ГЛАВА 13
О божественных явлениях и неожиданных появлениях
Давать, брать, делиться тайной, расспрашивать, угощать, принимать угощение — вот шесть признаков дружбы.
Древнеиндийская пословица
Я хотела есть, пить и спать, причем в любом порядке. Плотские испытания надоели мне до зубовного скрежета. На этом круге стены коридора усеивали небольшие смотровые окошки, за которыми происходили всяческие непотребства. Я поначалу еще с любопытством туда поглядывала — мало ли, какое знание в жизни пригодится. А потом стало мерзостно.
— Это мои фантазии потаенные там изображают? — осторожно спросила я лису.
— Нет, — скривилась та. — Это адепты воплощают свои.
— Да не может быть! Меня как-то, еще в деревне, подруга водила в храм. Там все чинно, благородно: песнопения трогательные, поклоны по числу светлейших ликов, а еще жрец предсказания вещал…
— Ты видела обряды для черни, ее только запретами да скорым наказанием в узде держать можно. А здесь все для своих устроено, для приближенных.
Последней каплей стала распятая на косом кресте пудовая бабища, которую охаживали плетками два затянутых в черную кожу мужика. Баба закатывала глаза в экстазе и кричала на швабском: «Еще! Еще! Сильней!» Обнаженные телеса колыхались, ручьями тек пот. Подуставшие экзекуторы подбадривали друг друга срамными возгласами. Противно, честное слово!
Прислушиваться к своим ощущениям я тоже не забывала. А то вдруг момент пропущу, когда гордыня наружу полезет. Да нет, вроде обычно все. Умница и красавица Лутонюшка выступает, как пава. Спину держит ровно, чтобы корона с головы не сползла. Я ведь так обычно и хожу. Еще, правда, шестерка пажей мне полагается, чтобы подол горностаевой мантии в грязи не пачкать. Я быстро оглянулась назад — проверить, исполняют ли гадкие мальчишки свои обязанности, и — бах! — налетела на внезапно остановившуюся Хумэнь.
— Мы пришли.
Я фыркнула, потирая ушибленное плечо. Эк меня накрыло. Расскажу кому, не поверят.
— Ты меня по кругу водила, чтобы на то же самое место вернуть?
Зал был до боли знакомый — с мраморными колоннами. И я была уверена, что, присмотревшись, смогу определить, на какую из плиток нажимала лисица перед тем, как мы вниз ухнули. Единственное отличие — теперь по центру стояло огромное зеркало на кованых ножках. А может, оно и тогда здесь было, только скрытое от меня при помощи каких-то чар. Я приблизилась. Гладкая ониксовая темнота вместо ожидаемых отражений.
— Ты меня через него вытащила?
Хумэнь не отвечала, будто прислушиваясь.
Тип-топ… топ-топ… То ли капель, то ли чьи-то неторопливые шаги.
Лисица зашипела и набросилась на меня. Затрещала разрываемая ткань платья. Я потянула соперницу к себе, чтоб в последний момент присесть и сгруппироваться. Хрустнула суставом подломившаяся нога. Мы упали на пол. Саданув наугад коленом (кажется, попала), я попыталась столкнуть с себя комок мышц, в который превратилась моя спутница. Получила удар в подбородок, голова дернулась назад, затылок встретился с полом, в глазах потемнело. Рот стремительно наполнялся соленым, саднила треснувшая губа. Лисица продолжала кромсать мою одежду. Я плюнула в ее сосредоточенное лицо.
— Прекратить!
Змеиный шепот отрезвил нас почище ведра холодной воды. Лисица молниеносно отскочила и застыла в поклоне перед высокой фигурой вещуна. Трисветлый Ив был в маске, но голос его я узнала.
— Я недоволен тобой, Хумэнь, — продолжал Трисветлый, не обращая внимания на мои попытки подняться и принять подобающий вид. — Ты слишком долго ведешь ко мне нашу гостью.
А гостья тем временем стояла на коленях, одной рукой придерживая на груди остатки платья, а другой нащупывая на полу побольше лоскутков — прикрыть срам. Из губы на подбородок текла кровь, но лишних рук ее вытереть у меня не было.
— Девчонка полезла в драку, — оправдывалась лиса. — Мне пришлось применить силу.
— Да она сама…
Моя попытка восстановить справедливость была пресечена быстрым взглядом.
— Молчи, — беззвучно шевелились губы Хумэнь. — Молчи-и-и…
— …виновата, должок у нее передо мной, — извернулась я. — А у меня — перед ней. Кровная месть у нас. Понятно?
И, плюнув на правила куртуазности, поднялась на ноги. Ив смотрел на меня с интересом. Нет, кажется… Фиалковые глаза в прорезях маски были холодны и неподвижны.
— Пообещай мне, что в моем присутствии вы воздержитесь от выяснения отношений.
— Навроде как грецкие игрища? Помнится, у них, когда до состязаний дело доходит, даже войны на время останавливают, — блеснуть знаниями было приятно. — Только пусть тогда ваша зверушка ко мне тоже не лезет. А то мое терпение, знаете ли, край имеет.
Неожиданная разговорчивость была следствием нервного напряжения. А вот то, почему при Светлейшем я всегда стремлюсь на просторечный мохнатовский говорок перейти, — это тайна, покрытая мраком.
— Ты слышала, Хумэнь? — Вещун повернулся к лисице. — Наша гостья не хочет тебя видеть. Удались.
Та склонилась еще ниже, изображая покорность, и молча отошла. Я провожала ее взглядом, надеясь на какой-то знак. Но лисица скрылась за колоннами, даже ни разу не оглянувшись.
Мы немного помолчали. Я потому, что не могла придумать, что еще такого ляпнуть, а Ганиэль… Не знаю, о чем думал он, но в его присутствии я чувствовала себя слишком маленькой, слишком беззащитной, слишком…
— Твоя нагота волнует меня, — наконец проговорил Ив.
Мне послышалась удивленная интонация в его голосе. Я покраснела.
— Гостью нужно сопроводить в ее покои и помочь одеться.
Он резко хлопнул в ладоши, из-за колонн появилась пара закутанных в плащи фигур. Жрецы? Слуги? Трисветлый резко повернулся и пошел в ту же сторону, куда перед этим исчезла лиса. Меня повели в противоположном направлении.
На стенах зала как по волшебству появились многочисленные резные дверцы. Когда я бродила здесь впервые, их видно не было. Неужели для того, чтоб открылись глаза, нужно было пройти испытания в спиральном коридоре?
— Сюда, — негромко направили меня к нужному выходу. — Дверь со знаком клевера.
А голосок-то женский, да и фигуры у моих сопровождающих мелковаты.
Я слегка пригнулась, проходя под низким косяком. Ганиэлю небось вдвое складываться приходится.
— Ваши покои, госпожа.
Я шмыгнула носом, оглядывая обстановку, которой, кстати, было негусто. Пол, устланный коврами, слегка пружинил под ногами. У стен в беспорядке были свалены огромные подушки. В отделке преобладали красный и темно-синий цвет, отчего я на мгновение представила себя в чреве огромного животного. С потолка спадал блестящий каскад прозрачных кристалликов. Я решила, что это светильник, между прочим сделав зарубку в памяти: под этой громадиной не стоять и не сидеть, а то мало ли что, неизвестно, насколько надежно она закреплена.
— Госпожа желает раздеться?
Я обернулась. Сопровождающие уже сняли свои маски и балахоны. Как я и предполагала, они были женщинами. Две молоденькие девчонки, не старше меня, чем-то неуловимо похожие, хотя одна из них была рыжей, с усеянным веснушками улыбчивым лицом, а другая — дородной и русоволосой. И кстати, не считая шелковых набедренных повязок, обе они были обнажены.
— Как вас зовут? — устало спросила я.
Ну голые, и дальше что? Я, по-моему, сегодня разве что с содранной кожей баб не видала. И то, скорее всего, потому что не смотрела внимательно. Да и сама я, если честно, не очень-то и одета. Вон даже Ганиэль взволновался. Я опустила взгляд вниз — на кровоточащие коленки, сбитые носки туфель, сползшие до самых щиколоток чулки. Волнительное зрелище, чего уж там — сама в растрепанных чувствах.
— У нас нет имен, госпожа, — ответила рыжая. — Мы здесь, чтоб служить вам.
— Чтобы исполнять все ваши желания, — подхватила другая. — Прикажете ванну, госпожа?
Госпожа пожала плечами. Ее в этот момент накрывала такая волна паники, что хотелось визжать тоненьким голоском. Но страхи страхами, а в порядок себя привести надо. Судя по всему, впереди меня ждал очень непростой разговор.
Ванная комната была огромной, гораздо больше той, в которой мы только что были. Купальня белого мрамора с тремя невысокими ступеньками, резные скамеечки, на которых теснились склянки и плошки с разнообразными маслами, притираниями, мелкими кристалликами разноцветной соли, а также стопки белоснежных отрезов ткани.
Я повела плечами. Платье упало, я переступила через него, оставляя в грязной куче обувь и чулки. Рыжая служанка подхватила все это и куда-то унесла. За ее движениями я не следила. Гораздо больше меня интересовали действия второй девушки. Та быстро спустилась на дно пустой купальни, приблизилась к выступающей из стены трубке, потянула за какой-то рычажок, из трубы хлынула пенная струя воды. Я ахнула:
— Что за чудеса?
— Никакого волшебства, — с гордостью ответила служанка. — В подвальных помещениях постоянно подогревается огромный котел, из которого вода потом по трубам поступает в ванные комнаты гостей.
— Хитро, — одобрила я новинку. — А что у вас для справления естественных надобностей придумано?
— Клозет, — из-за спины сообщила вернувшаяся рыжая. — Новейшее изобретение ученой мысли.
Ученая мысль удержу не знала. Фарфоровая чаша на гнутых ножках зияла по центру круглой дырой. Я подавила желание наклониться и поорать туда, чтоб услышать эхо.
— Тоже система труб. — Служанка завелась не на шутку, было видно, что гордится она не только диковинками, но и своими знаниями о них. — Все отходы поступают в специальные резервуары, спрятанные глубоко под землей.
Я поцокала языком.
— Ну так их все равно время от времени опустошать надо. Золотарей нанимать, или колдовством каким развеивать.
Девки переглянулись, будто я сказала какую глупость.
— В храме не действует магия.
— Сила Трехликого так велика, что любой стихийник опустошится в одно мгновение, только попробовав применить свое колдовство.
— Бог защищает нас от магов.
— Он защищает нас от врагов.
— Исполняет наши желания.
— Забирает страхи.
— Дарит сны.
Они трещали как сороки, подхватывая фразы друг друга. Это было, конечно, замечательно и, наверное, даже поучительно…
— Стоп! — хлопнула я в ладоши, прервав на полуслове очередную восторженную тираду. — В другой комнате договорите. Как дела свои закончу — позову.
Они послушно вышли. Дел-то у меня было немного, только чужих глаз они не терпели.
Служанки поскреблись в дверь, когда я, уже намыленная, в шапке из ароматной пены возлежала на дне купальни, позволяя струйкам теплой воды массировать мое пострадавшее тело.
— Ну чего еще? — недовольно открыла я один глаз.
— Госпожа позволит услужить ей?
Я буркнула что-то невразумительное и заорала, когда ощутила скользкую горячую ладонь на своем бедре.
— Не бойтесь, госпожа, я сделаю вам хорошо, — шептала рыжая, усиливая напор.
Я, вздымая волны, отвесила ей затрещину:
— Если еще кто-то из вас посмеет прикоснуться ко мне…
Что я в таком случае сделаю, на ум не приходило, но и просто грозной интонации хватило за глаза. Девчонки выскочили из купальни как ошпаренные.
— Мне и так лучше всех, — пробормотала я остывая. — Еще немножечко поваляюсь и…
И я уснула.
Старик сидел в большом, обтянутом чешуйчатой шкурой кресле. Его седые волосы струились по плечам, сбегали на ониксовую поверхность пола и застывали там туманным озерцом.
— Подойди.
Я послушно приблизилась, поскрипывая кожей высоких верховых сапог.
— Почему ты — мальчик?
Я пожала плечами:
— Твой сон — тебе виднее.
— Может, тебе про меня наговорили, что я девственниц на обед ем?
— Меньше всего я в жизни думаю о твоем питании.
— Наглая девчонка.
Тяжелые веки опустились, прикрывая белесые страшные глаза.
— Не сердись. Это же сон, а во сне человек себя контролировать не может.
— Это потому, что ты не стараешься, — ответил он сварливо.
— Я буду усердней, — пообещала я. — А где остальные два?
Он, не открывая глаз, пожал плечами:
— Носятся где-то… Молодые, жадные, горячие. Им еще все интересно.
— Ты меня позвал, чтобы я тебя развлекла?
Он посмотрел на меня:
— А ты можешь?
— Только не пением. И не танцами. У мужчин как-то по-другому тело устроено, я еще не очень поняла, как им управлять.
— Игры какие знаешь?
— Из приличных — шахи. Но что-то мне подсказывает, что против тебя у меня шансов нет.
Он кивнул.
— Простецкая игра. У вас, людей, все игры простые.
Мы помолчали.
— В миру какие новости?
— В Араде? — уточнила я. — Твои ребята ракшаса вызвали, он нам чуть весь город не порушил.
— Арад? Это такой городишко на разломе? Там просто вызывать.
Я начинала злиться из-за бессмысленного разговора.
— А ты хорошенькая, — вдруг сказал он. — Садись.
Я приподняла подол кружевного серебристого платья и присела на кушетку. Он закинул ногу на ногу и отбросил с лица прядь седых волос. Его желтоватые кошачьи глаза хитро щурились.
— Ганиэль меня не любит, — пожаловался он. — И уважать совсем перестал.
— Мне его убить?
— Сам справлюсь. Ты не знаешь, зачем он тебя сюда притащил?
— Нет. А ты?
Он не ответил.
— Хочешь дар?
— Спасибо, у меня есть, — вежливо отказалась я.
— Ветер? — Его смех звенел стеклянными колокольчиками. — Это же почти ничего! Хочешь все четыре — огонь, воду, землю? Будешь единственной и неповторимой.
— Я и так… хм… неповторима…
В груди горело, мне не хватало воздуха.
— Жаль, — сказал он грустно. — Жаль, что ты не успеешь познакомиться со всеми.
— Почему? Третьего нет поблизости?
— Ты умираешь.
Ах-хах! Я извергала воду на мраморный пол купальни, стоя на четвереньках. Прислужницы хлопотали рядом, придерживая мою голову:
— Вы уснули и ушли под воду, госпожа.
— Хорошо, что мы в щелочку подглядывали и вас вытащить успели.
— Госпожа, вы слышите нас, госпожа?
Я кивнула, меня опять вывернуло.
— Трисветлый Ив просит вас к себе. Нужно поторопиться, госпожа.
Я, покачиваясь, поднялась. Руки висели плетьми, колени дрожали.
— У меня было видение, — равнодушно сообщила я девушкам. — Ваш бог говорил со мной.
— Какая же вы счастливица!
С этим утверждением я могла бы поспорить, но мне было лень.
Меня наскоро вытерли мягкой тканью. Одна из прислужниц быстро заплетала мои волосы, пока вторая помогала одеться.
— Спину надо прикрыть. Давно это у вас, госпожа?
Сил не было даже на пожимания плеч, я мотнула головой.
Широкие белые штаны были из шелка — полупрозрачного, почти невесомого. Рубаха доходила до бедер. Сверху к ней полагалась еще расшитая жемчугом безрукавка. Носки кожаных туфелек задорно загибались вверх. Меня подвели к зеркалу.
— Вам нравится, госпожа?
— Да, спасибо. — Десятки тонких косичек, которые успели соорудить на моей голове, колыхнулись в такт словам. Я покачнулась, будто под их тяжестью.
— Она свалится по дороге. Нас накажут.
— Надо признаться, что она чуть не утонула.
— Я не хочу. Скажут, что мы должны были находиться с ней неотлучно. Скажут, что мы виноваты. Помнишь, что с нами сделали, когда ты разбила любимую чашку брата Эскудара?
— Ой!
Девчонки шептались на франкском, так что я понимала каждое слово.
Я осторожно сделала несколько шагов и присела на ближайшую скамью. Отдохну пару минут, а там видно будет.
— Она действительно хорошенькая…
— Тебя все еще интересуют женщины, Младший?
Это были уже не служанки. Их шушуканье все еще доносилось до меня, но было только фоном для нового диалога. Знакомые мужские голоса звучали прямо у меня в голове, и мне это совсем не нравилось.
— Не завидуй, Первый.
— Было бы чему…
— Она прошла по спирали. Ты почувствовал?
— Да, это сразу заметно. Это что-то значит?
— Ив не сможет ее заморочить.
— Его давно пора наказать. Он слишком уверовал в свою непогрешимость.
— У нее получится?
— Посмотрим. Она обещала нас развлечь.
— Она вас слышит! — резко проговорил кто-то третий, и из моей головы наконец-то убрались.
— Выпейте, госпожа.
Ноздрей коснулся насыщенный, незнакомый запах. Я открыла глаза. Служанка держала передо мной поднос, на котором стояла крошечная чашечка с дымящейся коричневой жидкостью.
— Это кафа — бодрящий напиток. Вам станет легче.
Я осторожно отхлебнула. Огненный шарик скользнул по горлу, оставив во рту приятный вязкий вкус. В два глотка сосуд опустел.
— Еще!
— Подождите немного, госпожа. Сейчас напиток начнет действовать.
Я решила прислушаться к совету и расслабилась. Сначала ничего не происходило, а потом по жилам будто побежали воздушные пузырьки, забрав головную боль и вялость. Совсем хорошо мне не стало, но полегчало изрядно.
— Это колдовство?
— Нет, — улыбнулась рыженькая. — Просто свойство плодов, растущих на другом континенте.
Я повела головой, прислушиваясь к перезвону крошечных колокольчиков, которыми умелицы успели украсить мои косицы, и поднялась с лавки:
— Мы можем идти.
Комната, куда меня привели, была выдержана в золотисто-коричневых, приятных глазу тонах. Ганиэль ждал меня, восседая на подушке у круглого столика. Его светлого шелка одежды были похожи на те, в которые вырядили меня служанки. Только рубаха, с длинными разрезами на бедрах, была длиннее и доходила почти до колен. Девушки после поклонов удалились. Мы остались вдвоем. От курильницы, стоящей у окна, вился ароматный дымок.
— Присаживайся, — кивнул мне Трисветлый.
Я приблизилась и уселась к столу.
— Вы хотели видеть меня?
— К чему эти церемонии? Я же разрешил тебе называть меня на «ты». Мы скрепили нашу дружбу поцелуем. Ты помнишь?
— Во сне не считается, — покраснела я.
Его фиалковые глаза ничего не выражали.
— Ты голодна? Угощайся.
Я обвела взглядом стол. Сыр, фрукты, тоненькие кусочки вяленого мяса, прозрачный напиток в фарфоровых сосудах, на поверхности которого плавали розовые лепестки, пресные хлебцы, ракушки с комочками чего-то малоаппетитного. Я схватила лепешку.
— Благодарствую.
Жевалось с трудом, кажется, в купальне я приложилась скулой о мрамор.
— Вина? — Хозяин протянул мне бокал с рубиновой жидкостью. Я покачала головой:
— Что-то не хочется…
Ни беседы, ни трапезы у нас толком не получалось. Я не знала, на сколько хватит действия бодрящего кафа, поэтому с хмельным решила не рисковать. Взяв фарфоровую плошку, я понюхала содержимое и осторожно отхлебнула. Ив рассмеялся:
— Это вода для омовения рук.
Я допила до дна и отставила посуду.
— В ней же еще никто ничего не мыл?
Он опять рассмеялся.
— Прости, я не подумал о том, что некоторые обычаи моей родины могут быть тебе незнакомы. Смотри, это устрицы.
Он взял одну из ракушек и серебряной двузубой вилочкой достал из нее комок полупрозрачного мяса.
— Лакомство это более всего ценится влюбленными, ибо тайное свойство его — разжигать страсть.
— Страсть к познанию во мне уже проснулась, — сообщила я, следуя примеру хозяина.
Несмотря на отвратный внешний вид, устрицы оказались довольно вкусными. Мясо не мясо, рыба не рыба… Хорошо еще, мне вовремя показали, как его есть, а то с меня б сталось саму ракушку оприходовать. Недаром в народе говорят, что голод лучшая приправа. Я, равномерно работая челюстями, отдавала должное предложенным разносолам. Чувствовала я себя уже получше, даже страх куда-то исчез, уступив место любопытству. Зачем я нужна Иву? Дракона не приручила, да и где он теперь, этот Дракон? Я поискала взглядом, чем бы запить еду. Вино просвечивало сквозь тонкие стенки бокала. Вкусное, наверное. Я, под пристальным взглядом Ива, выпила воду из второй рукомойной плошки. А вот еще интересно, Влад ему зачем?
— Отвести тебя к бассейну? Будешь пить прямо из него? — Сарказм в голосе Трисветлого скрывал раздражение.
— Благодарю, я закончила трапезу, — покачала я головой, колокольцы на косах задорно звякнули. — И готова к серьезному разговору.
Чем хороша была моя новая одежда, так это удобством. Я откинулась на подушке, подтянув колени к подбородку, пальцы рассеянно перебирали тонкую ткань рубахи. Мне было хорошо и спокойно, я чувствовала себя в безопасности. Где-то вдали невидимый музыкант пощипывал струны лютни.
— Я должен задать тебе ритуальный вопрос, — сухо начал Ив. — Ты хочешь служить моему богу?
Мне показалось, что ответа от меня ждет не только и не столько мой собеседник.
— Я не хочу служить богам.
— Что ж, ты сделала выбор. — Ганиэль поднес к подбородку сплетенные пальцы, вся его поза выражала задумчивую сосредоточенность. — А теперь я расскажу тебе одну историю. Тебе должны нравиться… Как у вас называют небылицы, которые передают из уст в уста долгими вечерами?
— Сказки. Я люблю их.
— Сказка, которую я тебе поведаю, началась давно и не в вашем мире. А ты должна знать, что во вселенной существует множество обитаемых миров…
Дождавшись от меня утвердительного кивка, Ганиэль продолжал:
— Так вот, этот другой мир был прекрасен. Золотистый песок искрился под голубым солнцем, зеленые волны океана были полны жизни… А какая там была магия! Она струилась по земле подобно прибрежным туманам, она потрескивала язычками пламени в очагах, она… Ее было даже слишком много. И еще в этом мире жил бог. Это был хороший бог, справедливый и могучий. Он помогал жителям того мира, направлял и оберегал их. Они платили ему благодарностью, ведь людям надо во что-то верить. К шпилям храмов возносились молитвы и песнопения, и всегда полыхал в жертвенниках благодатный огонь. А потом этот мир стал умирать. Понемногу из него стала утекать магия, а вместе с ней и жизнь. Бог ничего не мог сделать. Ибо не в его власти было остановить быстротекущее время. И тогда он поведал людям о скорой гибели их мира.
— Возвестил? Предсказал? Поэтому вы и вещуны?
То, что Ив делится со мной историей о своем божестве, сомнений у меня не вызывало. Мне было лишь непонятно, чем я заслужила эту сказку. И еще было очень-очень интересно.
— Это вы нас так называете… Я никогда не задумывался почему.
Трисветлый отвечал обиженно, поэтому я решила больше не перебивать, только подалась всем телом вперед, чтоб не упустить ни словечка из чудного рассказа.
— Люди приняли весть стойко. Они не боялись конца, потому что потом им была обещана лучшая, вечная жизнь. Единственным, что мешало достойному ожиданию смерти, была забота о боге. Ибо его на той стороне жизни не ждало ничего. И тогда лучшие умы и самые могущественные маги мира создали артефакт — ключ между мирами, который позволял их божеству уйти, не дожидаясь конца. И бог ушел…
— А тот мир? — Я все-таки не выдержала. — Он все-таки погиб? А люди, которые там остались, получили обещанную вечность?
Ганиэль пожал плечами и не ответил.
— Вместе с богом ушли несколько доверенных жрецов. Мы скитались среди звезд, иногда находили пристанище в каком-нибудь мире, но в каждом из них были свои боги, и они не были рады нам. И вот наконец мы явились сюда…
— А у нас богов, что ли, мало? Да я прямо сейчас пару десятков могу назвать, а про скольких я еще и слыхом не слыхала!
— В том-то и дело. Здесь их много. Одним больше, одним меньше… К тому же мы все равно не сможем отсюда уйти — у нас нет ключа. При последнем переходе артефакт раскололся…
Тишина, наступившая с последним словом Трисветлого Ива, не была гнетущей. Я обдумывала только что услышанное. Ни вещунского бога, ни самих вещунов мне жалко не было нисколечко. Сочувствие вызывал только оставленный ими мир, а точнее, его обитатели. Если Трехликий был таким справедливым божеством, как его только что мне описали, он должен был либо уйти, забрав всех своих людей с собой, либо остаться с ними до конца. Потому что власть — это не только право на поклонение, но и обязанности перед своими последователями.
— Я так понимаю, это еще не вся сказка?
— Это зачин, — кивнул Ганиэль. — Как вы говорите, присказка.
Он медленно отхлебнул вино, поставил бокал на стол.
— Ты уверена, что хочешь услышать продолжение?
— А каково ваше желание?
— Да или нет, девочка. Это просто. На любой вопрос можно ответить «да» или «нет», сделав выбор, завязав узелок вероятности, выбрав свою дальнейшую судьбу.
— Не на любой! — вздернула я подбородок. — Зачем вы меня сюда притащили? Для чего вернули мне память? И за каким лешим вы вообще вмешиваетесь в мою жизнь? Ну что? Да или нет? Вы можете ответить на мои вопросы столь односложно, Светлейший?
Он вскочил и бросился ко мне. Я только пискнула, когда его длинное тело прижало меня к подушке.
— Я же просил называть меня на «ты».
Рот его был сухим и горячим. Когда Ганиэль отстранился, по его подбородку текла моя кровь: только начинающая подживать ранка опять открылась.
— Что ты теперь скажешь?
Я схватила со стола бокал, отпила, только бы смыть вкус чужого неправильного поцелуя:
— Ты победил. Ты сильный. Не трогай меня больше, пожалуйста!
— Когда я возвращал тебе память, ты не была столь целомудренна.
Я покраснела. Вопить знакомое «во сне не считается!» было опрометчиво. А то вдруг он мне вдругорядь примется что-то доказывать. Они-то в своем храме вообще на плотских утехах повернуты, как я погляжу. А чем я его отгонять буду, если он в раж войдет? Подвеской с ракшасом размахивать? Оружия-то у меня больше никакого нет. Я заполошно схватилась за грудь. Кругляш подвески жег пальцы.
— Покажи.
Ив твердо взял мои запястья, руки безвольно опустились.
— Так вот каким образом вы победили ракшаса! Арадские братья до сих пор пребывают в растерянности.
Ганиэль резко дернул кулон, цепочка звякнула и порвалась.
— Тебе это больше не понадобится.
Я проводила так и не пригодившееся оружие грустным взглядом. Ай, было бы отчего горевать! Я же все равно не знаю, каким образом эта штука активируется.
— Пользуйся на здоровье.
Ив странно на меня посмотрел, сжал кулак и через мгновение продемонстрировал мне горстку пепла на ладони.
— Ты его отправил обратно? — с любопытством спросила я.
— Слишком далеко от разлома, я его уничтожил.
— А разлом, стало быть, у нас в Араде? Что это вообще такое?
— Тонкое пространство. Бывают в вашем мире и такие места, где ткань реальности ветшает… Кстати, именно поэтому для всех лучше, когда волчьим княжеством правит колдун.
— Понятно, — кивнула я. — А ты не хочешь мне поведать, для каких целей тебе этот самый колдун понадобился?
— Хочу. Именно об этом я расскажу тебе во второй части нашей истории…
Михай осторожно провел рукой по поверхности гобелена. Кончики пальцев кольнуло. Значит, переход активен, Дарина при любой опасности может сбежать к нему. Боярину нужно было возвращаться к делам. Хотя какие могут быть дела? Лавировать между двумя разозленными женщинами, не попадаясь ни одной из них на глаза? Выиграть время, пока верные ему люди снимут все патрули городской стражи и оцепят казармы? Что ж, такая задача ему по силам. Тем более что он уже не первый день играет со всеми в прятки. Спальня Влада оказалась идеальным укрытием. После того балагана, который устроила здесь накануне властолюбивая вдовушка, никто и не думал заходить в опустевшие покои.
— Срочные известия, боярин! — В опочивальню господаря вбежал Сорин, десятник Драконьей своры. — Еле тебя нашел, пришлось след брать.
— Какие новости? — Михай уселся на кровати, рука привычно попыталась нащупать прохладный бочок фляги.
Сорин проследил за его жестом:
— Ты у невесты в комнате пойло свое забыл. Кстати, стражники до сих пор вповалку в коридоре спят.
— Как проспятся, всех выпороть и к остальным — под арест, в казармы. Что там стряслось?
— Гости к нам издалека пожаловали.
— Посольство из Слатины? Не рановато?
— Бери выше. Квадрилиум отряд магов прислал. Они еще вчера в Варколаре объявились. Мы бы и раньше узнали, только почтовый голубь не долетел. Они, видать, сразу голубятню чарами накрыли, чтоб информация не просочилась. Сейчас стоят у ворот, требуют выдать им метрессу Лутецию Ягг.
Михай тряхнул головой:
— А чего мы ее не отдаем? Кто это вообще такая?
— Их предводитель портретом размахивает. Ну одним из тех, с которыми ты ветреницу свою искал. Судя по всему, она та самая метресса и есть.
Боярин на минуту задумался. Маленькая рутенская ведьма. Ее робость перед Драконом, недомолвки, старинные артефакты, которые девочка таскала с собой в холщовой суме…
— А ведь я дурак, — сообщил он Сорину. — Конечно, не больший, чем Влад, но тоже хорош. Бабушка ей не велит… Нет, чтоб сразу выяснить, кто у нас бабушка.
Десятник ничего не понял, но радостно кивнул. Самоуничижение начальства было ему приятно.
— Чего делать-то будем?
— Отряд большой?
— Драконья дюжина. Три боевых квадры и командир. Судя по виду, огневик.
Михай вскочил:
— Вели открывать ворота!
— А что с домной Димитру?
— Скажешь, мы на военном положении. Пусть у себя побудет — рукодельем займется. И, Сорин, под шумок надо будет Костина Радулеску убрать.
— Совсем?
— Для начала в темницу. Пусть посидит пока за попытку переворота. Я потом указ нужный подпишу.
Колокол главной башни ударил дважды.
— Арад наш! — широко улыбнулся Сорин. — Зачистка окончена.
— Самое время политесы разводить. Распорядись там, чтоб магов разместили с подобающими почестями. И аудиенцию в Гербовом зале организуй, чтоб все честь по чести. — Михай пошел к двери. — Знал бы ты, как в такие моменты мне Дракона не хватает. Я же воин, а не царедворец.
Мужчины вышли. Некоторое время ничего не происходило. Потом из-под кровати вылетело облачко серой пыли.