ГЛАВА 9,
в которой повествование ведется от лица нескольких персонажей, а героиня уходит в тень, но не пропадает из вида
Любая женщина кажется красивой в темноте, издалека или под бумажным зонтиком.
Японская пословица
Belle fille et méchante robe trouvent toujours qui les accroche.
(Красивая девушка и плохое платье всегда находят, за что зацепиться).
Французская пословица
Дон ди Сааведра был раздражен. О степени его недовольства можно было судить в основном по встопорщенным усам, но и прозрачные очи благородного кабальеро, мечущие молнии, как бы намекали, что к их обладателю с глупостями сейчас лучше не соваться. Алькальд мерял шагами мозаичные плиты внутреннего дворика и поминутно поглядывал на увитую плющом арку входа. Светало, в листьях веерных пальм щебетали птицы.
— Вы взволнованы? — Агнешка приблизилась почти бесшумно и прильнула всем телом. — Могу ли я поделиться с вами своим спокойствием?
Алькальд отстранился.
— Не время и не место, моя любезная донья.
Княжна капризно всхлипнула.
— Альфонсито, чем я заслужила такое пренебрежение? Вот уже несколько дней вы избегаете оставаться со мной наедине.
Голубые очи наполнились слезами обиды, но ди Сааведра молчал, и соленой влаге так и не пришлось пролиться.
— Впрочем, как вам будет угодно, сударь, — холодно произнесла Агнешка. — Особа, которую вы ожидаете, явиться на встречу не смогла, поэтому…
— Мьерда! — ругнулся алькальд. — Делать политику руками женщин я не привык.
Агнешка закатила глаза. Наивность дона ди Сааведра в некоторых вопросах была просто божественной. Да где бы она была, их жесткая мужская политика, если бы не чисто женская хитрость и изворотливость? Все-таки следовало послать на эту встречу Лутецию, в ее обществе алькальд давно бы размяк и ринулся исполнять указания. Есть в юной ветренице некие черты, заставляющие мужчин немедленно устремляться ей на помощь. Но вот ведь незадача — донья дель Терра предпочитает, прикрываясь нелепыми личинами, выбираться из замка и проводить время в обществе хинского посла, а не помогать своему сиятельному супругу плести сеть интриг. Поначалу Агнешка решила, что за пределы дворца Лутецию влечет страсть к Дракону. Но Влад стен паляссо дель Акватико почти не покидал, ведя многочасовые беседы с хозяином замка или фехтуя в тренировочном зале. А по вечерам сидел в библиотеке, заучивая свои реплики из пьесы, которой обещали порадовать гостей на празднике Урожая. Из всего вышеперечисленного донья Брошкешевич заключила, что князь предпринимает отчаянные шаги, чтоб оградить свою супругу от всяческих неприятностей. И если бы существовала возможность немедленно снять с Лутеции ограничивающий ее силу пояс, ветреница давно бы уже была в Валахии, подальше от треволнений, связанных с новым Источником и опасными темными тварями.
Тем временем раздраженный алькальд молча буравил прелестницу пытливым взглядом.
— Вы готовы к разговору? — с сарказмом осведомилась Агнешка. — Мне велено передать вам список людей, которых следует незамедлительно подвергнуть тайному досмотру.
— Я предстаю перед прислугой в смешном свете! — воскликнул алькальд, выхватывая из нежных ручек письмо. — Будь проклят тот день, когда я поддался на уговоры валашского змея!
Взгляд прозрачных глаз пробежался по строчкам.
— Не понимаю, почему нельзя арестовать и допросить всех зрителей дуэли? Если Дракон с хинянином так уверены, что в толпе были одержимые…
— Мы должны действовать с осторожностью, — спокойно парировала Агнешка. — Нельзя их спугнуть. Кроме жажды крови, темные твари отличаются сверхчеловеческой изворотливостью. Если мы с вами, алькальд, допустим хотя бы одну ошибку, последствия могут быть ужасны. Князь считает, что твари предпримут попытку прорыва во время пробуждения нового Источника. Одержимые, слуги тьмы, помогут им в этом.
Дон ди Сааведра потер лоб, будто пытаясь унять боль.
— Передайте Дракону, что обязанности хозяев праздника Урожая принял на себя дом Акватико. Все соберутся здесь.
— Как вам это удалось? — восхищенно спросила Агнешка. — Ведь традиционно ежегодный бал должен был проходить в Квадрилиуме. Разве возможно успеть все подготовить за оставшиеся дни?
Вместо ответа на первую часть вопроса Ди Сааведра пожал плечами.
— Не думаю, что организация праздника вызовет у хозяйки, сиятельной доньи Акватико, какие-либо затруднения. Женщины дома воды…
— Да, да, именно наши женщины, чурающиеся политики, организуют все наилучшим образом, — хрустально рассмеялась Агнешка. — А вы, случайно, не осведомлены, дорогой Альфонсито, почему наш Дракон настаивает именно на пляссо дель Акватико?
Вопрос был задан зря. Несмотря на некоторую так не идущую ему простоватость, глупцом алькальд не был. Прозрачные, как топазы, глаза потемнели.
— Даже если осведомлен, вам, моя дорогая, я об этом сообщать не намерен.
Водяница покраснела. Когда она оставила распаленного кабальеро на ложе страсти, так и не позволив ему получить желаемого, была уверена, что он побежит за ней, как хвостик, будет соблазнять, уговаривать, добиваться. Вместо этого дон ди Сааведра счел себя оскорбленным и… И все. Ни слова, ни взгляда, ни улыбки.
— Хорошо, я передам князю ваши слова, — кивнула Агнешка.
Ди Сааведра отвернулся, со вниманием рассматривая каменную чашу небольшого фонтана.
— Прощайте.
— Еще одно. Этот человек, мажордом, на которого указала Лутеция. Он…
— Да, — кивнул алькальд, не оборачиваясь к собеседнице. — Старый добрый Жименас. Он не мог скрыть свою одержимость, отведав всего каплю крови, которую ваш Дракон предусмотрительно оставил на шкатулке.
— Господарь настаивает, что его царапина была случайной, — тряхнула локонами Агнешка. — И именно реакция вашего мажордома подсказала Владу о близости тьмы. Вы осмотрели этого Жименаса? Где была его метка?
— Я осматривал тело уже после того, как Жименас покончил с собой. Отметина располагалась под правой лопаткой. — Сааведра пытался спрятать грусть за сухим деловым тоном, но у него не особо получалось. Видимо, со старым мажордомом алькальда связывало некое подобие дружбы. — Я привел экзорциста в камеру… с тем чтобы он изгнал тьму, но не успел…
— И как она выглядела? — жадно переспросила Агнешка. — Я имею в виду его метку.
Алькальд задумчиво повел головой.
— Это было похоже на клеймо, будто кто-то рисовал на коже раскаленным кончиком шпаги. Очень тонкие линии, спираль, улитка, лабиринт… Но, когда я смотрел на него, мне казалось, что меня кто-то туда утащит, прямо в центр…
Ляшская княжна оставляла своего собеседника не без сожалений. Чудный, страстный кабальеро. С каким бы удовольствием она прильнула к его расшитой позументом груди, поцеловала мягкие губы и увлекла бы жертву своих чар в ближайшую беседку, чтобы выразить всю глубину симпатии, которая владела сейчас княжной. Но… Влад Дракон, поручивший Агнешке осмотреть тело алькальда на предмет тайных знаков, был недвусмыслен в своих указаниях.
Разговор тот происходил украдкой, в дворцовом розарии за третьим поворотом садового лабиринта. Собеседники избегали лишних движений, так как стена цветущих кустов была чуть более пяти футов высотой, и, чтобы скрыться от возможных соглядатаев, Агнешке и Дракону приходилось пригибаться. Ляшской княжне эта ситуация напоминала детскую игру в прятки.
— Берегите свою силу, донья, всю до капли, как зеницу ока, — серьезно произнес Дракон.
— Вы хотите сказать… — вызвать на щеках смущенный румянец не получилось, и Агнешка потупила взор.
— Вы прекрасно понимаете, что я хотел сказать. Альфонсито — взрослый мальчик и в состоянии подождать.
Агнешка подняла глаза; кривоватая улыбка князя излучала сарказм.
— Ваша задача не будет легкой, моя любезная донья. Вам придется действовать на самой грани приличий, до которых, впрочем, ни вам, ни мне дела нет. И постарайтесь не оскорбить алькальда своим отказом. Кабальеро горяч и не простит нам посягательства на свою честь. Будьте тактичной и мягкой, наврите ему что-нибудь, в конце концов. Для нас очень важно задействовать в игре человека благородного и наделенного властью. Личная гвардия алькальда, по моим сведениям, насчитывает более трехсот человек и номинально независима от четырех стихийных домов. Когда дело дойдет до драки, такой союзник, как ди Сааведра, будет незаменим.
— Если темные твари, как вы говорите, угрожают самой основе стихийной магии, не лучше ли было привлечь на нашу сторону грандов четырех домов? В конце концов, сильные маги…
Донья Брошкешевич чуть запнулась. Судя по равнодушной улыбке, Дракон ее рассуждения находил комичными, если не глупыми.
— Скольких грандов Кордобы вы знаете лично? — растягивая гласные, спросил князь.
— Только дона Акватико.
— Ну так поверьте, что остальные не лучше. Дон Виенто, глава ветра — выживший из ума старик, Фуэго жаден просто до безумия, а Терра… Пожалуй, только с досточтимым Филиппе Алехандро можно иметь дело, но моя драгоценная супруга позаботилась о том, чтобы мы с ее дедом не нашли общий язык. Не поймите меня превратно…
Агнешка улыбнулась воспоминаниям, скользя в полутьме замковых переходов. Разговор с Драконом приключился презанятнейший, и уже не в первый раз юная водяница перебирала в памяти все его подробности. Влад Дракон, представлявшийся на расстоянии эдаким монолитом, глыбой льда, бесчувственным интриганом, при личном знакомстве немного обнажил свои слабые места.
— Всего лишь мужчина… как забавно… — шептала Агнешка, внимательно отсчитывая пятнадцать шагов от поворота.
Дон ди Сааведра не собирался проводить все утро в розарии. Его внимания и участия ожидал десяток неотложных дел, и алькальд, проводив прелестную донью Брошкешевич рассеянным взглядом, решительно направился к выходу.
— Уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени?
Лутеция была в черном. Черное шелковое платье с квадратным вырезом, гагатовый гребень в темных волосах, кружевная мантилья.
— Если вы торопитесь, я с удовольствием сопроводила бы вас. — Девушка говорила негромко, ее янтарные глаза излучали спокойную уверенность. — Могу ли я расценивать ваше молчание как согласие, любезный дон?
Ди Сааведра, дернувшись, поклонился и предложил собеседнице руку. Казалось, в этот момент вся кровь ударила кабальеро в голову. Ибо Лутеция дель Терра была прекрасна до головокружения, до обморока, до зубовного скрежета. Невероятные усилия требовались кабальеро, чтоб отвести вожделеющий взгляд от белоснежной груди, контрастирующей с черным шелком декольте. А эти губы, а розоватые мочки ушей, а длинная беззащитная шея за кружевом мантильи…
— Вы здоровы?
Ветреница, видимо уловив замешательство собеседника, тихонько рассмеялась.
— Погодите минутку. — И быстро провела рукой в воздухе.
Пальчики девушки будто наигрывали мелодию на невидимой мандолине. Воздух сгустился туманом, вбирая в себя крошечные капельки еще не исчезнувшей утренней росы. Последовала вспышка, будто солнечные лучи отразились одновременно в сотне зеркал. Алькальд зажмурился. А когда открыл глаза, перед ним стояла дородная матрона, дама во всех отношениях выдающаяся — как впереди, так и по бокам.
— Наверное, так нам будет проще вести деловой разговор. — Телеса матроны колыхались в такт словам. — Или мне для надежности придумать какой-нибудь изъян, некий штрих, придающий композиции завершенность?
Алькальд растерянно молчал.
— К примеру, миленький горб, — продолжала матрона, пухленькая ручка которой выписывала в воздухе замысловатые фигуры. — Или шрам через все лицо…
Наконец ди Сааведра понял, что его разыгрывают, и со смехом перехватил запястье шалуньи.
— Достаточно, ваша цель и без того достигнута!
Преображенная Лутеция ответила раскатистым хохотом.
— Донья Брошкешевич жаловалась, что совсем не видится с вами в последнее время, — светским тоном изрек алькальд, размеренно сопровождая свою даму по дорожке розария. — Мне было бы любопытно узнать, какие сюрпризы вы успели для нас за это время подготовить.
— Ах, сударь, вы беззастенчивый льстец, — ворковала матрона. Девушка, спрятанная под грузной личиной, получала от представления нешуточное удовольствие, чего, впрочем, скрывать и не собиралась. — Какие уж каверзы! При нашем уме…
— А чем занят ваш супруг?
Спутница алькальда резко остановилась.
— Мне очень давно не было так весело, как с вами сейчас. — Янтарные глаза, нелепо смотрящиеся на чужом, слегка обрюзгшем лице, наполнились печалью. — Спасибо, Альфонсо.
Ди Сааведра слегка поклонился; его ноздрей коснулся свежий полынный аромат. Ах, тысяча демонов, какая досада…
— О чем вы хотели говорить со мной, Лутеция?
Она молчала, будто взвешивая все «за» и «против».
— Мне нужно, чтобы вы представили меня тайной курии, алькальд.
— Не понимаю, о чем вы.
— Отрицать очевидное — не лучшая политика в отношении настойчивой женщины. Во-первых, я из абсолютно надежных источников осведомлена о существовании некого совета четырех домов, куда допущены только гранды, самые главные люди Кордобы, сливки сливок, так сказать. Да и, честно говоря, наличие такого собрания не требует особых подтверждений. Оно логично, следовательно, существует.
— Аплодирую вашему уму, донья, но, к сожалению, не являясь не только грандом дома воды, но даже и магом…
— Давайте говорить начистоту, — резко возразила собеседница. — Вы не хуже меня знаете, что времени на недомолвки не осталось. Через несколько дней все решится, к вящей славе одного из стихийных домов или к бесславию всей стихийной магии.
— Но я…
— Вы — алькальд, вы — судия столицы магического королевства. И, как я с удивлением выяснила, ваша должность — единственная из высоких званий, вступление в которую не требует одобрения нашего солнцеподобного величества.
— Значит…
— Значит, остается только курия, любезный кабальеро. Вы ставленник грандов всех четырех домов и, я уверена, знакомы с каждым из них.
— Хорошо, — устало проговорил ди Сааведра. — В существовании тайной курии вы меня убедили. Осталось поведать мне причину, ради которой достойные мужи соберутся вместе и призовут вас, Лутеция.
Матрона с янтарными глазами расхохоталась.
— Им будет достаточно, что я, Лутеция Ягг, связанная со всеми четырьмя домами, делаю первый шаг к знакомству. Вы считаете меня высокомерной, Альфонсо? Это не так. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Меня явно готовили к некому действу, причем разделив мою скромную персону на манер запеченного поросенка. И каждый из участников рассчитывает на свой кусок яства. Смотрите, я — избранница ветра, изначально подававшая немалые надежды, но по праву крови принадлежащая клану Терра. Затем Акватико… Ну, здесь и так все понятно.
— Будьте любезны уточнить, — пробормотал алькальд.
Из широченных складок платья матрона извлекла большой шелковый веер и кокетливо раскрыла его перед грудью.
— Брак, Альфонсито. Я уверена, что моя скромная персона привлекла внимание вашего батюшки задолго до нашей с вами встречи в портовой таверне. Когда мы с вами познакомились, вы уже знали мое имя, как и то, что ваша женитьба — вопрос времени.
Ди Сааведра слегка покраснел, но кивнул.
— Таким образом, — продолжала Лутеция, — скромная студентка из Рутении оказалась связана с тремя стихийными домами. Фуэго, видимо, чувствовали себя слегка обделенными. Но это продолжалось недолго — мэтр Пеньяте уравнял счет, заковав меня в железо.
Ди Сааведра внимал монологу с неослабевающим интересом.
— Вы уверены, что все это не череда нелепых случайностей, а воплощение некоего коварного плана?
— Случайностей не бывает, — грустно ответила собеседница. — Даже пройдоха Стрэмэтурару был в моей истории вовсе не случайным.
Алькальд тихонько сжал дрожащую девичью ладошку.
— Можно мне задать вам один нескромный вопрос, Лутеция? Если не захотите, можете не отвечать. Князь осведомлен о ваших планах?
— Нет, — просто ответила девушка. — И надеюсь, его неведение продлится как можно дольше.
— Но почему? Почему вы не хотите позволить ему защитить себя?
— Сейчас не я, а вы преувеличиваете мою важность, Альфонсо. К тому же безопасность Лутеции Ягг гарантирована ее незаменимостью, по крайней мере, до активации нового Источника. Влад — другое дело, для кордобских магов его присутствие всего лишь досадная помеха.
— Ваш супруг попросил у меня военной поддержки.
— Так помогите ему, — пожала плечами собеседница. — В случае победы вы войдете в легенды, как спаситель Кордобы от темных тварей. А в случае поражения… Что ж, думаю, в этом случае просто некому будет вас упрекнуть.
Собеседники замолчали, размеренно, плечом к плечу шагая по мозаичной дорожке. У позеленевшей от времени чаши фонтана Лутеция тронула спутника за локоть.
— У меня есть к вам еще одна просьба, Альфонсито. Только она слегка… то есть совсем…
— Говорите, — подбодрил алькальд девушку, чей смущенный румянец пробивался даже через наброшенную личину. — Обещаю не истолковывать ваши слова превратно.
— Ёжкин кот! — пробормотала ветреница и громко продолжала: — Помогите мне увидеть голым Зигфрида фон Кляйнерманна.
Прежде чем ответить, алькальду пришлось досчитать про себя до пятидесяти.
Утро, вступившее в свои права, предвещало прекрасный безветренный день, когда Агнешка Брошкешевич покинула пределы пляссо дель Акватико. Дорога была знакома до мелочей, княжна размеренно шагала по тропке, огибающей валуны песчаника, и наслаждалась прогулкой.
— Погоды-то нынче какие стоят!
Бас у рутенского кабальеро Ивана был грудной, раскатистый, поэтому княжна поначалу вознамерилась лишиться чувств, но затем, когда молодой человек приблизился, передумала. Голубые глаза юноши светились такой детской неподдельной наивностью, что смотреться в их безмятежную глубину было гораздо приятнее, чем в черноту обморока.
— Да, — пролепетала Агнешка. — Погоды стоят. Нынче…
— Вы направляетесь к премудрому Цаю? Позволите проводить вас, донья.
Донья благосклонно оперлась на предложенную руку.
— Вы ждали меня, Иван?
— Пожалуй, ждал, — ответил богатырь после долгого раздумчивого молчания. — Я, знаете, шел себе, шел, птичек слушал, а потом подумалось мне: а хорошо бы встретить донью Брошкешевич. Тем более что побеседовать нам с вами давно пора.
Чайки визгливо кричали в небе, как бы демонстрируя, что слушать кабальеро было чего. Агнешка улыбнулась и слегка покраснела. Рослая княжна редко получала в свое распоряжение кавалера, который не уступал бы ей в росте. И сейчас, рядом с огромным Иваном, девушке приятно было себя чувствовать маленькой и беззащитной. Она наслаждалась неспешной прогулкой, гадая, о чем таком важном хотел побеседовать с ней рутенский богатырь.
— Медленнее, видимо, уже некуда! — раздался с вышины сварливый возглас. — Хотя нет, ежели вы ползком перемещаться надумаете, так совсем здорово получится!
Лутеция дель Терра кричала с вершины валуна, на котором восседала с видом самым что ни на есть недовольным.
— Желаете, чтоб у меня нос от жары облупился? Битый час вас караулю, солнцем палимая и всеми ветрами обдуваемая.
Агнешка ощутила укол раздражения.
— Спускайся оттуда, — холодно велела она ветренице. — И хватит представление устраивать. У тебя испарина на лбу и грудь ходуном ходит. Ты бежала сюда со всех ног, чтобы с нами у этого места пересечься. И, судя по сбившемуся дыханию, от самого паляссо дель Акватико бежала.
Лутеция раскинула руки и одним длинным плавным прыжком оказалась на тропинке.
— Умная ты, Агнешка, аж противно: — В карих глазах девушки плескалось веселье. — Или завидно, это с какой стороны посмотреть. Бежала я, бежала. Кавалер твой мне понадобился. Прощайся, Иван, с доньей Брошкешевич и идем со мной.
— Куда? — деловито осведомился богатырь.
Лутеция лукаво улыбнулась:
— Пригнись, на ушко скажу.
За считаные мгновения богатырские уши сменили цвет с розовато-телесного на малиновый.
— Как же можно? — лепетал Иван, разгибаясь. — Не пойду я с тобой туда. Без тебя пойду, с тобой ни за что! Ди Сааведра совсем умишка лишился, что ли?
— Ну чего ты кочевряжишься? — ласково уговаривала ветреница. — Мы же с тобой товарищи по оружию, а не парень с девицей. Мы же в разных переделках бывали. Я же помощи прошу, а не для развлечения.
— А муж твой что на это сказал?
— Ничего! А молчание — это знак согласия — всем известно.
— Да ты ему и не рассказала ничего, шебутная.
— Меньше знаешь — крепче спишь, — сыпала сентенциями Лутеция. — Вань, ну давай уже, решайся. Мне вместо тебя четверку носильщиков нанимать придется. За деньги. А я жадная.
— Ладно, — протянул парень, видимо сраженный последним аргументом. — Только морок какой набрось, чтоб я со стыда не сгорел.
— Всенепременно, — присела в церемониальном поклоне Лутеция. — Я знала, что могу положиться на своего Ивана-царевича!
— Нетушки, я у тебя Иван-дурак, — хохотнул парень. — У тебя нынче все в дураках ходят.
Агнешка наблюдала за воцарившимся весельем отстраненно. Таинственные совместные вылазки Ивана и Лутеции ее интересовали мало, гораздо больше княжну сейчас занимал цветущий вид зловредной подруги. Лутеция просто лучилась спокойной уверенной красотой. Блестели волосы, уложенные в аккуратную дамскую прическу, румянились всегда бледные щеки, широкая улыбка не сходила с ярких губ.
— Меня Цай пользует, — пояснила Лутеция, заметив пристальный взгляд Агнешки. — Иглами своими. По десять раз на дню я к нему на экзекуции хожу.
— Помогает?
— Как видишь, — повела плечами ветреница. — Черепаха говорит, если все пять жизненных потоков по правильным руслам пустить, то здоровья мне на любой обряд хватит. Оказывается, по хинским учениям, стихий вовсе не четыре, как у нас принято…
— А он успеет твой пояс до праздника снять? — перебила подругу Агнешка.
Ветреница всплеснула руками.
— И лишить ректора минуты триумфа? Ты чего? Пеньяте нам в жизни такого кульбита не простит. Пусть уж потешится старикан, покуражится.
— Кажется, ты времени зря не теряла, — одобрила Агнешка. — Выяснила, как тебе Источник разбудить предстоит?
— Более или менее. Как время придет, со всем разберусь. Меня пока только одна мелочь гложет: не знаю, что я от Вани для своего покровителя передавала. В сверток-то я заглянуть не догадалась.
— А спросить у кабальеро тебе скромность не позволяет?
Иван мялся в сторонке, переступая с ноги на ногу.
— Я спрашивала, — грустно ответила Лутеция. — Только вот ответа не получила. Вопрошаемый сразу юлить начинает да отнекиваться. Зная своего покровителя, думаю, зарок там какой или заклятие наложено.
Агнешка тряхнула золотистыми локонами.
— Тогда я попробую спросить. Иван, что было в свертке, который вы передали донье Лутеции? Отвечайте! Смотрите мне в глаза! Не отвлекайтесь!
— Деревяшка, — пробормотал парень. — Поленце.
Лутеция встрепенулась, но Агнешка остановила ее решительным жестом.
— Что за полено? Для чего?
— Для чего, не ведаю, — грустно ответил кабальеро. — Дерево, кажись, туя или каркас пустынный. Мне его доксы пожаловали, на случай, если с дядюшкой поломка какая случится, чтоб можно было его подлатать.
— А другое дерево для големов не подходит? — не выдержала Лутоня. — Олива там или сосна?
Иван повел в сторону подруги мутным взглядом, но отвечал Агнешке:
— Его еще «живое дерево» называют, живое из живого. Я это поленце берег как зеницу ока.
— А продал тогда зачем?
— Деньги нужны были, — повинился Ванечка. — Да к тому же мне пригрозили, что дядюшку распилят, ежели я и дальше жадничать буду.
— И кому же… — продолжала вопрошать Агнешка, но Лутоня перебила ее:
— Дело ясное, что дело темное. Спасибо, подруга!
— Мыслями своими не поделишься?
— Отчего же не поделиться? Только, кажется, тебе лучше будет нашу премудрую Черепаху о том расспросить. Цай рассказчик знатный.
— Ну, раз так, — обиженно протянула Агнешка, — пожалуй, я пойду.
— И нам пора, — кивнула ветреница. — Ты и правда очень умна, донья Брошкешевич. Позволь выразить тебе свое восхищение. Принимай!
Лутеция изобразила кокетливый воздушный поцелуй и дернула за рукав Ивана.
— Давай, царевич, пошевеливайся, у нас тобой еще дел невпроворот. Кстати, ты на швабском бегло говоришь?
— Бегло-то бегло, — обстоятельно отвечал кабальеро. — Только тарабарщина все больше получается.
— Значит, будешь помалкивать.
Агнешка не стала прислушиваться. Предстоящая беседа с хинским магом интересовала ее гораздо больше. Пять стихий, оказывается. Пять, а не четыре. А это значит… Либо очень многое, либо совсем ничего.
— Слышь, донья Брошкешевич, — обернулась через плечо медлящая ветреница. — У меня к тебе еще одно дельце имеется.
Агнешка саркастически искривила губы.
— Совет хочешь дать или указания?
— Вань, ты давай топай дальше. Я тебя догоню. Иди, иди, не бойся, не подеремся, значит, и смотреть тут не на что. Секреты у нас девичьи, не для мужских ушей.
Богатырь прикоснулся к полям шляпы, прощаясь, и скрылся за валуном. Лутеция смотрела на собеседницу, будто подбирая слова. Княжна терпеливо ждала первого хода, не собираясь никому облегчать жизнь. Ветреница краснела, то ли от смущения, то ли от злости, и, наконец, осторожно поинтересовалась:
— Тебе кто из них больше по сердцу — Иван или дон ди Сааведра?
Агнешка фыркнула:
— Я еще не решила. А что, у тебя на этих достойных кавалеров планы?
Лутеция рассмеялась:
— В мои планы входит одного из них удачно женить, желательно на девушке из приличной ляшской семьи. А также хотелось бы, чтоб девушка эта своих поклонников до смертоубийства взаимного не довела. Но этого ведь не произойдет? Она ведь княжна, а не какая-то портовая вертихвостка?
— И кого бы ты этой загадочной девушке выбрать посоветовала?
— Это уж пусть ей сердце подскажет и светлый ум. Она ведь без посторонней помощи что-то в этих кабальеро разглядела, значит, и выбор сама сделает. Только очень я эту благородную донью попрошу, чтоб она была с мужчинами осмотрительна. И это не только кавалеров касается.
— Это мы сейчас о чем? — недоуменно спросила княжна.
— Обо всем, — погасив улыбку, ответила Лутеция. — Игра ведется жесткая, мужская. И даже ум здесь не пригодится, а только хитрость и осторожность. Заклинаю тебя, подруга, никому здесь не верь.
— А тебе можно?
— До определенного предела. Сейчас, в это самое мгновение, верь, а дальше — как сама почуешь.
Агнешка задумалась.
— Ты хочешь сказать, что, если я сейчас попрошу тебя платье снять, ты мне не откажешь?
Темноволосая головка ветреницы кивнула одобрительно.
— Приятно с умными людьми беседы вести. Рада, что ты поняла. Засим прощаюсь. Кавалер твой заждался меня, поди.
— Еще минуту, — схватила водяница затянутый черным шелком локоток. — Не хочу на случай надеяться. Да и к тому же мало ли как все обернется. Не смогу же я при всем честном народе на тебе платье рвать.
— А по-другому как?
— Условимся о тайном слове, чтоб только мы двое могли понять, что дело не чисто. Причем слово должно быть яркое, заметное…
— Петух! — азартно предложила Лутеция.
— Почему?
— Символично. У нас в Рутении именно петухами всякую нечисть усмиряли.
— У нас тоже, — кивнула Агнешка. — До встречи тогда, ветреница. Поспеши! Кабальеро Иван наверняка уже далеко ушел.
— Прощай!
— Что-нибудь передать Дракону при встрече? — шаловливо спросила княжна. — Привет или поцелуй от блудной супруги?
— Если о здоровье своем не печешься, то передавай поцелуй, — расхохоталась нисколько не обидевшаяся подруга. — Только потом пеняй на себя — у меня рука тяжелая.
И, махнув на прощанье этой самой «тяжелой рукой», Лутеция скрылась из виду.
— Третьи петухи, красный петух, петушиное слово… — бормотала Агнешка, взбираясь на пригорок, за которым виднелось море и алые скаты шелкового Цаева шатра.
Мудрая Черепаха был занят делом. Потоки энергии ци его пациента требовали постоянной корректировки.
— Расковывать вас с супругой давно пора, — проговорил маг, устанавливая третью иглу. — Сила воды не любит застоя.
— Еще немного, — отвечал растянувшийся на кровати Дракон. — Иногда лучше переждать, чтобы решить все проблемы одним махом.
— Ты собираешься воспользоваться порталом, чтобы забрать девушку из Кордобы?
— Она не согласится; сказала, хочет до самого конца остаться, в глаза бывшим друзьям посмотреть.
— Что ж, правда похожа на лекарство — полезна, хотя и горька.
Влад охнул — десятая игла вошла глубже, чем рассчитывал маг.
— Вы сейчас нечасто видитесь? — как ни в чем не бывало, продолжал Цай. — Она, судя по всему, так выбирает время для визитов, чтоб не встретиться с тобой?
— Лутеции грустно и одиноко, и, к сожалению, я не смогу ей в этом помочь.
Полог шатра сдвинулся.
— Вы поели? — серебристым голоском вопросила гостья.
Цай кивнул, одобряя выбранную Агнешкой форму приветствия.
— Так здороваются на моей родине. Подожди, дитя, я почти закончил.
Водяница присела на циновку.
— Лутеция говорила, что вам должно понравиться. Она осведомлена о ваших обычаях и неплохо знает один из диалектов.
— Да, твоя подруга впитывает знания, как морская губка.
— И где же теперь эта… мм… диковинка? — лениво спросил Влад, приподнимаясь на локте. — В каких расчудесных местах нынче знания раздают?
Агнешка пожала плечами.
— С ней Иван, а куда она его зазывала, я так и не выяснила.
— Ванечка — это хорошо, Ванечка у нас парень надежный и вовсе не так простоват, как хочет казаться.
— Алькальд просил вам передать, что празднество пройдет в плясса дель Акватико.
Цай многозначительно пошевелил глянцевитыми бровями.
— Что ж, задача несколько упростилась. Большая удача, что ди Сааведра на нашей стороне. А что с его гарнизоном?
— Стражники с сегодняшнего дня охраняют провал, — зевнул Дракон. — При любых подозрениях на прорыв с той стороны нам немедленно сообщат.
Водяница серьезно спросила:
— Значит, пока будет проходить обряд пробуждения нового Источника, мы можем быть спокойны?
— Провал — самое удобное для тварей место, — ответил Влад. — По своей структуре он очень напоминает мне…
— Самый удобный путь всегда самый очевидный, — перебил Цай, снимающий крышечку с чайной чашки. — Если бы я хотел куда-то проникнуть, я действовал бы хитрее.
— Заброшенный храм? Но магия крови никогда не была близка к стихийной.
— Посмотрим. — Черепаха сложил губы трубочкой, дуя в чашку. — Может, твари и не собираются атаковать сейчас, а будут действовать с осторожностью. Слишком много одержимых бродит нынче по вашей благословенной Кордобе, а способ изгнания нам неведом.
— Учитель думает, что через несколько лет в столице может не остаться людей? — вежливо спросила Агнешка. — Но насколько я поняла, управление чужим телом не доставляет твари удовольствия. Это не жизнь, а они хотят именно жить, а не дергать за ниточки безвольных кукол.
— Посмотрим, — снова проговорил Цай. — Мы сделали все от нас зависящее, чтобы защитить этот несчастный остров и этот благословенный мир. Теперь дело за малым — маленькая княгиня разбудит Источник, и тогда у нас будет выбор: остаться и принять бой или бежать на континент, оставив элорийцев самим во всем разбираться.
— Почему тогда мы не можем бежать сейчас? — Агнешка вовсе не трусила, просто в ее обычае было разобраться в вопросе досконально, прежде чем делать выводы. — Думаю, пояс Лутеции не является для нас препятствием, как и ограничивающая метка князя. Мы можем подкупить кого-нибудь из грандов и воспользоваться порталом.
Дракон ответил не сразу. Агнешке даже на секунду показалось, что князь задремал. Он лежал с закрытыми глазами, ресницы отбрасывали тень на мраморно-бледную кожу. Наконец он открыл глаза и одарил водяницу кривоватой улыбкой.
— Я не хочу спорить с судьбой. Знаете, любезная донья, существует такой миф, или поверье, или, может быть, сказка — о богине судьбы, прародительнице мира. Руты зовут ее Макошь. Сидит триславная матушка на кисельном берегу молочной реки и прядет нити воли и доли для каждого из живущих.
— И Лутеция…
— Лутоня была предназначена для того, чтобы разбудить Источник. С самого рождения. И как она должна была прийти к этому своему предназначению, вопрос вообще десятый. Ее постоянно что-то сбивало с пути, она отвлекалась, ввязывалась в какие-то немыслимые авантюры, но шла к цели, даже не сознавая, к чему идет. Просто она должна разбудить Источник, и она это сделает.
— Получается, вы опасаетесь спорить с богиней? — дерзко спросила Агнешка.
— Зачем? — удивленно изогнул бровь Дракон. — Чтобы доказать кому-то, что я главный в судьбе своей женщины?
— Ну хотя бы! — Агнешке стало немножко завидно от этих слов «моя женщина», сказанных с искренностью и простотой. — Все знают, что вы, князь, почти бог и способны менять вероятности по своему желанию.
— Почти, любезная донья, только почти. Может быть, если бы мы встретились с моей суженой в день ее рождения, я смог бы что-то изменить.
В разговор вклинилось дребезжащее хихиканье Черепахи.
— Десятилетнему мальчику вряд ли бы позволили присутствовать при родах, даже в моей просвещенной стране это было бы неприлично.
Влад тоже улыбнулся.
— Ты прав, я увлекся фантазиями. А отвечая на ваш вопрос, любезная донья Брошкешевич, скажу так: как только моя супруга разбудит элорийский Источник, ее предназначением стану я.
— Тебе придется очень постараться, мальчик мой, — покряхтывая, поднялся со своего места Цай. — Твоя княгиня очень увлекающаяся натура. Теперь потерпи, мне нужно извлечь иглы.
Иван конечно же бывал в веселых домах. То есть как бывал… Так! Бывал — и все. И обсуждать это Иван ни с кем не намерен. И у черного хода в эти самые дома бывал, и у парадного. И в комнатах. И под льняными, а иногда, если финансы позволяли, то и под шелковыми простынями нежился, и…
Пронзительный свист из окна второго этажа прервал путаные богатырские воспоминания.
— Ва-аня, — протяжно прошептали сверху. — Ваня! Он дерется, мне помощь нужна.
— Бестолковка! — ругнулся увалень, но устремился на призыв, будто пришпоренная лошадь. — Говорил же — вместе идти, для надежности…
— Ш-ш-ш… — Лутоня нешироко отворила дверь, только чтоб протиснуться, и сразу же захлопнула створку, едва друг оказался внутри. — Надо было всем вместе в засаде сидеть или ди Сааведру на стреме оставить.
Коридорчик был узкий и захламленный. Видно не было ни зги, только мягким зеленым светом мерцали Лутонины кошачьи глаза.
— На чем оставить? — также шепотом переспросил Ваня.
— В дозоре, значит, на страже. Слово не запоминай, вряд ли пригодится, его лихие людишки пользуют.
Иван не послушался, повторив про себя: «на стреме». Свое разбойничье прошлое под предводительством дядюшки Колоба парень помнил прекрасно и мог бы вернуться к нему в любой момент. Ибо мужчины от таких вещей не зарекаются, так же, как от сумы и тюрьмы. Никто же не предскажет, как карта судьбы ляжет, в какой причудливый клубок сплетет твои волю и долю богиня судеб.
— Прости, дружище, на меня личина эта так действует, — виновато прошептала Лутоня, прокладывая путь в кромешной темноте.
— Это ты сейчас того самого Изиидо изображаешь?
— Его, родимого. Он у нас кабальеро веселый да обходительный, дамочки его любят. Ты же сам требовал строжайшей конспирации.
Ветреница визгливо хихикнула каким-то своим мыслям, и Иван понял, что Лутеция Ягг, бесшабашная ветреница, умница, красавица и внучка бабы Яги… боится. И что колотит ее сейчас мелкая дрожь вовсе не от азарта, а от накрывающего с головой ужаса.
— Что там?
— Плохо, все плохо, — тоненько всхлипнула девушка и зашуршала, вставляя ключ в невидимый Ивану замок. — Шею береги и помни: мне он живой нужен и по возможности невредимый.
Дверь распахнулась, залив коридор ярким холодным светом. Ваня зажмурился и ступил за порог, позволяя спутнице разбираться с запорами.
— Какое до боли знакомое лицо! — протянул некто хриплым, будто от крика сорванным голосом. — К такому лицу соболья шапка полагается — слышь, дурак, а ты корыто какое-то напялил.
Иван неторопливо снял шляпу, поискал глазами, куда бы ее пристроить, и просто отбросил подальше. Потому что из мебели в комнате была только большая кровать, на которой восседал изрядно потрепанный, но бодрый Зигфрид фон Кляйнерманн. А этому господину Иван свое имущество доверять не собирался.
Зигфрид хмыкнул и запахнул на груди алый шелковый халат.
— Чего молчишь, чучело?
— Ди Сааведра где? — через плечо спросил Ваня.
— В соседней комнате, с девушкой, — ответила Лутоня. — Я их там заперла, прежде чем за помощью бежать. От греха. Альфонсо ранен.
— Наша общая подруга опасалась, что я возжелаю человечины! — расхохотался Зигфрид. — Она же у нас заботливая, любого обогреет, обласкает, надежду подарит. А понадобится — шлюху швабскую подошлет. Я прав, скажи, фрау Ягг?
— Прав, прав, — рассеянно пробормотала девушка. — А то, что ты к этой барышне уже год будто на лекции ходишь, это мелочь, которую и в расчет принимать не стоит. Это я, интриганка такая, поспособствовала.
— Ты! Что тебе стоило хоть немножко, хоть капельку…
Иван не вслушивался, о чувствах Зигфрида к юной ветренице он и так знал. Давно, еще с той памятной встречи на постоялом дворе заснеженного Рутенского тракта. Да все об этом знали. Пожалуй, кроме самой девушки. Лутоня, она же все в своего парня сыграть норовит — в друзей до гробовой доски, в бой плечо к плечу да в победную пирушку по его окончании. Не замечает она нежной страсти, сквозящей в каждом взгляде серых глаз швабского кабальеро. И в общении очень уж проста, двойного дна ни в беседах, ни во встречах под луной не видит. И ни кокетства в ней никакого нет, ни ужимок, мужскому глазу приятных. И даже странно, что поклонники за ветреницей косяками ходят, как прилипалы при крупной рыбе.
Воспользовавшись тем, что внимание барона сосредоточено на собеседнице, Иван осторожно наклонился. В голенище ботфорта был припрятан добрый нож. Нападать на Зигфрида богатырь не собирался, так и до смертоубийства недалеко. Но если метнуть оружие поверх белесой бароновой головы, туда, где у самого потолка болтается на канатах зеркало — большой лист посеребренной меди, тогда…
— Замри, болван! — взвизгнул Зигфрид. — Без шуточек! Лутоня, я его на лоскутки порву! Вели ему… Вели остановиться!
Тут огневик пустил совсем уж неприличного петуха и закашлялся. Ворот халата разъехался, обнажая бледное плечо, на котором хищным цветком расцветала метка.
У Ивана от эдакого зрелища в затылке заломило, и он действительно замер.
— Ах, какая жалость, что ни одного вовкудлака в округе нет. Вот бы я тебя, касатика, скрутила! — бормотала Лутоня, обходя лежбище справа. — Ты б переспросил у своего хозяина, или кто там тебя сейчас за ниточки дергает, почему им оборотни не по вкусу? А то вот так и помру необразованная. Интересно же. Слышишь, Зиг?
— Кровь у них, по слухам, поганая, — доверчиво отвечал огневик. — Как ты понимаешь, сам я не пробовал, но так говорят.
— Понятно… А кукловод твой сейчас где?
— Где, где… На бороде! Лутоня-а-а, а давай твоего оболтуса выгоним, а? Поболтаем о том о сем, как в былые времена? — Зигфрид кривлялся, строя умильные рожи, от которых у Ивана мороз по коже пошел. — Ты же знаешь, тебя я не обижу.
— А чем тебе свидетели-то помешали? Так даже интереснее. — Ветреница скользнула на ложе и запрокинула голову к потолку, к полированной поверхности зеркала.
— Какая встреча!..
Громыхнуло, взвизгнуло. Иван ринулся вперед, прикрывая своим телом девушку. С потолка на его спину посыпались мириады острых зеркальных осколков.
По ощущениям, сердце у Ванечки ушло… нет, не в пятки, как можно было бы подумать, а в уши. Билось где-то внутри головы, будто пойманная птаха внутри огромного барабана. Тук, тук, тук…
— Если ты сию секунду с меня не слезешь, жениться придется, чтоб позор прикрыть, — глухо прозвучало снизу. — Ай, нет, ёжкин кот! Я ведь замужем уже!
— Твой муж меня на кусочки порежет, — сокрушенно проговорил Иван, осторожно вытаскивая из-под обломков кровати слегка помятую, но живую и на вид вполне бодрую Лутоню.
— Мы ему не расскажем, — заговорщицки пообещала девушка. — Зигфрид где?
Она завертела головой, потешно вытягивая шею. Такой вот — без личины, растрепанной и чумазой, Лутоня нравилась Ивану гораздо больше. Без этих всяких глупостей нравилась, по-товарищески. Ваня даже немного гордился своим спокойствием перед девичьим обаянием, потому что влюбленных дураков вокруг его подруги вьется и так много, а друг он, почитай, один и остался. Потому что барон… А кстати, барон-то наш где?
Дверь выпала из петель почти бесшумно. Рослая блондинка, выбравшаяся из дверного проема, была Ивану незнакома, поэтому парень поздоровался со всей доступной в его положении вежливостью.
— А, Гретхен! — приветливо кивнула Лутоня. — А друг твой сердечный, кажись, сбежал. Ну и мы тут слегка тебе обстановку… к лешему разнесли.
Гретхен пробормотала что-то на швабском. Судя по покрасневшим щекам ветреницы, тирада вышла забористой.
— Прощенья просим, — поклонился Иван. — Зеркало-то у вас, оказывается, дорогущее было, из стекла.
Где-то вдали послышались встревоженные голоса.
— Уходите, — велела куртизанка. — Забирайте своего алькальда и убирайтесь.
— Слышишь, царевич, кажется, нам намекают, что присутствие наше здесь нежелательно. — Лутоня пошарила за воротом темного кожаного камзола и достала кошель.
— Это тебе, хозяюшка, за беспокойство. И умоляю, если Зигфрид фон Кляйнерманн объявится…
— Я сообщу, — подобрела Гретхен, взвесив кошель на ладони.
— А как ты начальству погром объяснишь?
Блондинка пожала плечами.
— Никак. Думаешь, вы у меня первые беспокойные клиенты?
— Вот и славно. Вань, бери алькальда, нам его надо в какое-нибудь тихое местечко доставить.
Ди Сааведра тихонько лежал в соседней комнате, оказавшейся гардеробной. Бесчувственное тело кабальеро было заботливо прикрыто платьями Гретхен. Иван отодвинул барахло, взвалил алькальда на плечо и обернулся к дамам, ожидая указаний. Лутоня подбородком указала на дверь и тепло попрощалась с куртизанкой.
— Да уж, неладно все получилось, — сокрушалась ветреница уже на узкой улочке.
— Это его Кляйнерманн так приложил?
— Нет, Альфонсо прежде меня в зеркало заглянул и… Поэтому мне так интересно было, что он там увидал.
— Куда идем?
— Тут же вроде твое пристанище недалеко? То, которое в подвале заброшенного храма.
— Алькальдовы апартаменты ближе.
— А храм удобнее, — возразила Лутоня. — У меня еще одна важная встреча на сегодня назначена. Без ди Сааведры меня туда не пустят, к тому же как-то неловко эдакой замарашкой в гости идти. Мне умыться надобно, причесаться, в порядок себя привести.
Иван поправил на плече бесчувственное тело алькальда и зашагал вперед.
— Зигфрида мы разыскать не попытаемся?
— А чего его разыскивать? Он у Гретхен остался, скорее всего, в какой-нибудь каморке пересидел, пока она нас выпроваживала. Думаешь, он босиком в халате на голое тело далеко убежать смог бы?
— Тогда… Я не понимаю…
Лутоня резко развернулась и привстала на цыпочки, ловя Иванов взгляд.
— Вань, Зигфрида я в обиду не дам. И чего бы там сиятельный князь Дракон про него не плел, я друзей в беде не брошу. Что хотела, я узнала, опасность приметила. При нашей следующей встрече я должна быть готова темную тварь, которая на нашем огневике жирует, прочь изгнать. А я пока не знаю как, зато знаю, с кем на эту тему разговаривать надобно.
— А что ты в зеркале увидела, не хочешь поведать?
Ветреница побледнела, но спокойно ответила:
— Именно то, что ожидала. И даже еще немного сверх того.
