Глава 2
О ПОЛЬЗЕ ЖИВОТНЫХ
Их не нашли бы до утра. Но Рик должен был благодарить за свое спасение одного из шпионов Альтреса Лорта. Принц не заметил, что за ними наблюдают. И тем более не заметил, как наблюдатель ушел. Чтобы через час докладывать графу:
— На них рысь кинулась.
— Рысь?!
— Видимо, ее, пока охотились, спугнули и подранили. А эти двое оказались у нее на пути…
— Живы?
— Живы. Но принца она подрала неплохо.
Альтрес едва не выругался. Но вовремя взял себя в руки.
— Если его ночь оставить — выживет?
— У него при себе ничего, кроме ножа. А раны нехорошие… может и горячку подхватить.
Альтрес кивнул. И, подозвав к себе еще одну группу охотников, отдал приказания.
Ночи наедине не выйдет. Жаль.
С другой стороны — если бы не Мальдонаина кошка…
Ей-ей, воистину шильды и кошки — ее верные служанки.
Но уморить принца соседнего государства — это похуже всякой кошки выйдет.
Ничего. Это только один из планов.
Переиграем.
К вечеру, когда их «нашли», Рик уже ощущал себя откровенно паршиво.
Большая кровопотеря, холодная вода, которой промывались раны, да и рысь явно когтей не чистила. Так что принц был больше похож на пострадавшего, чем Анелия, которая радостно ушла в глубокий обморок.
Рику предложили лошадь, он кое-как взгромоздился в седло и пустил животное медленным шагом. Хорошо бы быстрее, но сил едва хватало, чтобы держаться в седле.
На принцессу он даже не взглянул лишний раз. Уж как-нибудь довезут, а не в канаву выбросят.
Гардвейг смотрел на Рика сочувствующе. Принц вслух не жаловался, но его величество распорядился позвать докторуса и вызвать карету. Мол, нечего раны на лошадях трясти.
Примчался откуда-то Джес и помог другу держаться. Подхватил под руку, принимая на себя часть веса.
— Рик… я дурак. Не надо было тебя оставлять!
Рик тоже так думал, но не соглашаться же при всем народе?
— Все обошлось. Я жив, ее высочество жива…
Альтрес Лорт в ответ на грозный взгляд Гардвейга опустил глаза.
Ну да. Все живы. Но обвинить раненого принца в покушении на честь ее высочества… после такого все оставшиеся в лесу рыси со смеху с деревьев попадают. Идею придется временно придержать.
С другой стороны… Анелия теперь может дневать и ночевать у постели раненого героя, изображая пылкую любовь. Ну, это мы проработаем…
— И я благодарен вам, принц. Если бы не вы… Ладно. Хвалить вас будем потом. А сейчас — к коновалам!
В одном из шатров, отведенном для докторусов, Рик тяжело опустился прямо на ковер и вытянулся во весь рост. Раны болели нещадно. Рядом захлопотал докторус.
Джес даже и не подумал выйти, наоборот. Помог кузену раздеться, срезал старые повязки, поил обезболивающим, держал его, когда докторус прочищал раны…
Впрочем, Рик смотрел на кузена без особого расположения. Охотничек…
Принц отлично понимал, что рысь его просто спасла.
Если бы не хищная кошка — их нашли бы вместе с Анелией и вопрос ставился бы по-другому. А что это вы делали вместе в лесу? Вдвоем, наедине, ночью, докажи потом, что все не так…
А сейчас…
Мысли плыли вяло под действием лекарства.
Двое заблудившихся, оба не в лучшем виде, Анелия вся растрепана, да. Но видно же, что не Рик тому виной. Крови на ней практически нет, он сам однозначно не в форме… с ранами не больно-то покусишься на женскую честь.
Скорее история будет звучать так: на принца и принцессу напала рысь — и он благородно защитил даму.
Это повод для восхищения. Но не для женитьбы.
И все же…
Рик подумал, что надо уезжать отсюда. Или не торопиться?
Женщины любят своих спасителей, Анелия не станет исключением. А он еще Лидию не видел…
Это была последняя связная мысль. Потом Рик провалился-таки в глубокий сон, больше похожий на обморок.
Барон Донтер был мрачен и задумчив.
От своих шпионов он узнал о всех результатах визита королевского представителя. И теперь мужчину поедом ела злая зависть.
Это ж надо!
Янтарь!
Стекло!
А теперь еще и два корабля…
Мысли барона постепенно оформлялись в конкретное: «Зачем им столько денег, когда у меня их меньше?». Или еще проще: отнять и поделить.
Как?
А вот это надо серьезно обдумать.
Поместье Иртон ранее особого интереса не представляло. Ну хватал он оттуда крестьян для своих дел с работорговцами, так это пустяки. Кого волнуют эти смерды?
Даже если на него покажут, все равно будет слово против слова. А благородного не посмеют тронуть на основании слов всякого быдла.
А вот сейчас…
Надо только обстряпать это дело по-тихому. Все-таки Иртоны — свойственники короля, а Эдоард таких шуток не понимает. И умирать, если что, Клив будет долго и болезненно.
Поэтому налет на замок должен быть стремительным и молниеносным. Один удар — и все.
Лиля отдыхала после бешеной гонки, предшествовавшей отъезду Ганца Тримейна. И искренне надеялась, что покушений больше не будет. И так дел по горло.
В стекольной мастерской они с ребятами пытались получить стекло лучше качеством. Но… пока их преследовала неудача.
Да, по сравнению с местными кривыми образцами — результат был очень неплохой. Но Лиля помнила стеклянные изделия родного мира и придирчиво морщила нос. Не то! Не так! Можно лучше!
Пока подобрать оптимальный температурный режим не удавалось. Но надежда умирает последней.
Вот со швеями таких проблем не возникло. И девушки под ее чутким руководством воплощали в жизнь Идею. Именно так. С большой буквы.
Если весной придется тащиться ко двору, Лиля должна выглядеть на все сто! И не килограммов, а процентов.
Кстати, килограммы постепенно уходили в историю. И подбородков уже было только два, и фигура уже не была безобразно жирной, скорее это была фигура нормальной русской женщины — которая и коня, и в избу, если ей надо…
Пышная грудь, широкие бедра… Да Рембрандт не худее рисовал… Или это был Рубенс?
В живописи Лиля откровенно не разбиралась. И помнила только складки на талии какой-то античной красавицы. Ну и ладно! Здесь еще гей-кутюрье с их «идеальной палкой» нету. И, даст Альдонай, не будет.
А вот что будет…
Девушки по ее указаниям вывязывали ей кружевное верхнее платье.
Нижнее Лиля планировала сделать из белого шелка, который заказала барону Авермалю в письме. Верхнее же… этакая зеленая струящаяся сеть… она может быть и на пару размеров больше. Лиля на этот раз не стала плести цельное платье и предложила нечто вроде халата. Летящие кружевные рукава, длинный хвост сзади, застежка спереди под грудью — даже если она еще похудеет, а это точно случится, все равно платье будет смотреться. Ушить нижний чехол — дело минуты-двух.
Застежку Хельке брался исполнить из янтаря. А Лиля из курса химии помнила, что, если янтарь прокалить в песке или проварить в масле или меде, можно поменять его цвет. Пока заняться этим не получалось, но хотелось бы зеленый оттенок. Красный и белый она точно получит, но этого мало! Можно бы еще и прессованный янтарь попробовать получить? Но тут уж как масть пойдет. Великим химиком себя Лиля не считала. Да, при поступлении в вуз ее гоняли вдоль и поперек. Да, первый и часть второго курса она тоже знала химию на отлично. Но потом это уже не требовалось. Заместилось на более интересную медицину.
Спасибо хоть что-то про сукцинаты вспоминалось.
Ничего, мы существа упорные. Пять камней испортим — на шестом пробьемся!
Жаль, что при варке камень становится более хрупким, так по нему и не молотком бить будут!
К этому времени Лиля уже оборудовала себе отдельную лабораторию. Поставила в специальной комнатушке широкие «двуспальные» столы, навыдувала себе кучу колб и пробирок (ну уж какие получились, до ГОСТа тут не доросли), перетащила сюда самогонный аппарат и вполне серьезно баловалась изготовлением спирта.
Ладно. Не баловалась.
Пить его Лиля не собиралась, но подлить нежелательным гостям? Запросто! А ведь есть еще и дезинфекция. Лазарет в замке Лиля устроила на совесть. Тахир только ахал. К Лиле, кстати, после той драки с контрабандистами он относился с нежностью и восхищением. Ходил хвостом и старался чему-нибудь научиться.
И Лиля учила.
Тахира, Джейми, Миранду, Ингрид, когда та присоединялась к ним, — зима была на носу, и требовалось заготовить по максимуму рыбы в последние дни. Так что и Ингрид, и Лейф дневали и ночевали в коптильне. Солеварня работала на полную мощность. Но Лиля уже не боялась голода зимой.
До весны они должны дожить. Даже когда реку скует льдом.
Интересно, а изобретены здесь лыжи? А коньки?
Хотя для последних нужна сталь? Или сойдет что-то вроде той, из которой мечи куют?
А санки? Снеговики?
Кстати — валенки? Дубленки? Ушанки? Шубки-автоледи? С местной модой это вполне реально — и попу не отморозишь, с таким-то слоем юбок!
Идей было много. Но Лиля собирала себя в кучку грандиозным усилием воли.
Сапоги есть? Плащ? Хватит!
Ко двору ей ехать весной, так что произвести впечатление зимними обновками не удастся. Сосредоточимся на важном.
В дверь постучали. И Лиля улыбнулась шевалье Авельсу.
— Лэйр Лонс, проходите. Время занятия?
— Да, госпожа графиня.
— Что же у нас сегодня?
— Сегодня — танцы, госпожа графиня. Все уже ждут вас в малом бальном зале…
Лиля вздохнула.
Все — полтора десятка детей.
Танцевать в детском саду — то еще удовольствие. Но надо.
И… дети бывают удивительно забавны, когда подражают взрослым.
Анелия собиралась ложиться спать, когда дверь приоткрылась.
Королевский шут скользнул внутрь так тихо, словно шел по воздуху. Девушка в ужасе замерла.
Альтрес Лорт поднял руку:
— Сиди спокойно. И слушай. Ты сделала все правильно. В сегодняшнем провале твоей вины нет.
Анелия облегченно перевела дух.
— Однако… принц ранен.
— Д-да…
— И ты должна за ним ухаживать.
— Я?
— Он спас тебя от хищной кошки, закрыл собой… ты просто обязана проводить у него несколько часов в день. Ты поняла?
Анелия закивала:
— Я буду… обязательно…
— А если не будешь — я буду очень рассержен.
Девушка побледнела.
— Н-нет… я буд-ду…
— Завтра и начнешь. И не вздумай кривиться или нос морщить. Узнаю — пожалеешь.
Анелия дрожала как осиновый лист.
— Завтра после утренней молитвы идешь к Ричарду, осведомляешься о здоровье и напрашиваешься к нему в сиделки. Бессменные. Поняла?
Кивание продолжилось.
Альтрес посмотрел на нее тоскливым взглядом, развернулся и вышел.
Анелия несколько минут сидела неподвижно. А потом подхватила одеяло с кровати и плотно закуталась в него.
Девушку пробирала дрожь. Но согреться ей так и не удалось.
Страх — его одеялом не выгонишь…
Джес сидел у постели кузена.
Рик был бледен, его колотило, несмотря на несколько одеял, но глаза были холодными и ясными.
— Джес, мне эта кошка жизнь спасла…
— Глядя на твои царапины…
— Если бы не она, мне точно пришлось бы делать предложение Анелии.
— А ты не хочешь? Она не уродина, вроде не совсем дура, да и Гардвейг, кажется, не против.
— Не хочу. Если есть выбор — надо посмотреть все варианты.
— Тут ты прав.
— Анелия — не худший выбор. Но раз уж отец мне его предоставил, обидно было бы упустить его из-за невезения. Значит, так — с этого момента ты от меня ни на шаг. Договорились?
— Обещаю.
Рик кивнул. Главное — не оставаться с принцессой наедине. То есть кто-то должен быть рядом. Ночью и днем. Ладно, ночью еще можно засовом обойтись. Но днем…
Не хотелось бы попасться на самую древнюю в мире уловку.
— Что хочешь ври, но надолго от меня не отходи.
— И сколько это будет продолжаться? До весны мы не продержимся, а уехать раньше…
— Постараемся. И своей кукле скажи… Она не совсем дура?
— Да нет… Адель, конечно, поскулить любит, но она не дура.
— Вот и ей прикажи. Кого еще можем попросить?
— Кого там дядя приставил? Лейхарта?
— Он стар. Ему уже к пятидесяти.
— Но на пару часов и он сможет тебя занять…
— Пересказом последних сплетен. Дело хорошее. И Райнелла.
— Райнелл меня раздражает своим Альдонаем. Он, по-моему, уже и бога достал!
— Ничего. Потерплю. И ты потерпишь, если надо.
Джес сморщил нос, но спорить не стал.
— Ладно, как скажешь. Завтра я с ними поговорю. И будем тебя развлекать все свободное время.
— Не хочу опять остаться с Анелией наедине. Второй раз может и не повезти.
— Подозреваю, что по дворцу рыси не бегают… Вина хочешь? Горячего, с пряностями?
— Давай. Что-то меня знобит…
— Как бы ты не рассыпался, — озабоченно заметил Джес, протягивая кузену кубок.
— Да уж постараюсь. — Рик задумчиво сделал несколько глотков. — Анелия не самая худшая девушка на свете. Но Лидию мне тоже увидеть хочется.
Рик свалился с лихорадкой на следующий же день. И всерьез.
Когда Джес, проснувшись утром, пожелал разбудить кузена (они спали в одной комнате), он ахнул. У Рика явно был жар, а царапины воспалились.
Джес натянул штаны и помчался за подмогой.
Гардвейг еще не встал, но дворецкого Джес нашел практически сразу. И тот моментально послал за лекарями.
Не прошло и часа, как постель принца была окружена шестью важными мужчинами в возрасте от сорока до шестидесяти лет. Все рассматривали раны, мочу, кровь на бинтах, выделения из носа и ушей принца и глубокомысленно обсуждали увиденное, как водится стараясь опустить коллегу ниже половицы.
Рик лежал молча. Ему и без того было тошно. Выгнать бы гадов, но сил нету.
После двух часов ругани и склок докторусы все-таки поставили принцу диагноз и огласили его озверевающему Джерисону.
По утверждениям лекарей — в рану попал дурной воздух. И испортил принцу кровь.
Лечение было одно — сцедить дурную кровь, чтобы по жилам циркулировала только здоровая. А также дать промывательное. Вот относительно его состава возникли разногласия.
Но нож и тазик для сцеживания уже приготовили.
Ричард под их спор задремал, но проснулся, когда стало тихо.
— Джес?
— Я тут…
— Что со мной?
— Лекари решили, что тебе надо сцедить дурную кровь…
— Гони их к Мальдонае.
— Что?! — Джес на миг опешил, и Рик неожиданно жестко пояснил:
— Гони их отсюда. И чтобы ни один из этих уродов ко мне и близко не подошел…
— Но, Рик… ты же болен!
— Джессимин тоже была больна. И умерла после кровопускания. Выгони их!
— Рик, ты уверен?..
Но серые глаза были жесткими и спокойными. Бреда у Рика не было.
— Если и сдохну, то без их забот. Джес, прошу тебя…
Джес вздохнул:
— Надеюсь, ты знаешь, чего хочешь.
— Если что, я тебе даже завещание напишу.
Джес вполголоса выругал кузена и обернулся к докторам.
— Так, господа. Пошли вон.
— Вы не понимаете… — Самый старый сделал попытку сопротивляться. — Тело принца отравлено дурными соками и вредной кровью. Если сейчас их не слить и не вычистить — начнется общее гниение. Его высочество погибнет, и это будет на вашей совести…
Острый клинок блеснул серым в утреннем свете. И такой же сталью блеснули глаза Джерисона.
— Вы сами уйдете?
Докторусы ушли сами.
А через полчаса Джерисона вызвал Гардвейг.
Джес оставил кузена на попечение Адели, которая поклялась не отходить ни на шаг, кто бы ей ни приказывал, и одного из доверенных людей, и отправился на аудиенцию.
Гардвейг выглядел не лучшим образом. Усталый, оплывший…
— Доброе утро, граф…
— Ваше величество, я искренне уповаю на то, что это утро радует вас, как вы своим правлением радуете народ Уэльстера, — рассыпался в комплиментах Джес.
И это оказалось правильной тактикой. Гардвейг чуть смягчился…
— Что с вашим сюзереном?
— Ричард болен, ваше величество. Докторусы сказали, что он болеет от испорченной крови…
— Так пусть ее сцедят…
— Ричард отказался, ваше величество.
— Почему же? — В голосе Гардвейга послышались опасные нотки. — Он не доверяет искусству наших докторусов?
Вот это уже было низко. Джес глубоко поклонился и поспешил заверить короля, что докторусы Уэльстера ценятся на вес золота. Что Ричард конечно же доверяет, просто… он видел, как от кровопускания умерла ее величество Джессимин… разумеется, если ему станет хуже, Джерисон сам настоит на кровопускании, а пока возьмет у врачей прочистительное и вообще будет дневать и ночевать у постели принца…
Гардвейг благосклонно кивнул:
— Моя дочь вчера весь вечер восхищалась мужеством его высочества. Он защитил ее от хищной кошки. Рисковал жизнью… полагаю, принцесса захочет помочь вам…
Джес заверил, что принцессе всегда будут рады, отсыпал еще горсть любезностей и был милостиво отпущен королем.
Анелия уже сидела у постели раненого героя. Впрочем, оставлять ее наедине с Риком, который, кажется, спал, никто не собирался. Вот еще не хватало.
Кажется, девушка была этим недовольна, но ничем не выдавала своего раздражения. Что и требовалось.
Джес раскланялся с принцессой, осыпал ее комплиментами и спустя два часа таки выставил из комнаты.
Выгнал и всех остальных, повинуясь едва заметному жесту Рика.
Показал принцу прочистительное, доставленное лакеем. И безропотно согласился вылить его в нужник.
Потом напоил Рика горячим бульоном и улегся рядом с кроватью на специально принесенный тюфяк. Граф Иртон был настроен весьма решительно. Сдвинуть его отсюда мог бы только топор палача. И то не факт.
Принца Джес любил. Как младшего брата.
Они вместе росли, вместе играли, вместе дружили против Амалии и Эдмона, который почему-то на дух Джеса не переносил, вообще, дети проводили вместе много времени, ибо Джайс Иртон часто был в разъездах и добрая королева Джессимин разрешала оставить его детей вместе со своими.
Поэтому сейчас Джес корил себя за глупость.
Далась ему та охота! Дома не нагонялся?
Но хотелось развеяться. Ей-ей… Уэльстер просто давил.
Давило все.
Снисходительная благожелательность Гардвейга, насмешки его шута, вздохи и взгляды принцесс, любезность придворных… ей-ей, Джес чувствовал себя как муха за минуту до съедения пауком.
Вот и захотел сбросить груз с плеч! Вот и развеялся! Болван!
Рик, ты только выживи, я всех своих гончих продам! Только выздоровей…
Твою рыбу, зебру и крокодила тапкой!
Ничего другого Лиле не пришло на ум.
— Ваше сиятельство, там серьезная заварушка, один из вирман подрался с конюхом… — Служанка хлопала честными глазами деревянной куклы. Рассудка в них было примерно столько же.
— Из-за чего?
— Не знаю.
— А что при этом кричали?
— Вас, ублюдков… ой, простите, ваше сиятельство!
— Ничего, продолжай, Илона.
— Конюх кричал, что вирман в море топить надо. А вирманин орал, что конюх — быдло деревенское…
Хотелось ругаться. Очень. Но времени не было.
Это — конфликт. И ожидаемый. Помнится, она сама беспокоилась, как вирмане уживутся с местными.
Допрогнозировалась.
— Кто у нас там? Лейс? Эрик?
— Оба, ваше сиятельство.
— Тогда и я схожу послушаю…
Лиля успела как раз к началу разборок. Видимо, служанка побежала за ней сразу, как только мужчины сцепились. Сейчас их разняли, на каждого вылили по ведру холодной воды — и драчуны висели в руках товарищей, яростно сверкая глазами.
Рык Эрика был слышен за версту. Лейс тоже не отставал. Мужчины вдвоем распекали подчиненных (если Лейс капитан замка, то конюхи краем тоже попадают в его поле деятельности).
— Здесь жить… не поделили… недоумок… — доносилось от Эрика. Временами это разбавлялось более сочными выражениями.
— Прибьют, как щенка… остолоп… не поделили… — доносилось от Лейса.
Лиля сморщила нос. Мужчин она отвлекать не стала, а вместо этого поманила пальчиком сестру Хельке.
Лория тихо и быстро изложила причины.
Оказалось, конюх немного выпил. И стал трепать языком понапрасну. Мол, вирмане, да наши не хуже, а вирман вообще топить надо или на реях вешать, как пиратов… За что и получил в торец от проходящего мимо вирманина по имени Эльг. Ну и пошло.
Лиля задумалась. Плохой случай. Весьма и весьма.
Слово, другое… Что такое межнациональная рознь — она представляла. Идиотов и в России хватало.
А вот во что это может вылиться…
Тем временем ее заметил Лейс и поклонился. Эрик отвлекся от распекания подчиненного и тоже подошел.
— Ваше сиятельство. — Поклон, странный взгляд голубых глаз… Странный или страстный?
Не важно! Не думай сейчас об этом!
Лиля посмотрела на мужчин:
— Что делать будем?
— Выпороть обоих, — буркнул Эрик.
Лейс подумал и кивнул.
Лиля покачала головой:
— Выпороть несложно. А вы выяснили, из-за чего ссора началась?
Мужчины посмотрели друг на друга. Потом — удивленно — на Лилю. Кажется, им пока и самого факта драки хватило. Причину пока не выяснили.
Лиля только вздохнула и вкратце объяснила, что межнациональные конфликты — дело плохое в принципе. А потому надо как-то…
Все трое задумались.
— Эрик, ну как у вас команду сплачивают?..
— В бою…
Не подходит.
— Или работой…
Двое мужчин и женщина переглянулись.
Порка отменялась. Провинившихся назначили на уборку конюшни на неделю. Вдвоем. Правда, под негласным присмотром вирманских детей. И предупредили, что за первую же драку оба будут выпороты на той же конюшне. Так что дружная и качественная уборка в их интересах.
Драчуны поняли.
Первый день прошел в атмосфере гордого отчуждения.
На второй адекватность вернулась. И мужчины начали кое-как общаться. А к концу недели совместно напились и чуть ли не побратались.
Лиля вздохнула с облегчением.
Пока рифы удалось обойти. Пока… а что потом?
— Шевалье Тримейн, рад вас видеть…
— Барон Авермаль, мое почтение…
Мужчины раскланялись, и Ганц перешел к делу:
— Достопочтенный, я только что из Иртона.
— О! Как там графиня? Очаровательная женщина, не правда ли?
— Она просила вам кое-что передать — я попросил матросов доставить сюда ящики.
Вирман Торий не любил. Но ради дела мог и потерпеть. Впрочем, при доверенном лице короля он открывать ничего не стал.
— И это все?
— Это — то, что она просила. А теперь… мне нужна ваша тюрьма. А потом и большой корабль. Со мной убийца, работорговцы и отряд наемников.
Торий захлопал глазами:
— От… куда?
— Из Иртона. Убийца покушался на графиню, потом туда пожаловали работорговцы, а под конец — еще и наемники. Опять-таки по душу графини.
— Кошмар какой! Кто осмелился?!
— Есть отдельные существа, — уклончиво ответил Ганц. — Пока еще есть…
Мужчины повозмущались количеством разбойников и негодяев, Торий дал согласие на использование тюрьмы и пообещал как можно скорее снарядить корабль для путешествия в столицу.
Ганц отправился отдыхать. А Торий занялся письмом.
Сначала — письмом.
Лилиан Иртон, как всегда, была вежлива. И до ужаса лаконична.
В письме сообщалось, что это новый вид товара, так что если уважаемый барон сочтет его выгодным, то поставки можно будет и увеличить…
И прилагался список материалов, необходимых для дальнейшей работы. Его Торий решил изучить позднее.
Торий с сомнением посмотрел на сундучок. Не слишком большой. Ну что там можно уместить? Но таки открыл.
И — ахнул.
Сверху лежало розовое облако…
Даже не так.
Чудо цвета зари…
Он не знал, что Лиля распустила на нитки имеющийся у нее розовый шелк. А девушки-швеи под ее чутким руководством связали это.
Точнее — несколько кружевных мантилий. Здесь же были гребни и пояснения, как это носить.
Торий покачал головой.
И позвал супругу.
О чем быстро пожалел, потому что баронесса, мгновенно сообразив, как это носится, воткнула в волосы гребень, накинула на него мантилью и отказалась расставаться с этим чудом.
Торий взвыл, но тут же понял, что потеря части прибыли ему обойдется дешевле, чем война в родном доме.
А еще в сундучке было несколько видов кружевных же воротников.
Торий расправил один. Приложил его к себе. Это будет пользоваться успехом. Да еще каким!
Узкое кружево плести умели, да. Но широкое, к тому же украшенное бусинами, которые каким-то чудом были вплетены в узор… С руками оторвут!
Надо написать графине. И послать еще ниток для этого чуда.
А что в свертках?
После разворачивания свертка Торий лишился еще кусочка прибыли. Потому что с зеркальцем супруга тоже расставаться отказалась.
В приложенном письме было сказано, что зеркала достаточно хрупки. Но, если с ними обращаться осторожно, они прослужат не одно десятилетие.
Торий только головой покачал. Зеркало… из стекла? Да какое! Никогда он себя так четко не видел… лучше, чем в чистой воде или полированной стали. Намного лучше!
Нет, одно зеркальце он точно оставит себе. В счет прибыли.
А что еще есть в сундучке?
В сундучке оказалось несколько десятков чернильниц — из цветного стекла. Запас перьев.
И три простенькие шкатулки.
Торий открыл одну — и ахнул.
Несколько брошей из янтаря. Морской мед золотился в солнечном свете, играя переливами и искрами.
Отдельно лежала только одна брошь. Тоже янтарь. Но — красный. Безумно редкий. Простенькая оправа подчеркивала роскошь камня.
Торий скользнул пальцами по гладкой поверхности.
Достал брошь. Посмотрел на сложную застежку. Перевел взгляд на жену.
— Нет, любимая. Это слишком дорого.
— Но, Торий!..
— Можешь надеть брошь один раз. На ближайшую службу.
— Торий!!!
— Выбирай. Я и так не расплачусь за все твои капризы.
Баронесса всхлипнула и вылетела за дверь.
Торий коснулся полированных камней.
Красиво. Очень красиво. Лилиан Иртон открывалась с новых сторон. Торий ни минуты не жалел о сотрудничестве с ней.
Лучше одна умная женщина, чем десять дураков…
«Ваше величество, с прискорбием должен сообщить, что с его высочеством на охоте произошел несчастный случай.
Все более-менее обошлось. Ричард жив, и, по уверениям врачей, его жизнь находится вне опасности. Но выздоравливать ему еще предстоит. Так что мы вынуждены задержаться в Уэльстере на зиму.
Ричард поступил как герой. Когда во время охоты лошадь принцессы понесла, он бросился за ней и оказал всю возможную помощь ее высочеству.
К сожалению, свита не успела за Ричардом. А охотники спугнули рысь, которая напала на принцессу.
Ричард защитил ее, но сам был ранен. Раны уже заживают.
Гардвейг высоко оценил благородство его высочества и предоставил все необходимое для лечения.
Принцесса также днюет и ночует у постели раненого героя…»
Джес обмакнул перо в чернильницу, стряхнул каплю и решительно вывел дальше:
«Ваше величество, это во многом моя вина. Я не должен был оставлять Рика одного. Не должен был гоняться за оленями.
Я приму любое наказание, которое вы мне назначите.
Не оправдываю себя и не прошу снисхождения. Если бы Рик умер, мне осталось бы только броситься на свой меч.
Остаюсь искренне преданный вам,
Джерисон, граф Иртон».
А теперь посыпать песком, дождаться, пока высохнет, запечатать и отправить.
Глава посольства, герцог Фалион, наверняка напишет что-то свое. Уже написал. И Джес не собирался с ним ругаться. Что-что, а трепку он заслужил. Дома ему не хватает… оленей! Сам себя повел как последняя свинья, нет бы подумать и ни на шаг от друга не отходить…
Вообще, он терпеть не мог Фалиона. Старый заносчивый мерзавец, иначе и не скажешь. И почему Эдоард назначил его формальным главой посольства?
Хотя… тут был вопрос политики. Земли Фалиона находились как раз на границе с Уэльстером, так что герцог осознавал — по нему первому ударит любая ссора. И надо быть вдвойне, втройне осторожным.
Ну и… старинная семья, почтенный возраст… да и не дурак.
Мерзавец, но не дурак.
Джес невольно поморщился.
М-да, если бы все дело было за Фалионом, он бы Адель в посольство не пристроил. А так…
Попросил Рика, тот поговорил с дядей — и Эдоард махнул рукой. Мол, ладно.
Гуляй, пока молодой…
Что Рик, что Джес Фалиона терпеть не могли. Старикан обожал длиннющие нотации о поведении молодежи, из-за него уже несколько раз срывались попойки… ну да ладно.
Кто-то должен выслушивать кучу протокольной нудятины. Почему бы и не старик?
Его не жалко…
Фалион полностью оправдал свое прозвище Вяленая Щука.
Когда Джес принес ему запечатанное письмо, герцог посмотрел с издевкой:
— Что, каетесь?
И попал не в бровь, а в глаз.
— Ваше дело отправить, а не мораль мне читать, — огрызнулся Джес.
Но куда там…
— А вот мы в вашем возрасте были ответственные, да-с…
— Мне к Рику надо, — взвыл Джес, но Фалион вцепился не хуже своей водоплавающей тезки.
— Сидите и слушайте, любезнейший. Ваш отец в вашем возрасте был намного умнее и воспитаннее…
Спустя два часа Джес таки вырвался, красный и взмокший как мышь.
Фалион просто всю душу вынимал своими нотациями. Даже странно, как у старика могли вырасти нормальные сыновья?
С младшим-то Фалионом Джес иногда встречался. То есть старшим. Наследником. Неплохой парень, и выпить не дурак, и по бабам… ну и в голове кое-чего есть…
Джес не знал, что герцог проводил его насмешливой улыбкой.
Разумеется, Фалиону не доставляло никакого удовольствия читать нотации недорослям. Хотя они сами нарываются, но…
Джерисона старый герцог отлично знал. И сам наблюдал, и сын отчитывался… Не дурак, нет. Но импульсивный, горячий, в чем-то еще балбес… Джайс от многого оберегал сына, вот и выросло что выросло.
Нет, со своими детьми он такой ошибки не совершит.
А Джеса надо приструнить. Чай в Уэльстере, не дома. Нечего страну позорить…
Фалион вздохнул и принялся писать письмо его величеству.
Ему, конечно, достанется, но не сильно. Все-таки ему уже не шестнадцать, поди угонись за этими балбесами на охоте. Эдоард человек справедливый, все поймет.
Итак:
«Ваше всемилостивейшее величество…»
Анелия Уэльстерская со злостью посмотрела на Адель.
Когда ж эта коровища отсюда уберется?!
Принцессу не оставляли одну с Риком ни на минутку! Ни на секунду!
Рядом обязательно кто-то да был. Либо Джерисон Иртон, либо другие придворные, либо вот эта… гадючка!
Злость Анелии была понятна. Они с Аделью относились примерно к одному типу женщин. Обе темноволосые, со смуглой кожей, яркими глазами и пышной грудью. Нельзя сказать, что Анелия проигрывала на фоне Адели, но она сильно подозревала, что принц в горячке мог просто их перепутать.
Да и роль сестры милосердия удавалась плохо. Когда ни тебе напоить из кубка, прижавшись грудью, ни тебе платочком надушенным пот промокнуть с высокого чела, ни тебе посидеть рядышком… Нет, последнее как раз удавалось. На расстоянии двух метров.
Ближе ее просто не подпускали, мол, невместно принцессе, да и его высочество не совсем в пристойном виде, еще повернется, не дай Альдонай, чего увидите… и выносить за ним надо, и обтирать его… Адель уже вдова, а вы же невинная девушка… нет-с, никак нельзя.
Анелия бесилась, шипела кошкой. Ругалась… но исключительно у себя в комнате. На людях она была само очарование и нежность. И легкая трепетная грусть.
Но внутри… о, она вся кипела, рвала и метала.
Убила бы!
Только вот ничего это не решит. Всю свиту не перетравишь. А оставлять ее одну с принцем явно никто не намеревался. И делали хорошую мину при плохой игре. Все понятно, но поди докажи!
При таком подходе у нее нет никаких шансов очаровать Рика. Да и…
Врать себе самой Анелия не умела. Женщина всегда, на подсознательном уровне чувствует, как к ней относится мужчина. Нюхом, духом, шестым чувством — не важно! Но Рику она была безразлична. Что бы она ни делала — она была безразлична ему еще до ранения.
Как ни крути… может такое быть?
Анелия поежилась. Но…
Она поговорит с Альтресом Лортом.
Ей надо сходить к старой ведьме. И для этого даже есть причина. У нее почти закончилось то, первое зелье. Он поймет.
А ей нужно и кое-что еще…
— Шаг вперед, поворот, еще раз поворот…
Лонс проговаривал шаги, но понимал, что это ни к чему. Лилиан Иртон и без того все запомнила. А дети с удовольствием повторяли за ней.
Казалось бы — зачем вирманским детям танцы? Лонс сначала думал, что это чушь и блажь.
Ан нет! Все занимались с искренним удовольствием. Все объяснила Ингрид, с началом дождей перебравшаяся в замок и теперь охотно составлявшая компанию графине за каждым ужином. А то и не за ужином. Лейф пока еще был занят на заготовке рыбы, но и он обещал скоро вернуться.
— Нас часто воспринимают как варваров. А ведь нанимают — и в лучшие дома. Телохранителями, наемниками… Приятно чувствовать себя ниже других? Потому что не знаешь, как поклониться, как подойти, как говорить… этому ведь на Вирме не научат. Да все матери своим детям сейчас долбят, что… как говорит наша графиня, — лукавый взгляд в сторону Лилиан, которая что-то объясняла детям, — лишние знания лишними не бывают. Да, у нас бедный остров. Но это не значит, что мы глупые или темные. Я бы и сама с удовольствием поучилась танцевать, языкам… вот Лейф вернется…
Лонс только головой покачал. А ведь действительно. Вирмане далеко не дураки. Просто у них отсутствуют учителя. Как класс. Мастера берут себе учеников, воины обучают детей, матери — дочерей, а вот чтобы так, как здесь… этого нету.
— И зря… — сокрушалась Ингрид. — Очень зря. Я бы хотела, чтобы было…
Лонс кивнул. И вдруг подумал, что, если ему удастся вырвать Анель из рук отца и им некуда будет податься, надо будет бежать на Вирму. Не пропадут.
Вот уж действительно — лишних знаний не бывает.
— Ай! — Лиля отдернула ногу. — Шевалье Авельс, осторожнее…
Лонс рассыпался в извинениях. Графиня махнула рукой, и танец продолжился. Пока — без музыки, просто под монотонный речитатив:
— Шаг вперед, поворот, еще раз поворот…
Сначала надо научиться танцевать так. Потом, когда ноги все запомнят, подумаем, где найти музыканта.
— Вы замечательная ученица, ваше сиятельство…
Лиля отмахнулась:
— Мне это не нравится, но пусть будет.
— Но вы же будете при дворе. А там принято танцевать.
— Не знаю. — Лиля пожала плечами. Буду не буду… не зарекаемся. — Но, если представится возможность, почему бы нет. А на такой случай мне нужен партнер. Шевалье Авельс, вы ведь поедете со мной в столицу?
— Разумеется. Хотя и не уверен, пригодится ли…
Но внутренне Лонс соглашался. Никогда не знаешь, какие карты сдаст судьба. Лучше уж быть готовым.
Танцы?
Да будут танцы!
Заодно и похудеем еще немножко.
Альтрес Лорт сидел над письмом.
М-да. Перестарался. Капитально.
Хотел легонько скомпрометировать принца, а вышло… а что вышло, то и вышло. Теперь надо не оправдываться, а лечить.
И еще… написать письмо Эдоарду. Так, чтобы и не солгать — и правды не сказать. Гардвейг и сам бы, но проклятая язва на ноге разболелась так, что король, едва не воя от боли, позволил лекарю сделать примочку, напился и кое-как забылся тяжелым сном.
Милия не отходила от постели супруга. А все государственные дела легли на плечи Альтреса. Так что…
Перо быстро забегало по пергаменту.
«Мой венценосный брат.
Должен сообщить, что на королевской охоте ваш сын и моя дочь слегка оторвались от остальных охотников. И тут же поплатились за свою неосторожность. На них напала вспугнутая рысь.
Благодаря храбрости вашего сына моя дочь осталась жива и невредима.
К сожалению, Ричард слегка пострадал. И сейчас докторусы прописали ему постельный режим с тем, чтобы он восстановил свои силы.
Спешу сообщить, что прогнозы исключительно благоприятные. И его высочество должен вскорости поправиться.
Анелия не отходит от него ни на шаг. В ее глазах он настоящий герой.
Я искренне надеюсь, что вы мне поверите. Случившееся не было умыслом. Всего лишь печальная случайность.
Я пойму, если вы отзовете посольство, но буду умолять вас не делать этого. Два соседа должны жить дружно. И со своей стороны я готов принять любые ваши действия по обеспечению безопасности его высочества.
Надеюсь, у вас все благополучно.
Милостью Альдоная, король Уэльстера Гардвейг».
Альтрес пробежал глазами письмо. Отлично. Теперь дать прочитать Гарду — и отправлять.
Будем надеяться, случившееся не сильно повлияет на результат посольства… но если повлияет — Альтрес в жизни себе не простит.
Нет, это же надо так опростоволоситься!
Проклятые кошки!
Многое видел Альтвер. Но это зрелище было для него в новинку.
Служба состоялась, как обычно, на рассвете. Вроде бы все как всегда. Патер Лейдер, храм, Торий Авермаль с женой…
Вот это и было необычным.
Баронесса Авермаль была… великолепна. Она собрала волосы в высокую прическу на затылке. Воткнула в нее гребень, а на плечи ей спадало… это было нечто восхитительное.
Розовое облако… из кружев?
По храму полетел шепоток. И мужчины, и женщины — все смотрели на баронессу. А та, наслаждаясь произведенным эффектом, прошествовала под руку с мужем, поправила кружево, и блеснула на плече брошь из алого… янтаря?!
Альдонай, сколько же это стоит?! Откуда такая роскошь?!
Служба была… нет, не сорвана. Но сегодня Альдонай не получил и половины причитающегося ему внимания. Оно досталось баронессе. В том числе и со стороны патера Лейдера.
А по завершении службы началось самое главное. Расспросы.
Впрочем, баронесса молчала как рыба.
А барон сообщил, что это можно заказать через него. И назвал цену редкости. Баронесса же только улыбалась — и поправляла кружево. Потом достала маленькое зеркальце, посмотрелась в него… и барон оказался обеспечен заказами на год вперед.
Жена, дочь, любовница, мать… каждая из этих женщин способна устроить своему мужчине маленький ад на земле, не получив желаемого.
Так что…
Единственным исключением был патер Лейдер. Но его умаслили широким кружевным воротником. И патер согласился, что скверны и происков Мальдонаи в этих предметах нет.
Зато есть выгода… и не будет ли достопочтенный Торий Авермаль так любезен…
Торий был.
Разумеется, храм нуждался в новой крыше. И роспись подновить не мешает.
Только торговать не мешай…
Патер сильно подозревал, что тут не обошлось без Иртона, но на нет — и доказательств нет.
Зато есть кружево. И на него такой спрос… попробуй запрети женщинам. Удушат. Лучше уж смириться и получить. Свою выгоду.
Второй визит к ведьме дался Анелии чуть легче, чем первый. Было страшно, да. Но уже не настолько.
Бабка, мерзко ухмыляясь, выдала Анелии несколько флакончиков. И один из них — лично для девушки.
Приворотное зелье. Отворотное. Снотворное.
Может быть, подействует? Принцесса готова была хвататься за соломинку. Очень уж жить хотелось. А еще…
Нет, Рику она не станет подсыпать ни первое, ни второе, ни третье.
«Я тебя не обижу, девочка…» Вот что было важно. Если Рик и догадался о ее роли… Не должен был, но вдруг?
Он не злой. И обижать ее не будет. Ей не придется бояться мужа, если она не переступит определенных рамок.
Признательность? Может быть.
Анелия и сама пока не знала. Но нечто теплое уже проросло в глубине ее души. Пока погребенное под расчетом, страхом за свою жизнь, житейской суетой, но оно уже было.
Прочитав письмо, Эдоард выругался.
Так и вообще без наследника остаться можно. Еще как можно. Так получилось, что Рик еще не был женат. Эдмон в свое время сопротивлялся помолвкам и свадьбам, как кандидат в альдоны. То у него болезнь, то невеста ему не подходит, то…
Эдоард понимал, что потакает сыну. Но… он знал свою вину.
Он-то любил Джесси. А Имоджин… бедная женщина. Можно быть королевой. Но возможно ли быть счастливойкоролевой?
Имоджин не была счастлива. И Эдмон был отравлен ядом ее горя и ненависти.
Эдоард не давил на сына. Рик — тот был помолвлен в свое время. А Эдмон все тянул и тянул… пока не умер. И встал вопрос — женить Рика.
Сначала был объявлен королевский траур — три года. И заключать помолвки стало невозможно. Потом же… пока наводили мосты, пока собирали информацию… время иногда летит очень незаметно. Да и Рик желания жениться не выказывал.
Он и сейчас не выказывает. Но тогда его хоть рысь не драла.
Эдоард придвинул к себе лист пергамента. И перо полетело по бумаге.
Надо соблюсти баланс между гневом и добрососедскими отношениями. Гардвейг должен понять, что Эдоард весьма недоволен. Не до разрыва отношений, пока нет. Но еще один такой случай…
«…мой венценосный брат…»
Альтрес Лорт читал донесения от своих агентов из Ативерны.
Все как обычно.
Эдоард правит, принцессы растут, скоро надо будет им приглядывать кого-то для заключения династического брака — как вариант можно поговорить с Гардвейгом. Церковь хоть и не одобряет, когда невеста старше жениха, но спорить не станут. Жизнь им еще дорога.
Торговля исправно развивается, флот укрепляется, есть небольшие стычки с вирманами… хм?
Король не пойми с чего заинтересовался графиней Иртон. Это уже полезнее. Джерисон Иртон выходит из фавора? Или что?
Надо бы узнать об этом подробнее… а что мы знаем о жене графа Иртона?
Да только то, что он женат. В остальном… при дворе она вроде как не появляется, живет уединенно, является дочерью Августа Брокленда, любимого корабела его величества… Так навскидку Альтрес не смог больше ничего припомнить. Но никаким материалом на Джерисона Иртона пренебрегать не следовало.
Королевский шут быстро черканул на письме «Подробнее» и отложил его в сторону. Его ждала куча непросмотренной корреспонденции.
А время шло.
Лиля четко поделила свой день и жестко следовала графику. Ничего страшного она в этом не видела — еще в родном мире приходилось пахать не за страх, а за совесть. И уборщицей подрабатывать, и учиться, и спать по три часа в сутки… тут хоть выспаться иногда можно! А это уже плюс. И со шваброй по коридорам гонять не надо.
А что надо?
Лиля только посмеивалась.
Один день из жизни ее сиятельства выглядел так.
Пять утра. Подъем. Служба в замковой часовне.
Кстати, храм тоже достроили, как и пасторский дом, но перебираться туда пастор не торопился, а Лиля не настаивала, решив, что всей ее компании лучше при священнике. Про инквизицию она помнила. И кто сказал, что здесь не найдется своего Торквемады?
Запросто!
Поэтому пастор Воплер жил в замке. Пытался заводить богословские беседы с вирманами, те его мягко посылали, но священник не обижался, а продолжал свое черное (простите, светлое) дело. Лиля оценила его упертость. Перевоспитать вирман надежды не было. Но кто сказал, что пастор не старался?
Лиля время от времени жаловала ему то что-то из одежки, то еще какие-нибудь приятные мелочи — и все были довольны. Включая Марка, который крепко сдружился с Мири и детьми вирман, таскал всех на богослужения и с удовольствием учился хорошим манерам.
Богослужение заканчивается? Отлично. Есть время для себя. Можно пару часов посидеть в лаборатории. До завтрака. А там — на выбор. Или попробовать что-то получить, или что-то записать…
Хорошие результаты получились с янтарем. Один из первых образцов отправили Авермалю и продолжили вываривать часть камней в меду. Хельке только головой качал — до такого тут еще не додумались.
Удалось получить более чистое и тонкое стекло… пока еще не хрусталь. Но Лиля подумывала о фужерах и фигурных бокалах.
Глиной Иртон боги тоже не обделили — и Лиля усердно вспоминала, как делать керамику. Гончарный круг сделать — невелико дело. А вот ты поди вылепи да обожги… ну, к лепке можно и детей привлечь, а к обжигу — мастеров… хотя те и так зашиваются.
Восемь утра. Завтрак.
Полчаса, не больше. Потом все расходятся по своим делам.
Лиля — на занятия с детьми. Учителя довольны. С тех пор как графиня стала присутствовать на занятиях, проблем намного меньше. Особенно когда ее сиятельство объяснила, что розги — это полезная и нужная вещь. Хотя пока их использовать вроде и незачем. Дети стараются. Это не двадцать первый век. Немного нервирует Лилю только Дамис Рейс. Но история и литература предметы необходимые. Так что посещать уроки приходится. А учитель… раздражает.
То смотрит горячим взором, то комплименты отвешивает, то ручку поцеловать пытается… И ведь все так… скромно… послать-то его не за что, вот беда!
Поэтому историю и литературу Лиля не любила. Хотя она их и в родном мире не особо жаловала.
Полдень. Отдых.
Дети разбегаются по замку. Лиля отправляется в конюшню.
Теперь там чисто и сухо, конюхи стоят чуть ли не по стойке смирно, а аварец постепенно привыкает к новой хозяйке. Ездить верхом по поместью Лиля пока не решалась, но в специально огороженном загоне каталась. Кормила жеребца с рук. Разговаривала, чистила… он постепенно привыкал к новой хозяйке. Миранда часто составляла Лиле компанию. И мечтала, что когда-нибудь у нее тоже…
Лиля не разочаровывала девочку.
Эрик должен был скоро вернуться и присмотреть подходящую кобылку. Так что у девочки будет свой жеребенок. Наполовину аварец. И если повезет — такой же очаровательный, как его папа.
Потом — обед.
И после обеда Лиля опять занимается. На этот раз уже с Лонсом.
Часть времени уходит на то, чтобы отточить манеры. Часть на дела поместья — выслушать отчеты, отдать распоряжения.
Потом — мастерские.
Лиля делила дни между стеклодувами, Хельке, кружевницами и гончарной мастерской. Да, последняя тоже организовалась. Хотя и стихийно.
Двое бывших пленников работорговцев нашли себя в гончарном ремесле. Как ни странно — из самых бесталанных. Сделать гончарный круг было несложно, а процесс он упростил, и сильно.
Теперь в гончарной можно было видеть и детей, которые обожали лепить из глины, и взрослых.
А обжигать пришлось в кузнице. Сделать еще одну, устроить несколько печей для обжига… Лиля мечтала о кирпичах, тем более что ремонт стен замка все еще длился — и конца-края ему не было видно.
Но пока было так много дел, так много…
А вечером ужин, ванна — и спать.
Впрочем, иногда ванна заменялась баней. Сколько труда Лиля потратила, чтобы ее устроить, — просто жуть! Пастор Воплер, правда, сомневался: достойно ли это приличной женщины — раздеваться, да еще париться, да еще веником, да еще с вирманками… хотя часто к Ингрид и Лиле присоединялась и Марта, обнаружившая, что ее старые кости меньше болят после бани…
Лиля фыркнула.
Стоило один раз заманить пастора попариться не по правилам. Бедняге пришлось очень весело. Его тошнило, кружилась голова, наблюдались все симптомы перегрева… Одним словом — товарищ уверился, что графиня умерщвляет плоть, и больше не приставал. Хотя и не парился.
Лиля мечтала о сауне, однако смогла оборудовать только самую простую, топящуюся по-черному, но баню.
Настоящую, с парной и веником… кстати, там можно было и еще кое-что сделать. Лиля, например, практиковала компрессы из меда и соли. Очень помогало убивать лишний жир. Хотя сколько там его было, того лишнего.
Лиля уже не ощущала себя безобразной тушей. Скорее немного толстоватой женщиной. Но все же не грудой жира. И смотрела в будущее веселее. Даже если она и не станет такой же стройной, как когда-то, все равно она будет даже очень симпатичной.
Обязательно будет.
С этой мыслью Лиля и засыпала.
Часто к ней приходила ночевать Миранда. Иногда компанию им составляли щенки. Да, держать собак в доме здесь не приветствовалось, но один из вирман, который занимался дрессировкой, подсказал, что так будет лучше. Он же посоветовал взять для Мири не кобелька, а сучку — и девочка не стала спорить.
Впервые у Мири было то, что она могла назвать своим.
Дом, комната, собака, друзья… и даже — мать?
Девочка не знала, что она чувствует к Лилиан. А Лиля не торопила малышку. Незачем давить на ребенка. Его надо просто любить. Баловать.
И очерчивать строгие рамки. Дозволенного и недозволенного.
Пока Мири не выходила за установленные границы, но Лиля не сомневалась, что рано или поздно это случится. Дети ведь всегда пробуют взрослых на излом. Такая у них природа.
Иногда к ним приходила няня. Гладила своих девочек по волосам, пела колыбельные.
Лиля принимала заботу Марты с признательностью. Но женское коварство неискоренимо. Она постоянно жаловалась Марте, как ей тяжело, просила рассказать что-нибудь о старых временах, когда они жили с отцом…
От поездки в столицу ей никуда не деться.
Она знала. И готовилась к встрече.
Это случилось за завтраком.
Она чуть задержалась. Не удавался опыт. Ей хотелось получить мирабилит. А у вещества было свое мнение. Эх, читать книжку и ставить опыты в полевых условиях — это немного разные вещи.
Все уже сидели за столом. Лиля направилась к своему месту справа от Мири. При ее появлении девочка вскочила, как маленький ураган.
— Лиля, а я…
Тарелка, звеня, покатилась по полу.
Щенки бросились к выплеснувшейся на пол овсянке, но проворнее оказалась Лилиона.
— Эмма! — позвала Лиля.
Она хотела сказать, что нужна новая тарелка… Завизжала Мири. И Лиля метнулась к девочке.
Но беда случилась не с ней. Щенка рвало, из его пасти текла зеленоватая пена…
Лиля выругалась, падая на колени.
Такого опыта у нее не было. Но был опыт работы в вытрезвителе. Вызвать рвоту, дать воды, дать противоядие…
— Джейми!!! Тахир!!!
Но травник уже опускался рядом с графиней на колени…
— Молока! И побольше! И воды!
Ингрид перехватила Миранду, чтобы та не смотрела.
Этот день у Лили оказался сорван.
Сучку они с Джейми и Тахиром откачали. Кое-как, но справились. Как сказал Джейми, на собак яды действуют, с одной стороны, быстрее, но этот конкретный яд — еще и немного слабее.
И Лиля понимала, в чем тут дело.
Если человек слопает пять таблеток снотворного — он имеет все шансы отправиться на тот свет.
Если сорок — шансы уменьшаются. Ибо начинается рвота и пострадавшего можно откачать.
Лилю могли и не спасти. А вот щенка — успели.
Хотя еще дней десять ему была прописана жесткая диета и тщательный уход… Мири не отходила от пострадавшей собаки, гладила по голове, плакала в шесть ручьев… Лиля уже не знала, то ли лечить собаку, то ли заниматься ребенком… В итоге свалила уход за щенком на докторусов и уговаривала малышку. Все будет хорошо…
А сама подсчитывала, холодно и рассудочно.
Это была ее тарелка. Ее овсянка. Никто другой ее просто так не ест. На воде, без сахара и соли — только она.
То есть собака и Мири ей жизнь спасли.
Спасибо, девочки, с меня причитается. Но кому понадобилось меня травить? И зачем?!
Посторонних в замке не было, в этом клялась и божилась Эмма.
Кто-то свой?
Кто?!
Логически рассуждать графиня начала примерно часа через два. Когда стало ясно, что песика отравили волчьей травкой, Лиля начала выяснять и быстро поняла, что речь идет о местном варианте аконита. Да, и тут есть эта отрава.
Готовится быстро, действует качественно…
Лиля покусала ноготь. Итак. Кто имел доступ к каше?
Сестра Хельке — она ее варила.
Не пойдет. Эввиры ей ну… не преданы, но гадить точно не будут. На ее земле живут. Да и выгодно им, чтобы Лиля была жива и здорова.
На кухне Лиля тоже была. Порядок там военный. Там подбросить ничего не могли.
Какие еще есть варианты?
Пока донесли от кухни до столовой, пока накрывали на стол, пока все приходили… нет, последнее — по разряду Ш. Холмса. Лиля мысленно перебрала всех, кто был за столом.
Тахир и Джейми? Нет, вряд ли… вопрос выгоды и знаний.
Тарис? Доверенное лицо ее отца.
Хельке? Мири?
Марта, которой разрешили сидеть рядом с подопечной и приглядывать за ней?
Шевалье Авельс? Темная лошадка. Но сейчас ему нет смысла травить Лилю.
Ингрид? Пастор с сыном?
Нет, ее команда вне подозрений. Иначе хуже будет.
Кто носил блюда и накрывал на стол? Питер, Сара, Илона. Самое тяжелое нес слуга, что полегче — девушки. Принесли, расставили и ушли. Столовая оставалась без присмотра, за это время мог зайти кто хочет, насыпать что пожелает. Если бы не одно «но»!
Практически сразу прибежали дети. А при них сыпать яд… ну если убийца — камикадзе…
Лиля покусала губы.
— Да что вы мучаетесь? — удивился Тарис. — Взять всех троих и пытать, пока не признаются.
Лиля фыркнула:
— Тарис, это нелогично. Признается тот, кто боится боли. А реальный убийца останется жив и здоров.
Тарис нахмурился:
— Я не подумал.
— А где можно взять яд? Джейми?
Джейми почесал затылок:
— Волчья травка здесь встречается часто. Надо бы посоветоваться…
— С травницей? Морага, так?
— Да, ваше сиятельство…
— Взять ее и расспросить! — рявкнул Лейс.
Лиля нахмурилась. Не так ли начиналась охота на ведьм?
— Нет уж! Никаких расспросов за моей спиной! Джейми, прокатишься? Потихоньку, чтобы никто не знал… нам ни к чему, чтобы шум поднялся, не надо… пусть живет спокойно.
— Да, ваше сиятельство.
— И расспроси подробно. Может быть, кто-то покупал эту траву, кто-то собирал ее, кто-то интересовался…
Джейми сдвинул брови. Кивнул:
— Обещаю, ваше сиятельство. Я все узнаю.
Лиле хотелось рвануть самой, но нельзя. Графиня не может, не должна… то есть она может, но…
Лиля перевела взгляд на пастора.
— Пастор, вы можете расспросить всех троих? Я не хочу никого пытать. Но вы можете поговорить с ними, как служитель бога…
— Это очень милосердно с вашей стороны, ваше сиятельство…
Лиля знала, что с ее стороны один голый расчет, но разубеждать пастора не стала. Неплохой он мужик… побольше бы таких в обоих мирах.
Она взъерошила светлые волосы. Посмотрела на Лейса.
— Пока что подержите всех троих в подземелье. Там места много. Потом выпустим и даже компенсируем, если что.
Лиля покусала ноготь. Она никак не могла понять, что это такое. Глупость? Наглость?
Никто из троих не сбежал, весь персонал замка на месте. То есть этот некто не ожидает расследования?
Ничего не понятно.
Ладно. Вот Джейми вернется от травницы…
— Я напишу вашему отцу, графиня? — подал голос Тарис Брок.
Лиля кивнула:
— Пишите, друг мой, пишите… может, я и сама напишу. Но попозже, сейчас у меня голова не тем занята. Мири, иди сюда, малышка…
— Лиля… а с Лялей все будет хорошо?
Лиля посмотрела на собачку.
— Обязательно, малышка. Обещаю тебе…
Мири всхлипнула и уткнулась носом в плечо Лили. Ну раз она обещает…
— Здравствуй, Морага. — Джейми почтительно, как графиню, приветствовал старую травницу.
— И тебе здоровья. Что случилось?
— Да уж случилось… графиню пытались отравить.
— Вот как?
— Волчьей травкой. Морага…
Травница отвернулась и зашуршала чем-то в углу.
— Морага! Ты ведь что-то об этом знаешь! Долго она не хранится, настой из нее могла приготовить только ты. В замке никто этим не занимается.
Травница продолжала шуршать. Молча.
— Морага, прошу тебя!
Женщина обернулась:
— Не лез бы ты в это, мальчик?
— Лилиан Иртон была добра ко мне. Она и сейчас добра. Она приютила меня в своем доме, деньгами жалует, кормит-поит…
— Раньше она такой не была…
— Разве это важно? Она хорошая, Морага. Она добрая, умная…
— Она тебя послала?
— Да. Сказала, чтобы я все выяснил по-тихому.
Морага выжидающе молчала. Но Джейми тоже ничего больше не говорил. В комнате повисла тишина. Юноша знал: если травница решит — она расскажет. А давить не стоит…
Прошло пять минут, десять, пятнадцать…
Наконец травница вздохнула:
— Ты прав. Я продала настойку. Свеженькую, этого лета сбор.
— Никому другому это не под силу. Я сразу понял, что это твоих рук дело. И графиня тоже так подумала.
— И все же здесь ты. А не отряд стражи…
Джейми промолчал и травница шлепнула ладонью по столу:
— Хорошо! Я продала настойку. Она быстро теряет силу, пара десятков дней — и выдохнется.
— Госпожа графиня сказала — это потому что основа неправильная. Она знает такое вещество, что трава долго останется хорошей.
— Вот как?
— Я захватил с собой склянку. Я потом покажу, обещаю… Так кто покупал траву?
Травница ухмыльнулась.
— Она у меня частый гость. Гостья. Уж давно, еще до того, как госпожа затяжелела, так она ко мне и начала ходить.
— Насколько давно?
— Почти сразу, как госпожа сюда приехала. Травы — искусство сложное. Сама она правильно ничего сделать не могла. А потому платила мне. И щедро. За настои, за тайну…
— И как ее зовут?
— Имени не знаю. Могу описать.
Джейми внимательно выслушал описание, кивнул.
— А почему ты ее выдаешь?
Морага пожала плечами.
— Я в долгу перед графиней. На ее земле живу, в обиду опять же она меня не дала, тебя вот присылает, да не просто так…
Это верно. Каждый раз, приезжая к Мораге, Джейми привозил с собой гостинцы. То ткань, то корзину с продуктами, то что-нибудь еще…
В этот раз у него была большая бутыль со спиртом. И юноша увлеченно принялся рассказывать о свойствах продукта.
Прошло не меньше часа, прежде чем травники вернулись к реальности.
— Мне пора уходить. Графиня ждет.
— Понимаю. Ты опиши ей ту девку, авось узнает…
— Да и я ее знаю. Только какая ей выгода — понять не могу…
Травница пожала плечами. Ее это тем более не касалось. Пусть господа сами со своими делами разбираются…
Джейми сразу направился к Лиле. И пяти минут им вполне хватило.
Неизвестная из замка часто покупала у Мораги траву.
— Раньше она покупала только дурман. А недавно — волчью травку.
— А дурман зачем?
— Я так понял, что подливала вам в еду.
Лиля нахмурилась. История, выдуманная ею для отца, стремительно становилась реальностью.
— Но зачем ей это понадобилось? Кто это?
— Морага не знает ее имени. Она знает, что эта женщина живет в замке… Она приходила ночью, в плаще… очень давно.
— То есть — кто угодно?
— Она молода. И ходила чуть ли не с момента вашего переезда сюда.
— Уже не Марта и не Тара. Кто-то из служанок? Мэри? Илона? Сара?
— Морага сказала, что у нее шрам на руке. Небольшой, между пальцами.
— Не поддельный?
— Нет. Она в этом разбирается.
— И женщина его не прятала?
— Прятала. Но у Мораги острое зрение.
Лиля кивнула. Посмотрела на Лейса, и тот сорвался с места.
А сама Лиля задумалась:
— Так просто?
Тарис приподнял брови:
— Разве просто? Травница могла не увидеть шрама, могла… да многое.
Лиля покачала головой. Но потом подумала, что преступники вообще-то не всегда светочи интеллекта. Что могла, девушка сделала. Закутывалась в плащ, приходила ночью… кто же мог предположить, что у Мораги такое острое зрение и она захочет поделиться информацией? Другая бы травница молчала или все отрицала, чтобы ее не притянули. Это Лиля понимала, что кузнец не виноват, если сделанным им ножом короля зарежут. А кто-то другой на ее месте?
Да и насколько ей известно — тут еще не развит институт киллерства.
Убивают, да. Но, когда любой может пойти и прикончить своего обидчика почти открыто… ну с оговорками, но все-таки, ассасины почти не требуются. Да и потребуются… кто бы их в Иртон завез? Чай не капуста, на грядке не вырастут.
И стоят дорого, и поди найди… и если уж серьезно… на прежнюю Лилиан Иртон и служанки хватило бы. Чай не супер-Маня.
Служанки были доставлены к графине через десять минут. Шрам на руке был у Сары.
Повинуясь жесту графини, Мэри и Илона вышли. Сара осталась в комнате. Она понимала, что игра окончена, явно. Но сдаваться не собиралась. Верхняя губа девушки приподнялась, зубы оскалились, она была похожа на крупную крысу. Лиля смотрела спокойно.
— Сама расскажешь, зачем меня травила, или помочь?
Сара зашипела:
— Жаль, не удалось! Хорошо хоть твоего пащенка убрала!
Лиля прикусила губу. Изобразила на лице страдание.
Выкидыш у Лилиан Иртон? Лиля переживала его постольку-поскольку. Да, реципиентке было плохо. Но то исходной Лилиан Иртон. А нынешней Лиле было не до страданий. Но показывать-то это нельзя. Она переживала потерю ребенка — так тому и быть.
Будем страдать! Красиво!
— Тарис, прошу вас… — И поднести к глазами кружевной платочек. А то заметят, что слез нету.
Тарис тут же воодушевился защищать слабую графиню и соколом ринулся на обидчицу.
После десяти минут криков, ругани, скандала и угроз, девчонку-таки раскололи, и Лиля только головой покачала.
М-да. Сама дура.
Накрыв семейство Грисмо, они как-то позабыли, что есть и еще одна голубятня. А она была. И птицы там были не только на мясо, нет. Они еще и летали…
Сара была племянницей Фреда Дарси, дочерью сестры. Отсюда и разные фамилии. А вот зачем ей понадобилось травить графиню…
Вирмане живой ногой метнулись в Буковицу за Фредом с семейством. А Сару продолжили трясти. Но она ничего не знала. Только то, что ей приказывал дядюшка.
Служить в замке? Хорошо, послужим. Почему бы и нет. Место престижное, тихое, удобное.
Подливать графине в пищу дурман? Да со всем нашим удовольствием. Дядя в семье глава, его слушать надо, а то еще огневается, замуж выдаст… Сара оценивала себя трезво. Ее любой муж прибьет на третий месяц после свадьбы.
Сначала это была просто работа. А потом Сара и сама невзлюбила графиню. За что?
А вот просто так!
За то, что она, гадина, на свет родилась. И графиней, а не посудомойкой. И может жрать, хрюкать и спать до полудня. А потом, когда Лиля начала наводить порядок, — еще добавилось. За все хорошее…
У Лили слов не осталось. Просто никаких. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать?»
М-да…
Девушка как с цепи сорвалась. В довершение всего оказалось, что Джес Иртон не оставил ее своим вниманием, пока гостил в замке. И даже имел неосторожность ляпнуть что-то вроде: «Моей бы жене такую попку, глазки, ушки…» — и подарить колечко.
Ну и все. Много ли надо взбалмошной дуре? Лиля тихо вздыхала про себя.
Принято считать, что преступники должны быть хитры и коварны. Увы. На одного профессора Мориарти приходится две тысячи идиотов, ухлопавших по пьянке соседа сковородкой.
Профессор — исключение. А вот такие Сары — они правило.
Они есть. И гадят.
Просто по злобе душевной. Сказал ей дядя, она и пошла. И ведь исправно старалась, сама у травницы и дурман, и яд брала, бегала, изводила графиню, счастлива была, когда та едва не подохла…
Лиля стискивала кулаки и молчала.
Она не будет ругаться. Она не отхлещет наглую тварь по щекам. И даже на Фреда кобеля не спустит.
О нет.
Личную и вскормленную ядом собаку Баскервилей мы прибережем для заказчика.
Какого? А вот того… Вы что, поверили, что старосте надо травить графиню? Э нет. Ее кто-то заказал. Вот мы и выясним кто.
Выяснения растянулись до поздней ночи.
И Сару, и Фреда, и все его семейство переместили в пыточную. И что с ними делали вирмане Лиля предпочла не знать. Один раз доказала, что может, второй раз лезть и смотреть на пытки уже не хотелось. Радости-то…
А к полуночи в ее покои постучался Лейс.
Лиля накинула на себя халат потеплее (да, и такие штучки у нее в гардеробе уже были, причем шили их вирманские мастерицы) и вышла в коридор.
— Мири спит. Вы узнали?
Лейс кивнул.
Шевалье Авельс, стоящий рядом с ним, и Тарис Брок имели слегка виноватый вид. Как оказалось, у Фреда было слабое сердце. И он немного того-с в процессе дознания. Но что приятно — успел назвать заказчика.
Было это так. Вскоре после того как Лиля поселилась в Иртоне (еще та, прежняя Лилиан), ему понадобилось в Альтвер. На ярмарку. Ну почему бы и нет. Дело житейское.
Там-то он и повстречался с интересной личностью.
Личность предложила ему хорошие деньги — сначала за отчеты о состоянии графини Иртон. Снабдила голубями, деньгами, и Фред, который был обучен грамоте, стал отписываться. Для чего и Сару в замок пристроил, чтобы знать получше о происходящем.
За золотом регулярно ездил в Альтвер один из его сыновей. И платили вовремя. Не чинились. Деньги передавали через купца Кариста Трелони. У него же Фред и вкладывал их в торговое дело, здраво рассудив, что в Иртоне деньгам делать нечего, разве что любоваться на них.
Дальше — больше.
Сделав первый шаг, бегут бегом. Вместе с очередной крупной суммой денег заказчик прислал и склянку. И указал, что надо это подливать графине в пищу.
Фред забеспокоился. Капли проверили на собаке — пес не сдох. Хотя выглядел… ошалелым. Фред пришел к выводу, что это дурман, и приказал Саре постараться.
Та была лишь рада и прекращала опаивать женщину только во время визитов графа. Но лучше от этого не становилось. Ломка — не самое радостное ощущение в жизни.
А когда Лилиан таки забеременела, заказчик сильно забеспокоился. И дал указание — увеличить дозу дурмана. Откуда брали? Так сначала склянку привезли из Альтвера. А потом по-простому стали брать у местной травницы. Рассудив — ежели что, ее и прикопать можно. Невелика потеря.
Сара выполняла все, что ей приказывал дядя. Ну и от себя немного добавляла.
— Госпожа… она призналась, что смазала перила и ступени салом, — потупился Лонс. — Вот вы и упали с лестницы. Беременная, в дурмане… много ли надо…
Лиля делано хлюпнула носом и проскулила что-то вроде: «Мой бедный ребенок, как это ужасно!!!» Благо мексиканские сериалы предоставляли прорву таких сцен для просмотра и освоения.
А в душе…
Вот честно — она даже была немного благодарна Саре. Если бы не девушка — не появилась бы в этом мире и сама Лиля.
Сначала-то… о, она бы выразила благодарность! Поленом по хребтине! Сорок раз — и все поперек! Ибо было плохо, больно, тошно… сейчас же — а что сейчас?
Считай, халявная реинкарнация вне очереди! За такое можно и поблагодарить?
Можно.
— А насчет яда?
— А где первый шаг, там и второй, — махнул рукой Тарис. — После дурмана яд был уже вовсе плевым делом. Взяли у травницы…
— И ее не убили?
— Собирались.
Лиля потерла нос. Она бы точно травницу прикончила… сразу же.
— А чего ждали?
— А ежели яд негодный? Или вас, ваше сиятельство, отравить не удастся? Где тогда что брать? Сам Фред, да и его семейство, травы не разбирают. Ума не хватает. Да и… не только вас изничтожить хотели.
— А кого еще?
— Виконтессу…
Лиля стиснула кулаки:
— Мир-р-р-р-ри?!
Буква «р» раскатилась по коридору глухим рычанием. И мужчинам на миг показалось, что сейчас графиня бросится в пыточную, уничтожать негодяев. Голыми руками.
Ан нет. Опомнилась.
— Запасливые, значит…
Ну да — в рамках ограниченного сознания. Мало ли что, мало ли как… а запасец быть должен. Да и… случись с Лилей беда — кто бы там сразу разбираться стал. Пока похороны, пока туда-сюда, вот время и выгадали бы. И Мири могли бы придавить, а то и отравить. Деточка, скушай пирожок на ночь, ай-ай-ай, какое горе, какая трагедия, вслед за графиней и виконтесса, все рыдают в зеленые платки… Кто ж знал про собачку!
— Что с ними теперь, госпожа графиня?
— А имя заказчика Фред указал?
— Сказал, что звали его вроде как шевалье Керенс, а как уж там на самом деле…
Лиля посмотрела на Тариса:
— Письмо моему отцу уже отправлено?
— Да, ваше сиятельство.
— Отправьте еще одно. С подробностями, ага? А еще… — В зеленых глазах мелькнули хищные огни. — До весны сюда толком хода нет?
— Э-э-э…
— Отправьте от имени Фреда письмо. Пока никто не знает, что его схватили, — и не надо.
— Да, ваше сиятельство…
— Напишите, что я при смерти. И подождем ответа. И поторгуемся… я эту сволочь выведу на чистую воду! Из-под земли достану! Он мне еще заплатит! А мой отец тем временем посмотрит в столице… — Лиля весело скалила зубы.
— В столице, ваше сиятельство?
Лиля ухмыльнулась:
— Тарис, ну думай головой! Не из-за цвета же волос меня убить собрались! Это либо враги отца, либо враги мужа. Вот пусть отец и понаблюдает зимой. А мы покрутим, поторгуемся… еще и денежку срубим с заказчика. И Торию отпишем, пусть про этого купца Кариста узнает, чем дышит, чем живет…
— Ваше сиятельство…
Тарис явно оценил идею. И остальные тоже.
Именно сейчас Лиля глядела в серьезные глаза мужчин вокруг и понимала: она здесь главная. Она — вожак стаи. Она будет решать, куда бежать. И только она. И ее волю примут. Потому что она — умная.
Письмо от имени Фреда Дарси неизвестному заказчику.
«Господин, корова при смерти. Очень плоха, не надеются, что выживет. Девчонка пока жива. Жду ваших указаний».
Лиля лично одобрила. Хотя Тарис и мялся, рассказывая про «корову». Но протокол допроса Лиля все равно увидела бы. Или вирмане просветят. Да и не наплевать ли? Хоть крокодилом назови!
А указаний мы подождем. И Торию напишем… пусть выяснит! Спускать покушение на себя Лиля не собиралась. А если еще и Мири…
Кто бы там ни был, он попал по-крупному. Лиля собиралась найти заказчика и приготовить из него препараты. Лабораторные! То есть расчленить и заспиртовать в банке! И приговор обжалованию не подлежит!
Что? Нельзя органы врага выставлять? Странная у вас логика! Голову оленя, значитца, который вам лично вреда не причинил, можно! А печень врага — нет?
Еще как да!
Пусть хоть мертвым принесет пользу науке!
Голубиная почта Торию Авермалю.
«Барон, прошу вас выяснить все о купце Каристе Трелони. Очень важно. Подробности письмом.
Л. Я.»
Главный вопрос, который мучил Лилю: что делать с семейством Дарси?
Казнить?
Есть за что. Да и не нужны они так уж теперь. Есть имена, как только все проверят и подтвердят, от Дарси можно избавляться. Только вот беда, там же и дети маленькие.
Взрослых казнить, а детей выгнать?
Тогда уж проще сразу убить. Зима уже практически на носу. И лужи покрываются ледком.
Оставить в деревне? Оставлять живых врагов за спиной неразумно. Да-да, сейчас мне скажут, что это — дети. Но дети вырастают. И не питают любви к тем, кто убил их родителей.
Оставить всех в темницах замка?
Опять же Лиля откровенно не хотела привносить в этот мир принцип «отсидел — свободен». Сколько мрази повыходило на свободу в России, она знала. И все — невиновные, ага!!!
А сама девушка твердо придерживалась принципа: покусился на убийство — умри. Знал и не предупредил — туда же!
Да, максимализм. Но в ее возрасте это было простительно.
Она бы перевешала всю семью, но… Дети…
Фреда и его жену можно и казнить. Оба знали. Участвовали и его сыновья. Старшие. Но всего у старосты было шесть детей. Младшему — три годика.
И что же делать?
Вопрос разрешил Тарис Брок, предложив до весны подержать все семейство в заключении. Потом, весной, всех замешанных в покушении на убийство можно и казнить. Безболезненно. Совсем маленьких детей — забрать и отдать на воспитание в хорошие семьи. Старших детей отдать Али.
Работорговля? Нет. Лиля ведь не получит от этого никакой выгоды. Зато выжившим членам семьи будет не до нее.
Лилю это сильно покоробило, но выхода ведь нет, правда?
В любом случае, если он существует, он найдется со временем.
А пока и так есть чем заняться.
Рик все-таки собирался выздороветь. Вопреки всем усилиям докторусов.
Жар и лихорадка все еще иногда возвращались, но заражения крови не было! Раны немного гноились. Но после прочищения и припарок из паутины и болотного мха все повернулось к лучшему. Медленно, уверенно, принц выздоравливал. Хотя пока еще оставался слабее котенка. И сам даже не мог штаны расстегнуть.
Анелия просиживала у постели героя чуть ли не сутки напролет, вытирая платочком то пот (у него), то слезинки (у себя).
Джес переживал за друга.
Послы заранее тряслись, понимая, что Эдоард за такой поворот событий не похвалит. А поди последи за мальчишкой на охоте?! Простите — нереально. Сам должен был не отрываться… ну понесла лошадь принцессу — так другие бы за ней гонялись, на то егеря есть. А ему геройствовать захотелось! Ну не удержит же его Фалион, который старше в два раза и присмотр на охоте не обеспечит.
Только его величеству это не объяснишь. Так что полетят головы.
Впрочем…
Когда пришло письмо от Эдоарда, Рик был искренне удивлен реакцией отца.
Да, отец долго ругал его за неосторожность. И напоминал: случись что, династия оборвется.
Да, он был недоволен. Но между строк ясно читалось — тебе все равно зимовать у Гардвейга. Так что позаботься о своем здоровье, лечись и поглядывай на принцессу. О женщинах узнаешь многое, когда мужчина болеет.
Кто-то самоотверженно выносит судно. Кто-то устраивает истерику из-за сломанного ногтя и убегает в кабак. Кто-то просто уходит…
Все разные. И это хороший повод и способ приглядеться.
Что Рик и делал. Все равно больше заняться было нечем.
Анелия изображала из себя посланницу Альдоная. Вся такая нежная, воздушная, трепетная…
Только вот верилось в это с каждым днем все меньше и меньше. Девушка не всегда могла с собой совладать — и наружу прорывалось настоящее.
Злобная гримаса, раздраженный жест, испуганный взгляд — все это невольно прорывалось из-под маски, и Анелия напоминала принцу крысу, загнанную в угол.
Рик ей немного даже сочувствовал, догадываясь, что Гардвейг — не лучший отец. Но жениться на Анелии с каждым днем ему хотелось все меньше и меньше.
Ответное письмо от Гардвейга Эдоард читал с интересом.
Гардвейг, отбросив все экивоки, прямым текстом предлагал союз. И провинцию Бальи в приданое за Анелией. А кроме того писал, что давить на Рика не будет. Но если его величество подумает — это ведь выгодно обоим. Рядом стоят, вместе и оборону держать…
Да, не уследили. Случайность. Но теперь мы его охраной окружим в три ряда. Нам выгоднее брак, чем смерть наследника. Потому как сам Гардвейг не вполне здоров, ему не до войн. Эдоард тоже немолод…
Король задумался. И решил пока спустить всем с рук происшествие с рысью.
Действительно: ну как ты договоришься с дикой кошкой, чтобы она напала именно на этого человека? Простите, но тут такая подготовка понадобится, что ее и из Ханганата заметят. А шпионы Эдоарда тоже не даром хлеб ели.
Надо только отписать Рику, чтоб больше никаких охот…
— Ты, дура безмозглая!
— А ты шлюха дешевая!
— Эввирская дрянь!
— Гадюка!
— Что случилось? — На кухню заявилась Лиля, которой безумно захотелось кусочек сыра.
Вредно, да. Но захотелось до истерики. И она решила себе не отказывать.
Лория взглянула на одну из местных служанок, с которой ругалась в голос.
— Ваше сиятельство, да все в порядке. Эввиров нигде не любят.
— И что с того?
Все оказалось просто. Эввиров не любили еще и потому, что украсть у них из-под носа не получалось. Лория вела кухню железной рукой. Привыкшие к безнаказанности (ну и к снабжению с господского стола) служанки принялись говорить гадости за ее спиной, портить пищу, подстраивать мелкие неприятности…
Лория кое-как справлялась, но терпение ее тоже было небезгранично.
Впрочем, как и у Лилиан Иртон.
Бабы были… нет, не уволены. Но их семьям было объявлено, что за злословие и мелкое пакостничество графиня переводит их на другой фронт работ.
Замок, простите, та еще махина. И мыть в ней надо много чего. А на кухню Лория подобрала себе тех, кто поспокойнее.
Мелкие склоки, конечно, были. Но Эмма, которой Лиля также сделала накрутку, быстро поставила всех на место. И бабы смирились. Все-таки в замке работать лучше, чем в поле или там за скотиной ухаживать.
Качество пищи заметно улучшилось. Лиля ненадолго расслабилась.
Дни полетели за днями, сливаясь в единую киноленту.
Лиля работала, присматривала за Мири, ждала известий, обучала кружевниц, вспоминала все, что знала о стекле, подолгу разговаривала с Хельке и Тахиром…
Можно сказать, что она была спокойна и счастлива.
Впрочем, письмо, адресованное Фреду Дарси, ее не порадовало.
«Корову добить, малявку удавить. Карист оплатит. Тысяча золотом».
Лиля только присвистнула. Дорого же нынче стоят графини. И их падчерицы тоже.
Ну так… ладно. Больше запрашивать смысла нет. Не дадут. Но есть вариант…
«Господин, половину вперед. За корову».
А еще…
Хочешь спрятать — поручи взрослым. Хочешь найти — поручи детям.
Лиля уже задумывалась, что замка она не знает. Официальную часть — да. Но ведь обязан быть и потайной ход. А часто — и не один.
План замка графине при вступлении в должность не предоставили. Поручить кому-то найти?
Лиля сделала проще. Собирала всех детей — и при случае принималась рассказывать им детективные истории. Из жизни некоего мистера Холмса. Детективные, мистические… А. К. Дойла она любила.
Много ли надо детям для затравки? Тем более местным, не избалованным массмедиа… Джейми и тот был в тихом шоке. А там и еще люди начали подтягиваться… Лиля чуть-чуть корректировала персонажей под местные реалии — и вперед… Слушали с открытыми ртами.
Вскоре ее тактика принесла плоды. Раньше дети просто носились по замку ураганом. Теперь же… Прятки, простукивания, нападения из засады…
Слуги жаловались. Эмма фыркала. Лиля улыбалась. И продолжала «детективить».
Она и не сильно удивилась, когда Мири сообщила ей, что «в потайном ходе ни одного скелета нету-у-у…» Ребенку было искренне обидно.
А Лиля довольно улыбнулась. И попросилась с Мири — вдруг там где и завалялся скелетик?
Оказалось, что дети нашли аж три потайных хода. Один — со второго этажа на кухню. Второй — из хозяйского крыла на волю. И третий — в гостевом крыле. Обрушенный.
С точки зрения Лили все было правильно. Из кухни легче всего попасть на двор. И удрать оттуда. Из хозяйского крыла, случись что, надо спасаться. И осведомляться, чем гости дышат, тоже.
Да, ходы были чисто условными. Лиля в них едва не застревала. А уж грязи собрала — уборки не надо. Но старания окупились.
В потайном ходе, который был в кухне… Лиля сначала и не поняла, обо что стукнулась ногой, но потом осмотрела находку под свечой и кивнула. Что-то такое она и ожидала.
Бочонок. Новенький такой, блестящий, небольшой… Ну так правильно, сундучок может и подозрения вызвать. А бочонок… Дети просто не обратили внимания — чему еще и стоять в тайных ходах, как не бочкам? А что в нем?
На этот вопрос Лиля получила ответ спустя два часа. Когда слуги по ее приказу выволокли находку наружу. Крышка была закреплена так, что с налету не выбьешь. Шум поднимется. Но когда ее сбили…
Монеты — странная штука. Даже если их немного, человек смотрит в шоке. А если они вперемешку с янтарем — еще интереснее.
Эдор был запаслив. Когда Лиля его выгнала, он не стал прихватывать с собой главную захоронку. Зачем?
В замок он попасть мог. Если и не через потайной ход, то стены все равно что лестница. Перелезть — пятнадцать минут. И выкатить потихоньку. Бочонок не сундук, вещь хозяйственная, да и хранилась кубышка под присмотром жены. Если бы кто начал по кухне шастать, Тара мигом бы заметила…
Когда все пересчитали, получилось две с лишним тысячи серебром. Не считая янтаря, который тянул на приличную сумму.
Лиля выдохнула с облегчением. Теперь было на что перезимовать. Тем более что уже наступали холода…
Свинью в очередной раз подложил Тарис, поинтересовавшись:
— Госпожа, а девичью долю вам выплачивали?
Что оставалось делать Лиле? Только развести руками. Она — не знала. Но сейчас у нее было оправдание. Ее опаивали. Так что…
Тарис предложил и об этом написать Августу. И пусть докторуса поспрашивает. Что это за целитель такой, который не заметил, что пациентка в дурмане?
Фреда было уже не расспросить, а семейство глава во все не посвящал. Сара же после применения к ней вирманских методик ответила, что докторусу было заплачено. Но кем и когда?
Одним словом, Лиля понимала — спокойной жизни ей не будет.
В столице? Смеетесь? Выжить бы!
А пока надо выгодно вложить деньги.
Лиля выкинула бочонок, поговорила с Хельке и отдала ему весь янтарь на переработку. А деньги припрятала. В кабинете графа. От греха…
Впрочем, ни одного вора так и не нашлось.
Из Альтвера прибыл Эрик. Корабли встали на зимнюю стоянку.
Вирманин выполнил все поручения, а кроме того, привез несколько вполне симпатичных кобылок. И сильно разочаровал и Лилю и Мири, заявив, что лошадь носит жеребенка почти год. Так что к весне — никак-с… если только через год…
Лиля ругнулась и пообещала Мири, что в таком случае закажет ей аварца у Али. Чистокровного.
Девочка поверила.
Впрочем, последнее время она так привязалась к Лиле, что поверила бы и в луну с неба. Да и Лиля привязывалась к девочке.
Привез Эрик и письмо от Тория Авермаля. Вежливое, красивое… Суть которого можно было выразить в трех словах: «Всего, и побольше!!!»
Лиля и не сомневалась, что ее идеи имели успех. Да, мастерицам пришлось работать не разгибая спины месяц, а ей — постоянно править их работу, но в итоге несколько вещиц для Тория, подарки королю, принцессам, свекрови и сестре мужа были готовы в рекордный срок.
Хотя Лиля понимала, что долго в таком авральном режиме не проработаешь. Поэтому распорядилась набрать по деревням несколько девочек-сирот. Для обучения и в помощь.
Вирманкам она собиралась преподать другие навыки. Вязания, можно художественного. А кружево оставим для себя. Есть такое слово — монополия. Поэтому крючок и коклюшки мы никому не отдадим. А если куда соберемся переезжать — девушки поедут вместе с Лилей.
Об этом уже состоялся разговор с Тарисом Броком. И тот даже отписал Брокленду.
Пока Август еще не отозвался, но и Лиля, и Тарис были твердо уверены, что Август не откажется получить свою мастерскую. Для этого немного-то и надо. Снять дом, поселить там мастериц и исправно снабжать. Ну и платить. Лиля честно выплатила девушкам процент от прибыли, после чего поняла, что Марсия с подругами за нее и в огонь и в воду пойдут. Таких денег ни одна из них в руках не держала.
Девушки были тихо счастливы. А работа… работа просто горела у них в руках.
Сама Лиля могла связать крючком кружевную салфетку длиной в метр и шириной сантиметров тридцать за неделю. Марсия, например, управлялась за три-четыре дня. Видимо, разница была еще и в другом. Для Лили, еще в бытность ее Алей Скороленок, это никогда не было источником заработка. Скорее приятным развлечением. А вот когда от ловкости твоих рук зависит, не ляжешь ли ты спать сегодня голодной или тебя могут вообще выгнать на улицу…
Определенно это тренирует.
Стеклодувная мастерская работала и расширялась. Лиля распорядилась построить еще несколько печей и пыталась вспомнить состав керамики.
Жизнь шла своим чередом.
Единственным исключением стало официальное приглашение весной ко двору от короля — куча виньеток и завитушек, громадная печать, слог, через который без пол-литры не продерешься. Все удивительно официально, мол, его величество желает вас видеть — и только попробуй отказаться, зараза!
И письмо от свекрови.
У Али, вопреки расхожему мнению, проблем со свекровью никогда не было. Галина Петровна, милейшая женщина, мать Лешки, считала, что сыну очень повезло. Дочь военного, медик, профессия полезная, девочка умная и верная… и чего еще надо?
И Алю любила искренне.
Аля отвечала ей взаимностью. А вот в этом мире… сколько девушка ни ворошила свою память, сколько ни расспрашивала — очень осторожно и с оглядкой Марту и Мири, — все было в ноль.
Создавалось ощущение, что свекровь относилась к детям как к щенкам. Родила и отдала на псарню. И отвяжитесь.
То же самое было и по отношению к Лиле. Лилиан Брокленд видела Алисию Иртон, в девичестве Уикскую, один раз. На свадьбе. И второй раз могла, кажется, увидеть на похоронах. Своих.
С таким-то мужем… так и хочется сказать, что итальянское «que bellino» не зря созвучно с русским «кобелино»!
Хоть дома бы не гадил. Пришлось после этого случая с отравлением расспросить всех остальных слуг на предмет любви с Джерисоном Иртоном, но вроде бы больше граф никого не огулял. Если только по деревням…
Ладно. Одним словом — письма от Алисии Лиля не ожидала. Там более такого.
«Любезная моя невестка.
Прослышав о бедственном твоем положении, решила написать тебе и предложить помощь. Буду рада видеть тебя весной в своем доме и рассказать тебе все, что требуется. Если же тебе нужны деньги или какая иная помощь — отпиши. Сделаю все, что в моих силах.
К сожалению, раньше мы не могли встречаться и общаться, как то пристало нашему положению, но льщу себя надеждой, что ты не питаешь ко мне неприязни…»
Не льстите, «маменька», мне вы параллельно. А вот с чего вы так прогнулись?
Сахарный сироп Лиля пропустила, практически не читая. А вот последние дворцовые сплетни сохранила. Да, ей плевать на этот гадючник. Было бы. Но придется туда ехать. Так скажешь какой-нибудь швабре «вы выглядите мочалкой», а она с герцогом спит. И будет означенный герцог гадить всю дорогу… Невыгодно.
Эх… вот философию преподавали! Нет бы искусство интриги! Или хотя бы Макиавелли зачитывали — Лиля не читала, но Элка ей весь мозг вынесла на тему интриганства…
А то два часа в неделю уходили на откровенную фигню! Которая медику никуда не уперлась. А важного-то и не дали…
Но теперь уже не исправишь. Надо учиться на ходу.
Его величество с нетерпением ожидал доклада Ганца Тримейна.
Ему действительно было интересно.
Письма из Иртона были слишком короткими, а происходящие события (убийство! работорговля! пираты! янтарь!!!) вызывали здоровое недоумение. Джес уверял, что самое лучшее в Иртоне — охота, а самое опасное — олени. Жизнь явно это опровергала.
Шел малый королевский прием. Если кто не знает — король в это время обычно изображает куклу на троне и разбирает всякую чушь. Важные дела напоказ не решаются. «Показуха» тоже необходима, но… скучно же, господа! И тошно! И тоскливо… Поэтому Эдоард искренне обрадовался, когда церемониймейстер стукнул посохом в пол и громко объявил:
— Ваше величество! Прибыл шевалье Ганц Тримейн и просит принять!
Придворные насторожились.
Эдоард махнул рукой:
— Проси.
Ганц был достаточно рассудительным человеком — и вряд ли станет говорить о чем-то серьезном среди толпы. Для этого есть кабинет. А если он ломится на прием — значит, надо.
Эдоард вообще старался давать своим людям свободу действий. И чаще всего это оправдывалось.
— Ваше величество! — Ганц стремительно ворвался в зал и склонился в глубоком поклоне.
Эдоард милостиво наклонил голову.
— Как дела в Иртоне, Ганц?
— Когда я оставлял поместье, ваше величество, все было благополучно. Доклад у меня с собой, и если ваше величество пожелает…
— Ты мне все доложишь после приема.
Эдоард поднял руку, намереваясь отпустить Ганца, но мужчина предупредил его жест:
— Ваше величество, простите ли вы мне мою дерзость?
— Что случилось? — заинтересовался Эдоард.
— Зная о приеме, я поспешил сюда, чтобы вручить подарки всем, кому прислала их графиня Иртон. С вашего позволения, ваше величество…
Ганц низко поклонился. Эдоард блеснул глазами.
Подарки? Вот как?
Если это нечто вроде того пера — получится интересно. Чем же графиня так заинтересовала Ганца, что тот… Ганц не нарушает никаких установлений, но графиню Иртон примутся обсуждать при дворе. Если подарки будут интересные — хорошо. Если скучные — она станет мишенью для насмешек.
Что ж…
— Пожалуйста. Я не буду возражать. Кому она передала подарки?
— Вам, ваше величество.
Эдоард кивнул. Это естественно.
— Их высочествам Анжелине и Джолиэтт.
Хм… еще любопытнее…
— Своей второй матушке, графине Алисии Иртон. И своей сестре Амалии Ивельен.
Эдоард удерживал на лице привычную высокомерную маску усилием воли.
— Вручайте, шевалье.
Ганц Тримейн хлопнул в ладоши.
Двери зала опять распахнулись. Двое слуг несли в руках большой сундук. За ними еще четверо несли четыре сундучка поменьше. Интересно, что там такое?
Ганц еще раз поклонился, и слуги поставили самый большой сундук у подножия трона. Шевалье снял с шеи большой ключ.
— Ваше величество…
Эдоард улыбнулся:
— Ганц, я король, но я и мужчина. Поэтому вручи сначала подарки нашим милым дамам. Иначе они сгорят от нетерпения.
Принцессы действительно вели себя как дети. Вытягивали шеи, смотрели с интересом…
И Ганц повиновался.
— Ваше высочество, принцесса Анжелина…
Сундучок, скорее даже большая коробка, был протянут принцессе. Такой же светловолосой, как ее отец. Впрочем, дочери Джессимин обе пошли в Эдоарда. Светловолосые, сероглазые, высокие для своего возраста…
— Ваше высочество, принцесса Джолиэтт…
Еще один поклон. И второй сундучок.
Девушки тут же распахнули их. В сторону отлетело белое полотно и пучок какой-то ароматной травы. А потом из коробки было извлечено невесомое бело-розово-золотое чудо.
Лиля поступила мудро, не подарив девушкам одинаковые вещи. У старшей принцессы на белом фоне цвели розовые с золотом цветы. У младшей на розовом фоне летели золотые птицы.
С первого взгляда кажется сложным. Но Лиля очень давно вязала салфетки с этими узорами. И знала об их простоте.
А стыки ниток были замаскированы вплетенными янтарными бусинами. С подачи Лили Хельке отшлифовал их не круглыми, а плоскими и овальными. Оставалось вписать их в рисунок, но с этим справились мастерицы. Над этими двумя изделиями много просидела и сама Лиля. Исправляя, подтягивая, пока не получилось красиво.
Девушки только ахнули.
Два тяжелых гребня, украшенных янтарем, удостоились внимания только через несколько минут.
— Н-но…
Анжелина попыталась воткнуть гребень в волосы, но Ганц взмахнул рукой:
— Ваше высочество, вы позволите показать, как это правильно носится?
Была призвана одна из фрейлин, в несколько секунд сооружен узел из волос — и гребень с мантильей заняли свое место. После этого принцессам потребовалось ровно пять минут. Девушки ахали и радовались словно дети. Его величество улыбался. Надоевший прием превратился в забавное зрелище. Да и дочерей Эдоард любил. И был счастлив видеть их такими — веселыми и беззаботными.
Мантильями дело не ограничилось. Два кружевных пояса тоже заняли свое место.
Вспорхнули два расписных веера, после объяснений Ганца принцессы оценили и красоту и удобство. И в довершение всего на свет появились два зеркальца из стекла. Совсем небольшие, сантиметров десять в диаметре, в тяжелой металлической оправе…
Принцессы погляделись — и только воспитание не позволило им завизжать от восторга.
Эдоард покачал головой.
— Ганц, графиня угодила моим девочкам… Это ты ей подсказал?
Во всеобщем шуме и гуле его услышал только стоящий рядом Ганц. И поклонился.
— Ваше величество, поверьте, Лилиан Иртон — очаровательная и умная молодая женщина. Все, что подарено принцессам, выполнено под ее чутким руководством. Она вложила свою душу в эти вещи не из желания снискать вашу милость. Но из желания сделать приятное девочкам…
— Девочкам?
— Ваше величество, я передаю ее слова. Графиня сказала, что ищет не милости, но справедливости. А девочкам надо дарить подарки. Она обожает детей, а падчерица обожает графиню…
— Миранда Кэтрин хорошо себя чувствует?
— Более чем, ваше величество. Счастливее ребенка я не видел. Графиня заботится о ней, обучает, воспитывает, но при этом балует и любит.
— У нее получается это совмещать?
— Это очень талантливая молодая женщина, ваше величество. Я с нетерпением жду, когда смогу рассказать вам о ней подробно.
— Ганц, ты меня интригуешь…
Эдоард улыбался. Как любой отец, он рад был видеть дочерей счастливыми. А сейчас они были именно такими.
— Девочки, полагаю, вы можете идти вместе со своими игрушками?
Принцессы послушно выполнили придворные поклоны и скрылись, сопровождаемые свитой из придворных дам. А ведь были еще подарки для Алисии Иртон и для Амалии Ивельен.
И если Амалии при дворе не было, то Алисия, Ганц не сомневался, откроет свой подарок сейчас же.
И тоже не останется разочарована.
Алисия Иртон скользнула в свои покои. Двое слуг шли за ней. Она ушла тихо, пока все были заняты шалями, кружевными поясами и чудо-зеркалами. Ей не хотелось распаковывать подарок прилюдно. Ведь если он окажется роскошнее того, что послано принцессам, или даже вровень с ними — это будет оскорблением. Пусть незначительным, но…
Ее невестка неплохо начала. Не надо это портить. Даже пустяком.
Алисия скользнула пальцами по крышке сундучка.
Приоткрыла.
Коротенькая записка. Даже не письмо, нет. Просто записка.
«В знак признательности и искренней симпатии.
Лилиан Иртон».
Признательности? Симпатии? Алисия пожала плечами. И принялась разворачивать подарки.
А спустя пятнадцать минут признала, что ее невестка неглупа.
Сундучок выпустил из своих недр шаль. Кружевную, невероятно тонкую, но явно — шаль. Алисия удовлетворенно кивнула. Действительно, тяжелые украшения на голову ей ни к чему, не тот возраст, а холода иногда мучают. Это же чудо, словно сплетенное из морской пены, было достаточно теплым.
Алисия не могла знать, что Лиля долго копалась в своих запасах, пока не отобрала самую тонкую шерстяную нить. Переплела ее с шелковой голубой из своих запасов — и связала самую простенькую сетку. Но достаточно плотную и с красивым геометрическим узором. Вставки из янтаря в этот раз не делались. Ни к чему. Не те цвета.
Зато кружево было украшено вырезами и бахромой по краю.
Таким же был и пояс в тон. Только более широкий, чем у принцесс.
Веер был достаточно скромным, но расписан со вкусом. В универсальных серебристых тонах. Алисия также стала счастливой обладательницей зеркала. Только чуть поменьше, чем у принцесс.
Женщина собиралась уже отложить сундучок, но увидела, что из-под красного бархата дна выглядывает что-то белое. Осторожно потянула ногтями. И красное отошло в сторону.
Алисия только усмехнулась. М-да. А невестка совсем не дура.
На людях она бы этого не достала. А вот сейчас…
Подарок был просто неприлично дорогим. Тяжелые серьги, колье, брошь, браслет и кольцо с янтарем.
Простеньким. Изыск был в цветах. Медовый, алый, белый — три цвета переплетались в украшениях, делая их королевским подарком.
«Старая гадюка» примерила их. Усмехнулась. Осторожно опустила в шкатулку.
Она обязательно наденет украшения. На бал. Но не сразу, вовсе не сразу…
И внимательно приглядится к невестке. Его величество прав. Лилиан Иртон заслуживает самого пристального внимания.
Эдоард смотрел на Ганца. В другое время он предпочел бы начать с доклада. Но… Лилиан Иртон крепко раздразнила и его любопытство. И ему хотелось узнать, что же графиня припасла для короля. Человека, от которого зависит ее благополучие, да и сама жизнь. Поэтому он кивнул Ганцу:
— Что ж, открывай…
Доклад можно и чуть позже послушать. Не сбежит.
Ганц поклонился:
— Ваше величество, с вашего позволения…
И нагнулся над замком сундука, пряча улыбку.
Спустя пять минут король подумал, что Лилиан Иртон определенно умна.
Кружево было преподнесено и ему. Кружевной воротник и манжеты. Белые, с золотой нитью, они были обильно украшены янтарем. И производили впечатление.
Эдоард подумал, что обязательно станет это носить.
А там, глядишь, и в моду войдет. Так что графиня Иртон приобретет себе союзников задолго до приезда.
Это кружево Лиля вообще плела сама. Коклюшки — сложно? Да. Для тех, кто не умеет с ними работать, это адские муки. Но если руки привыкли, они уже никогда не потеряют навыка. Сплести, перевить, опять сплести — и так до тех пор, пока не кончится нить. Вплести бусины. И четко следовать узору.
Сложнее всего было с иголками, которых требовалось несметное количество, но Лиля наловчилась использовать вместо них рыбьи кости — и дело пошло.
— Это плела графиня?
— Да. Я сам видел. И просила принять как знак уважения.
Король усмехнулся. Уважения! Да она на этом кружеве прорву денег заработает. А этот подарок… Намек он понял. Лилиан была готова делиться в обмен на покровительство.
— Графиня талантлива. Безусловно.
Ганц с поклоном извлек из сундука деревянную коробку.
— Ваше величество, графиня надеется, что эта игра заслужит хотя бы проблеск внимания с вашей стороны.
— Игра?
— Вы разрешите показать, ваше величество?
Ганц положил коробку на стол. Его величество мимоходом оценил ее. Дуб. Дорогой, темный, полированное дерево…
Поверхность украшена выжженными узорами в стиле ханганов. И короткая надпись.
— Нар… ды?
— Так называется эта игра, ваше величество.
Ганц откинул крючок сбоку коробки. Достал оттуда две коробочки поменьше. И открыл одну.
Эдоард невольно покачал головой. Кружки. Из белого янтаря. И из красного. Ровно пятнадцать.
— На всякий случай есть запасные. — Ганц продемонстрировал еще один такой же набор фишек. И два кубика. Из дуба. Каждый с шестью гранями. — Вы позволите, ваше величество?
Эдоард кивнул. Ему было откровенно любопытно. По-детски любопытно. Впервые за долгое время. И он собирался получить максимум удовольствия от подарка.
Ганц сноровисто расставил фишки и принялся объяснять правила. Показал пергамент, на котором они были записаны.
Эдоард кивнул.
И игра началась.
Первую партию Эдоард выиграл, потому что был королем. Ганц поддавался — и он это видел.
Вторую — уже почти самостоятельно.
Третья партия стала настоящей битвой. Но Эдоард таки запер две фишки противника и довольно улыбнулся.
— Хорошее развлечение…
— Графиня надеется, что эта игра послужит для вашего отдыха.
Вообще-то Лиля сначала собиралась подарить шахматы. Но передумала. Во-первых, игра сложная. Во-вторых, к шахматам необходим шахматист. Так что это можно приберечь до ее появления при дворе. А играла она неплохо. Шашки, шахматы, нарды, головоломки… единственное, что ее отец ненавидел всей душой, это карты. Их дома никогда не было. Но во что-то ведь играть ребенку надо?
Вот и выучилась постепенно. Даже в кружок полгода ходила. Интересно же…
В-третьих, вырезать шахматы на порядок сложнее. Не уложились бы в график. А вот до весны — успеем…
Поэтому остановилась на нардах. Тоже та еще зараза. И в два дня заразила ими Ганца.
Наконец Эдоард отвлекся от доски и кивнул Ганцу. Мужчина послушно склонился над сундучком. И извлек из него еще одну коробку.
Самое большое зеркало, которое удалось изготовить Лиле, было размером с форточку. То есть сантиметров тридцать по диагонали. Но здесь и такие были невидалью. Его Лиля и предназначила в подарок королю.
Тяжелая рама с обязательным крестом, удобная подставка по типу тех, на которые ставят учебники, — все это было исполнено Хельке из серебра. Можно бы и золотое, но материала банально не хватило. Зато янтарь смотрелся теплыми вкраплениями солнышка, зрительно смягчая холод металла.
Эдоард рассматривал себя несколько минут. Да, полированному металлу далеко до этого…
— Это…
— Стекло, ваше величество. Графиня нашла в старых книгах описание этого способа.
— Стекло?
— Да. Оно разобьется, если его уронить. Поэтому перевозилось с большой осторожностью.
Его величество подумал, что такие вещи будут по карману лишь избранным. Сначала — точно.
— Как много таких… стекол можно делать?
— При наличии материала — неограниченно.
— Кто-то знает секрет?
— Только ее сиятельство и двое мастеров.
— Отлично.
— И… еще вот это, ваше величество.
Хельке превзошел сам себя. Кубок был золотой оправой для пластин янтаря. Алого, белого, золотого… и впечатление это производило потрясающее.
Эдоард понял, что он на крючке.
— Ваше величество, коронную долю янтаря я уже сдал в казначейство.
— В Иртоне есть алый и белый янтарь?
— Нет, ваше величество.
— Нет? Но…
— Графиня нашла секрет превращения обычного янтаря в алый и белый. Он становится более хрупким, но ведь никто не станет бить по нему кувалдой?
Эдоард только головой покачал.
— Графиня сделала все, чтобы о ней заговорили…
— Она боится, ваше величество.
— Боится?
— Ее несколько раз пытались убить, ваше величество. И… пока я не забыл — вот это.
— Что это? Доклад?
— Нет, ваше величество. Простите мне мою дерзость, но полагаю, что вы сумеете этим распорядиться.
Эдоард привычным движением развернул пергамент. Вчитался. И присвистнул.
Лилиан Иртон описывала технологию выпаривания соли из морской воды. Вполне простую и доступную.
Соль в Ативерне была. Но мало. И не слишком высокого качества. Соляные копи были только в одном месте, на границе с Уэльстером. Соль добывалась на треть с землей — и приходилось ввозить ее из-за границы. Что не радовало. Уэльстерцы и авестерцы ломили за нее бешеные деньги, Эдоард злился, но платил. Как и все остальные. А теперь…
— Если графиня действительно…
— Ваше величество, клянусь — я сам присутствовал при этом. Во владениях графини стоит солеварня, полученной солью солят рыбу — и получается намного вкуснее.
— Ладно. Я распоряжусь. А пока молчи про этот свиток.
Графиня сделала все, чтобы ее не считали дурой. Глупая женщина так не поступит. И таких подарков не пришлет.
Сверкнул янтарь. Ладно! Делу — время.
Эдоард отодвинул в сторону кубок. Подарки вручены. Начинался доклад.
И доклад не радовал.
Ганц честно и подробно рассказывал о воровстве управляющего, о том, в какой разрухе был Иртон, как состоялось первое покушение на графиню, как заявились работорговцы, как Лилиан Иртон пыталась защитить и себя и падчерицу, наняв вирман, как нашелся янтарь…
Король только за голову хватался.
Да уж…
Джерисон и близко ни о чем таком не упоминал. Да, замок не в идеальном состоянии — так что ж? Каким ему и быть, если воевать не с кем, а ремонтировать и некогда и неохота. Кому там кто в глуши нужен?
А вот, оказывается, нужен.
Ганц предъявил в доказательство двойную бухгалтерию Эдора. Протоколы допроса солдата, пиратов и семейства Грисмо. Сообщил, что все виновные уже определены в тюрьму.
Когда он замолчал, Эдоард принялся машинально чертить на листке бумаги. Тем самым пером из Иртона. Удобная штука…
— М-да… Ганц, а твои личные впечатления от графини? Что бы ты о ней сказал? Глупа? Скандальна?
Эдоард понимал, что его вопросы нелогичны в свете всего представленного. Но… почему Джес так отзывался о жене?!
Ганц позволил себе легкую улыбку.
— Госпожа графиня — очень умная и добрая женщина. Скандальна? Никогда, ваше величество, я не слышал, чтобы она даже голос повысила.
— Ее муж другого мнения…
Улыбка Ганца стала откровенно ехидной. Джерисону Иртону он ни разу не сочувствовал. Еще чего!
Заносчивый, самодовольный красавчик раздражал всех окружающих. Ганцу иногда хотелось устроить графу несчастный случай, настолько непоколебимо Джес был уверен в своем превосходстве. Да, у него были предпосылки для этого. Молодость, красота, богатство… даже определенные таланты. Но… будь ты хоть Альдонай — если думать, что все остальные черви, рано или поздно огребешь. И Ганц наслаждался своим триумфом. Хотя и небольшим.
— Ваше величество, возможно, лучше об этом расскажет сама графиня? Я могу изложить только то, чему был свидетелем…
И Ганц еще о многом умалчивал. Ни к чему рассказывать ни о лекарях, ни о том, как графиня сама перевязывала раны, ни о ханганах, ни о том, что вирмане скорее друзья, чем наемники…
Ни к чему… это не касается его поручения. А вот хозяйственность и мудрость графини он расхвалил по полной программе.
Эдоард слушал, мрачнея с каждой минутой. Уточнял подробности, переспрашивал… А когда Ганц наконец выговорился, — кивнул:
— Скажи секретарю, что я приказал устроить тебя во дворце. Я пришлю за тобой.
Ганц раскланялся и исчез за дверью.
Его величество задумчиво повертел в руках кубок. Почти произведение искусства.
Красиво. И умно.
Несколько подарков из тех, которые часто будут рядом с ним. Кубок ему понравился. Игра позабавила. Кружево восхитило тонкостью и изяществом работы. Будь ты хоть трижды король… разве это плохо — такие украшения? Ничего лишнего. Все очень просто и красиво.
А зеркало и соль… Лилиан как бы намекала, что знает многое.
Но как?! Как это могло увязаться?
Джес уверяет, что в Иртоне все в порядке?
Там обнаруживается вор-управляющий, работорговцы и янтарный пласт.
Говорит, что Лилиан — глупа и истерична?
А Ганц (и король сейчас верил ему больше, чем сыну) всячески расхваливает графиню. Уверяет, что Миранда Кэтрин ее обожает. Да и ее решения… такие не примет дура и истеричка.
А эти новинки?
Даже если графиня где-то прочитала и запомнила… Простите — сделать тоже не так легко.
И кружево…
Его величество представлял, сколько труда в него вложено. И это точно Лилиан Иртон. Больше такого нигде нету.
Что же получается?
Джес врет? Или всерьез не видит того, что у него под носом? Не желает видеть?
А покушение на его жену, нет, ну наглость какая! Эдоард решительно настроился заполучить верфи Августа — с корабелом во главе производства. А тут все ставится под угрозу, потому что Джес огулял не ту кобылку и не натянул поводья.
К супружеским изменам Эдоард был терпим (сам грешен). Но Джессимин в жизни не мечтала отравить Имоджин и стать королевой.
Так-то… да спал бы мальчишка с кем хотел! Но сразу оговорил, что, мол, жениться не собираюсь. Есть жена, нет жены… Ты — не в очереди!
И все было бы в порядке.
Эдоард коснулся колокольчика. Вошел слуга.
— Капитана стражи ко мне.
И когда тот явился, отдал кратенькое приказание.
Взять за химок кузена Аделаиды Вельс и выбить из него всю правду о покушениях. Можно — ногами. Что вообще за наглость — к графине убийц подсылать?! Кто ты такой?!
Эдоард собирался разобраться в этом. А пока…
Его величество придвинул к себе пергамент.
Погоди у меня, сынок… Решил, что самым умным стал? А такой бриллиант под своим носом проглядел?
И в такую навозную кучу его засунул… будет тебе на орехи с повидлом!
Торий Авермаль сердито посмотрел на супругу.
— Нет, нет и нет. Я разрешил тебе оставить то, что графиня подарила нам. Но остальное…
— Но Мариэтта теперь на меня обижена!
Торий рассмеялся:
— Милая, твоей Мариэтте это просто не по карману! Пусть дуется, сколько пожелает. Зато ты сможешь купить себе новое платье у Марион Альси…
Супруга немного погневалась, но перспектива покупки нового шикарного (а то ж!) платья, при виде которого подруга позеленеет от зависти еще больше, заставила ее смягчиться.
— А кому продал ты?!
— Уэльстерскому купцу. Ивернейскому дворянину. Хангану.
— Так много?
— Милая, у одного человека не хватило бы денег заплатить за эти диковины. За одно зеркало мне дали четыре его веса золотом! А что мне даст твоя Мариэтта? И ее муж-безземельник?
Супруга надула губы. Но уже не гневалась. А сам Торий тем более не был настроен на домашний скандал. Ему перепало немало золота, а что уж говорить о Лилиан Иртон? Даже страшно посылать такую кучу денег в Иртон. Но Торий собирался рассчитаться с ней абсолютно честно. Таких женщин не обманывают. Они сами на вес золота.
Спустя десять дней Ганц опять стоял перед его величеством.
Эдоард был весьма недоволен.
— Куда мог деться этот лекаришка?
— Как в воду канул.
Ганц не удивился бы, узнав правду. Докторус Крейби действительно канул. И именно в воду. В ней очень удобно прятать трупы. Рыбы — существа голодные и небрезгливые.
А его наниматель не мог допустить лишних разговоров. Так что спустя примерно дней двадцать после возвращения из Иртона докторус получил предложение о работе. Поехал в поместье к нанимателю. Ну и…
Вы же понимаете, дороги нынче небезопасны…
Ганц этого знать не мог. Он безуспешно пытался найти докторуса. Вместе со всей королевской службой. Увы…
Чуть легче было с кузеном Аделаиды Вельс.
Парня взяли почти сразу. И допросили с применением всех доступных средств (щипцы, клещи, каленое железо и прочее). Алекс героем не был. И раскололся почти сразу. Хотя серьезно его пока не спрашивали. Всему свое время.
Да, покушался. Нанимал. Мечтал.
Зачем? Хотел сделать кузину честной женщиной. Вполне законное желание. А чего этот гад Иртон… Тут обвиняемого немного поправили с помощью раскаленного железа, но Джерисон Иртон все равно не избежал королевского недовольства.
Думать же надо, какие надежды подавать бабам!
И не тем самым местом, которое им показываешь!
Поросенок!
Алекса, конечно, повесят, но вот что делать с его кузиной?
Она никого не заказывала, убить не хотела… а за намерения и мечты не повесишь (письма Алекс предусмотрительно сжигал, решив, что для компромата и интимной близости за глаза хватит).
Эдоард склонялся к тому, что надо отозвать девицу из посольства. Но… не хотелось бы выносить сор из избы.
Ладно. Пусть погуляет. Только надо написать Джерисону. И пусть присмотрит за своей игрушкой. Если что — с него и спросим по полной программе.
Или убить?
Надо подумать…
Все равно Джесу надо написать еще раз… Получишь ты у меня, сопляк!
И Фалиону. Пусть приглядит за девкой.
Ганцу тоже досталось на орехи.
— Ищите лекаря. И как можно тщательнее. Перетряхните его знакомых, выясните, у кого он работал… еще учить вас не хватало!
Ганц поклялся найти и разобраться. И откланялся.
Предстояло ужасно много работы. И он собирался выполнить ее качественно. Не ради благодарности Лилиан Иртон, нет. А просто из симпатии к женщине, которая оказалась в сложном положении. И борется за свою жизнь.
Амалия Ивельен с интересом посмотрела на коробку.
Подарок от Лилиан?
— Что там может быть?
— Что-нибудь глупое, — фыркнул Питер. — На что еще способна эта корова?
Амалия пожала плечами:
— Конечно, ты прав. Надо бы послать ей что-нибудь…
Питер фыркнул еще раз. Но спорить не стал:
— Как пожелаешь, дорогая.
Амалия скучающе приоткрыла коробку. И ахнула:
— Питер!!!
Мужчина посмотрел на то, что свисало с рук жены. Вскинул брови.
Кружево. Тонкое, широкое… Он примерно представлял, сколько такое может стоить. Королевский подарок, иначе не скажешь. За такое золотом платят, выкладывают монеты в несколько слоев, пока те не закроют полностью кружево, — и считают, что дешево дали.
— Что это?
Длинный шарф. Легкий и изящный. Летящие кружевные птицы. Розовое и голубое.
— Красиво… — восхищенно протянула Амалия. — Пит, где она взяла такую прелесть?
— Полагаю, об этом надо спросить у Августа. Но тебе пойдет, дорогая…
Кружево действительно очень шло Амалии, оттеняя синие глаза и темные волосы.
— А что там еще? — невольно заинтересовался Питер.
Амалия кивнула. И извлекла из сундучка небольшое зеркало в тяжелой оправе.
— Зеркало? Альдонай!!! Питер!!!
Питер посмотрел. И искренне изумился:
— Это — зеркало?
— Стекло?!
Супруги были поражены четкостью отражения. Яркостью, ясностью, точностью…
— Никогда о таком не слышал.
— Думаешь, это тоже Август?
— Я поговорю с ним, — пообещал изрядно озадаченный Питер.
А Амалия извлекла последний предмет.
— Невероятно!
Алый и белый янтарь причудливо сочетались в броши.
— Питер, откуда это?
— Там еще письмо, дорогая…
Амалия послушно извлекла свиток.
«Милая Амалия.
Посылаю тебе эти приятные мелочи как подарок к рождению ребенка. Полагаю, они дойдут как раз вовремя. Весной я приеду ко двору и буду рада общению с тобой.
С искренней симпатией и надеждой на дружбу,
Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон».
Печать. Витиеватая подпись.
Амалия хлопнула ресницами:
— Питер, я ничего не понимаю. Это — та самая тупая корова?
Питер развел руками. Он тоже ничего не понимал.
Письмо Фреду Дарси.
«Что с коровой? Что происходит в Иртоне? Она переписывается с отцом? Сообщите срочно».