Глава 24
София посмотрела на него и отчего-то ей показалось, что глаза рома светились сочувствием. Заметил ли он что-то на лице молодой женщины, была ли для него секретом недавняя сцена между нею и Гюли? Госпожа Чернова об этом не ведала, но подозрение заставило ее щеки залиться румянцем, а спину гордо выпрямиться: недоставало еще, чтобы посторонние стали свидетелями ее терзаний и боли!
Она благодарно кивнула Джанго, и тот повел ее к стоящей в некотором отдалении кибитке.
Гадалка народа ромарэ оказалась особой колоритной: морщинистое некрасивое лицо, украшенное клювообразным носом; закрытое черное одеяние диковинного кроя; тюрбан на голове и тлеющая трубка в зубах… Словом, весь облик шувихани просто кричал о таинственности и волшбе, что вызвало невольную усмешку Софии. Уж она-то знала, что такие «загадочные» атрибуты – непременная принадлежность воинствующих шарлатанов, а истинные знающие на первый взгляд мало чем отличаются от всей прочей публики. Потуги окутать все дешевым мистическим ореолом казались Софии попросту забавными.
– Иди, мальчик, – обратилась Шанита к баро сквозь зубы, не соизволив даже вынуть трубку изо рта.
По мнению госпожи Черновой, Джанго разменял уже по меньшей мере шестой десяток, так что вряд ли мог именоваться мальчиком, но у шувихани на сей счет определенно имелось иное суждение.
Впрочем, баро не спорил: глубоко поклонился, откинул пестрый полог, служащий дверью, и вышел прочь.
– А ты проходи! – теперь уже к Софии обратилась старая гадалка. – Вижу, тебе не по нутру у меня? Уж ты-то должна бы знать, что простакам без такой дребедени не обойтись, – она широко обвела рукой кибитку, – но это ничего не значит. Это как руны – нужно научиться видеть мудрость в простых черточках на камне или дереве.
Молодая женщина, чуть покраснев, пробормотала:
– Извините, я не хотела вас обидеть…
– Чужаков обманывать не грех. Да садись, что торчишь у входа? – уже с ноткой раздражения велела шувихани. – Я редко гадаю гадже, но тебе не могу отказать, ты знаешь.
Госпожа Чернова решила поверить чувствам, которые упорно твердили, что старая рома действительно обладает даром. Не имели никакого значения ни бедность, ни шутовское обличье. Шанита казалась восковой свечой, горящей ярким светом, которая оставалась величавой даже в уродливом подсвечнике, покрытом старыми сальными потеками. Подумалось: а вдруг она, София, сумеет разжечь свой погасший огонь от этого безмятежного пламени, как от тлеющей лучины запаливают все камины и лампы в доме?
Молодая женщина присела напротив старой гадалки, у низенького столика, на котором теплились несколько масляных лампадок.
Шанита задумчиво пыхнула трубкой и пробормотала, что-то нашаривая в наваленных грудой «мистических» предметах:
– Так, сначала на сердечную тоску погадаем…
– Я вовсе не о том хотела спросить! – вскинулась госпожа Чернова.
Происходящее казалось странным, нелепым, нереальным. Привычный мир перевернулся, исказился, будто в кривом зеркале… Столько раз перед нею самой сидели те, кто алкал предсказаний, что теперь было смешно оказаться одной из них.
– До другого тоже черед дойдет, – нетерпеливо отмахнулась шувихани. – Сначала камни, а потом по руке посмотрю.
Госпожа Чернова послушно замолчала, сама не зная отчего. Ее вдруг накрыло удивительное чувство спокойствия и какого-то волнительного ожидания.
Запахи табака, дикой вишни и вина кружили голову, и этот резкий, какой-то острый аромат вовсе не казался душным. Еле уловимые ноты лимонного масла и ладана проясняли мысли, возвращали позабытое душевное спокойствие.
Рома достала позвякивающий серебряный стаканчик и хорошо его потрясла.
– Посмотрим, что там у тебя на сердце… – С этими словами она вывернула содержимое стаканчика на столик и склонилась над ним.
Один камешек – темно-синий, похожий на лазурит, оказался в самом центре, его окружали два других: прозрачный темно-красный, искрящийся даже при слабом свете, и неказистый тускло-серый, остальные же откатились далеко в сторону.
– Два сокола вокруг тебя кружат, и оба они по душе тебе, – в голосе гадалки вдруг появилась мягкая напевность, а глаза горели огнем, – но ты все будто прячешься, ускользаешь… Отчего только, непонятно? Дай руку! – повелительно бросила она, и София подчинилась.
Гадалка, нахмурившись, изучала ее ладонь.
– Так вот в чем дело! Хочешь любви – научись сначала любить сама, – заметила она недовольно, постукивая черенком своей прокуренной трубки по ладони молодой женщины. – А ты трусишь и твердишь о долге и приличиях… Разве они согреют тебя холодной ночью, разве наполнят сердце радостью? Но это твой выбор, девочка… Тут я больше ничего не скажу, не следует тебе знать остального.
Госпожа Чернова скомканно поблагодарила, пытаясь уложить в голове сказанное старой шувихани. Но та лишь отмахнулась, хотя ей определенно была приятна похвала товарки.
– А теперь давай руны бросим. Что ты там хотела спросить?
– Как нам найти убийцу? – спросила София напряженно.
Гадалка споро приготовила все и перемешала руны.
Раидо, тейваз перевернутая, дагаз.
– Вы на правильном пути. Остерегайтесь – впереди ошибки и опасные повертки, но вижу, что выйдет вам удача. – Шувихани нахмурилась и строго взглянула на Софию. – Я плохо понимаю, девочка. Что-то не так…
– Я вообще ничего не вижу! – в сердцах воскликнула молодая женщина. – Руны напрочь отказываются говорить со мною!
Шанита молча собрала кусочки дерева, перемешала и вытащила один.
Турисаз перевернутая.
– Ты запуталась и никак не можешь разобраться в себе. Ты не можешь гадать, потому что сама закрыла эту дверь. Скажи, разве ты правда хочешь узнать все? – Испытующий взгляд шувихани полоснул Софию. А гадалка тихо закончила: – Он ведь тогда уедет…
Госпожа Чернова до боли сжала руки, оглушенная этими простыми словами. По своему обыкновению, руны сразу расставили все по местам, безжалостно проливая свет на тайную подоплеку, и теперь она отчетливо увидела все свои сомнения и опасения. На словах она более всего хотела, чтобы все наконец закончилось, всякие загадки оказались благополучно разрешены, а жизнь вновь вошла в привычную колею… В действительности же ее глодало отчаянное желание, чтобы яркий калейдоскоп новых впечатлений и чувств как можно долее был с нею, чтобы… чтобы дракон оставался в Бивхейме! А ведь его удерживала здесь лишь нераскрытая тайна, и как только все прояснится, он немедля покинет эти края.
Она кичилась своей сдержанностью и спокойствием, но поддалась чувствам настолько, что напрочь позабыла о долге и едва не отринула свой дар!
Молодая женщина в порыве благодарности сжала руку рома.
– Спасибо вам! И простите меня, пожалуйста.
Шувихани улыбнулась в ответ:
– Не горюй об ошибках – такова жизнь. А теперь иди к костру – нечего тебе сидеть со старухой, когда молодежь поет и пляшет.
Желая отблагодарить, София вынула из кошелька несколько монет (все, что там было) и протянула Шаните, но та отвела ее руку и спокойно возразила:
– Я не возьму ничего, и не спорь. Так правильно.
Несколько мгновений София всматривалась в лукавые и понимающие глаза шувихани, потом произнесла с чувством:
– Тогда спасибо вам еще раз – и за гадание, и за урок.
С этими словами она уважительно поклонилась и поспешила прочь.
Рома проводила ее взглядом и нахмурилась: недобрая тень лежала на Софии…
У входа в повозку молодую женщину поджидал господин Рельский.
– Надеюсь, все прошло успешно? – спросил он, помогая ей спуститься.
– Вполне, – кивнула она. – Вы были совершенно правы – мне стоило сюда приехать.
– Это было предложение Шеранна, – с какой-то непонятной интонацией запротестовал господин Рельский, и София взглянула на него встревоженно, вдруг подумав, что он вполне мог слышать все, что говорилось за тонкими полотняными стенами кибитки. Но невозможно было понять, так ли это – мужчина оставался невозмутимым, как и подобало джентльмену.
– Шанита велела мне идти к костру, – зачем-то сказала она.
– Тогда так и поступим, – согласился господин Рельский, но хмурая складка меж бровей не исчезла.
Мировой судья удобно усадил ее у огня, подальше от дракона, а сам присел рядом. Шеранн с безмятежным видом тут же встал со своего места и устроился по другую руку госпожи Черновой, но та всецело увлеклась представлением.
Здесь пахло мускусом и лошадиным потом, табаком и драгоценным розовым маслом, и от смешения столь разных ароматов, от мельтешения пестрых нарядов и тягучего пения кружилась голова и мир казался необыкновенным, тревожащим и колдовским. И будто отодвинулись, потерялись в волшебной дымке грязь и кричащая бедность, куда-то подевалось отвращение и опаска…
Немного подпортила восторг лишь Гюли, та самая дерзкая красавица-рома, которая все норовила увлечь в танец Шеранна, соблазнительно кружилась возле него, откровенно выставляя напоказ свои прелести и посылая жаркие взгляды.
Софию это нервировало, однако, твердо решив, что ей нет до этого дела, она повернулась к господину Рельскому и усердно не обращала внимания на соблазнение дракона.
Мировой судья весьма увлекательно повествовал о технических новинках, виденных недавно в столице.
Шеранн с видимым раздражением прислушивался к этой высоконаучной беседе, но царивший вокруг гомон и шум все время ему мешали. К тому же его постоянно отвлекали то настырная Гюли, то баро…
Мимоходом госпожа Чернова заметила, что не только ей не по нраву поведение юной обольстительницы – чуть поодаль, в тени дуба, стоял молодой рома, который не принимал участия в общем веселье, мрачно наблюдал за каждым шагом девушки.
Наконец он, видимо, на что-то решился, приблизился к Гюли, схватил за локоть и выпалил что-то резкое, неразличимое в окружающем шуме.
Та вскипела, раздраженно ответила… А потом будто одумалась – что-то негромко сказала, глядя прямо в лицо юноши, улыбнулась…
Он несколько мгновений всматривался в ее глаза, потом молча потянул за собою, прочь от костра.
София вздохнула с облегчением, тут же себя выругала за это и вновь вернулась к разговору с соседом.
– Позвольте задать личный вопрос? – вдруг решилась она. Глаза мирового судьи блеснули, он кивнул, и госпожа Чернова справилась: – Вы представили господина Шеранна как своего друга, но держитесь друг с другом так холодно, без малейшей приязни. Отчего так?
В действительности она желала побольше разузнать о драконе.
Мужчина внимательно посмотрел на Софию, видимо, догадываясь о подоплеке вопроса, и нехотя ответил:
– Он скорее мой компаньон, хотя у нас вполне приятельские отношения. Точнее, были до недавних пор.
Молодая женщина покраснела, осознав, что именно она была причиной распри.
– Но какие дела могут быть у вас с драконами, – поспешила уточнить София, и так же торопливо спохватилась: – Ох, простите! Я не должна об этом спрашивать!
– Почему же? Я вам отвечу. Видите ли, дети стихии мало интересуются техническим прогрессом, но даже среди них иногда бывают исключения. Шеранн рассказывал, что с детства грезил морем, оно неодолимо влекло его… Но огню не по пути с водой, это слишком разные стихии. Мальчишкой он все дни проводил на берегу, хотя не мог даже искупаться – стоило ему войти в воду, как та начинала кипеть. Свободная стихия не приемлет пламени и испаряется, выталкивая дракона вместе с паром. Любопытно, что такой феномен не распространяется на жидкость в ванне или в стакане, к примеру, хотя и в этом случае она ощутимо нагревается… Однажды Шеранну в голову пришла гениальная мысль использовать эту силу для судоходства, и много лет спустя он сумел воплотить эту идею. Для этого ему потребовалась помощь людей, и он окольными путями договорился обо всем со мной. На моей верфи построили первый пароход, воплощение его мечты…
Госпожа Чернова молчала, завороженная рассказом. Действительно, Шеранн беззаветно любил море, это проскальзывало в каждой ноте сочиненной им музыки…
– Я понимаю, что такое заветная мечта… Всегда мечтала увидеть Муспельхейм, – вдруг тихо призналась София. – В детстве я лежала ночами без сна, накрывшись с головой одеялом, и представляла себя то юнгой на бриге корсара, то отважной первооткрывательницей затерянного в песках города… Думаю, если бы мама узнала о моих мечтах, меня ждала бы изрядная порка, – усмехнулась она, – но я таскала книги из папиной библиотеки и пряталась в парке, чтобы тайком читать о приключениях и открытиях…
Она замолчала, задумчиво глядя на огонь.
– А что было потом? – не сдержал любопытства господин Рельский.
– Потом? – Она оторвалась от созерцания пламени и взглянула на него. – Потом я выросла и забыла детские мечты, ведь женщины не вольны искать приключений или хотя бы учиться тому, что им интересно. Рукоделие, искусство, дом и дети – вот наш удел.
Господин Рельский поспешил сменить тему, уловив в ее тоне отблеск старой горечи напополам со смирением. Далее он повествовал о нововведении – ярком газовом освещении улиц и своих мечтах устроить подобное диво в Бивхейме.
За этим занимательным разговором прошло около часа.
Госпожа Чернова постепенно расслабилась, более не обращая внимания на дракона, и действительно увлеклась беседой. Было так чудесно ненадолго вырваться из привычного мирка, узнать нечто новое…
Она вспомнила слова дракона. Действительно, иногда ее тяготили привычные узы, и сбросить их ненадолго было весьма приятно. Но еще более ее грела мысль о скором возвращении домой. Приключения хороши, когда их можно прервать в любой момент, вернувшись к родному очагу…
София улыбнулась мировому судье, намереваясь попросить отвезти ее в Чернов-парк, но ее вдруг пронзила острая боль, и, не в силах сдержаться, она громко вскрикнула и прижала руки к животу.
– Госпожа Чернова, что с вами?
Бледный Ярослав склонился над нею, но она смогла только простонать:
– Больно…
