.
— А надо было за твои художества! — квакнула бабуля. Злобно прищурилась. — Это ж надо такое учудить!
— А мне понравилось! — призналась всегда открытая и непосредственная Эсме.
Остальные молча с ней согласились. Вслух не осмелились, опасаясь разъяренной Кувырлы.
В тишине и относительном спокойствии мы дошли до моей комнаты. Относительном — потому что к нам пару раз приставали с просьбами о подробностях моего «сказания». Я уж было едва не поддалась на многочисленные уговоры и хотела повторить на бис, но слушатели впечатлились бабулиными угрозами и демонстрацией топора и поотстали.
Мы ласково поздоровались со стражей у дверей и просочились внутрь.
Няня встретила нас восхитительным вопросом:
— Кушать будешь, дитё?
Как своевременно!
— Буду! — сказали мы в унисон, не разбираясь, кто здесь кто, и с гиком и топотом помчались к столу.
Слава богу! Наконец-то я смогу хоть нормально поесть! Вечером я была слишком уставшей, а утром кусок в горло от волнения не лез.
В гареме, с учетом местной летней жары, обычно накрывали обильный стол два раза в день — к завтраку и ужину. На обед нам приносили что-то легкое, иногда среди блюд попадались те, что остались от завтрака. Сласти, булочки или фрукты. Правда, к чести местных поваров должна заметить: все было замечательно свежее, ни капельки не черствое и очень-очень вкусное. К еде прилагалось обилие всевозможных напитков: вина, лимонад, приторно-сладкие шербеты, кисленькие компоты из ягод и сухофруктов, чистая вода, привезенная прямо с горных ледников.
Чаще всего пир горой начинался только после заката. Роскошный ужин при открытой балконной двери, откуда тянет приятной прохладой, и при свечах — можно сказать, основное отличие уклада гаремной жизни.
Но сегодня для нас сделали приятное исключение. Обеденный стол был обилен и радовал глаз. Наверное, сделали поправку на пережог калорий во время стресса.
Я оглядела уставленный разнообразными яствами стол, довольно потерла руки и плюхнулась на первую попавшуюся подушку на полу, подтягивая к себе тарелку. Идти переодеваться было лень.
— А руки помыть? — сощурилась шмырг.
— Потом, — замотала я головой, нервно запуская зубы в свежайший хлебец.
Няня настаивать не стала, пробурчав что-то под нос о том, что воспитывать нужно, пока дите лежит поперек лавки. Когда вдоль — тогда, мол, уже поздно.
— Передай мне йогурт. Пожалуйста! — попросила Миримэ змеелюдку, когда та запустила свои клыки в жареного барашка.
Шушу хвостом изобразила — дескать, передать она может только привет и только по шее.
Эльфийка оказалась понятливой и встала за искомым сама. Жалко лишь, в этой блондинистой головке одновременно не зародилась мысль о некоторой умеренности, и девушка потащила всю громадную чашку прямо у меня над головой…
